Призываются добровольцы!

Заместители должны принимать на себя определенные роли исключительно добровольно – об этом вы уже знаете. Кроме того, они должны быть готовы к этой роли, хотя зачастую она совершенно им не известна. А соответственно, от них потребуется включение в процесс – включение эмоциональное, моральное, а иногда и физическое: во время расстановки заместителям иногда приходится садиться или ложиться на пол, становиться на колени, стоять, раскинув руки наподобие ветвей дерева. Именно этого подчас требует визуальное отображение той или иной роли. Причем, что интересно, в отличие от классического театра у нас отсутствует понятие «амплуа». В случае актеров театра и кино те роли, которые им предлагают, во многом зависят от их внешности и других физических особенностей: высокой, крупной, громкоголосой артистке вряд ли предложат сыграть нежную Джульетту, а невысокий полный актер вряд ли когда-нибудь получит роль романтического мистера Икс. В расстановках же единственное ограничение заключается в том, что в большинстве случаев мужские образы воплощают мужчины, а женские – женщины. Исключения бывают, если мы не уверены в сущности какого-либо образа или болезненного симптома. Вспомните расстановку Эльвиры – тот момент, когда она выбрала мужчину на роль человека внутри себя, болезненно воспринимающего критику.

Еще одно уточнение: образ, который вам как заместителю предлагают воплотить, не имеет никакого отношения к вашим личностным качествам. То есть если вас попросили отыграть симптомы хронического ревматизма, это вовсе не означает, что клиент и терапевт плохо к вам относятся.

В большинстве случаев включение в роль, работа заместителя воспринимается людьми безболезненно – а многие сознательно стремятся к этому, расценивая участие в расстановке как ценный и интересный опыт. Некоторые просто ходят на расстановки, чтобы «проехаться зайцем» и получить для себя опыт из ролей, который в собственной жизни пережить невозможно. Тем более, как уже говорилось, роли на протяжении всей жизни мы играем постоянно, но это наши собственные роли. А здесь – роли других людей, опыт других систем. Все это, конечно, очень обогащает нас.

Но здесь есть определенная тонкость.

Да, ситуации примеривания ролей, смещения ролей происходят в нашей повседневной жизни на каждом шагу: в транспорте, в торговом центре, в театре – одним словом, в любой системе, где есть люди помимо нас. Стимулом к подобному смещению может стать что угодно: оттенок голоса, внешность, особенности поведения. Например, старичок, глядя на девушку, думает: «Как она похожа на мою жену в молодости!» Или мужчина, увидев в театре красивую женщину, примеривает на нее роль возможной возлюбленной. Но в таких бытовых ситуациях люди часто сразу выходят из роли, которую мы для них отвели, а подчас и вовсе не входят в нее. Например, девушка, которая показалась пенсионеру похожей на его супругу в молодости, скорее всего вообще не узнает о том, какие ассоциации она вызвала. Если же мужчина, которого в театре впечатлила красота неизвестной женщины, попробует завязать с ней знакомство, то тут возможны два варианта. Либо она ответит на его чувство, согласится и войдет в роль, которую он для нее задумал, либо не ответит – и роль закончится, не успев начаться и оставшись только в фантазиях театрального романтика.

То есть в бытовой обстановке многие роли, которые мы придумали для других, остаются лишь в нашем мышлении – по той простой причине, что на наши притязания просто не отзываются или не знают о них. И это нормально – самостоятельность во многом и заключается в том, чтобы не вестись на каждую попытку сместить на нас какую-то роль.

Возможны, конечно же, и другие варианты. Я уже приводил пример, как человек в буквальном смысле насильно смещает на кого-то из домашних или друзей проблемный образ, чтобы сорвать на нем зло (помните униженного начальником Ивана Ивановича?).

Но в расстановках такие модели не используются. Мы смещаем образы на заместителей исключительно с их добровольного согласия.

