Поднявшись наверх, я долго спал. Мне больше ничего не хотелось делать, даже разговаривать с людьми. Не хотелось думать о городе или о девочке на крыше или вместе с Томи просматривать электронные письма Балоша. Не хотелось переезжать в город или отправляться в опасный путь в США. Я хотел спать вечно и не просыпаться в этом мире никогда.

Но я все-таки проснулся. Похоже, просыпаться нам назначено судьбой.

Закончилось тем, что, немного постояв перед новым кабинетом Тани, превращенным в лазарет, я набрался храбрости и постучал. Не знаю почему, но в глубине души я чувствовал, что именно мне следует извиниться.

Изнутри послышались шаги, и Таня вышла в коридор, прикрыв за собой дверь, видимо чтобы не беспокоить Сашу.

– Как он там? – поинтересовался я, успев отступить на шаг назад. – Как Натан?

– У Саши будут проблемы с ходьбой. Она попала ему не в ступню, а задела голень. Жить он, конечно, будет, но вдвоем с Натом до поправки они съедят большую часть нашего запаса анальгетиков. Сейчас дала им обоим снотворное, но нельзя же вечно держать их в отключке.

Оглядев себя, она сняла кухонный фартук, испачканный Сашиной кровью.

– Томи просто беспокоилась обо мне.

– Не надо ее защищать, я знаю. – Таня прислонилась к двери, скрестив руки на груди. – Ну и? Ты оказался прав?

– Нет. Я во многом ошибался.

– Ладно, сейчас не хочу говорить об этом. Давай позже.

– Хорошо.

– Все равно хочешь зайти?

– А можно? – чуть помедлив спросил я.

– Ты же знаешь, ко мне редко приходят просто в гости. Считается, меня нельзя отвлекать, поэтому приходят, только когда болит живот, голова или простудятся. – Она вздохнула. – Немножко раздражает.

– Тогда, конечно, зайду.

Оглянувшись, она впустила меня в комнату, где спал Саша. Забинтованную раненую ногу поддерживала стопка книг, принесенных из бара. Саша лежал на спине и шумно дышал через рот.

– Мы его не побеспокоим? – уточнил я.

Она покачала головой:

– Какое-то время он будет спать. Нат в соседней комнате. Никаких серьезных травм, кроме сильного потрясения, и еще он очень оголодал. Сейчас ему нужно как можно больше жидкости.

Я подумывал сказать ей, что дождь радиоактивен, но какая теперь разница? Новость была гнетущая, а мы все равно уезжали.

Сев на один из стульев рядом с кроватью, она налила немного какой-то белой жидкости в картонный стаканчик и предложила мне.

Я устроился на соседнем стуле рядом с ней и понюхал жидкость:

– Что это?

– Калпол. Детское лекарство, в основном сахар и легкое обезболивающее. Не знаю, есть ли американский аналог.

– А мне зачем?

– Просто так. – Она улыбнулась, налила немного лекарства в пластиковую ложку и выпила ее. – Есть розовый для малышей, он намного вкуснее. Но я его допила.

Я выпил залпом. Калпол оказался густым и тошнотворно сладким, такого мне еще не доводилось пробовать. Но по сравнению со всем, что приходилось есть в течение последних месяцев, он был восхитителен.

– Уговорила, беру свои слова обратно. Он превосходный.

– Пью каждое утро, как апельсиновый сок. Иобари не любят, когда их дети принимают его, поэтому мне достается много.

– И поэтому ты всегда такая спокойная?

– Ага, не, ну, действительно, – она развела руками, – какой вообще смысл быть единственным врачом, если ты не можешь большую часть времени находиться под кайфом?

– Ай-яй-яй, разве можно так себя вести? А еще один стаканчик мне полагается?

– Вот, пожалуйста. – Она протянула мне бутылку и пластиковую ложку.

– Сколько мне позволено до того, как я умру от передоза?

Я с восторгом слушал ее смех. Еще совсем недавно между нами были напряжённые отношения.

– Трудно придумать более стрёмную смерть, чем от передозировки калпола, но уверена, с тебя и такое станется. – Она сделала глоток воды из бутылки, стоявшей рядом с кроватью. – Прости, что мы сразу не сказали о Натане. Нельзя было так давить на вас. Я же знаю, вы с Натом друзья, и ты заслужил узнать о нем сразу.

– Мда, наверное, уже друзья. Хотя, по правде говоря, я как-то не привык иметь так много друзей, которым едва перевалило за двадцать.

