В отсутствие Дилана в отеле не осталось никого у руля. Сегодня утром мы все занимались своими будничными делами, каждый сам по себе, словно ничего не изменилось, но местами ощущалась незаполненная пустота.

Пустым было место, где во время завтрака обычно стоял Дилан, отмечая присутствующих в своем журнале. За стойкой было пустое место, где нередко, спрятавшись от посторонних глаз, Натан спокойно слушал музыку. Пусто было по обе стороны от меня, где сидели Арран и Натан – ели, курили и болтали, потому что они стали частью «моей» группы. Они стали моими друзьями.

Прошло еще больше времени, и с каждым часом мое дыхание учащалось, маслянистое пятно страха осело на мое спокойствие, и я, погрузившись в раздумья, отступил в свою комнату. Что будет, если они не вернутся? Я устроился за стол у окна и подождал, пока в руках успокоится дрожь, а она все никак не успокаивалась. Дилан был нашей скрепой, и если он не вернется, кто знает, что нам делать или какие крупные и более ужасные последствия ожидают нас.

Спустившись на другой этаж, я постучал в Танину дверь, собираясь навестить Томи.

– Да?

Я приоткрыл дверь и негромко спросил:

– Можно войти?

Таня взглянула на меня от кровати Томи, рядом с которой она сидела:

– Уф, подумала, еще кому-то потребовалась помощь. Необходимо следить, чтобы у этой мадам не началось обезвоживание.

Томи спала.

– Она поправится? – спросил я.

– Не волнуйся, скорее всего, твоя подруга справится.

От ее слов я так и застыл, собираясь перед этим сесть.

– Я не это имел в виду.

Она улыбнулась:

– Я знаю, немножко проехалась тебе по мозгам. Устала очень.

– Ты думаешь…

– Что?

– Думаешь, у нее может быть… другое, чем болезнь?

– Она не беременна, если ты это имеешь в виду, – усмехнулась Таня.

– Боже… – Ее ответ на секунду сбил меня с толку. – Так она… нет, да?

– Нет, это не токсикоз. Она заболела.

– Ты же не хочешь сказать, что ей кто-то помог… заболеть?

– Нет. – Она посмотрела на меня немного настороженно. – По-моему, в этом случае картина была бы другой.

В воздухе повисло напряжение, и, когда я наконец сел, она ждала почти целую минуту, прежде чем спросила:

– Еще не вернулись?

Я покачал головой.

– Может, тебе стоит созвать собрание, чтоб мы обсудили, что делать дальше. Если они не вернутся.

– Прошла всего одна ночь.

– Есть какой-то вариант, где они могут остановиться?

Я сглотнул:

– Почему я?

– Ты… – Она помолчала, подыскивая слово. – Здравомыслящий, что ли. По-моему, все захотят, чтобы именно ты возглавил группу, а не Петер или Иобари. К Петеру не подступиться, а других кандидатур я не вижу. Люди замыкаются в себе, и я не виню их.

– Они могут рассчитывать на тебя.

– Спасибо, конечно, но я не лидер.

– Так и я тоже!

Она вскинула брови:

– Ты уже лидер. И не надо притворяться, что ты не заметил. На любое дело не вызываются только потому, чтобы быть полезным.

– Я вызываюсь, чтобы оставаться постоянно занятым. Что мне делать в противном случае, сидеть и просто… думать?

– Ладно. – Она пожала плечами.

Томи поморщилась во сне и повернулась ко мне спиной. Инстинктивно я подошел, чтобы поправить ей волосы, застрявшие в покрывале, но, чувствуя на себе взгляд Тани, задержал руку на полпути, сделав вид, что поправляю манжеты своей рубашки.

– О чем ты стараешься не думать? – спросила она. – О каннибалах?

– В основном о жене и моих детях. – Я запнулся на этих словах, будто меня ударили в горло.

– Ты не виноват, что пришлось ехать на конференцию, – сказала она.

