Эми,
Вот лагеря, про которые я тебе говорил. Думаю, дети будут от них в восторге.
Я надеюсь, что и ты тоже отлично проведешь время в Нью-Йорке. Вынужден признаться – когда мы в первый раз поговорили про то, что дети останутся на лето со мной, я представлял, что ты будешь в пяти минутах езды – на случай, если ноша окажется для меня непосильной. Но это было бы нечестно по отношению к тебе. Веришь или нет – я действительно хочу, чтобы ты была счастлива.
Еще кое-что. Мне очень неудобно писать об этом по мейлу, но не думаю, что тебе больше понравилось бы говорить об этом по телефону, так что… я хочу, чтобы ты знала, что между мной и Марикой больше ничего нет. И уже давно. Я только что получил выписку по карте и понял, что произошло. Я извиняюсь за стресс, который я, вероятно, причинил тебе, не убрав ее карту со своего счета. Вчера я это сделал. Как бы там ни было, наши с ней отношения были… заблуждением. Больше у меня никого не было. И теперь я планирую направить всю свою нерастраченную энергию туда, где ей и место, – на мою семью.
Удачи в Нью-Йорке! Передавай привет Талии!
Джон
Когда я сообщаю Талии, что хочу вернуться в Нью-Йорк, она говорит, что это прекрасно, потому что ей срочно нужен человек, который присмотрит за ее квартирой. Потом она что-то говорит про то, что, когда делаешь в жизни шаги в нужном направлении, Вселенная вознаграждает тебя и облегчает твой путь. Я спрашиваю ее, какие именно правильные шаги она делает в жизни, и она говорит: «Я говорю про тебя, дурочка». Я вспоминаю письмо Джона. Конец его отношений с Марикой – это дар Вселенной? Если и так, я не ощущаю сильной благодарности. Скорее, я еще больше запутываюсь.
– Вселенная дарит тебе полуторакомнатную квартиру в единоличное пользование на все лето. А на меня у нее, судя по всему, другие планы – жаркие и потные. – Этим Талия хочет сказать, что в южных штатах у «Pure beautiful» не очень сильные позиции. – Рекламщики говорят, что мы слишком уж северные и нам нужно наладить контакт с «Настоящей Америкой».
– Какой модный журнал может похвастаться контактом с «Настоящей Америкой»? – спрашиваю я.
– Я им сказала то же самое! А они мне ответили, чтобы я привезла костяк команды в Майами и – что еще менее реально – отработала там три зимних выпуска и провела несколько мероприятий для журнала.
Очевидно, она не в восторге от этой идеи. Талия любит Нью-Йорк, и может, даже – это не точно, но возможно – она считает, что цивилизация заканчивается берегами Гудзона.
– А вдруг тебе там понравится, – подначиваю ее я.
– А вдруг. Но пока меня не будет, офис оккупируют аналитики и консультанты и будут высчитывать, как же сделать так, чтобы журнал приносил деньги. И совсем не обязательно, что они решат его развивать. Бумага и чернила вымирают. Эта командировка означает, что в будущем может и не оказаться места для моего маленького красивого печатного издания.
– Что же ты будешь делать? – беспокоюсь я.
– Не переживай, Эмич, я всегда могу позвонить Саймону.
При упоминании о ее неприлично богатом, но в остальном совершенно неинтересном бывшем ухажере я бледнею. Она усмехается.
– У меня же договор. Я выйду из воды сухой – в конце концов, перейду в онлайн. Это неизбежное развитие событий. Я просто наслаждаюсь последними днями, пока это возможно.
– Не уходи. Оставайся и бейся за журнал.
Она упаковывает вещи, обещая вернуться на выходные. Успокаивая себя, она говорит:
– В любом случае, никто не сидит в августе в Нью-Йорке. Только Эми Байлер, – и, смеясь, исчезает за дверью.
Я не хочу смиряться с мыслью, что на работе у Талии нестабильно. Мне было так легко убедить себя в том, что ее жизнь – идеальна, с какой стороны ни посмотри. И в самом деле, глядя на нее, одинокая бездетная жизнь казалась чудесной. Но очевидно, что и она способна управлять своей собственной судьбой ничуть не больше меня. Она тоже сталкивается с действиями других людей, набивает шишки. Просто в этом процессе она выглядит намного лучше.
