Глава 47
1 мая
На пожарной стоянке были припаркованы два минивэна, и возле них прохаживались две телеведущих с микрофонами в руках. Вообще, каждая телеведущая, которую когда-либо видела Слоун, неважно, в каком городе, выглядела так, будто она именно из Далласа, но местные телерепортерши были, безусловно, самыми «далласскими». Пышные, обильно политые лаком волосы, розовые губы, сшитые на заказ платья ослепительных оттенков драгоценных камней, в паре с каблуками-платформами, которые делали их похожими на молодых оленей. Когда-то в шоу «Сегодня» промелькнул эпизод, где такие дамочки наперебой рассказывали о том, где выгодно купить самый подходящий наряд для телевизионных съемок…
Неужели с момента скоропостижной смерти Десмонда прошло меньше двух месяцев? У нее в голове до сих пор звенело: «Акционеры терпеть не могут, когда им говорят “без комментариев”…»
Слоун вытащила из сумочки компактное зеркало и проверила зубы. Как только она начала двигаться, ей наперерез бросилась ближайшая из телеведущих с густой копной темных волос.
– Слоун? Слоун Гловер? – Она выставила вперед микрофон. – Как вы собираетесь отреагировать на заявления о том, что вы и ваши соистцы довели мужчину до самоубийства?
– Я никого с балкона не толкала, – ответила Слоун, понимая, что подобное заявление является немного провокационным – конечно же, она лично никого не толкала, – и наглым.
– Ну, я выразилась фигурально, – словно оправдываясь, продолжала ведущая новостей.
В этот момент внимание Слоун привлек знакомый силуэт неподалеку. Клифф Колгейт. Сделав затяжку из электронной сигареты, репортер спрятал ее в карман рюкзака.
– Мисс Гловер? – окликнул он ее, сделав шаг навстречу.
Слоун вновь сосредоточилась и взглянула на репортершу, отметив, что на ее лице слишком много макияжа. Видимо, дамочка усиленно готовилась к предстоящим съемкам.
– Никак не реагировала, – сказала Слоун, отвечая на заданный вопрос. – Указанные заявления – отвлекающий маневр; они предназначены для того, чтобы помешать нам сосредоточиться на главном вопросе, а именно на том, как компания позволяет таким людям, как Эймс Гарретт, годами вести себя неподобающим образом и делать это абсолютно бесконтрольно. А все потому, что для женщин не предусмотрено практических возможностей пожаловаться на такое поведение без риска попасть под раздачу и, как минимум, лишиться рабочего места.
– То есть вы думаете, что «Трувив» решила вам отомстить?
Слоун ненадолго задумалась.
– Думаю, ситуация вышла из-под контроля, и мы должны задаться вопросом, почему так произошло.
Клифф незаметно махнул ей, приглашая следовать за ним. На нем были очки с черной каймой и белая рубашка на пуговицах. Без галстука. Она спросила себя, возможно ли, чтобы мужчина его возраста и на такой же, как у него, работе никогда не носил галстук. Мы входили в эпоху, когда каждый ребенок рос и воспитывался на интеллектуальных гаджетах, и разве ношение повседневной одежды до некоторой степени не является неотъемлемой частью той же самой тенденции? Извинившись, она попрощалась с репортершей и ушла.
Клифф быстрыми шагами направился прочь от дома, держа в руке свой неразлучный блокнот.
– Ну, и что теперь? – спросила Слоун.
Он сунул руки в карманы серых штанов.
– Дальше? Продолжение. Ваша бывшая коллега, Элизабет Моретти, заявила о том, что именно она является инициатором «Списка плохих парней».
– Что?!
Клифф вытащил из-за уха ручку и что-то записал себе в блокнот.
– Только не рисуйте мое лицо. – Слоун шутливо пригрозила ему пальцем.
Он усмехнулся и подмигнул.
Сможет ли она в таких случаях – когда ей подмигивает мужчина – не думать об Эймсе…
– Статью готовил один журнал. Потом Моретти узнала. Но она, что называется, забегает вперед… И предложила побеседовать с вами.
Офисные здания: как странно, что вокруг так мало мест, где можно просто посидеть. До нее это дошло почему-то только сейчас…
– То есть, насколько я понимаю, будет проще сказать так: вы не в курсе, что она тайно задумала тот список?
Слоун покосилась на него, но промолчала.
Он поднял вверх ладони. У нее так не кружилась голова с тех пор, как Эбигейл упала со шведской стенки в детском саду. И администрация по электронной почте – по электронке, черт побери! – известила, что ее дочь отвезли на «Скорой», что ее забрали в отделение неотложной хирургии, что у нее повреждена рука, а не, скажем, шея – вот радость-то! Бросив все, Слоун помчалась в больницу, где ее успокоил один весьма компетентный врач.
Мысли стремительно крутились у нее в голове. В итоге она, наверное, не должна испытывать особого потрясения, учитывая все, что произошло, и все вещи в этом мире, которые имели куда большее значение, чем то, что чертов список завела именно Элизабет Моретти.
Но она могла хотя бы предупредить ее…
– Хотите дать комментарий? – В руке у Клиффа замер остро заточенный карандаш.
Что бы она ни решилась сейчас произнести, ничто не будет выглядеть разумным. Слоун глубоко вздохнула.
– Возможно, но ближе к концу дня. Ведь у меня есть ваша визитка с телефоном и почтой.
Углы его рта опустились, но он перевернул карандаш тупым концом вниз.
– Что ж, справедливо. – Слоун начала постепенно дистанцировать себя от того цирка, в котором оказалась либо зачинщиком, либо просто клоуном. – Я поговорил со своим источником в управлении полиции Далласа. – Она застыла на месте. – Они считают, что появилась новая информация о смерти Эймса.