Почему это так важно? Потому что, если потенциальный заместитель по какой-то причине не готов это сделать – например, скептически относится к расстановкам в целом, стесняется, боится, не хочет чувствовать себя «на сцене», – его система зеркальных нейронов будет заблокирована его же сверхзеркальными нейронами, он просто не включится в работу и не сможет быть заместителем. А значит, его участие в процессе, даже если он формально согласится, будет бессмысленно. Никогда не нужно упрашивать человека, отказавшегося от участия в расстановке, изменить свое мнение. Вы ведь не будете пытаться включить люстру, зная, что лампочки в ней перегорели?

Итак, с одной стороны, мы даем людям свободу выбора – участвовать в процессе или нет, а с другой – в случае их согласия мы задаем им строго определенную роль, смещая на них при помощи зеркальных нейронов исключительно тот образ, который нам нужен.

И вот тут-то иногда и может начаться непредвиденное.

«А в правильном ли мы фильме?»

Когда человек выступает заместителем в расстановке, он неизменно ощущает некую двойственность. С одной стороны, он остается самим собой, а с другой – он чувствует то, что относится не к нему лично, а к его роли. Например, в повседневной жизни он – студент Слава Иванов или преподаватель химии Иван Петрович, а в расстановке, которая проводится сегодня, он стал зловредным тестем клиента или его прадедом-извозчиком, работавшим в Москве XIX столетия.

Очень важно, чтобы заместитель в процессе не занимался личной интерпретацией, не оценивал происходящее. Работа заместителя заключается прежде всего в том, чтобы фиксировать и точно описывать свои чувства, эмоции и физические ощущения, которые возникли у него в процессе расстановки. Он должен передавать и фиксировать, но не оценивать. Оценка процесса – это функция ума, а не бессознательного, не чистого восприятия. Например, если я засовываю руку в горячую воду, я чувствую, что мне горячо. Это – восприятие. А если я начинаю оценивать: «А достаточно ли эта вода горяча для того, чтобы отстирать пятно с футболки? А достаточно ли она горяча, чтобы принять ванну и вылечиться от простуды?» – это уже оценка и связанное с ней наше собственное намерение.

Заместитель должен быть ведомым – ведомым самим процессом, тем сценарием и ролью, которые спроецировал на него клиент. И ни в коем случае не должен проявлять инициативу: «А давайте я встану вот туда! Ну и что, что клиент меня поставил здесь, мне кажется, что там будет лучше! Там я буду выгодно сочетаться с заместителем симптома, потому что у него свитер синий, а у меня – синие джинсы, расстановка будет хорошо смотреться!» Конечно, я сейчас немного преувеличиваю, но суть именно такова: заместитель не должен примешивать к процессу свои собственные мнения, проблемы и воспоминания.

Иногда бывает так, что сценарий, который есть в системе, созданной клиентом, чем-то напоминает тот, который есть в личной истории заместителя. И тогда происходит очень неприятная с точки зрения психотерапии вещь: заместитель перестает различать разницу между ролью и самим собой, собственным опытом. Этого нужно избегать, иначе процесс пойдет по неверному пути. Например: клиент (или клиентка) хочет выяснить, чем объясняются его (ее) проблемы в общении с противоположным полом. Когда ситуация расставлена в пространстве и участники начинают высказываться, заместитель вдруг осознает: «У меня было практически то же самое! Ух ты, как похоже!» И когда дело доходит до него, начинает рассказывать о своих впечатлениях и ощущениях не от своей роли в расстановке клиента, а о том, что он чувствовал и ощущал тогда, когда в его жизни происходило нечто подобное. И это по понятной причине сводит на нет всю ценность проводимой работы.

Существует определенная категория людей, которым в принципе очень проблематично выступать заместителями. Это личности демонстративного склада, очень любящие перетягивать одеяло на себя. Из них, как говорится, прет невостребованный актерский талант. Таким образом, можно сказать, что если вы изучали актерское мастерство, то при участии в расстановках эти навыки могут вам помешать. А вот если вы выступаете на сцене, то опыт работы с бессознательным, напротив, может вам пригодиться.