Итак я оказываюсь в Нью-Йорке одна. Прелесть – а может, в чем-то и проклятие – одинокого родителя состоит в том, что ты никогда не остаешься один более чем на три часа. Редкими вечерами, когда я иду куда-то без детей, я встречаюсь с Линой или с кем-то из подруг, и мы без остановки болтаем за бокалом вина. Если Кори куда-то уходит вечером, я либо с Джо на том или ином соревновании, либо проверяю тетради дома, пока он с друзьями играет в стратегию и ест пиццу. Когда Джо уходит к другу в субботу вечером, мы с Кори идем в кино на фильм, на котором Джо заснул бы еще на стартовых титрах, или она тащит меня куда-нибудь еще. Если бы я не ввела правило, что вечера будних дней мы проводим дома, Кори уходила бы куда-нибудь каждый вечер. А вот Джо – домосед. Одним словом, я никогда не оставалась одна.
А теперь, впервые, в квартире только я. Совершенно одна. Если захочу, могу весь день ни с кем не разговаривать. У меня будет время на то, чтобы поразмышлять и порефлексировать, развлекаться или тренироваться до тех пор, пока каждая клеточка моего тела не наполнится эндорфинами. Я могу отыскать самый вкусный рогалик в Бруклине, обедать с белым вином на Манхэттене, обойти все библиотеки и книжные магазины в этом огромном городе.
Я могу устроить своим красивым волосам и одежде массу приключений. Я могу ходить по магазинам в Сохо и не чувствовать себя там не в своей тарелке. Могу флиртовать с барменами. Могу читать книжки в парке. Я могу… целое лето делать все, что мне заблагорассудится. Ого!
Я плюхаюсь на гостевую кровать в квартире Талии и думаю: Так, Эми. Что же ты хочешь делать со всей этой свободой? Пойти в Чайнатаун? В музей Клойстерс? Прокатиться на пароме до статуи Свободы?
Нет, нет и нет. На первом месте в моем списке – только одно дело. Точнее, один человек: один очень красивый библиотекарь.
Сев писать ответ Дэниэлу, я понимаю, что мой первый импульс не сильно отличается от подростковых импульсов моей дочери. Мне хочется писать Лине, Талии, Кори и, может, даже Мэтту, чтобы обсудить тысячи вариантов интерпретации его сообщения, а потом тысячи разных вариантов ответа. Но вместе с тем у меня внутри есть что-то, что меня ведет – что-то тихое, спокойное и уверенное. Когда наутро после нашего свидания я отправила Дэниэла восвояси, то ощущала странную смесь победы и стыда, приправленную страхом.
Теперь же все иначе. Я в Нью-Йорке не на неделю, а почти на три месяца. У меня есть время исполнить все свои желания. А мое сердце желает библиотекаря. И я решила, что удовлетворить это желание – совершенно безопасно. У Дэниэла есть взрослая дочь, которая учится в одной из лучших школ Нью-Йорка, отличная работа здесь же, а значит, он не представляет собой реальной угрозы моей эмоциональной стабильности. Шансов на то, что у нас сложатся долгосрочные отношения, – ноль. При условии, что он испытывает ко мне интерес, он – самый безопасный вариант летнего мимолетного увлечения, о котором я могла бы мечтать.
Поэтому вместо бесконечных споров с собой, прокрастинации и других способов лишить себя счастья я решаю просто ответить ему, как взрослая женщина. Я снова открываю его послание: «Ты выгоняешь меня из постели еще до рассвета, и единственный шанс тебя найти – идти по следам в Твиттере? Теперь я понимаю, как чувствовал себя Прекрасный Принц».
Я пишу: «Простите, ваше прекрасное высочество, но то маленькое приключение выбило меня из колеи. Не знала что и думать про нашу невозможную ситуацию – мне нужно было возвращаться в Пенсильванию, ты – в Нью-Йорке. Но с тех пор мои планы изменились и я все лето проведу в Бруклине. Простишь меня?»
Нажимаю отправить и закрываю лэптоп. Рассчитываю, что ответ придет через день или через три – сколько составляет стандартный срок ожидания в таких случаях? Но уже через десять минут приходит новое уведомление. Дэниэл отвечает: «Согласен. Ситуация совершенно невозможная. Но я думаю, что все равно было бы хорошо встретиться, пока ты здесь. К тому же у меня столько новых мыслей насчет твоей флекстологии. Давай встретимся на следующей неделе в тихом книжном пабе в Верхнем Вест-Сайде?»
Раз он не собирается играть в неприступность, то и я не буду. Пишу ему: «Конечно. Присылай место и время». И через несколько минут добавляю: «Жду с нетерпением!»
