Глава 48

Появились новости о том, что утром «Трувив» созывает совещание. И, по слухам, причиной стало то, что дознание проходит не так гладко, как хотелось бы. Когда Грейс ехала на работу, ей позвонила Хелен Йе.

– Я скажу то, что думаю, – без особых предисловий начала она. – Нам необходимо их выслушать. Узнать, что им еще нужно. И не стоит принимать стремительные решения. Но мы должны…

– …выслушать, – закончила за нее Грейс, когда повернула с Перл-стрит в направлении центра города. Она все никак не могла привыкнуть к разговору по телефону без участия рук и невольно повышала голос, из-за чего тот больше походил на вопль.

– Именно.

Грейс, оглянувшись, проверила мертвую зону.

– А они выслушали? Нас?

Она повернула на Мейн-стрит, миновав парк, в центре которого красовалась двенадцатиметровая скульптура глазного яблока, примечательная своими красными капиллярами и поразительным голубым зрачком – ну и, конечно, неимоверными размерами.

– Я понимаю вас, Грейс, понимаю. Но, послушайте, моя задача как вашего адвоката состоит в том, чтобы защищать ваши интересы. Вы все – тоже юристы, но если б были врачами, то не смогли бы сделать сами себе кардиохирургическую операцию, не так ли? – Грейс усмехнулась. Возможно, она стала бы врачом, если б не кровь… Она ее терпеть не могла. Хотя сейчас она в таком состоянии… – Я должна советовать вам делать то, что, в моем понимании, будет в итоге лучше для вас. Возможно, они не захотят упорствовать. Будем, по крайней мере, надеяться. Но сейчас вы все находитесь в состоянии свободного падения.

«Примерно то же самое чувствовал Эймс в те последние несколько секунд», – мелькнуло в голове у Грейс.

Хелен встретила их в офисе. На двадцатом этаже. Грейс напомнила себе, что Хелен делает все правильно. Она и должна постоянно терзать их и готовить к тому, чтобы принять то, что будет предложено. Как кость, брошенную голодным псам. В общем, набивать себе цену. Это была классическая стратегия, применяемая на беспечных клиентах, чтобы заставить их чувствовать, как будто их адвокат многого добился. Очень раздражало замечание Хелен о том, что перед встречей она быстро «переговорит» по телефону с Козетт: «Попытаюсь убедить их».

Возможно, Грейс вела себя несправедливо. Хотя, кто знает, может быть, и нет…

Пока собирались «все остальные», она присела рядом с Арди и пробормотала:

– Как дела? – По оценкам Грейс, Арди похудела по крайней мере на пять килограммов, но, кажется, даже сама этого не заметила…

– Нормально, – ответила Арди. – Со мной все хорошо, только вот теперь не знаю, что сказать Тони.

– Мы не знаем… – начала Грейс.

– Ладно тебе!

У Грейс на этот счет ответа не было. У нее был Лайам. Ей повезло. Если б она не хотела работать, муж не стал бы возражать. То же самое он подтвердил, когда родилась Эмма Кейт. На самом деле он был бы, наверное, счастлив, если б супруга постоянно находилась дома. Ведь тогда ему не пришлось бы часто мыть посуду!

Предполагалось, что молодые мамаши работают только в случае крайней необходимости. Грейс об этом знала. Вот почему она никогда точно не говорила, насколько материально обеспечена ее семья. Если сейчас они проиграют дело, то Грейс навсегда бросит карьеру. Покручивая на пальце недавно найденное бриллиантовое кольцо, она представляла свое ближайшее будущее в каком-то странном вихре…

Пришла Слоун.

– Спасибо, что пришли. – Козетт катнула во рту мятную подушечку. – Мы ненадолго. Итак, Эймс мертв. – Она положила руки на стол. – У нас есть главный свидетель, которая заявила под присягой буквально следующее. По отношению к ней и, насколько ей известно, к кому-либо еще со стороны Эймса Гарретта не было замечено никаких домогательств. Более того, вы втроем устроили ему личную вендетту, применив своего рода менталитет толпы, на основе неудавшегося романа между Слоун и Эймсом Гарреттом. – Грейс представила, как Козетт репетирует эту речь у себя в ванной перед зеркалом. – По собственному утверждению Грейс Стентон, Эймс был хорошим, способным руководителем, за кого она была готова поручиться. Арди Вальдес, по-видимому, пришлось не по душе, что, в отличие от коллег, она не получила никакого повышения. Вообще, сам момент для подачи иска, как раз тогда, когда мистера Гарретта выдвинули на должность генерального директора компании, выбран для того, чтобы нанести максимальный ущерб и, по сути, лишить компанию какого-либо маневра. Ни один из этих фактов не в вашу пользу. Эймс Гарретт покончил с собой из-за ваших необоснованных обвинений и поступков.

– Вы ведь в курсе, что мы не согласны ни с одним из этих выводов? – спросила Слоун.

Вот что больше всего пугало Грейс: Слоун. Она не спешила, она не боялась опоздать на эту встречу. И не стала оправдываться – даже в шутку – за то, что явилась на пять минут позже остальных. Она сидела подавленная. Или, может… умиротворенная.

