Глава 16

Возвращение в Москву

В Москву из реабилитационного центра я летела бизнес-классом в сопровождении консультанта Алексея. Я уже полностью вышла из программы реабилитации и могла бы летать самостоятельно, но с нами был певец и композитор Крис Кельми, у которого был диагноз «хронический алкоголизм». Андрей Малахов и его программа «Прямой эфир» поспособствовали тому, чтобы Крис так же, как и я, прошел реабилитацию на Самуи.

Лечение от алкоголизма в «Сабае» проходил и легендарный певец Евгений Осин. Они оба так и не признали свою болезнь и через полтора месяца вышли из программы, а через год оба с интервалом в неделю скончались… К сожалению, наше заболевание хроническое, смертельное и рецидивное. С ним невозможно шутить и заигрывать. А тех, кто не осознает это, ждет смерть или, в лучшем случае, снова возвращение в больницу.

В аэропорту Самуи у Криса случился эпилептический припадок. В зоне ожидания он вдруг захрипел, стал биться в судорогах и потерял сознание. Мы с Алексеем растерялись, а уже начиналась посадка на рейс Самуи – Бангкок. Что было делать? На раздумье нам отводились секунды… Если бы мы остались с Крисом, то потеряли бы билеты на два перелета, а они были оплачены программой Андрея Малахова. Перелет в Таиланд стоит дорого. Мы обратились к персоналу аэропорта за помощью, положили рядом с Крисом его паспорт и запрыгнули в самолет… Криса потом забрали ребята из центра и отвезли в больницу. А багаж Криса уже успели погрузить в самолет, и он улетел с нами в Москву.

На следующий день я уже должна была сидеть в студии «Прямого эфира», Андрей Малахов планировал сделать программу о состоянии Криса и об окончании моей реабилитации.

Встретила меня Таня Филимонова, жена владельца «Сабая». За время моего пребывания в центре она стала для меня самым близким человеком. Когда-то они с мужем сами познакомились на реабилитации, которую проходили вместе в Нижнем Новгороде. Полюбили друг друга, а сейчас воспитывают маленького сына Вовочку… Сейчас я с ужасом вспоминаю те моменты, которые показывают, насколько я была эгоцентрична: как холодно с Таней разговаривала, как привнесла много ненужного в наши отношения…

Когда я приехала как VIP-персона, все решили, что Филимоновы займутся только мной. В первую же минуту, как она ко мне подошла, я с надменным видом сообщила ей, что подготовила целый список требований, без выполнения которых никакого лечения не будет. И зачитала эти пункты:

• нарощенные ресницы;

• натуральный красивый цвет волос;

• мелирование у крутого стилиста;

• переезд в старый дом, где я моглжить одна, а не с четырьмя другими девочками, так как женское общежитие мне надоело;

• романтический двухнедельный отдых с шизофреником Лехой в отеле на первой линии…

И еще мне нужно было много купальников и нарядов… Таня, нужно отдать ей должное, выполнила все эти требования!

Она постоянно летала со мной в Москву. Я сидела в бизнес-классе, а она спала в экономе… Я к ней часто подходила, и мы весело болтали. Потом мы сблизились с ней настолько, что стали обсуждать абсолютно все. Несмотря на то что она меня намного младше, я ее безумно люблю.

Ночевать мы с ней поехали в гостиницу «Космос». Дело в том, что каждый свой приезд в Москву я ночевала либо с Таней, либо с Аней в гостиницах. Я еще жила по программе, и мне не разрешалось оставаться одной. Когда мы с Таней впервые прилетели в Москву в мой день рождения, на съемку к Андрею Малахову, я очень просила ее разрешить мне зайти в квартиру, убедиться, что все в порядке. Таня отказала, объяснив это тем, что меня может сильно «триггернуть» – обстановка напомнит об употреблении… Когда я намного позже попала наконец-то в квартиру, то поняла, что ненавижу эту обстановку!

В гостинице я тоже отмочила номер… Понятно, что с Самуи я прилетела замарашкой. Месяц без маникюра, волосы отросли и выгорели на солнце, стали заметны непрокрашенные корни… Конечно же, встал вопрос о том, что же мне надеть? Подходящих вещей у меня не было. Купальники да халат. А в Москве уже выпал снег. Перед самым вылетом я в интернете нашла какого-то дизайнера и попросила одолжить мне для съемки какое-нибудь платье. Дизайнер приехал в отель в два часа ночи. И, о ужас, он привез ярко-красное мини-платье с блестками! Я готова была надеть все, что угодно, но только не возвращаться к образу стриптизерши! Своим нарядом мне хотелось подчеркнуть произошедшие со мной перемены. Но где взять посреди ночи новые вещи? Я разрыдалась. До сих пор мне стыдно за это, но, согласитесь, меня можно было понять. Таня ушла с дизайнером и пропала часа на три. Я уснула, а утром случилось чудо…

На вешалке меня ждал нежно-розовый костюм от «Chanel», а к нему – высокие ботильоны той же марки. Понятия не имею, где они раздобыли ночью эту одежду, но я ощутила себя Золушкой. Понятно, что всю эту красоту мне просто одолжили для съемки, но я была счастлива. Спасибо, Таня, за доброту и заботу!

