Тогда
– Дуги! – Я влетела на пляж на полном ходу, дыхание вырывалось из груди прерывистыми толчками. Забыв о том, что друг болен, забыв о травмированной лодыжке, я бросилась на Дуги, все еще наполовину рыдая.
– Что? Что такое? Хезер, что не так?
– Это… это… – Но я не знала, как описать то, что произошло в бухте. Вместо этого я просто сильнее сжала его, обхватила руками за шею, уткнулась лицом в плечо. Хотя на пляже было тихо, я все еще слышала в голове крики. Ужас не хотел отступать, и меня трясло. Кровь яростно неслась по телу, и даже в насквозь мокрой одежде мне было жарко.
Однако Дуги был горячее. Его кожа, казалось, излучала тепло, напоминая мне, что он нездоров. Дуги был не в том состоянии, чтобы держать меня. И пусть мне ужасно не хотелось отстраняться, я отступила на шаг.
Теперь Дуги мог видеть мое лицо. Я упорно старалась придать ему обычное выражение, но мой подбородок дрожал, а глаза сузились до щелей, пока я пыталась сдержать слезы. Я глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.
– Ты должен сесть.
Дуги проигнорировал мой совет. Он приблизился и схватил меня за руку.
– Хезер, что случилось? Ты ходила в бухту?
Не очень способная говорить, я обошлась несколькими резкими кивками.
– Ты… ты что-нибудь нашла?
– Я не знаю. – Мой голос от эмоций звучал странно искаженным, задыхающимся. – Это было… – Я снова замолчала, тяжело дыша. Одна только мысль об этом возвращала страх, что крепко обвивал мою грудь, точно стальной пояс. – Там что-то было.
Дуги уловил странный акцент в моих словах.
– В смысле – что-то? – спросил он с напряженным лицом.
– Я… я не уверена. – Я пожала плечами. Я уже начала успокаиваться, приходить в себя. То, что произошло, казалось… невозможным. Я больше не была уверена, что видела, слышала. Может, я все себе нафантазировала?
Но тогда…
– Дуги, я нашла… – Я протянула ему левую руку.
Глаза Дуги сузились, а затем расширились, когда он увидел предмет. Дуги медленно разжал мои пальцы и вытащил брошь из моих рук.
– Где, черт возьми, ты это взяла? – спросил он.
– Она лежала на пляже. В бухте.
– Водой принесло? – Он явно сомневался. – Думаю, такое возможно.
Но я покачала головой.
– Нет, она лежала выше прилива. Под галькой.
– Это невероятно, – пробормотал он.
Я глубоко вздохнула:
– Знаю.
Два темно-зеленых глаза заглянули глубоко в мои.
– Хезер, что случилось?
Я рассказала ему. Рассказала о теле, что исчезло, о криках, которые пришли из ниоткуда. Как я случайно наткнулась на брошь, упав прямо на нее. Я не смотрела на Дуги, когда говорила, боясь, вдруг увижу в его лице то же, что Эмма видела в моем: неверие.
Когда я закончила, наступил долгий момент молчания. Мне удалось выждать целых десять секунд, прежде чем пришлось поднять глаза.
Сомнение было написано на его лице.
– Ты мне не веришь, – обвинила я.
– Я не думаю, что ты солгала, – сказал он.
Я нахмурилась. Это было не то же самое.
– Ты думаешь, мне померещилось.
Он сделал лицо, которое было легко интерпретировать: да, но это не то, что ты хочешь услышать.
Нет, не то.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дуги. Его рука потянулась к моему лбу; бессмысленный жест, ведь его кожа была намного горячее моей. – Морозит? Бросает в жар? Болит живот?
Я отстранилась от его прикосновения и холодно ответила:
– Нет.
Он прикусил губу, рассматривая меня.
– Извини, Хезер, это звучит немного…
– Безумно, – закончила я за него.
Он поморщился и виновато глянул на меня.
– Но это… – И перевернул брошь в руках. – Это странно. Как она туда попала?
– Не знаю, – сказала я, наблюдая, как свет отражается на медной поверхности. – Тебе не кажется, что это довольно забавное совпадение?
– Что ты имеешь в виду?
– Брошь лежала там, прямо там, в бухте. Может быть… может, они связаны.
– Связаны?
Я помолчала, сомневаясь, готова ли озвучить свою теорию. Даже мне самой она казалась безумной.
– Подумай, где мы ее взяли, – начала я, надеясь, что он угадает, о чем я думаю, и мне не придется произносить это вслух.
– В дольмене?
– В могильнике, – напомнила я ему.