Вот. Посмотрите на меня, какая я продвинутая. Договариваюсь о свидании с мужчиной, с которым намереваюсь спать вне рамок формальных отношений. Я современная женщина! Я Глория Стайнем и Хелен Герли Браун в одном лице. И еще та повернутая на сексе из «Секса в большом городе». Но когда мы встречаемся, все мои планы рушатся буквально в одночасье.
Бар «Мертвый автор» – длинный и настолько узкий, что вокруг бильярдного стола в самой его глубине еле-еле хватит места, чтобы отвести кий. Сломанный музыкальный автомат с пыльными записями AC/DC и Smashing Pumpkins, три высоких стола – один спереди и два сзади, декорированный страницами из романов потолок – страницы вырваны из книг и держатся на нем за счет карандашей и дротиков дартс. Я не знаю, как они держатся, но они держатся. И потолок этот настолько высокий, что трудно сказать, из каких книг эти страницы – расположенные в хаотичном порядке и пронзенные в самое сердце. Массивная барная стойка из темного дерева кажется устроенной в настоящем книжном шкафу, и когда я подхожу к ней, то упираюсь ногами в целый книжный ряд. Опускаю руку под столешницу и наугад вытаскиваю книгу. Это потертый экземпляр «Над пропастью во ржи». Эх. Беру другую. Снова «Над пропастью во ржи», но в другой обложке и другого издания. Не в силах сдержать любопытство, я слезаю с высокого табурета и смотрю на верхнюю полку книг. На 75 % она вся состоит из «Над пропастью во ржи». Еще 20 % – «Фанни и Зуи». Оставшиеся 5 % – совершенно случайная подборка никчемных книг, изданных около тридцати лет назад: пособия по ловле рыбы, постные рецепты и готические романы.
Что ж. Значит, придется читать «Над пропастью во ржи». Я переворачиваю обложку, читаю легендарную первую строчку, издаю безмолвный стон и смотрю вдаль в надежде на скорое появление Дэниэла. Возможно, это кощунство, но я больше не задаю ученикам это произведение. На мой взгляд, время его не пощадило. А вот «Дэвид Копперфилд» – книга, которую я могу часами читать в баре. Достаю блокнот и пишу: «Хорошо быть тихоней» v. s. «Над пропастью во ржи». Далее пишу: Современные версии «Дэвида Копперфилда»? Надеюсь, я пойму ход своих же мыслей, когда открою эти записи в августе перед началом учебного года.
Еще через несколько минут ко мне подходит девушка-бармен.
– Что вам принести? – спрашивает она, и я вспоминаю, что уже десять минут не вношу арендную плату за табурет, на котором сижу. Я смотрю на батарею бутылок за ее спиной. Ага. Там целый ряд ржаного виски. Теперь мне все ясно.
– Наверное, я буду «Манхэттен». Это единственный коктейль на основе ржаного виски, который я знаю.
Она чуть наклоняет голову.
– Все, что вам нравится на солодовом виски, можно сделать из ржаного.
– Да? И виски «Сауэр»?
– Кстати, да, получится отлично, если делать по оригинальному рецепту. Какой из ржаных виски?
– Удивите меня, – пожимаю плечами я.
Она снимает красивую бутылку, берет стопку и наливает мне чуть-чуть на пробу.
– Это канадский «Whistle Pig».
Я делаю глоток, изо всех сил стараюсь не закашляться и киваю ей.
– Отличный вкус, – вру я. На самом деле на вкус это что-то среднее между жидкостью для снятия лака и карамельным соусом. – Это ваш бар?
– Ага.
– Открылись в 2010-м?
– Ага. А как поняли?
– Называется «Мертвый автор». Сэлинджер умер в 2010-м.
– Вы только что сэкономили четыре бакса, – говорит она и показывает на объявление.
СЧАСТЛИВЫЙ ЧАС: ДЛЯ БОТАНОВ СКИДКА 50 % ДО 19 Ч.
Я смеюсь.
– Как вы узнаете, что перед вами ботан?
– Они всегда себя проявляют так или иначе, – говорит она, ставя передо мной коктейль. – Вы будете заказывать что-то еще?
В этот момент в бар заходит Дэниэл. У меня останавливается сердце.
– Да. Еще один для вот этого не менее занудного красавца.
– Ого, а это уже сексуальный ботан, – подмигивает она мне. – Желаю приятно провести время.
Дэниэл приставляет табурет. На нем джинсы и однотонная футболка терракотового цвета. Через плечо – большая сумка. Футболка обтягивает его в груди и свободно висит в талии. Он похож на папу из одного сериала с разнообразным этническим составом героев. Короче говоря, он – мечта.
