Глава 17

«Служу тайскому ребцентру!»

Вернемся снова в мой родной и любимый ребцентр на Самуи, который подарил мне трезвость. Немаловажный момент во время реабилитации – это лечение трудотерапией, и пусть мы не кололи дрова и не рубили пальмы, у нас все же был плотный график дежурств. Отмыть довольно-таки старый тайский дом было непросто. Раз в неделю я вооружалась огромной тряпкой и ползала с ней в руках на коленках – швабре я не доверяла, поэтому мыла пол по старинке – отдраивала его руками.

Помню, ужасно смешной случай произошел с жирной грязной кастрюлей из-под куриного супа. В мои обязанности входило помыть ее, но было уже очень поздно, часов одиннадцать вечера, когда очередь, наконец, дошла до нее. Вода была едва теплая, поэтому жир отмыть было крайне сложно. Я слила остатки супа в целлофановый пакет, вода из тайского крана шла уже холодная, а мне предстояло отмыть кастрюлю с чистящим порошком. Сил моих больше не было этим заниматься, я безумно устала за день, так как ходила на все группы, писала аналитические работы, ездила с ребятами на спортивные занятия, и при виде этой жирной грязной кастрюли я чуть не расплакалась! Тогда я украдкой утащила ее в женскую спальню и спрятала под кровать. Наутро возмущенные соседки жаловались, что плохо спали, так как запах прокисшей тухлятины из кастрюли преследовал их всю ночь…

Еще один смешной случай произошел, когда к нам привезли новенького. Наркоман-метадонщик Миран был родом с Кавказа. Его родители – удивительно приятные интеллигентные люди – владели крупной торговой сетью. Я познакомилась с ними пару месяцев спустя, когда они прилетали проведать Мирана, а его мама даже подарила мне огромную черно-розовую шляпу «Armani» первой линии стоимостью триста евро. Я чуть не сошла с ума от такого счастья, проносила ее все оставшиеся месяцы. Шляпа до сих пор со мной, лежит в шкафу, и я часто беру ее в заграничные поездки.

Миран, их единственный сын, пробовал все виды наркотиков, но любимым стал метадон – сильнейший лекарственный аналог героина. Во многих странах, в которых для наркоманов существует метадоновая терапия, вместо наркотиков зависимым официально выписывают этот препарат. В России метадон запрещен, и мы гордимся тем, что Россия – практически единственная страна в мире, где наркотическую зависимость заменяют «полной чистотой», а не выдают на замену препарат, который превращает человека в инвалида.

Миран получил прекрасное образование в Англии в финансовом колледже, ему было двадцать четыре года, и для него любимые родители были готовы открыть весь мир. Он поехал на отдых в Арабские Эмираты, и там на тусовке его угостили всеми доступными видами дорогого кайфа. Зависимым он стал крайне быстро: во-первых, запойно пил алкоголь, по несколько дней подряд, а во-вторых, кололся чистейшим метадоном. Когда это дошло до родителей, мать чуть с ума не сошла от горя. Его отвезли на целый год выздоравливать в наш элитный реабилитационный центр.

Миран и я считались самыми тяжелыми пациентами в центре. Миран воровал в магазинах. По вечерам нас отвозили в ближайший супермаркет. Причем родители регулярно присылали ему деньги, но они хранились в сейфе, на руки нам их, конечно же, не выдавали, сопровождающий консультант сам расплачивался за нас на кассе. Мирану это не нравилось. Он хотел именно воровать всякие тайские мелочи и ерунду, как настоящий «нарик». Украсть ведь для любого наркомана – дело привычное.

Миран сначала слегка приударял за мной и даже делал подарки на свой манер. Нет, это был не робкий букет из полевых тайских цветов. Он приносил мне завернутые в бумажку две таблетки феназепама, которые ему удавалось выклянчить у консультанта Андрея, а в нашем реабилитационном центре такие поступки считались доказательством самых пылких чувств.