– Знаешь, мы с Надей плохо расстались, – выпалил я. – Я не был ей хорошим мужем, много времени проводил в разъездах и много работал, а она устала, потому что все заботы о детях лежали на ее плечах. Мне не хотелось, чтоб все складывалось именно так… как будто это что-то меняет. Постоянно слишком уставшие, мы почти никогда не занимались сексом, и она, наверное, находила секс в другом месте, иначе бы сошла с ума. Хотя у меня нет никаких доказательств. Ничего такого, что навело бы меня на мысль о ее романе на стороне, просто предположение, что роман есть, потому что ей было трудно оставаться верной просто так… ужасно трудно. Прости. Не знаю, зачем рассказываю тебе все это. Никогда никому не рассказывал. Да и кому интересно? Это скучно и предсказуемо.

– Как долго вы были женаты? – спросила она совершенно невозмутимо, но, несомненно, с отвращением в душе, с таким же отвращением, какое я сам чувствовал к себе.

– Одиннадцать лет. Она по-прежнему оставалась привлекательной. По-моему, даже стала красивее, просто она такая… Нет, она тут ни при чем. Это все я. Когда у нас появилась Марион, иногда возникало чувство, будто мы просто снимаем жилье на двоих. Я все еще находил ее привлекательной, но у меня не было ощущения, что она чувствует то же самое ко мне. Или, может, она просто перестала считать ту часть своей жизни важной, раз у нее двое детей, о которых надо заботиться. – Я вернулся на свое место. – Понимаю, это все моя гордыня. Конечно, во всем виноват только я.

– Ты когда-нибудь говорил с ней об этом?

– Да всегда как-то не получалось. Она говорила, что со временем это пройдет, просто сейчас у нее такой период, когда сама мысль о прикосновении мужчины, пусть даже мужа, вызывает у нее тошноту, и я перестал просить ее об этом. Прости, что я рассказываю все это тебе.

Таня протянула руку и потрогала у Томи лоб:

– Я врач, мне не привыкать. Для тебя эти переживания слишком важны.

Мне показалось, что за ее кажущимся спокойствием что-то скрывается.

Она посмотрела на меня:

– Хочешь услышать от меня, что ты плохой человек, из-за того что жил в несчастливом браке?

Наполовину прикрыв лицо ладонью и опершись локтем на подлокотник кресла, я откинулся назад. Этот монолог физически вывел меня из равновесия.

– Это так или нет?

Она рассмеялась:

– Я не попадусь в эту ловушку.

У меня в голове бродила мысль, что теперь она никогда больше не посмотрит в мою сторону. Если раньше такой шанс был, то сейчас он точно испарился. Я скрестил руки на груди, отгоняя неуместные мысли, поскольку не стоило думать о таких вещах. И вдруг меня осенило. Как же я не заметил этого раньше? Просто осенило.

– Так ты… – произнес я.

– Что?

– Ты и Дилан.

Ее лицо стало напряженным, и она, приподняв плечи, откинулась на спинку стула, словно отстраняясь от меня.

Вот это да!

Томи снова повернулась во сне на другой бок на кровати, стоявшей между нами.

Вскоре я ушел к себе и, пролежав в постели два часа, пытаясь успокоиться, заснул.

– Помоги мне! – разбудил меня голос, прозвучавший над самым ухом.

– Кто здесь? – Выхватив из-под подушки нож, который теперь всегда находился под рукой даже во время сна, я неуверенно сел на кровати. – Кто это сказал?

В комнате было темно – вечер только наступил, – но не настолько темно, чтобы не разглядеть, что в ней никого, кроме меня, нет. Пот струйками стекал по шее, каждый волосок на руках стоял дыбом. Я точно слышал голос. Такой отчетливый голос. Не живой сон, а человеческий голос – голос девочки. Она не кричала, потому что находилась совсем близко.

– Помоги мне.

Я положил нож, чувствуя себя по-глупому, что размахиваю им. Меня по-прежнему била дрожь и лихорадило. А вдруг это следствие радиационного отравления? Хотя, скорее всего, это была паническая атака. В глубине души я сомневался, что справлюсь с еще одним раундом потерь – что смогу отпустить свою жизнь, свою семью, этот мир, а теперь еще и потерять тех немногих людей, которые давали мне возможность почувствовать себя человеком.