– Но ее просто там оставили, – заупрямился он. – Она вряд ли долго пролежала, даже старой не выглядит.
– Когда ты ее вытащил, она выглядела старой.
– Да, ну значит, все дело в грязи. Посмотри на нее сейчас. Металл не остается таким блестящим после нескольких лет. Не на природе.
Я знала, что он прав, но мысль все равно не давала мне покоя.
– Но все наши проблемы начались, когда мы ее нашли.
– Думаешь… – Его губы дернулись, и я поняла: даже после всего этого Дуги готов был посмеяться надо мной. – Ты думаешь, дело в броши?
– Разве не странно? Вот мы крадем ее, и почти тут же – ну, то есть несколько часов спустя – все начинает идти наперекосяк?
– Это просто совпадение, Хезер, – тихо сказал он. – Больше ничего.
– Не согласна, – упрямо сказала я. Мои щеки алели, я чувствовала себя глупо, но решительно стояла на своем. – Сразу после того, как мы находим брошь, Мартин исчезает, «Вольво» глохнет, а ты растягиваешь лодыжку. Потом ты пытаешься выкинуть брошь, и Даррен пропадает на пляже, куда ее выносит, Эмма сходит с ума, а я… – Я замолчала, стиснув зубы.
Я злилась; меня бесило, что Дуги даже не хотел задуматься над моими словами. Он так не смеялся, когда Эмма рассказала свою безумную историю. Почему тогда даже слушать не хочет мою?
– Хезер…
Я не дала ему закончить, зная, что он попытается убедить меня, мол, все это чушь.
– Дуги, что, если мы… что-то разбудили?
– Хезер, здесь ничего нет. – Дуги наклонился вперед в своем кресле, заставляя меня встретиться с ним взглядом. – Только мы. Может быть…
– Мне не померещилось, – прошипела я. – Может, это… то, что ты говорил. О друидах.
– Это была просто история, Хезер! – воскликнул Дуги. Затем глубоко вздохнул, явно сдерживая эмоции. – Слушай. Я верю, ты думаешь, будто видела то, что, как ты считаешь, тебе явилось, – сказал он, и я рассердилась из-за его осторожной формулировки. – Но вдруг ты не можешь отделить явь от выдумки? То есть, когда у меня кружилась голова, я даже не понимал, где нахожусь.
– Я не заболеваю, – упрямо повторила я.
– Может, заболеваешь, просто еще не поняла, – настаивал он. – Я прекрасно себя чувствовал до самого последнего момента. Хезер… – Он потер свой блестящий от пота лоб. – Хезер, ты говоришь о сверхъестественном. Духи, сущности и все такое. Только вчера вечером ты сама сказала, что Эмма свихнулась. А теперь ты с ней согласна?
– Не знаю. – Я была не совсем готова присоединиться к Эмме. Я, конечно, не видела ничего похожего на то, что она описала. Но мне, возможно, хотелось подумать об этом более непредвзято. Просто… она сейчас казалась такой нестабильной. Трудно было поверить хоть во что-нибудь из ее уст.
– Я не сумасшедшая.
Я не слышала, как Эмма выходила из палатки, но когда повернула голову на голос, она стояла всего в нескольких футах от нас.
– Эмма, ты не спишь, – прокомментировал Дуги с фальшивым энтузиазмом, и было понятно, он думает о том же, что и я: сколько времени Эмма стояла там и слушала нас?
– Я не сумасшедшая, – повторила она, шагая по песку. – То, что я видела, реально, и оно было там.
Мы молча наблюдали, как она обогнула яму с огнем и медленно опустилась на один из оставшихся стульев. На ней были те вещи, в которые я помогла ей одеться, но теперь они измялись, свитер небрежно свисал с одного плеча. Волосы взъерошены, не в непринужденном стиле «я только что встала с кровати», над которым она обычно трудилась часами, а будто Эмма не знала, как выглядит, и ей было все равно. Макияж, что она нанесла днем раньше, теперь наполовину сполз с ее лица.
Она казалась старше, чем я когда-либо ее видела. Все дело в глазах: будто Эмма стала свидетелем настоящего ужаса. В них затаились страх, грусть и смирение, и мне это не нравилось. Однако я не могла оторвать от них взгляд.
– Повтори еще раз, что ты видела, – потребовала я.
Теперь, когда она стала спокойнее, я надеялась, что получу что-то более конкретное, чем истерические фрагменты, которые нам с Дуги пришлось собирать воедино прошлой ночью.
Но Эмма не ответила. Она как-то странно смотрела на меня, склонив голову набок и слегка прищурившись.