После метадона у Мирана была страшнейшая ломка. Его шатало из стороны в сторону, тошнило, он был весь зеленый, и ходил, держась рукой за стену. Выдержав примерно пять дней таких мучений, Миран поздно ночью, когда все спали, выдавил стеклянную дверь в комнате, где находился сейф с паспортами, документами и деньгами. Сделал он это так аккуратно, что никто не проснулся. Потом он на плечах вытащил тяжелейший сейф из подвала и унес его в джунгли. Там он попытался его взломать, но тщетно. Тяга по наркотику придавала ему сил и несла неизвестно куда. Он отобрал или выпросил у местного тайца байк, погрузил на него сейф и так целый день катался по острову. Вечером его забрала местная полиция, и нашим ребятам пришлось заплатить крупный залог, чтобы его выпустили.

Во всю эту историю сложно поверить, но она действительно была! Помню, как о произошедшем сообщили родителям Мирана, и через несколько дней прилетел его взбешенный отец… Уж не знаю, какое он внушение сделал сыну, но из комнаты Миран вышел тихий и пришибленный, а со следующего дня стал ходить на все наши группы и раз в неделю дежурить по кухне.

Как сложилась судьба его дальше, мне тоже известно: примерно за восемь месяцев до конца его реабилитации он сбежал из центра, дорвался до алкоголя, пил беспробудно неделю, но потом его снова нашли, вернули в «Сабай» и «обнулили» – так говорится, когда срок после восьми месяцев вновь обнуляется и начинается с первого месяца. Сейчас он живет с родителями, списывается в группе с нами, выпускниками центра. Наркотики вроде бы не употребляет, похудел, занимается спортом, но по-прежнему частенько уходит в запой…

Примерно со второго месяца своего нахождения в центре я всерьез занялась своим выздоровлением. Для начала я сделала первый, самый главный, шаг – безоговорочно признала свою болезнь, свое бессилие и неуправляемость и стала работать по двенадцатишаговой программе. Сдавала тесты с аналитическими работами, занималась с психологом индивидуально, периодически выходила по Скайпу в программу Андрея Малахова. Руководство центра меня хвалило.

Но при этом я никак не могла решить проблему питания. Я продолжала голодать, меня невозможно было заставить съесть хоть что-то. Немного хлеба и сладкий чай с лимоном – таков был мой суточный рацион. И поймите, я делала так не назло и не в качестве протеста «Выпустите меня отсюда», нет, во мне сидел безумный, неуправляемый страх поправиться, ну и к тому же я просто отвыкла есть за общим столом. Мне казалось, я не умею есть красиво, и все смотрят и смеются надо мной.

В итоге информацию об этом довели до Москвы, до курирующего мое выздоровление друга Андрея Малахова и председателя Российского антинаркотического союза, ставшего для меня одним из самых близких друзей, Никиты Лушникова. Он был вместе с Андреем у меня в квартире в ту ночь, когда меня забирали в «Сабай», но я его не помнила. Более близко мы познакомились, когда я уже летела вместе с ним в самолете из Москвы на Самуи. В мой день рождения, тринадцатого июня, Андрей снял обо мне отдельный выпуск «Пусть говорят», и я прилетела на два дня на съемки, где рассказала, как прошли первые два месяца реабилитации. Меня все время кто-то сопровождал, одну меня отпускали только в туалет.

Из Самуи во время перелета меня сопровождала Танечка Филимонова, психолог, впоследствии ставшая моей лучшей подругой, а обратно после съемки мы летели с Никитой. Он рассказал мне свою историю, и она потрясла меня.

Оказалось, Никита – героиновый наркоман и алкоголик из Белгорода, зависимый с двенадцати лет, практически живший на улице, в двадцать лет он попал в местный реабилитационный центр, за шесть месяцев прошел программу и сейчас представляет Россию в ООН, в комиссии по делам наркотиков. Он стал примером для миллионов зависимых в России, активно занимается боксом и возглавляет российский антинаркотический союз. Никита глубоко духовный и верующий человек, пришел к пониманию высшей силы на реабилитации.