В первые годы, когда я только начинал заниматься расстановками, практически все группы были открытыми. Прийти и поучаствовать мог кто угодно. Процесс тогда еще не был отлажен, мы просто ориентировали людей на то, чтобы они внимательно прислушивались и присматривались к своим ощущениям. Давали им только самые краткие инструкции: на что обратить особое внимание, как зафиксировать в памяти свои ощущения, как правильно о них рассказать и так далее. И заместители работали прекрасно. Позже, когда расстановки начали набирать популярность, появились первые статьи и исследования на эту тему, когда у меня и других специалистов появились ученики, на расстановки стали приходить люди, которые уже заранее получили некую информацию, пропустили ее через себя и… иногда слишком оригинально ее восприняли. Одним словом, «я тут прочитал кое-что про расстановки и теперь я сам лучше всех знаю, как надо»! И такие товарищи вели себя чрезмерно активно. Перебивали клиента, непрерывно вносили какие-то предложения, примешивали к ситуации, обрисованной клиентом, свое личное понимание и восприятие…

Работа заместителя заключается прежде всего в том, чтобы фиксировать и точно описывать свои чувства, эмоции и физические ощущения, которые возникли у него в процессе расстановки.

Количество таких «активистов» резко возросло после того, как стало популярно уже упоминавшееся мною хеллингеровское направление «Движение духа». В их расстановках разнообразные импульсы, спонтанные перемещения и порывы были явлением обыденным. И когда к нам приходили люди, побывавшие на расстановках «Движения духа» и проникшиеся этим самым духом, их было видно сразу. В процессе мне приходилось их успокаивать:

– Зачем вы выбегаете в пространство расстановки? Зачем вы самовольно заняли место симптома (матери, деда, неизвестного предка)? Почему вы, простите, влезли в происходящее? Вы ведь даже не заместитель, вы сегодня просто ассистент!

Чего только не приходилось слышать в ответ! «Я вдруг почувствовал, что я могу стать заместителем троюродного дедушки», «Я в детстве пережил похожее и решил, что мое мнение и мой опыт будут ценны»…

Бывает такое и сейчас. Подобное происходит не только с теми, кто, например, слишком увлекся поздними разработками Хеллингера – часто, как я уже сказал, такой чрезмерно активный участник просто жаждет внимания.

И в этом случае большинство его эмоций и реакций будут просто результатом его фантазий или ложных посылов. Потому что информация, которой он будет оперировать, пойдет не из личного, семейного или родового бессознательного клиента, а будет взята из опыта такого вот «активиста». Иногда такие люди, услышав какую-то информацию во время расстановочного интервью – например, какие-то сведения о прошлом клиента, – просто с удовольствием ее домысливают, переворачивают и потом выдают за результат своей работы в расстановке. Причем в большинстве случаев происходит это без злого умысла – просто, как говорится, «вот такой я человек».

Кому-то просто хочется блеснуть познаниями – впрочем, обычно это объясняется все той же демонстративностью характера. И вот стоит такой заместитель посреди расстановки и с глубокомысленным видом заявляет: «Я думаю, что клиент у нас парентифицирован». (Или, например, «мне кажется, что я триангулирован».) Не пугайтесь, мы с вами тоже рассмотрим эти термины, причем применительно не к фантазиям недобросовестных заместителей, а к реальной практике.

В подобных случаях я всегда прошу заместителей, позволивших себе подобное, покинуть пространство расстановки и занять место среди наблюдателей. Как говорит мой коллега, учитель и друг из Германии Гунтхард Вебер, нужно сразу убирать «сцену».