– О самоубийстве Эймса, – поправила она его.
Клифф окинул взглядом улицу. На его очках мелькнул солнечный луч.
– О смерти Эймса. Кто-то, кому что-то известно, наверное, что-то видел. Кто именно, не знаю.
– Кто?
Репортер поцарапал висок тупым концом карандаша.
– Я сообщил вам все, что знал…
Слоун поправила на плече сумку, набитую сломанными крекерами, влажными салфетками, косметикой и десятком банковских карточек, часть из которых – с истекшим сроком действия.
– Просто смешно. Эймс сам спрыгнул с балкона. Все об этом знают.
Естественно, это было не так. Даже она толком не знала, как все произошло. Разве могло еще быть хуже? Боже милостивый, когда же это кончится?!
Если уж на то пошло, Слоун была хорошим человеком. По большей части. И у нее были подруги. Много подруг. Она не должна находиться в самом эпицентре… расследования убийства.
И, кстати, почему сегодня никто не принес на обед запеканку?
– «По-моему, леди слишком много возражает»…
– Это из «Гамлета», – она кивнула. – Правильно подметили. – И толкнула вращающуюся стеклянную дверь.
– Напишите мне по электронке! – Он сложил чашечкой руки вокруг рта. – Я из хороших парней, Слоун.
– А вы уверены, что это не оксюморон? – оглянувшись, бросила она ему.
* * *
Слоун ударила кулаком по плотной подушечке, которую держала перед ней Оксана, и плечо пронзила резкая боль. Джеб, кросс, хук и снова джеб. Шумно выдыхая, она повторяла одну схему за другой.
С каждым ударом перед глазами вспыхивал образ Эймса. Темно-красная кровь, фонтаном брызнувшая из его головы и забрызгавшая тротуар. Целая река, вытекающая из разбитой ноги…
Она ударила еще сильнее и резче. Совсем забыла про правильное дыхание. Корни волос, собранных в «конский хвост», пропитались по́том. Что, если все это из-за нее? Снова удар. Мышцы горели огнем. Кто-то что-то знал. Или что-то видел. Это могла быть Грейс… Почему она ни разу не упомянула о том, что курила с Эймсом на том чертовом балконе? Это могла быть и Арди. Она ведь могла и солгать о том, когда подписала документ, и если так, то почему? Или та же Кэтрин, которая так быстро изменила все свои показания…
Что там у них за новая информация? Может, какие-то улики… против нее?
Оксана прокричала: «Хватит!», и Слоун разом обмякла. Присев, она уткнула голову в колени. Оксана накинула ей на шею чистое полотенце, и Слоун принялась вытирать лицо.
– Сегодня ты молодец, – похвалила ее Оксана.
– Но я съела сэндвич. С хлебом!
Оксана толкнула ее ногу кончиком кроссовки с брендом «Трувив» и заставила выпрямить спину. Потом сделала то же самое, потому что была садомазохисткой. Ну, или близко к этому…
– В нашей регистрационной книге Эймс был помечен красным цветом, – сказала Оксана. Слоун едва могла поднять голову – сильно ныла поясница. – Ни одна из тренеров-женщин больше с ним не работала.
Когда на коврик для йоги упала капля, Слоун не знала, что это: пот или слеза. Она утратила способность понять различия. Она потеряла контроль почти над всем остальным в ее жизни – над ее браком, над дочерью, над подругами, над своей карьерой. Она была на девяносто девять процентов уверена, что, когда подала свой чертов иск, поступила правильно. Но оставшийся мерзкий один процент вызывал сильное беспокойство о том, что на самом деле она сунула нос не в свое дело. Что она просто занудная женщина средних лет, которая прикрывается сшитыми на заказ шерстяными брюками и мудреной должностью, чтобы никто не заподозрил, насколько она занудна и насколько средний у нее возраст…
– Все будет хорошо.
Но Слоун не знала, стоит ли верить словам той, от которой в три часа дня так сильно отдает кокосово-банановым лосьоном…
Клифф.
Вот информация: «Элизабет Моретти верит лишь в одну непреложную истину: знание – сила. Она сделала доступным знание. Она поделилась силой. Мы все пытаемся защитить друг друга теми способами, которые знаем, и она выбрала свой». – Слоун.
Выдержка из показаний Грейс Стентон
Часть вторая
28 апреля
Присутствовали:
Детектив Малика Мартин
Детектив Мартин: Грейс, вы пересекались с Эймсом Гарреттом в день его смерти?
Мисс Стентон: Да. Мы виделись.
Детектив Мартин: Каким он вам показался в тот момент?
Мисс Стентон: Несколько возбужденным, пребывал в каком-то напряжении. Он чувствовал, что его неправильно поняли. Ну, то есть он не сделал ничего плохого и хотел, чтобы я это поняла.
Детектив Мартин: Вы?
Мисс Стентон: Ну, не знаю.
Детектив Мартин: Что вы имеете в виду?
Мисс Стентон: Я испытывала противоречивые чувства. Ничто из того, что произошло, нельзя описать только в черно-белых тонах, как все привыкли. Я… не знаю. В то время я чувствовала себя разозленной. Мне казалось, что Эймс манипулирует мной, вводит в заблуждение. Мне хотелось дать ему понять, что я не из тех женщин, кто может проигнорировать непристойное поведение. Я хотела, чтобы он почувствовал раскаяние. Я не знала, что он и так уже загнал себя в угол. И что так переживает.
Детектив Мартин: Вам не показалось, что произошло нечто такое, что еще сильнее его расстроило?
Мисс Стентон: Да.