– Прости, что опоздал, – извиняется он, а я начинаю думать, будем ли мы обниматься, или целоваться или каким-то иным образом приветствовать друг друга. Да, наверное, целоваться – это слишком. Я тяну к нему руку, но наши табуреты слишком далеко стоят. В конце концов мы неловко даем друг другу пять. Я нервно смеюсь. Он нереально красив.
– Ты пришел в идеальное время – я как раз успела заработать нам скидку, – говорю я, понемногу приходя в себя, и показываю ему на объявление.
Он улыбается и кивает.
– Молодец. А я думал, что, может, нужно заранее тебя предупредить, чтобы ты не маскировалась, но потом решил, что риск этого ничтожен.
– Большое спасибо!
– Ты же женщина, которую можно соблазнить походом в книжный магазин.
– Я не соблазнилась. – Я задумываюсь. – Ну, может, немножко.
Дэниэл улыбается одними уголками губ.
– Эми.
– Да?
– Я очень рад снова тебя видеть. Рад, что нашел тебя.
– Я тоже.
– И я рад, что ты сказала про нашу невозможную ситуацию. Нужно это проговорить. У тебя жизнь проходит в одном месте, у меня – в другом. Романа не будет.
– Ну, да… Подожди… романа не будет?!
Дэниэл как-то странно на меня смотрит.
– Ты в конце лета возвращаешься в Пенсильванию, так?
– Да. Но это будет еще через несколько месяцев. – Вдруг я чувствую себя очень по-дурацки. – Я просто думала… – А что я думала? Что у нас будет краткосрочный роман, а потом мы пожмем друг другу руки и я вернусь в свою настоящую жизнь? Такой план вряд ли будет ему по душе.
– Я не хочу быть твоим мимолетным романом, – говорит он, странным образом читая мои мысли. – Для меня это будет тяжело.
– Да? То есть да. Да. – Я не знаю, что еще сказать. – Но знаешь, мне кажется, это ты начал наш такой легкомысленный роман. Если уж смотреть на него с исторической перспективы…
– О да, историческая перспектива играет первостепенную роль, – иронизирует он. И вообще, кажется, что он не испытывает ни малейшего дискомфорта в этой запутанной ситуации. – Тогда я совершенно не знал, что ты на мамспринге.
– О. Ну, если уж на то пошло, то и я тоже.
Он улыбается, и его обаятельная улыбка освещает самые глубины нашего откровенного разговора.
– И если ты извинишь меня за дерзость, тогда я еще не предполагал, что между нами возникнет такая невероятная химия… – И он делает забавные медленные движения руками, явно символизирующие соединение. – В горизонтальной плоскости.
Меня бросает в жар.
– Было выше среднего, да? Мне просто не с чем сравнить в последнее время.
Он запрокидывает голову.
– Было гораздо выше среднего. Это был секс уровня «выше ожидаемого».
– В-уровень? – спрашиваю я, ловя его намек на систему оценок в Хогвартсе∗.
– В. Возможно, даже П. В любом случае, я считаю, что нет смысла время от времени встречаться с женщиной, с которой был Превосходный секс. Здесь должно быть либо все, либо ничего.
Я вздыхаю. Значит, не будет ничего.
– Тогда зачем ты мне написал на Фейсбуке?
– Чтобы быть на связи, конечно же.
– Как друзья?
– Да. Именно. Встретиться за коктейлем. – Он поднимает свой стакан. – Поговорить о книгах. Насладиться компанией.
– Но все это мы делали в прошлый раз. И смотри, чем все закончилось.
Он понимающе кивает.
– Да, все верно. В будущем нам придется следить за собой и не снимать одежду.
– Или, – говорю я, удивляясь тому, что собираюсь сказать, – мы можем просто посмотреть, что будет.
Дэниэл не соглашается.
– Нет, правда. Я не много встречаю женщин, с которыми у меня так много общего и которые настолько… – Он замолкает и не заканчивает фразу. – Когда ты уедешь домой, в свою семью, я останусь с носом. При таком сценарии мне будет очень больно.
Я понимаю, что он говорит это серьезно, поэтому не настаиваю, хотя и очень разочарована.
– Ок. Тогда в одежде. Однозначно.
– Так что этим летом мне не придется тихонько выбираться из разных Нью-Йоркских отелей, – шутит он.
Нет?
– Да, так нехорошо, – вру я. – К тому же мне не терпится услышать, что ты хотел сказать мне про флекстологию.