В личной жизни у него тоже все сложилось очень непросто: он женился на зависимой Любе, она выздоравливала с ним вместе и влюбилась. Они прожили вместе семь лет, у них появилось двое прекрасных детей, Лева и Сашенька, и примерно на седьмом году совместной жизни Люба сорвалась: сначала втайне стала пить антидепрессанты, потом курить марихуану, а позже появились и другие наркотики. Она оставила деток Никите, а сама исчезла из их жизни, нашла себе новую интересную компанию, и теперь Никита воспитывает деток один – он прекрасный папа.

Никита посвятил мне почти год своей жизни, постоянно звонил из Москвы на Самуи, поддерживал и частенько воспитывал, отчитывал меня, курировал все мои съемки для разных каналов через Скайп и по телефону, подсказывал мне, как лучше ответить на тот или иной вопрос. Я передала ему пароль от своего Инстаграма, и Никита выкладывал в нем мои фотки и отвечал на вопросы подписчиков. В какой-то момент я даже поняла, что увлеклась им как мужчиной, но мы поговорили, расставили все точки над «i», и с моей стороны чувства испарились. Когда Никита понял, что с моими голодовками и расстройством пищевого поведения с каждым днем становится все хуже и хуже, он купил билеты и прилетел сам. Привез на неделю ко мне Марата Агиняна, врача-нарколога номер один в России, которого я до сих пор искренне считаю главным человеком в процессе моего выздоровления и которому безмерно обязана и благодарна.

Мы познакомились с Маратом, и всю следующую неделю он занимался со мной по четыре часа в день индивидуально. Потихоньку он распутал все мои проблемы, и я впервые за долгие годы начала нормально есть.

Одно из моих самых нелюбимых занятий на реабилитации было просмотр тематических фильмов на тему зависимости: три дня в неделю поздно вечером мы садились перед экраном. Во-первых, это были жуткие фильмы и после каждого я несколько дней ходила, как в кошмаре, а во-вторых, я просто никак не могла привыкнуть смотреть фильм на трезвую голову, – долгие годы просмотры проходили у меня в компании пива или бутылки вина. Это жутко возбуждало меня, я просто не могла физически усидеть перед экраном – так хотелось выпить. Кроме того, просмотр фильмов затягивался иногда до полуночи, и мне стало постоянно хотеть спать: хроническая бессонница постепенно уходила, и мне хотелось выспаться за всю прошедшую жизнь.

Также я вдруг полюбила чистоту, это, кстати, один из самых частых симптомов выздоровления, встречается у каждого второго в центре. Раньше в моей дамской сумке можно было потонуть: там валялись вперемешку косметика, презервативы, яблочные огрызки, использованные жвачки и железная мелочь. С таким вот дамским «Louis Vutton» я прилетела и на Самуи, у меня забрали из сумки все документы, телефон и деньги, я засунула ее подальше в шкаф и не прикасалась к ней несколько месяцев. Потом мне подарили другую – просторную, пляжную, большого размера, и я везде ходила с ней. Спустя три месяца меня вдруг потянуло к моей старой сумке. К тому времени я уже аккуратно заправляла кровать, на тумбочке рядом с ней была чистота, я регулярно стирала свои трусы в раковине. Мне объяснили, что как только начинает все становиться на место в голове, появляется спокойствие, гармония, чистота в мыслях, то и свое жилье тоже хочется поддерживать в чистоте. Я заглянула в сумку, и оттуда на меня выпрыгнули три жирных московских таракана… Внутри нее росла чуть ли не плесень, я передумала ее отмывать, к тому же она была из той, старой жизни, и я безжалостно выкинула свой «Louis Vuitton»…

Вскоре со мной стали происходить так называемые подарки выздоровления. Перемены произошли и в моей внешности. Вместо нарощенной блондированной гривы постепенно отросли свои, красивые пепельные волосы. Я, правда, заметила в них первые седые волоски, но это было нормально после всего, что я пережила. Жуткие нарощенные ресницы вылезли, я стала проводить сверху легкую подводочку, которая подчеркивала красивые, открытые и добрые глаза. Я перестала материться, сейчас даже вздрагиваю, когда слышу мат рядом.