Очень важно: источником информации для расстановки является только клиент. Именно он из своего бессознательного, из своей памяти смещает необходимые образы на заместителей. И главным экспертом тоже всегда является клиент. И он же должен оставаться режиссером происходящего. Терапевт – это лишь помощник режиссера. Не терапевт, не заместители – только клиент должен решать, какие моменты он хотел бы рассмотреть дополнительно, что обсудить с терапевтом, какие дополнительные образы могут понадобиться и так далее. Да, конечно, если клиент пришел на расстановку в первый раз и не очень хорошо разбирается в процессе, руководящую роль возьмет на себя терапевт. (И в целом он должен наблюдать за происходящим и задавать общее направление движения к решению, определяемому клиентом.) Но решающее слово в плане оценки, характеристик, истолкования остается за клиентом.

Когда я провожу занятия для новой группы, я всегда читаю небольшую лекцию не только о том, что такое расстановки, но и о том, как работают (вернее, как должны работать) заместители. И в принципе человек, который буквально сегодня познакомился с практикой клиент-центрированной расстановки, после такого предисловия уже готов участвовать в процессе. Окажется ли он «годным к строевой службе», то есть не будет ли пытаться привносить в расстановку собственные выводы и впечатления, выяснится уже в работе. Плюс имеет значение интуиция и опыт терапевта-руководителя. Зачастую опытный расстановщик практически сразу видит, кого лучше не допускать к расстановке, – по крайней мере, в первое время. Но, увы, не всегда возможно предугадать, что человек, вроде бы адекватный и серьезный с виду, начнет пытаться играть первую скрипку и руководить всем процессом, выступая, например, заместителем одного из симптомов клиента.

Чтобы по возможности избежать таких проблем, мы внесли в клиент-центрированные расстановки пункт, которого нет больше ни у кого, – это так называемая проверка легитимности. Что это значит?

После того как клиент выбрал и расставил заместителей, а процесс пошел, мы проводим так называемый циркулярный опрос. Когда заместители начинают описывать свои чувства и ощущения, а мы смотрим на их образы, на позы, движения, выражения лиц, я спрашиваю клиента: «Мы в правильном фильме?» То есть, условно говоря: «Мы играем то, что нужно, или нет? Ты видишь свои проблемы или проблемы кого-то другого? Ты согласен с тем, что ты видишь?»

Тут уместно привести пример с комиксами. Те, кто увлекается этим видом искусства, знают: каждый комикс – это определенная вселенная. Ее персонажи всегда узнаваемы по каким-то деталям: костюм, атрибуты, особенности внешности. И, открывая очередной журнал, любитель комиксов сразу узнает: «Да, это они!» Примерно так же работает узнавание в расстановке. По каким-то косвенным признакам, по деталям клиент узнает: «Мне демонстрируют мою вселенную или какую-то другую?»

Помните, недавно я описывал опыты, доказывавшие действенность метода расстановок? Там было сказано, что у этого метода есть пятнадцать процентов погрешности. И они как раз обычно приходятся на некорректную работу заместителей. А в новых расстановках по Хеллингеру, «Движении духа», в полевых практиках погрешность может возрастать многократно.

Так вот, когда я спрашиваю клиента, «в своем ли он фильме», я прошу его затем сказать, на сколько примерно процентов то, что он видит, отражает его собственные представления и ощущения. Чем больше степень совпадения, тем лучше. Но даже если клиент говорит, что то, что он видит в расстановке, отражает его ощущения лишь на пятьдесят процентов – можно спокойно работать дальше. Более того, если процент совпадения около двадцати пяти – даже в этом случае можно продолжать! Потому что иногда мы сталкиваемся с такими областями бессознательного, о которых клиент может попросту не иметь никакого представления.

Например, история, которая случилась с прадедом на войне. Клиент знает, что предок воевал, но не знает, что конкретно случилось с ним. Он может судить по контексту – например, если клиенту известно, в какой армии прадед служил, он может предполагать, в каких сражениях он принимал участие.

Когда информации мало, мы можем опираться на то, что можно назвать эмоциональным резонансом. Например, если у клиента нет конкретных сведений о той или иной ситуации, но при упоминании о ней он начинает испытывать сильные эмоции – радость, печаль, злость, – скорее всего это означает, что мы на верном пути. Но если клиент не отзывается на происходящее, говорит о том, что в его душе не происходит никакого движения, – скорее всего, ход расстановки нужно менять или начинать раскопки в бессознательном заново.