– Да? Не терпится? Я очень сильно этому рад, потому что у меня куча идей. Мой ноутбук уже взрывается от их количества. Может, нам будет удобнее углубиться в тему за столом?
Я думаю про красивое кружевное белье, скрытое под вязаным платьем в стиле casual, и украдкой вздыхаю.
– Конечно, давай углубимся, – произношу я максимально по-дружески. – Давай… поговорим о грамотности.
Мы берем свои стаканы и пересаживаемся за высокий столик между баром и бильярдом. Дэниэл достает лэптоп и показывает мне впечатляющего размера таблицу с названиями книг, для каждой из которых указаны авторские права, уровень сложности и основные темы. Около часа мы говорим о преподавании, читательских уровнях и литературных канонах. И все это время у меня на задворках сознания спорят два нейрона. Нейрон № 1 – просто дьявол. «Что за дела? Она же уже должна заниматься с этим чуваком сексом!» – кричит он.
А Нейрон № 2 не согласен: «Шшш… Все замечательно. Романтические отношения исчерпали бы себя за несколько месяцев, и, скорее всего, страдал бы не только он».
Нейрон № 1 раздражен: «Все впустую! Взгляни на него. Он же тянет на 8,5 из 10. Даже, может, на 9 из 10. И это по нью-йоркской шкале. В Пенсильвании это, считай, четыре тысячи».
Нейрон № 2 непреклонен: «Он слишком привлекателен. И слишком умен. Слишком рассудителен. Он может закрутить роман с кем захочет. Этот пусть лучше останется другом».
«Другом?! Разве не Шекспир написал: “Лучше заняться сексом и потерять, чем вовсе не заняться сексом?” – спрашивает нейрон № 1.
«И ты еще называешь себя библиотекарем! – отвечает нейрон № 2. — Тебе нужно немедленно заглянуть на полку 8.20».
– Мне нужно, – неожиданно говорю я вслух, – купить учебник по неврологии. – Два моих нейрона тут же замолкают. Дэниэл озадаченно смотрит на меня. – Прости. Наверное, у меня мозг отключился.
Он понимающе кивает, но, к счастью, не умеет читать моих мыслей.
– Я понял. Действительно, я перебрал с количеством информации. Но – веришь или нет – мне кажется, отсюда вполне можно начать. Посмотри: пять разных шкал, которые покрывают все выделенные тобой тематические области. Если мы сможем получить бесплатный доступ к этим книгам или найдем деньги на их покупку, этого будет достаточно, чтобы провести масштабную пилотную программу. Как только мы скажем об этом где-нибудь, независимые и частные школы в очередь выстроятся, чтобы принять участие.
– Проблема в том, что нам придется просить школы заплатить за электронные книги, из которых в 75 % случаев будет прочитана всего одна глава, – озвучиваю я проблему, не опуская при этом руки. – На это никто не пойдет. Не говоря уже о том, что мало где в школах есть достаточно электронных книг, чтобы осуществить мою идею. Получается, что нам доступны только самые богатые школы. Но, если мы не проведем тест в менее обеспеченных заведениях, как мы будем знать, сработает ли программа для необеспеченных детей?
Дэниэл хмурится.
– Может… – начинает и тут же осекается он. – Ты права. Городские школы бедны, и у нас уже есть сотня экземпляров «Алой буквы».
– Ни черта это не поможет никому! Ненавижу «Алую букву».
– Внимательно смотри, кому ты это говоришь, – улыбается Дэниэл. – В определенных педагогических кругах тебя могут заставить носить на груди красную букву Е как еретичку.
– Дэниэл, ты круто выглядишь, но я-то знаю, что ты такой же книжный задрот, как и все мы.
– Думаешь, я круто выгляжу? – оживляется он.
– Думаю, да.
– А ты хотела бы что-то крутое со мной поделать?
«Например, заняться сексом?» – спрашивает мой мозг.
– Как например? – спрашивает мой рот.
– Летом в Нью-Йорке вариантов великое множество. Но я подумал…
– Да?
– Та-дам! – Театральным жестом он достает из нагрудного кармана два билета. – Как ты относишься к бейсболу?
От удивления мои глаза готовы вылезти из орбит. Бейсбол – последнее, что было у меня на уме. Но сейчас, обдумывая этот вариант, мне трудно представить себе что-то более подходящее для этого великолепного солнечного дневного вечера. Вместе с этим умным, интересным и очень привлекательным мужчиной мы пойдем на стадион и будем сидеть вместе, пить светлое пиво и есть хот-доги. Я наконец-то начала понимать своего доброго ангела и причину, по которой нам с Дэниэлом лучше остаться просто друзьями. Я еще не разведена, и маленькая, глупая, бестолковая частичка меня не хочет развода. Получается, я несу за собой целый сундук своего брака. Сексом я могу заняться с кем угодно. А с таким достойным человеком, как Дэниэл, дружба представляется более подходящим вариантом.