– Здесь много молодежи. И среди них я чувствую себя молодой. Иногда даже слишком молодой, словно скучаю по разговорам с кем-нибудь взрослым. – Она улыбнулась. – Кстати, я должна извиниться перед тобой.

– Не стоит, ты действовала рационально. На твоем месте я поступил бы так же, – проговорил я и выпил еще одну порцию калпола.

– Я на твоем – тоже. Мы располагали одинаковой информацией, и я могла допустить, чтобы тебя убили. Наверное, мне стоило чуть больше верить в тебя. Извини.

– Да все нормально. Я ведь тоже чуть не поверил, что схожу с ума.

– И мне не следовало называть тебя психом. – Она приподняла брови. – В свою защиту могу сказать, сумасшедшие белые мужчины – старо как мир.

– Наверное, я и был сумасшедшим.

– Считаешь?

– Меня разбудил голос девочки, который сказал: «Помоги мне». Некоторое время я действительно думал, что со мной разговаривал призрак. Часть меня все еще в какой-то степени убеждена, что мы уже мертвы и это своего рода чистилище.

Таня фыркнула:

– Ну, может, и так, только держи свои голоса при себе.

– Ты-то должна знать, что твой диагноз, возможно, правильный.

– Может, и не должна. Случались и более странные вещи, чем люди, видящие призраков или считающие, что они уже мертвы. – Отпив еще немного воды, она улыбнулась: – Хорошо, что у тебя есть Томас, который сражается на твоей стороне.

– Перестань называть ее Томасом, это несправедливо.

– Я перестану называть ее Томасом, когда ты перестанешь так смешно реагировать на это. – Протянув руку, она коснулась тыльной стороной ладони Сашиного лба. – Температура поднялась, придется теперь сидеть с ним. Может, получится передать его другому врачу, когда мы переберемся в город. Надеюсь, у них есть другие врачи. А может, и настоящая больница.

– Хочешь взять отгул?

– День. Я бы взяла один день. Но пока у меня такой возможности нет. Вот и все. – Она указала на мое лицо: – Кстати, как твой зуб?

Я смущенно прикрыл рот рукой:

– Гм… нормально.

– Зубную боль я бы почувствовала даже в помещении, где полно народу. Кроме того, не знаю, замечал ли ты, что, нервничая, скрипишь зубами. Давай взгляну?

– Можно зайду позже?

Таня строго посмотрела на меня:

– Не говори глупостей, Джон. Нельзя запускать проблему и дальше терять людей. Особенно если этого можно избежать. Поверь, никто не скажет тебе спасибо, если потом ты уничтожишь две трети наших антибиотиков.

– Да я понимаю.

– Нет, серьезно, мне надоело терять людей. Боялась, из этих троих уже никто не вернется, а потом ты и Роб… ну, как-то так. Я не могу спокойно относиться к тому, что все больше людей выходит из строя. – Глядя на Сашу, она накрутила одну из своих косичек на руку, потом наклонилась и подняла с пола телефон: – Хочешь послушать музыку?

– А я могу выбрать?

– Нет.

– Тогда… конечно, хочу.

Она усмехнулась, просматривая свой плейлист, и протянула мне один из наушников:

– Ты уже думал, чем будешь заниматься в городе? Станешь городским писарем?

– Такие тоже нужны, как я и Томи, чтобы вести записи обо всем. Теперь придется более тщательно, чем раньше, сохранять знания. Нельзя во всем полагаться на Интернет.

– Так вот почему ты пишешь от руки, хотя у тебя есть ноутбук?

– Если он умер, то все исчезло. Какая тогда польза? – Я пожал плечами. – Ну, может, кому-то польза и будет.

Зазвучала песня.

– Никогда не слышал, – заметил я.

– Ну, откуда тебе слышать, это же Run the Jewels ! – Она откинула волосы с лица ровно настолько, чтобы взглядом сказать, что и не ждала от меня большего. – Никогда не считала, что жесткий рэп – твоя фишка.

У меня на руках и на затылке волосы встали дыбом, и мне вдруг пришло в голову, что наше поколение, вероятно, никогда не услышит такой оригинальной песни. Нам придется создавать наше собственное искусство, что-то совершенно новое. Уверен, что так и будет, если мы все найдем способ выжить. Это самое большое «если», которое мне пока не хотелось рассматривать: мы пережили конец света всего лишь на два с небольшим месяца. Самое худшее – когда утрата солнечного света убьет все живое, что не выращивалось в теплицах, и радиационное загрязнение коснется каждого уголка планеты – было еще впереди.