– В курсе. Но, если понадобится, «Трувив» готова отстаивать свою позицию до конца. Акционеры, заслушав показания свидетелей и ознакомившись с фактами, готовы выделить для последующего процесса значительный бюджет. Здесь ведь есть за что бороться. В финансовом отношении. Но вот что я готова вам предложить. Откажитесь от своих опционов на акции. Подайте заявления об увольнении по собственному желанию. Выплатите компании пять миллионов долларов в качестве компенсации расходов на судебные и репутационные издержки. Выполните все это, и «Трувив» предоставит вам рекомендательные письма и подпишет соглашение о неразглашении, запрещающее кому бы то ни было в компании негативно отзываться о вас – как в личном, так и в профессиональном плане.

– Пять миллионов долларов! Вы хотите, чтобы мы заплатили вам пять миллионов долларов? – Арди усмехнулась. – А где, по-вашему, мы возьмем эти пять миллионов долларов?

Добровольно Грейс не стала бы платить. А если б ее заставили? Только ее долю? Или всю сумму? Она вынуждена была бы обратиться к родителям, и… ну, в общем, это был не особенно привлекательный вариант. Кроме того, больше всего ее раздосадовала и взволновала та часть озвученнного Козетт предложения, которая касалась увольнения по собственному желанию. Вот от чего у нее сразу похолодело внутри. А что касается соглашения о неразглашении, то, будет оно подписано или нет, адвокатский круг слишком тесен, чтобы потом, невзирая ни на что, не поползли разные слухи…

Бриллиантовое кольцо на ее пальце продолжало крутиться в разные стороны. Какая она все-таки дура! Сама, своими собственными руками, подставила себя под удар…

– Мы можем согласовать план поэтапной выплаты компенсации. Если договоримся о том, за сколько лет вы сможете погасить этот долг, то, думаю, мне удастся настроить правление на позитивный лад. – Козетт повернулась к полному мужчине, члену правления из независимого наблюдательного комитета. Тот многозначительно закрыл глаза и нахмурился: «Давай, мол, конечно, пусть соглашаются».

– Все это явно попахивает местью, – проговорила Слоун. – И вымогательством.

– Нет, – твердо проговорила Козетт. Она уже укладывала документы обратно в портфель. – Всего лишь превентивная мера. Условия я подготовлю завтра. После чего компания даст ход делу.

Было ясно, что, если вскрыть вены Козетт Шарп, то там обнаружатся корки от обморожения. А в самом деле, кто из женщин, оставшихся в комнате, отказал бы себе в таком удовольствии?..

Комната опустела, за исключением команды Грейс. Хелен сидела на дальнем краю стола и молча ждала.

– В аду есть особое место для тех женщин, которые не помогают другим женщинам, – проскрежетала зубами Слоун.

– Мадлен Олбрайт, – проговорила Арди.

Слоун прошла к окну и принялась рассматривать фасад здания.

– В самом деле? Я всегда считала, что это просто фраза, которую Тейлор Свифт произнесла Тине Фей. Но все же…

Но все же. Грейс охватил внезапный порыв нежности к своим подругам. Возможно, именно так люди и испытывают одновременно и любовь, и ностальгию. Когда над их шеями уже, по сути, завис нож гильотины…

– Зато тебя не станут обвинять в причинении смерти за счет противоправных действий.

Ведь это все-таки обычный – административный – судебный иск. И он, слава богу, не имеет ничего общего с уголовными обвинениями. Однако внимание общественности здесь было бы не лишним.

Слоун развернулась к столу.

– Пять миллионов долларов, Хелен.

Хелен была маленькой женщиной. С телом, как у компактных блоков на космическом корабле, – то есть напрочь лишенным жира. В выходные она делала умопомрачительные пробежки. Причем запросто, забавы ради.

– Знаю, сумма немаленькая. Но для Эймса Гарретта это даже дешево. Сами подумайте. – На продажу выставлена жизнь Эймса Гарретта. Значит, у них был весьма удачный день?! – Если же вы проиграете дело с формулировкой «доведение до самоубийства в результате противоправных действий», то пробудете на крючке намного больше. Как минимум, втрое дольше.

– А как же Кэтрин? – спросила Грейс, пытаясь сохранить голос нейтральным. С тех пор как побеседовала с полицией, она питала надежду. Надежду на то, что именно Кэтрин виновна в смерти Эймса. Грейс начинала злиться. Но это была голая правда. Сейчас она оказалась очень далеко от Бога. Как никогда. И ничто не помешало бы ей сделать Кэтрин какую-нибудь гадость. А может, и просто… придушить. Ведь, судя по ее показаниям, она считала их со Слоун и Арди в некоторой степени иудами…

– Насколько понимаю, она получит… повышение. В детали меня не посвятили. Простите. – Хелен глубоко вздохнула. – Моя фирма заявляет, что я не могу по-прежнему сотрудничать с вами на прежних условиях. Извините. Вы знаете, что сама я была бы не прочь. Но ведь с самого начала мы рассчитывали совсем на другое. – Грейс покосилась на Слоун, ожидая какой-нибудь реакции, но лицо подруги осталось непроницаемым. – Если честно, я сомневаюсь, что любая другая фирма согласилась бы бесплатно перемолоть такой объем работы.

Все промолчали. И это молчание стало самым долгим, которое Грейс могла припомнить. Она по-прежнему считала своих подруг самыми умными и способными женщинами, которых она когда-либо знала. Но в конце концов, сейчас речь не шла об интеллекте или компетентности. Да, впрочем, такой вопрос никогда и не ставился. Вот, наверное, из-за этого они и рискуют сейчас проиграть…