– Мне кажется, что бейсбол – это отличный повод посидеть на солнышке с новым другом, – улыбаюсь я.
– Тебе очень пойдет бейсболка. – Его глаза излучают радость, и я расплываюсь в улыбке. – Эми, я так рад, что познакомился с тобой.
– Я тоже, – говорю я пересохшими губами.
– Знаешь, мне уже давно не хватает друзей. Но когда ты один воспитываешь подростка и много работаешь с детьми, возможностей для социализации практически не остается. И вот откуда ни возьмись ты со своей мамспрингой…
– Ее не существует. Это просто слово, которое выдумал журнал, чтобы продать тираж.
– И вот откуда ни возьмись – ты со своей мамспрингой, – повторяет он, словно не слыша меня. – И ты любишь детей и книги, и с тобой невероятно легко говорить. И ты любишь бейсбол!
– Я не люблю бейсбол. Вернее, я, может, и люблю его, но я об этом не знаю, потому что ни разу не смотрела игр. Но я люблю делать что-то новое. Особенно на улице в такой замечательный день. И особенно – с тобой», – про себя добавляю я.
– Этого уже достаточно! Я куплю тебе арахис и попкорн. Вернее, или арахис, или попкорн. Я все-таки школьный учитель. Не будем сходить с ума.
– Не будем, – улыбаюсь я.
На цокольном этаже торгового центра на Пятой авеню располагается чайная, куда женщины заходят пообедать запрещенными рисовыми шариками с креветками и тефтелями из рукколы и другими вкусными, но совершенно несытными блюдами. Благодаря выделенному журналом бюджету мы с Мэттом приходим сюда уже в третий раз с момента моего возвращения в Нью-Йорк. Это место забито под завязку сотрудниками медийных компаний, которые с готовностью платят доллар за каждые десять калорий. Иногда, возвращаясь в офис журнала, я покупаю гигантский уличный крендель с горчицей и наконец наедаюсь.
Пока я поглощаю кашу из семи злаков с морской капустой за 24$, Мэтт говорит, что создал для меня в Пинтересте целую подборку потенциальных кандидатов для свидания.
– Ого! – восклицаю я. Теперь я уже достаточно хорошо знаю Мэтта, чтобы на данном этапе не тратить время на обсуждение того, насколько это странная затея. – Можно взглянуть?
Он передает мне телефон, и я вижу море привлекательных мужских лиц, но все они в возрасте от тридцати пяти до пятидесяти.
– Мэтт, – серьезно говорю я, – ты же сам видишь, что эти мужчины слишком стары для тебя.
Мэтт чуть не давится микроскопическим морским огурцом.
– Эти мужчины? Для меня? Нет. Я уже занят. Я имел в виду тебя.
– Аа. – Я пытаюсь сосчитать, сколько привлекательных мужчин Мэтт мне нашел. Несколько однозначно сексуальны. Что плохого в том, что я схожу на свидание с одним из них?
– Ладно, Эми, перестань. Давай серьезно.
– Очень жаль, потому что мне неинтересно встречаться с тотальными незнакомцами, которых выбрал для меня человек, которого я знаю две недели.
Мэтт пожимает плечами и откладывает телефон. Я немного разочарована – он так легко сдался. Может, я все же захочу еще раз увидеть эти фото снова? На всякий случай?
– Ладно, – сдается он. – Тогда какой план на лето? Тот библиотекарь, про которого ты рассказывала?
– План на лето, – пристально смотрю на него я, – сторожить квартиру твоей начальницы, пока она не вернется, выбирать книги для моей читательской программы, писать авторам и просить у них разрешения бесплатно использовать отрывки из их произведений. И читать вот эти книги, – я открываю приложение «Litsy» и показываю ему огромную виртуальную полку из непрочитанных книг.
– Здесь же, наверное, книг тридцать.
– Да. И это еще не все, – с улыбкой смотрю на него.
– Знаешь, когда у тебя столько книг, нужен человек, который поможет их разложить по полкам. Кто-то типа… красавца-библиотекаря?
– Если хочешь знать, я уже с ним встречалась. Мы решили остаться просто друзьями.