Но не будем забывать, что существует еще такая замечательная вещь, как сопротивление. Помните разработки Фрейда? Бывает так, что в расстановке открывается некая неприятная информация (скажем, выясняется, что родственник или предок клиента совершил преступление). И клиент, стыдясь этого и не желая признавать за своими родными ничего плохого, говорит, что «фильм не тот». Бывали случаи, когда клиенты, сначала отказавшиеся продолжать расстановку, через месяц-другой приходили и признавались: «Все было верно, но я тогда не решился в этом признаться перед группой».

Не терапевт, не заместители – только клиент должен решать, какие моменты он хотел бы рассмотреть дополнительно, что обсудить с терапевтом и так далее.

Приведу пример. Однажды ко мне на расстановку пришла пара – мужчина и женщина. Оба были в возрасте от тридцати до сорока. История их была такова: они познакомились относительно недавно, начался бурный роман. Ситуация осложнялась тем, что оба на тот момент состояли в законном браке. У каждого было по два ребенка. Но они, уверенные, что обрели настоящую любовь, развелись со своими «половинами», невзирая на скандалы и обиды. И теперь готовились пожениться. На расстановку они пришли не за тем, чтобы узнать, стоит ли им это делать (они были уверены, что стоит), а скорее, чтобы получить совет, как им лучше строить совместную жизнь. На какие возможные проблемы обратить внимание. Дети мужчины после развода остались с его бывшей женой, и он намеревался жить со своей новой возлюбленной и ее двумя детьми (ни для кого не секрет, что у нас в стране дети после развода родителей обычно остаются с мамой, так что такая модель никого особенно не удивила).

И вот мы начали расстановку. Мужчина и женщина выбрали для себя заместителей. Мужчина расставил свой образ и образ своей возлюбленной плечом к плечу, очень близко друг к другу. Я спросил женщину, видит ли она этот образ таким же или, может быть, хотела бы разместить фигуры заместителей как-то иначе? Она сказала, что в принципе у нее нет никаких возражений против такого варианта расстановки. То есть пока все шло спокойно и без особых сюрпризов.

Но когда в этой же расстановке появились заместители детей с обеих сторон и бывших супругов (они были нам нужны для того, чтобы сделать модель будущих отношений с «бывшими и настоящими» как можно более внятной), начались изменения – прежде всего в моральном состоянии клиентов и их заместителей.

Заместитель мужчины сказал:

– Чем дольше я стою здесь, рядом с ней, со своей нынешней возлюбленной, тем больше я чувствую, что между нами… ничего нет. Все, что у меня есть, и все, что мне дорого, находится там! – И он показал туда, где стояли заместители его детей и его бывшей жены. Казалось, что этот факт больше всех шокировал самого мужчину, он такого явно не ожидал. Как будто пытаясь убедить самого себя в чем-то, он сказал:

– Нет, я все же в это не верю, я это не принимаю, я люблю только тебя! – И обнял свою возлюбленную. Хотя в самой расстановке заместитель мужчины все дальше отдалялся от заместительницы своей возлюбленной и все ближе подходил к своей прежней семье.

Расстановка завершилась, правда, оставила после себя какое-то смазанное впечатление. Но у нее было очень интересное продолжение. Через год этот мужчина снова появился у меня в группе и сказал:

– Хочу сказать, что то, что произошло на расстановке и так неприятно меня удивило, оказалось правдой. После расстановки я съехался со своей любимой женщиной, стал жить с ней и с ее детьми, но с каждым днем я все больше ощущаю пустоту в своем сердце. Мне кажется, что она захватывает меня. И сейчас я уже близок к тому, чтобы расстаться с женщиной, ради которой недавно развелся и оставил жену и детей.