– Мои дети живы, – вдруг сказал я. – Мне пришло сообщение от Нади.

– Боже мой, Джон! – Она схватила меня за руку. – Это потрясающе!

– Да, они ехали к ее родителям в сторону Канады. – Я физически почувствовал боль в сердце. – У них не было Интернета. Наверное, и сейчас, скорее всего, нет.

– Что собираешься делать?

Не зная, что ответить, я промолчал.

Таня нежно сжала мою руку, будто все поняла без слов:

– Она тоже поедет с тобой?

– Не знаю, кто бы на такое согласился. – Я сделал несколько глубоких вдохов. – Это было бы глупо. Особенно если учесть, что город, где мы действительно могли бы жить, прямо здесь, под боком.

– Тебе стоит попытаться. – Ее рука лежала на моей руке, потом она взяла мою руку и решительно переплела свои пальцы с моими. – У меня была племянница, четыре годика. Если бы она выжила, я бы попыталась.

Мы замолчали, и вскоре песня закончилась. Она принялась левой рукой искать в плейлисте другую.

– Побудь еще, – попросила она.

Кончики ее пальцев были холодными, но ладонь теплой, а хватка сильной, как у человека, знающего толк в работе.

– Я тебя не отпущу, пока не посмотрю твой зуб.

Все мое тело болело, но мне удалось немного расслабиться.

– Не знал, что у тебя есть племянница.

– Ты многого обо мне не знаешь. – Она улыбнулась.

– Я бы с удовольствием узнал побольше.

– Похоже, ты под впечатлением, что это не специально.

– Как хочешь.

Саша дернулся во сне, и она наклонилась к нему, чтобы снова потрогать его лоб, забрав свою руку из моей. В дверь постучали, и вошла Томи.

– Эй, неудачник, – сказала она, обращаясь ко мне, – София дала ноутбук Балоша и пароли. Хочешь, пойдем посмотрим?

Дилан снова включил горячую воду, электричество и газ. Теперь неважно, сколько резервного запаса мы израсходуем. Люди бросились заряжать телефоны и ноутбуки и ходили с наушниками, слушая музыку. По-моему, все в отеле уже собрали вещи и сидели на чемоданах. В воздухе витала надежда. Дилан и Петер целый день составляли план, кого и что повезут машины и когда. Для переезда нам требовалось по меньшей мере полдюжины поездок. А может, и вся дюжина, в зависимости от количества вещей и еды, которые мы брали с собой. На этот раз я держался подальше от организации и просто ждал, когда мне скажут, что делать.

Мы с Томи три часа копались в ноутбуке Балоша, но никакого компромата не обнаружили. Электронные письма на английском языке касались исключительно продажи отеля, а электронные письма на французском языке мы не понимали. Томи отдала несколько печатных копий Дилану для перевода, а я взял распечатки писем на английском к себе в номер, где собирался более тщательно изучить их на предмет любой зацепки.

Не знаю почему, но мне показалось, что мы что-то упускаем.

На обратном пути я заглянул к Натану, который уже проснулся и сидел голодный.

– Чуть не умер с голодухи, – говорил он, поедая на завтрак третью банку манго и четвертый круассан из упаковки. – Такой конец жизни – самый трагичный, да? Ну, кроме того, когда тебя на самом деле съели. Умирая с голоду, я думал, что так было бы грустно.

Еще совсем бледный, с темными кругами под глазами, он все-таки был в полном порядке. И он был здесь. Меня радовало, что Натан с нами в отеле.

Когда я спросил Натана, как ему удалось сбежать, на мгновение он даже будто потерял аппетит.

– Ну, как… почти выбрался с Диланом и Арраном, но один бандит схватил меня и повалил на пол. Думаю, мне конец.

– А потом?

– Я, ну, гм… ткнул его пальцами в глаза, он и свалился с меня. Бегу, а наших нигде не видно. Даже не мог позвать их, иначе меня снова поймали бы. Поэтому просто побежал. Затем гребаная нога подвернулась… ну, ничего, допрыгал.

Мне не хотелось задавать этот вопрос, но я спросил:

– Так они были… людоеды?