После завтрака мы поехали на Студию Горького. Съемки прошли замечательно. Отдохнувшая, похудевшая и загорелая, я отвечала на вопросы. В начале программы я выскочила к Андрею Малахову и стала обнимать его, подарила ему пакет тайских манго. За пару дней до съемок он стал папой, у них с Наташей Шкулевой родился сын Александр. Я Андрея поздравила и заверила, что завязала с алкоголем и наркотиками навсегда! В программе был телемост с больницей, в которую накануне доставили Криса. Мы получили комментарии от врачей. Крису поставили диагноз эпилепсия, которая отчасти стала следствием злоупотребления алкоголем.

После программы я с грустью расставалась с арендованным костюмом от «Chanel». Ботильоны снимать отказалась. Пообещала, что заработаю и в ближайшее время их выкуплю. Они стоили 70 тысяч рублей. Я влюбилась в ботильоны, как только их надела, ведь семь месяцев до этого я ходила по Самуи в сиреневых вьетнамках за 100 бат (2 доллара).

На программе я рассказала, что приняла решение ни за что не возвращаться в некогда любимую мной квартиру на Кутузовском проспекте. Знакомый до боли винный магазин на первом этаже и страшные воспоминания последних месяцев – все напомнило мне о зависимости, и я бы быстро там сорвалась. Андрей и тут пришел на помощь. Его программа сделала мне подарок: оплатила на два месяца квартиру в доме на Беговой. На ближайший год эта маленькая однокомнатная квартира стала моим домом. Когда я зашла в старую квартиру, то все пережитое снова нахлынуло на меня, поэтому ключ я сразу отдала риелтору, и квартиру выставили на продажу.

А уже на следующий день у меня начался новогодний чес. Я стала самой ожидаемой телеперсоной месяца, и различные шоу стали приглашать меня на съемки за хорошие гонорары… В первый же месяц после возвращения я заработала полмиллиона рублей, купила себе новый айфон, расплатилась за ботильоны, оплатила квартиру на месяцы вперед… Могу сказать одно – мне не на что было жаловаться. Я ожидала всеобщего осуждения и клейма наркоманки, но моя честность произвела на людей впечатление, они поддержали меня. Многие узнавали на улице и благодарили за то, что своим примером я даю надежду сотням людей! Я была счастлива рассказывать на шоу о своем выздоровлении.

Но проблема была в том, что я совершено забыла о личном выздоровлении, внутреннем, а не показном. Я постоянно нарушала главное правило выздоровления – HALT. Зависимый не должен оставаться голодным, одиноким и рассерженным. Я же моталась по съемкам, ела урывками и после съемок оставалась дома в одиночестве. Новых друзей у меня еще не было, а старый круг общения был для меня опасен.

Таня была далеко, она жила между Нижним Новгородом и Апрелевкой, да и меня ведь невозможно было опекать все время. Никита и Аня, помощники по антинаркотическому союзу, постоянно ездили в Госдуму на конференции… До врача-нарколога Марата я никак не могла доехать. А с мамой мы поссорились после скандальной двухсерийной программы Шепелева «Детектор лжи». Там мы наговорили друг другу кучу гадостей. Я не могла простить маме то, что она заварила эту кашу в апреле, когда пришла к Малахову на телепередачу и на всю страну прокричала: «Моя дочь – наркоманка!». Кроме того, я обвинила ее в том, что она с детства приучила меня к феназепаму, которым лечила меня по любому поводу. В итоге на меня обрушилось негодование людей, которые называли меня неблагодарной дочерью.

Мама тоже хороша. Всю программу она кричала, что меня следует вернуть в центр как минимум еще на полгода, чтобы я снова прошла курс реабилитации. Она при всех утверждала, что я не долечилась. А мне было обидно это слышать!

