День шестьдесят четвертый/День шестьдесят пятый
Мне не спалось, и еще до рассвета я спустился в бар, чувствуя себя опустошенным и в то же время неспособным двинуть ни рукой, ни ногой, настолько было тяжело. Во мне больше не осталось эмоций. Юка, такая маленькая, держала меня в объятиях, казалось, несколько часов. И, по-моему, только она и не давала мне упасть. Наверное, она тоже плакала, а может, мое воображение дорисовало ее слезы, чтобы поддержать меня.
Потом я извинился, и она ушла.
Спустившись в вестибюль, я увидел, что не только на меня напала бессонница.
Натан, достав из тайника спиртное, пытался, пока никто не видит, сделать коктейль. На стойке полукругом стояли свечи, и со стороны все действо выглядело так, будто он с шейкером для коктейлей исполняет оккультный ритуал. Он был в наушниках, и в тишине до меня доносились треск и биение его музыки, включенной на полную катушку.
– Пападос! – сказал он, заметив меня и снимая наушники.
– Сделай мне такой же, и я ничего не видел, – усаживаясь в одно из кресел, сказал я.
– Ну, если ничего не видел… – Натан обдумал мое предложение, пожал плечами и поставил на стойку еще один стакан с виски. – Ладно, поделюсь с тобой моим секретным рецептом.
– Рецептом чего?
– Как напиться исключительно быстро.
– Хорошо, что я здесь не один, – закидывая ноги на один из низких столиков, заметил я. – Темнота меня пугает.
– Приятель, выменяй еще свечей!
– Приятель, мне торговать нечем.
– Продай свое тело, приятель. – Он что-то подлил из бутылки без этикетки и подмигнул мне: – Что-то ты, наверное, делаешь все-таки правильно, раз ладишь с Томи.
– Ну, во-первых, Томи со мной не разговаривает, – фыркнул я в ответ, – а во-вторых, она ясно дала понять, что я даже не первый ее выбор.
– Ну вот, убил меня наповал. А я тогда какой выбор в ее списке?
Он разлил наши коктейли и уселся напротив меня. Свечи почти празднично освещали цветные бутылки за стойкой.
Я сделал глоток, коктейль был превосходным.
– Что в нем?
– Дешевый виски с текилой, немного табаско и остатки томатного сока, потому что никто не хотел пить это дерьмо.
Представив, как Надя смеется надо мной, я усмехнулся:
– Слушай… гм… говорят, в отеле есть королевский люкс?
Натан странно посмотрел на меня:
– В нашем – нет. Эх, приятель, будь здесь королевский люкс, мы бы уже все тянули жребий.
– Кто бы сомневался.
– Вообще-то, я в отеле всего полгода, так что многого еще не знаю. Но о таком люксе никогда не слышал.
Наблюдая за ним поверх бокала, я не почувствовал лжи.
– Нат, что тебе запомнилось из того дня? – Я старательно делал вид, будто просто поддерживаю разговор, и вдруг обнаружил, что не в силах отвести взгляд от зеркала над стойкой бара. В нем отражался погруженный в темноту вестибюль за моим креслом. – Понимаешь, я многое забыл. У меня огромные пробелы, словно я отключался.
– Угу, понимаю тебя.
– Вот ты что помнишь?
Он провел стаканом по губам, как делают профессиональные дегустаторы виски:
– Не много. Я проспал свою смену. Спустился вниз, а тут такое… ну, в общем, дурдом, сам знаешь. Затем у меня вообще всякая связь с тем, что делал, потерялась. Все стало каким-то размытым.
– Я даже временно ослеп. Зрение полностью пропало.
– Серьезно? – Он нахмурился. – Уф, даже полегчало. А у меня были галлюцинации.
– Что за галлюцинации? Ты про ядерные удары?
– Не, про них сразу было понятно, настоящие. Я… – Он допил остатки своего коктейля. – На секунду мне показалось, я видел отца.
Его слова сразу остановили мои расспросы, и по спине побежали мурашки. Свечи на барной стойке внезапно перестали походить на рождественские гирлянды.
Натан покачал головой:
– Вроде как увидел его в толпе у стойки регистрации. Но ведь прошло уже десять лет. Скорей всего, это был чей-то чужой отец.
– Наверное.
– Что там такое? – Натан сел прямо, вглядываясь в темноту у меня за спиной.
И тут послышались шаги.
Я развернулся в кресле, крепко сжимая стакан; удивительно, как не раздавил его.
– Ты ведь тоже слышишь, да? – шепотом произнес Натан.
– Да.
– Кто там? – крикнул он.
Из вестибюля появился Саша, одетый только в боксерские шорты. Явно находясь в состоянии сна, он шел в направлении огней, не реагируя на голос Натана.
Нат с облегчением выдохнул, поднимаясь:
– Боже, это ты. Вот чертов местный призрак. Давай-ка развернем тебя.
Надеясь успокоить измученные нервы, я допил коктейль и объявил, что и мне пора немного поспать. Может, я параноик, но я не мог отделаться от мысли, что вот уже второй раз Саша шел во сне за мной. Я внимательно следил за его лицом – вялый рот, полузакрытые глаза, прикрытые длинными ресницами, – но в нем не было никакого выражения, никаких признаков сознания. И никаких признаков, что он притворяется.
Натан подошел и нежно взял его под руку:
– Да ладно тебе, приятель. Ночь уже на исходе. Давай-ка пойдем в твою комнату, и ты не будешь пугать людей до усрачки. И все будет просто шикарно.
Он вел себя так, словно не сказал мне ничего важного.
Возможно, и не сказал. В тот день мы все были бесполезны и ненадежны от потрясения.
Но у меня появилось плохое предчувствие.
– Стойте! – вдруг крикнул я им вслед.
– Тс… его нельзя пугать, – прошипел Натан.
– Подожди, одну минуту.
Я подбежал к ним, взял со стойки одну из свечек и заглянул в пустое лицо Саши.
Он не глядел на меня.
Натан закатил глаза:
– Что ты делаешь?
Я пару раз щелкнул пальцами перед глазами Саши, а потом еще пару раз подносил свечу так, что она освещала каждую черточку его лица, стараясь отыскать хоть малейшее доказательство, что он притворяется.
Но реакции не последовало, и я отступил:
– Ничего. Извини, ничего страшного.
Натан бросил на меня встревоженный взгляд, который заставил меня усомниться в себе, и увел Сашу через служебный выход, а я задул свечи, чувствуя себя сбитым с толку во второй раз за вечер.
Не знаю, может, это депрессия, но у меня нет ощущения, что расследование продвигается. Расспросы людей помогают не так сильно, как ожидалось, поскольку память каждого настолько разрушена, что ни у кого нет целостного представления о том дне. Помимо случайных воспоминаний и снов, которые забываются сразу по пробуждении, я не доверяю даже собственной памяти.