Он фыркнул:

– Типа того… По-моему, нас они точно собирались съесть. И еще использовать как приманку, чтобы вы отдали оружие, еду и все такое. Но… У меня не сложилось впечатление, что они не съедят нас. Я имею в виду, у них было мясо и они его ели. Мы надеялись, что оленину.

Мы оба посмотрели в окно, и я подумал, что буду сильно скучать по отелю.

– А с вами что приключилось? – поинтересовался Натан.

– Да ничего особенного, – рассмеялся я. – Доехали до города, вернулись, кучу раз пытались не умереть.

– Пытаться не умереть – это теперь наша работа на полную ставку. – Он предложил мне кусочек манго, но я отмахнулся. – А там что у тебя?

– Да так, ничего. – Я пролистал распечатанные письма. – Несколько писем от владельца, мы с Томи изучали их. Балош продавал отель, и покупатель, пока они вели переговоры, по-видимому, оставался в Сен-Сионе. Мы хотели выяснить, имеет ли Балош отношение к той девочке на крыше. По-моему, нет. Наверное, все это время я шел по ложному пути. Вот и получилось, что мы ничего не знаем – ни ее настоящего имени, ни реального времени смерти. Ничего!

Натан оглядел комнату:

– Не знал, что отель продается. Кто захочет купить его?

– Какой-то англичанин… ну, я так понимаю, он англичанин по имени… – Я заглянул в письмо. – Гарольд Адлер.

Оглядываясь назад, я обязан был догадаться, как только впервые увидел это имя.

Нат посмотрел на меня с необъяснимой болью, от его выражения лица я буквально задохнулся.

– Приятель, ты, типа, пошутил? – произнес он.

– Гм… нет. – Я едва мог говорить, когда он так смотрел на меня. – Нет же, все так… вот здесь, в его письмах, написано.

Натан выхватил у меня из рук бумаги, и я заметил, что он весь дрожит. Взглянув на меня, он сказал:

– Это же мой отчим! Его имя, и он не британец, а австралиец, это же мой отец.

Я долго сидел в своей комнате один. Натан запретил мне рассказывать кому-либо о нашем открытии, пока он не придумает, что делать дальше. Вполне естественно, ему решать, как распорядиться этой информацией.

Петер и Роб везут в город людей и припасы и вернутся обратно, и я в последней партии переезжающих. Томи, я и Дилан – мы трое уедем последними, после того как вывезут все запасы еды. Первым уехало все семейство Иобари.

Не знаю, как жизнь сложится дальше. Даже не уверен, что хочу уезжать.

Как-то после обеда ко мне в комнату пришел Дилан и спросил, можем ли мы поговорить. Он принес остатки своего запаса марихуаны, и мы, устроившись у окна, разделили косяк. Я немного отвлекся от зубной боли, да и витавшее в воздухе напряжение ослабло.

– Вот ты работаешь тут давно. Как, по-твоему, Томи права? Это место проклято? – поинтересовался я.

Казалось, его позабавил мой вопрос, но в ответ он, к удивлению, всего лишь пожал плечами:

– Даже не знаю. Может, и так. Я не верю в проклятия, но верю в… знаешь, что происходит, то и происходит. Наверное, в этом отеле слишком много всего произошло. Столько, сколько может выдержать одно здание.

– Карма?

– Пожалуй. Если и говорить о проклятии, тогда уж прокляты люди, которые остались в отеле. Именно здесь мы начали свои попытки измениться к лучшему.

Я запомнил каждую частичку своей комнаты. Перечитал каждую нацарапанную мною записку «Держи себя в руках!», написанную себе как напоминание. Их наверняка было не меньше двух дюжин. В голове бродили мысли о том, как перееду в город, где у меня будет дом или квартира, и смогу пользоваться своим ноутбуком, слушать музыку, отвечать на сообщения, возможно, даже смотреть фильмы. Поразительно, насколько мир становится шире, когда есть доступ в Интернет со всеми его знаниями.

– Слушай, раз уж мы заговорили о перемене к лучшему… Извини, думал, ты замешан в смерти той девочки, – признался я после особенно долгой затяжки, делая первый шаг навстречу. – Поверить не могу, считал тебя способным на… такое.

– Нет, я не способен. А ты прости, что принял тебя за психа. Не тот ты парень. Я просто пытался защитить частную жизнь Софии. Она была сильно напугана. – Он забрал у меня косяк, затянулся и скрестил руки на груди. – А записи с камер я уничтожил только потому, что подумал – вдруг они попадут в руки полиции и ее арестуют? Или ты посмотришь и все неправильно поймешь. Глупо, конечно, было беспокоиться о полиции, но тогда я все еще думал, что в конце концов они все-таки придут.