В общем, я была постоянно одинока, голодна и зла. У меня снова появилась тяга к алкоголю, бутылки даже снились мне по ночам. Я чувствовала во рту вкус красного вина. Тем более начиналась предновогодняя суета, и окружающие часто выпивали в моем присутствии…

Главная проблема, доводившая меня до отчаяния, заключалась в том, что я практически не видела Полину. А что еще хуже, при наших редких встречах дочь агрессивно себя вела и не выказывала желания общаться. Я по-прежнему не имела понятия, где она живет. Родственникам Максима удавалось запутать меня – ни через один паспортный стол мне не удавалось узнать их адрес прописки. Единственным местом, где я могла встретиться с дочерью, оставалась гимназия на ул. Крупской. Несколько раз в неделю я приходила в школу и ждала Полину после занятий, но, как и следовало ожидать, родственники настроили ее против меня, и дочь каждый раз устраивала мне представления! При виде меня она кричала: «Уходи! Не смей ко мне приближаться!» и пряталась за свою учительницу Кристину Михайловну. Вся школа с интересом наблюдала за этими спектаклями. О том, чтобы обнять ее или поговорить, не было и речи! При моем приближении она тут же кричала: «Сейчас позову папу!» Если мы встречались на улице перед школой, Максим сам не здоровался со мной, а просто уводил дочь подальше или тут же сажал ее в машину.

И, наконец, главный прикол, который больше всего меня поразил. В это время мне очень помог, причем безвозмездно, адвокат – талантливый и уважаемый юрист, Алексей Степанов. Именно он в канун Нового года сообщил мне ошеломляющую новость: семья Максима, вовсе не бедная, владеющая недвижимостью в Испании и строившая дом в Подмосковье, задним числом подала заявление на алименты! На заявлении стояла дата первого дня моей реабилитации, и хотя сумма алиментов была небольшой – всего 15 000 рублей в месяц, но за это время у меня скопилась большая задолженность, хотя я о ней даже не имела представления!

Не хочется говорить ничего плохого в адрес Максима, но, простите, какой же скотиной нужно быть, чтобы подать заявление на женщину, которая находится на реабилитации!

У меня же не было никакой возможности зарабатывать, находясь на Самуи. Фактически за мое лечение платила программа «Прямой эфир», и последние месяцы я находилась в центре за их же счет. Кроме того, мой долларовый кредит никто не отменял, и за время реабилитации у меня и по нему скопилась большая задолженность. Я всю жизнь должна была платить за дом, в котором ни дня не прожила, купила и снова продала его тогда, когда в стране начался финансовый кризис.

Адвокат Алексей Степанов подал в суд прошение о том, чтобы учли мою непростую жизненную ситуацию и снизили процент по кредитам, но суд нам отказал. Я продолжала жить в рабстве и, по сути, находилась в «сухом срыве», – так называется запущенный срывной процесс – поведение, соответствующее срыву, но без самого факта употребления. Но употребить было лишь вопросом времени.

Я сорвалась и, как говорят на языке выздоровления, «упала». Произошло это на Рождество, 25 декабря, в ночь накануне очередной съемки у Малахова. На тот момент я уже нарушила обещание, которое давала себе перед отъездом из центра. Я обещала отказаться от приглашений на съемки, на которых нужно было обсуждать непорядочное поведение Максима и мою задолженность по алиментам. Но мое возмущение, которое охватило меня после того, как я узнала об этой самой задолженности, накрыло меня по полной.

Я решила рассказать обо всем в новой модной программе Первого канала «Бабий бунт», ведущими которой были Татьяна Васильева, Ольга Бузова и Юлия Барановская. К семи утра я приехала в студию Первого канала и в течение часа рыдала на всю страну: «Бабоньки, помогите. Что же такое творится». Замечательные ведущие меня поддержали, и мы сообща пришли к выводу, что все мужики сво…

Следующий удар по семейству, которое теперь владело моим ребенком, я собиралась нанести из моей любимой позиции – с шоу Андрея Малахова. «Прямому эфиру» удалось договориться о присутствии на съемках адвоката Максима. Адвокат посчитал нормальным в прямом эфире произнести: «Дана – алкоголичка и наркоманка, ребенка от нее нужно изолировать». С утра перед эфиром ко мне домой приехали редакторы, эфир планировался убойный, со мной подписали договор об эксклюзиве. Я не имела право обсуждать эту тему до Нового года ни на каком другом канале. «Прямой эфир» оплатил билеты моей маме, она прилетела на один день ради эфира из Крыма. Как только я закрыла за ними дверь, на меня накатили такая тоска, одиночество и депрессия, что на какое-то мгновение мне стало трудно дышать, и снова наступил приступ кашля…

В результате информационная война с Максимом официально была развязана. Я приняла решение «мочить» его по полной программе, так как мое терпение было на исходе. Я специально подключила к этому процессу тяжелую артиллерию в виде различных ток-шоу, ибо знала, что Максим – трус. Впрочем, на ток-шоу он сам не ходил. Присылал своего адвоката.