– Что случилось? – спросила она меня.
– Ты о чем?
– С тобой что-то случилось. Что? Это все бухта, ты туда вернулась? Ты что-нибудь видела?
– Я не уверена.
– Скажи мне, – приказала она.
Я снова рассказала свою историю. Глаза Эммы расширились от удивления и страха, затем в них отразилась смесь удовлетворения и смирения.
– Я говорила тебе, – сказала она, когда я закончила. Затем, с большим напором: – Я вам говорила!
– Я не видела… ничего, – настаивала я, неловко подтверждая ее историю, хотя та все еще казалась невероятной.
– Но ты думаешь, что-то происходит. Я слышала, что ты сказала раньше, – добавила она, когда я открыла рот поспорить.
– Я не знаю, – пробормотала я, сознавая, что Дуги пристально наблюдает за мной. Я вздохнула: – Думаю, нам просто надо убраться отсюда ко всем чертям.
С этим никто спорить не стал.
Хотя было соблазнительно провести последние часы на пляже в палатке, никто из нас не захотел отходить от огня. Дело не только в тепле, хотя я промерзла до костей, а Дуги безудержно трясся в лихорадке. Даже мои руки, когда я обняла его, отчаянно пытаясь согреть, показались ему ледяными.
Мы сгрудились у огня. Мир вокруг был окутан зловещими оттенками серого. Постепенно они слились во враждебную, опасную черноту.
Мы мало разговаривали. Почти пришедшая в себя раньше, Эмма вновь замкнулась в своей голове и тихо что-то мычала, глядя в пламя. Дуги выглядел так, словно отчаянно хотел спать, хотя и воспротивился моим попыткам заставить его лечь. Я не стала упорствовать. Его присутствие, даже слабое и едва осознанное, было утешением. Что до меня, я сидела, исследуя каждый дюйм броши. Наклонив ее под углом, я использовала мерцающие блики пламени, чтобы превратить чеканку в резкий рельеф. Вращая то так, то эдак, я попыталась разобраться в загогулинах и формах. Не знаю почему, но я по-прежнему верила, что этот кружок – маленький, но достаточно большой, чтобы почти заполнить мою ладонь, – каким-то образом если не ответственен, то, по крайней мере, связан со всем, что происходит.
Тем не менее отметки были странными. Неузнаваемыми, но не случайными. Я все старалась расшифровать их, крутя брошь, оглядывая ее с разных ракурсов, пытаясь заставить петли и неправильные углы сложиться во что-то осмысленное.
– Знаете, – медленно сказала я, щурясь, – если посмотреть отсюда, эта фигура немного похожа на человека.
– Что? – Дуги повернулся ко мне, его глаза были полузакрыты, челюсть дрожала. Он хлюпнул носом, крепче натянул второй джемпер на плечи, но посмотрел туда, куда я указывала.
– Брошь, – сказала я, игнорируя его вздох. – Вот здесь.
И протянула предмет Дуги. Вместо того чтобы пытаться увидеть что-то на коротком расстоянии между нами, он взял брошь из моих рук и тоже покрутил.
– Может быть, – сказал Дуги. – Ты имеешь в виду эту фигуру посреди огня?
– Огня? – Я моргнула. – Какого огня?
– Этого. – Он указал на неровные царапины, которые я не смогла опознать. – Это же пламя, верно?
Я не знала точно – как по мне, линии не особо походили на пламя, – но вспомнила, как легко Дуги интерпретировал дольмен, когда я не видела ничего, кроме кучи камней.
– Точно.
– А это похоже на дары.
Дары? Я забрала у него брошь. Я не видела никаких «даров».
– Где?
– Тут. – Он потянулся и провел пальцем по нижней части броши, напротив человека в языках огня. – Видишь? Какой-то горшок, а это копье или топор… сложно сказать. Определенно ритуальные подношения.
– Ритуальные подношения? – повторила я, стараясь не выдать, что слышу подобное впервые в жизни.
– Ну да, священные подарки богу и все такое.
– Точно. – Откуда он все это знает? – Так, значит… это у нас бог? – Я указала на обнаруженного мной человека.
Дуги скривился:
– Вряд ли, учитывая, что он посреди огня. Если только это не дьявол. Или демон.
– Что-то злое… – Мои мысли мчались. Я снова посмотрела на нацарапанную фигуру мужчины, неровные штрихи вокруг которого, по словам Дуги, были пламенем. – Или это… – Я прищурилась, связывая линии в голове. – Крылья?
– Да. – Дуги пожал плечами. – Пламя, крылья. – Он остановился и подумал: – Может, даже волны.