Одним словом, он снова хотел сделать расстановку, чтобы быть окончательно уверенным в своем решении. И когда мы начали работать, все повторилось: заместитель этого мужчины сказал, что он прочно связан со своей первой женой и детьми, а роман и скоропалительный брак были ошибкой.

Клиент поблагодарил, попрощался и уехал. Как я узнал позднее, он порвал со своей возлюбленной и вернулся к жене и детям.

Эта история иллюстрирует процесс сопротивления. Скорее всего, именно им объяснялось нежелание клиента в первый раз верить результатам расстановки. А кроме того, это удачный пример того, что иногда расстановка заканчивается довольно неожиданно для всех ее участников. Как видите, здесь человек в первый раз пришел на расстановку, чтобы получить подтверждение правильности своих действий, а в итоге получил совершенно другую, неприятно поразившую его информацию.

И если вы намерены прийти на расстановку и получить ответы на какие-то давно назревшие у вас вопросы, сначала задайте себе самый главный вопрос: «Готов ли я к неожиданностям? Смогу ли я достойно принять правду, если она вдруг не впишется в сложившуюся у меня картину мира? Смогу ли я изменить себя, свои привычки, если результат расстановки покажет, что это необходимо?»

Впрочем, сопротивление мешает расстановкам реже, чем неправильное поведение заместителей или непрофессионализм терапевта.

К слову скажу, что с начала 2000-х годов я начал использовать так называемых VIP-заместителей, или профессиональных заместителей, и работать в формате скрытого запроса. В этом случае заместители не слышат интервью – оно проводится один на один с клиентом. Мы формулируем запрос, планируем, какие фигуры нам понадобятся, и только потом выходим в группу. Подчеркну: заместители не слышат, что именно мы обсуждали с клиентом, и поэтому у них гораздо меньше возможности додумывать и фантазировать. Казалось бы, должно быть наоборот: чем меньше знают заместители, тем больше им захочется добавить что-то от себя. Но практика доказывает обратное. На мой взгляд, это доказывает еще и реальность коллективного бессознательного: в данном случае работает только оно, у заместителей просто нет почвы для личной интерпретации услышанного.

При подготовке VIP-заместителей мы отбираем кандидатов, проводим специальное обучение и постоянно работаем с людьми, которые регулярно помогают нам в проведении VIP-расстановок. Бывают, конечно, и сюрпризы: иногда новый заместитель, начав регулярно работать, выявляет проблемы у себя самого и «переквалифицируется» из заместителя в клиента. Подобный пример был у нас на одной из первых программ обучения в институте в начале 2000-х годов. В составе обучающей группы у нас был один студент. Его много раз выбирали в довольно сложные расстановки – и часто он заявлял, что внезапно начинает «испытывать чувство страха, хочет забиться под стол, хочет убежать», что он и проделывал. Однажды после очередного залезания этого студента под стол в расстановке мы поняли, что его ощущения имеют отношение не к расстановкам и не к проблемам клиентов, а непосредственно к нему самому. И следующую расстановку мы провели уже для него самого. Вскрылось много нерешенных с детства проблем. Сразу скажу: с нашей помощью молодой человек разобрался с ними и потом вполне успешно работал как профессиональный заместитель.

Конечно, бывают и форс-мажоры. Однажды, еще в конце 1990-х годов, мы готовились к расстановке. И в числе заместителей была женщина, которая вначале особо никак себя не проявляла: она тихонько сидела, что-то записывала, о чем-то спрашивала – в общем, все было в пределах нормы. Но когда ее выбрали заместителем в расстановку, она вдруг пришла в страшное возбуждение и начала кричать, что в одном углу комнаты она видит чертей, в другом – ангелов и так далее. Как потом оказалось, у женщины был психоз. Ее все же удалось успокоить и вывести из расстановки. Конечно, сейчас подобное случается крайне редко: все же опыт уже позволяет «на подлете» определять людей, участие которых чревато проблемами.