– Ясно. И мне не следовало заходить в твою комнату.

– А мне – позволять Софии входить в твою. – Он нахмурился. – Мы маленькая группа и должны доверять друг другу. Мне следовало подавать пример, а не наставлять на тебя ружье.

– Больше мы не будем маленькой группой. В городе много людей.

– Мы все равно останемся маленькой группой.

Мы не всегда однозначно понимали друг друга. Но мне нравится думать, что он прав в своем оптимистичном прогнозе и мы будем держаться вместе.

– Роб сказал, ты получил сообщение от жены и с детьми все в порядке. Я рад за тебя, приятель.

– Спасибо.

Он протянул руку и крепко сжал мою:

– Ты прям заставил меня задуматься. Так невероятно, что твоей семье удалось спастись. Ты же говорил, они были в большом городе. Может, и моя дочка еще жива.

– Ты отправлял ей сообщения?

– Да, пару раз, когда мы выезжали из отеля. Ответа пока не получил, но и твоим потребовалось время, чтобы связаться с тобой! Никто не знает, где Интернет работает, где нет. Может, и она жива. – Он покачал головой. – Знаешь, мне не дает покоя мысль попробовать добраться до Мюнхена. Хотя есть и другая – остаться и никогда не искать ее. От второй мне безумно плохо.

Мне стало легче, когда Дилан высказал те же опасения, что и у меня, и я улыбнулся:

– Тоже думаю об этом. Даже не представляю, как теперь попасть в Штаты. Да я сто раз помру, наверное, пытаясь добраться туда, но… Не знаю.

– Тебе важно, чтоб они знали, что ты пытался? – спросил он.

– Да. Именно. По большому счету, от меня мало толку, но не хотелось бы, чтобы дети думали, будто я отступился от них и смирился с тем, что мы больше никогда не увидимся.

– А что бы ты сделал на моем месте? – спросил он, встретившись со мной взглядом. – Ты бы поехал?

– Да я не знаю, поеду ли на своем.

– Ну, а если бы ты все-таки был на моем месте?

Сильная судорога пронзила мою челюсть от уха до основания шеи, и я понял, что снова скрипел зубами.

– Ты в порядке? – встревоженно спросил Дилан.

– Да, все нормально. Зуб болит. – Я обвел пальцем место, где находился больной зуб, и оно показалось мне одновременно и нежным, и злым. – На твоем месте я бы не стал дергаться, пока не получишь сообщение.

– Правда не стал?

– Если бы не сообщение от Нади, я бы не стал заморачиваться с возвращением в Штаты. Зачем? Здесь тоже можно жить. Город дает большие возможности – начать все сначала, быть нормальными. А что там, в Штатах, я не знаю. И не уверен, что хочу знать.

– Джон, мне будет жаль, если ты уедешь. Нам всем будет жаль.

– Самому не хочется ехать, – сказал я, не веря своим ушам, что говорю такое всерьез. До последнего я надеялся услышать от него аргумент, почему никак нельзя остаться. Мне хотелось, чтоб меня заставили остаться. – Но чувствую, должен. Нужно разыскать свою семью.

– Может, побудешь еще немного? Неделю или две. Подумай над этим. Напиши жене. Вдруг она предпочтет знать, что ты жив здесь, а не умер, пытаясь добраться до них.

– Вот же хрень! – ответил я, и мне захотелось обнять его. – Ты прав.

Он улыбнулся:

– И даю тебе честное слово, что говорю так не только потому, что эгоист. Я правда хочу, чтоб ты остался.

На улице начался дождь. Он не столько падал, сколько висел в воздухе едва заметным, бесцветным туманом.

– Знаешь, один из охранников в городе сказал, дождь радиоактивный. Дождевую воду нельзя пить.

Дилан вытряхнул остатки косяка прямо на тумбочку:

– Какое-то время назад я тоже думал об этом, когда мы… все еще срезали верх у цистерн. Но не хотел признать, что наша затея бесполезна и я не продумал ее хорошенько до того, как мы приступили. Дождь радиоактивный. Ну, а как может быть иначе! Вот как тут с тобой не загрустишь.

– Никак, – сказал я и заметил, как две слезинки медленно скатились по его щекам.