И мне до сих пор неизвестно, что произошло с Гарриет Люффман.

Еще секунда, и выступившие слезы снова потекли бы по щекам, но, стряхнув их, я вышел из номера, не надев ни свитера, ни куртки, и спустился вниз, собираясь взять из морозилки пригоршню льда, чтобы немного охладиться.

В коридорах было тихо, как и в вестибюле. Я постоял, глядя на двери, ведущие на улицу. На ночь мы теперь запираем главный вход, поэтому уже нельзя свободно приходить и уходить, как раньше. До недавнего прошлого мы больше боялись окружающей среды, чем людей, но ядерные осадки придут под покровом ночи, чтобы перерезать нам глотки и разграбить припасы.

Я вошел в ресторан и заметил Мию, которая сидела за одним из столов. Она курила. Вообще-то, это был мой стол, у окна. Она кивнула мне, но не стала заводить разговор.

У двери в кухню я вдруг остановился:

– Миа, можно тебя спросить?

– Если вы не против, мне не хотелось бы говорить об этом.

Я запнулся:

– В смысле?

– Слышала, вы записываете истории для своего дневника, но не хочу говорить о том, что произошло с Николасом.

– У меня… не дневник, а… – Я поморщился. – Неважно. Ты знаешь, где находится королевский люкс? Ты же работала на регистрации. Вот я и подумал…

Она затушила сигарету в пепельнице и вздохнула:

– Вам все еще не дает покоя разговор Дилана и Софии?

– Да нет же, просто слышал, в отеле есть королевский люкс, вот и хотел узнать, где он находится. – Подойдя ближе, я облокотился на спинку кресла напротив нее. – Почему он так засекречен? Водку там прячете, да?

– Не говорите глупостей.

– Миа, да сколько ж можно-то! – Я с силой ударил по креслу, и оно опрокинулось с таким грохотом, что она вздрогнула. – А нельзя просто сказать мне, что это за номер!

– Просто номер, большой номер! – Она встала, вся дрожа. – И это не королевский люкс, у нас нет таких!

– Тогда почему этот номер так записан в книге бронирования?

– Потому что это шутка! – По ее щекам скатились несколько слезинок, и я вдруг понял, что напугал ее. – Если в отель приезжал кто-то из хозяев, им выделялся этот номер, и мы в шутку называли его королевским люксом. Он просто больше, чем обычный номер, вот и все!

– Зачем тогда кому-то давать телефон этого номера?

– Что вы имеете в виду?

– Зачем гостю давать телефон этого номера?

Она покачала головой, ее голос стал каким-то неестественным:

– Даже не знаю. Иногда, если были претензии по обслуживанию, гостя могли снова пригласить за счет отеля. И Балош часто давал свой номер телефона, чтобы ему звонили в случае проблем. Может, поэтому.

– Ты хочешь сказать… – я помолчал, вдруг почувствовав себя невероятно глупым, – гостю дали бы телефон этого номера, если бы у него были претензии по обслуживанию?

Она кивнула:

– Да! Именно это я и хочу сказать! Теперь мне можно уйти?

– Извини… – Отступив на несколько шагов, я поднял руки вверх. – Конечно же можешь. Ты и раньше в любой момент могла уйти.

Она обошла меня, а я посмотрел на свое отражение в окне, задаваясь вопросом: не съехала ли моя крыша окончательно?

– Какой номер у этой комнаты? – окликнул я Мию до того, как она вышла из ресторана.

Миа остановилась и уничижительно уставилась на меня, будто на мусор. Похоже, ей потребовалось много самообладания, чтобы не подойти и не дать мне пощечину. У меня промелькнула мысль, что, вероятно, ее остановил страх, хотя пощечина была бы наименьшим заслуженным мной наказанием.

– Номер 909, козел! – Она почти выплюнула эти слова в меня и тут же бросилась вон.

Мне не хотелось подниматься на верхние этажи и обыскивать номер в темноте при свете спичек, поэтому я отложил это занятие. Номер никуда не денется, а мысль о новом столкновении с Мией была невыносима.