Леха и Федя, шизофреник и героинщик, остались в далеком прошлом, теперь мне нравился Никита, но и то – как легкое увлечение и только в моих мыслях. Я читала множество книг из нашей библиотеки, по воскресеньям ездила в нашу самуйскую православную церковь с русским батюшкой, там я впервые причастилась и научилась молиться по утрам.

Со мной творились настоящие чудеса! Сколько раз я без стеснения снималась в мужских журналах! Обложка Playboy в девятнадцать лет, потом Maxim и «Пингвин», сколько раз сама сливала голые фотки в интернет, подогревая интерес к себе разными секс-скандалами. Последний год до реабилитации ключевое место в переписке с так называемыми женихами составляли фото «ню».

А теперь со мной творилось невероятное: начиная с четвертого месяца реабилитации, я стала стесняться находиться на море в купальнике. Смех смехом, но ведь жарко – это Таиланд, практически каждый день нас возили на пару часов на пляж, я сидела на берегу в любимом синем халатике, закрывающем руки, и до дрожи стеснялась раздеться. Макс Золотарев, мой любимый консультант и друг, сейчас же выговаривал мне: «Дана, ну пойди покупайся, чего сидеть-то, все вон в море плещутся». Я же – ни в какую. Дальше – больше. Раз в неделю реабилитантам был положен бесплатный массаж, но я принципиально не ходила на него пару месяцев, говорила, что стесняюсь, когда мужчины водят мне по телу своими пальцами. Вот уж поистине чудеса выздоровления!

Но зато я ежедневно красилась – наносила скромный макияж карандашиком и тушью для ресниц. Команда «подъем» была в восемь утра, жили мы вчетвером с девочками в одной спальне, ванная, естественно, была одна. Я заводила будильник на семь утра, тихонько вставала, чтобы никого не разбудить, и шла в ванную, мыла голову, наносила бальзам и красиво расчесывала волосы, оставляла их сохнуть – фена у нас, естественно, не было. Потом наносила стрелочки и красила ресницы, тональным кремом и помадой я не пользовалась. Вообще из всех средств бьютификации, как я шутила, нам доступен был только загар, и я старалась побольше загорать, чем, кстати, по дурости совершенно загубила кожу – появились пигментные пятна, которые уже здесь, в Москве, я вывожу теперь лазерными шлифовками и уколами.

Много раз рассказывала, что за годы зависимости у меня совершенно нарушилась и спуталась память. На реабилитации мы учили наизусть куски из Библии, и она потихоньку стала восстанавливаться. К тому же я начала писать книгу под названием «Одержимость», так же ручкой в тетрадке, как пишу и сейчас.

В конце августа мне разрешили на неделю слетать из Таиланда в Крым, в мой первый антинаркотический лагерь в Бахчисарае, а когда я вернулась, поняла, что в моих вещах кто-то рылся и, самое обидное, книжки не оказалось, она бесследно исчезла. Я перерыла весь дом, искала в комнатах у ребят, но так ее и не нашла…

В то же время я стала по два часа в неделю плотно индивидуально заниматься с психологом Любовью Мельник. Люба специализируется как раз на вопросах зависимостей, а еще она открыла для меня понимание высшей силы. Надо просто полностью довериться ей, принимать и плохое, и хорошее. А главное, понять, что тебе никогда не пошлют больше того, что ты можешь вынести. Поменялось и мое отношение к окружающим: весь мир всегда крутился вокруг меня любимой, это называлось эгоцентризмом и элементарным эгоизмом. Потихоньку я стала учиться слушать других, воспитывать в себе эмпатию – искусство искренне сопереживать и делиться с окружающими.