– Он оказался не таким красавцем при ближайшем рассмотрении?
– Ох, если бы. Чем ближе, тем лучше – высокий, брюнет, красавец. Корейский Хитклифф, библиотечный бог секса, папа, которого я бы хотела… Ну, ты понимаешь. Его внешний вид сопоставим со вкусом шампанского с трюфелями.
– Ого. Тогда почему же ты с ним не… ну, ты понимаешь…
– Если честно, – вздыхаю я, – я бы очень хотела и как можно скорее. Но он предложил только дружбу из-за того, что я далеко живу, на мамспринге и все такое. И он, скорее всего, прав. Потому что он не просто красавчик. Он очень обходительный и любит читать почти так же сильно, как я, и у нас столько общих интересов и ценностей…
Я вспоминаю, как легко мне было общаться с Дэниэлом, как незаметно и ненавязчиво он вытянул из меня большую часть моего прошлого за время игры в бейсбол. Как я вдруг рассказала ему о том, как ушел Джон, и про самые тяжелые моменты после этого, и как он отвернулся от бэттера∗ в самый ответственный момент, посмотрел на меня с теплотой и сказал: «Эми, ты крепкий орешек, что все это выдержала». И от того, как он посмотрел на меня – со смесью поощрения и нежности, я почувствовала себя настолько глубоко понятой! В тот момент нас связало что-то опасно волшебное.
– Если мы просто поплывем по течению, расставание в конце лета станет тяжелейшим ударом.
– Хмм, то есть вы просто защищаете себя от переживаний? – хмурится Мэтт. Я киваю. – Но при этом все равно будете встречаться и проводить вместе время?
Я снова киваю. Мэтт строит гримасу.
– Что?
– Думаю, тебе лучше все же взглянуть на ту мою доску в Пинтересте.
– Мне не нужны свидания. Мой график расписан под завязку, а теперь у меня есть целых два новых друга, с которыми я могу встретиться, если мне захочется общения, – и я склоняю голову к нему, моему другу № 1. – Плюс мне очень понравилось то комбинированное занятие по йоге-пилатесу, на которое ты меня записывал, и я однозначно собираюсь туда ходить пару раз в неделю. И еще хотела добавить велотренажер – спин-класс. Они же еще существуют? Помню, обожала эти занятия до того, как появился Джо.
Мэтт берет меня за руку, проникновенно смотрит мне прямо в глаза и делает театральную паузу.
– «Flywheel»! – торжественно говорит он с придыханием, словно раскрывает мне секрет вечной жизни.
– Это теперь так называют спин-классы?∗
Он презрительно фыркает.
– «Flywheel» – это гораздо больше, чем спиннинг. Это и музыка, и свет, и конкуренция, и вызов самой себе. Это фитнес-сенсация, которая изменит тебя изнутри и снаружи. – Его голос затухает, а тон становится почти благоговейным. И вдруг он почти срывается на крик: – Сегодня есть урок! В 18.30! – Замолкнув на мгновение, он тут же щелкает пальцами: – Нам нужно купить тебе обувь.
– Мне не нужна обувь. Я надену кроссовки.
– Обувь и защиту.
– Это что, какой-то контактный тренажер?
– Быстрее. Доедай свою баланду. Мне нужно вернуться в офис к двум, так что у нас всего час на покупки.
Я жадно заглатываю щедрую порцию авокадо размером с половину чайной ложки и дикий рис. Пока я ем, Мэтт что-то яростно строчит в телефоне.
– Чем ты там занимаешься?
– Веду живую трансляцию мамспринги, – беспечно отвечает он.
Я закатываю глаза.
– Кому интересен мой фитнес? Никому!
– Да? Если бы! – Он показывает мне экран. – Кликни на хэштег.
Я кликаю и вижу: люди обсуждают #мамспрингу. Особенно много комментариев о том, как она им нужна.
– Ну надо же!
– Люди заговорили. И им нужна мамспринга. Ты начала тему, теперь мое дело – поддерживать ее.
Мы с Мэттом бежим в спортивный магазин рядом с его офисом. Там – километры суперсовременного спандекса и нержавеющей стали и множество зеркальных поверхностей. Мэтт усаживает меня в отделе обуви и рявкает консультанту:
– Велотуфли Shimano, размер 37, – и говорит мне: – Я сейчас. Какая у нас ситуация со спортивными лифчиками?
Я улыбаюсь: наконец-то! Есть хоть один предмет гардероба, в котором я уверена.
– В этом отношении я полностью прикрыта. – Я поднимаю вверх большие пальцы обеих рук, надеясь произвести нужное впечатление. Если быть честной, до приезда в Нью-Йорк я только их и носила.
Мэтт возвращается через пару минут. Я как раз успела влезть в низкие велотуфли с жесткой подошвой. В руках у него – куча вешалок с эластичными серыми и черными изделиями.
– Как ощущения? – спрашивает он, кивая на туфли.
– Как в странных велотуфлях. Но они мне подходят. Напомни еще раз, почему я не могу пойти в обычных беговых кроссовках?
– Ну, во‐первых, они будут соскальзывать с педалей. Во-вторых, в этих ты будешь выглядеть лучше. Ты же не возражаешь, если в сайкл-студию придет фотограф?
Я сверлю его взглядом.
– Вообще-то я возражаю. Я не забиралась на велосипедное сиденье с тех пор, как протолкнула через узкий родовой канал огромную голову сына. Мне нужно несколько занятий на акклиматизацию.
Он машет рукой в знак согласия.
– Тогда сделаем съемку на следующей неделе, как освоишься, а сегодня ограничимся Твиттером и Снэпчатом. Снимай обувь, заплатим, и мне нужно бежать в офис, пока автоответчик Талии не взорвался. По дороге к кассе выбери бутылку для воды, – показывает он на стойку со спортивными бутылками цвета металлик.
– Я что, буду прыскать водой себе в рот на ходу, как гонщик Тур-де-Франс?
– Было бы хорошо, – улыбается Мэтт. – Отличный бы вышел кадр.
На кассе я предлагаю ему оплатить экипировку из своих денег. Джон как раз перевел мне на прошлой неделе стоимость обучения детей за прошлый семестр. Но Мэтт оттесняет меня от кассы.
– Во-первых, если ты увидишь сумму, у тебя кровь из глаз потечет, – говорит он, доставая корпоративную кредитную карту. – А во‐вторых, я еще не исчерпал лимит бюджета, выделенного на мамспрингу.
– Но…
– Прежде чем ты ввяжешься со мной в спор, который все равно неизбежно проиграешь, давай договоримся, что мы сделаем отличные фотографии, на которых ты будешь пробовать различные фитнес-классы и… еще некоторые другие активности. – Я подозрительно прищуриваюсь на последней фразе, но он не обращает на меня внимания. – Хэштег мамспринга в тренде, как ты могла заметить. Это один из тех редких моментов, когда статья может положительно повлиять на продажи или как минимум повысить нашу популярность. Это уж точно стоит парочки отводящих пот топов.
– Но…
– И я же еще не благодарил тебя за содействие моей карьере? И не советовал заткнуться и быть благодарной за вот это все?
Я смеюсь, сдаюсь и позволяю ему заплатить. Пока кассир проводит его карту, я прокручиваю в голове наш разговор.
– Какие еще некоторые другие активности? Танцы на пилоне?
Мэтт смеется.
– Я тебя умоляю. Этим уже никто не занимается.
– Я уверена, что стриптизерши – еще как!
– Логично. Но я думал про свидания.
– Что ж, – вздыхаю я. – Наверное, можно попробовать, если ты считаешь, что среди тех мужчин есть кто-то перспективный.
– Прекрасно, прекрасно, – кивает Мэтт. Он берет пакет с экипировкой, и мы выходим. – Но, может, ты согласишься немного расширить выборку?
Мне становится любопытно.
– А в чем смысл? Если у меня все сложится с тем, кого ты выберешь, я буду с ним встречаться. А если нет, у меня нет цели купить детям отца.
Мэтт ведет меня по оживленному тротуару.
– Есть и другие причины для свиданий, кроме охоты на мужа.
– О, и ты туда же.
– Это весело. И можно продать побольше журналов.
Я воздеваю руки. И да, возможно, я слишком легко сдаюсь.
– Ладно, хорошо. Пара-тройка свиданий. Но ты сам выбираешь мужчин и обо всем договариваешься и решаешь, что я надену. Я только прихожу на место. Понятно?
– Совершенно понятно. Пара свиданий в неделю до подписания тиража в печать. Спасибо, Эми. Ты просто душка.
– На это я не соглашалась, я сказала…
– И я напишу, где сегодня будет спин-класс. Значит, мы с моей новой подружкой Эми затусим сегодня на «Flywheel». У тебя взорвется мозг.
– Мэтт…
– Мамспрингааа! – кричит он, поворачивается и уходит в офис, оставляя меня на улице в раздумьях, а не подписалась ли я только что на мамагеддон.