Чтобы проверить, насколько качественно работает заместитель, не подменяет ли он запрос клиента личным восприятием, я иногда подхожу к нему и некоторое время стою рядом, стараясь почувствовать: что происходит на этой позиции? Что ощущаю я сам? (Да, я как руководитель, как терапевт вполне могу это сделать!) И если мое восприятие соответствует тому, что описывает заместитель, мы продолжаем работу. Если нет, я его прошу поточнее описать свои чувства, и после этого мы принимаем окончательное решение об участии этого заместителя.

Бывает так, что заместитель вроде бы «в теме», информация, которую он выдает, вроде бы соответствует запросу клиента, но он словно бы дополнительно драматизирует ситуацию. Возникает ощущение диссонанса. Во многих случаях это практически незаметно, но с течением времени и по мере накопления практического опыта начинаешь реагировать на подобные вещи. Например, клиент наблюдает за процессом и видит, что заместительница его матери хочет ударить заместителя его отца. Я спрашиваю клиента:

– Смотри, что происходит. Ты когда-нибудь был свидетелем подобного?

Клиент говорит:

– Нет.

Я спрашиваю:

– А теоретически такое могло быть?

Клиент отвечает:

– Да, теоретически могло быть, мои родители оба были вспыльчивыми людьми, и я слышал много раз, как они выясняли отношения за закрытой дверью.

И тогда я понимаю, что все в принципе нормально. Вернее, то, что родители клиента устраивали драки – пусть и за закрытыми дверями, не совсем нормально. Но процесс расстановки идет по правильному пути – заместители не преподносят нам отсебятину.

Но, например, клиент говорит:

– Нет, такого быть не могло, мою маму невозможно было вывести из себя!

Тут я понимаю, что заместитель, скорее всего, переигрывает, добавляет что-то свое. И тогда я прошу:

– Пожалуйста, сбавь немного обороты, понизь «уровень драмы», иначе тебя придется заменить.

Вообще, остановиться и подумать – это очень полезный прием, независимо от того, занимаемся ли мы расстановками или чем-то другим. Мы часто принимаем решения абы как просто потому, что на долгие раздумья нет времени. Или потому, что следуем за стереотипами. Попробуйте хотя бы раз, пусть даже в каком-то незначительном деле, дать себе несколько минут на размышления: «А так ли мне нужен новый телефон? А я действительно думаю, что Петр Петрович недостоин быть моим замом? А мне действительно хочется поехать на Гоа – может быть, лучше рвануть на Байкал?»

В неграмотных расстановках, где многое происходит спонтанно, где заместители часто назначаются терапевтом (а не выбираются клиентом), самоназначаются и проявляют много инициативы в процессе, в итоге клиент часто говорит:

– Это все было очень интересно и захватывающе, но к моей истории не имело никакого отношения.

В подобных случаях часто в картине бессознательного клиент наблюдает образы, навязанные ему заместителями или терапевтом. Это можно сравнить с аналоговым телевидением, когда, переключая каналы, вы какое-то время видите фоном картинку другого канала. Такая нештатная ситуация, когда фантазии слишком активного заместителя или непрофессионального терапевта встревают в процесс, в расстановке называется «фигура-фон».

Некоторые спрашивают:

– Ну и что такого? Подумаешь, заместитель что-то там от себя добавил. Зато, может быть, клиент получил новые впечатления и о чем-то задумался! Какая-то польза от процесса все равно будет!

Если мы занимаемся психотерапией или психологической помощью, то, увы, нет. Во-первых, напомню: клиент приходит затем, чтобы решить определенного рода проблему. И неправильное поведение заместителей и терапевта не даст ему такой возможности. А во‐вторых, подобные псевдорасстановки могут быть попросту опасны – хотя бы потому, что создают у клиента неправильную картину происходящего. И в результате он может, руководствуясь тем, что услышал, начать неверно себя вести – и в итоге загонит самого себя в еще более сложные проблемы. Особенно это актуально для клиентов с какой-то серьезной травмой, мешающей им правильно выстраивать отношения.

Давайте перечислим «золотые правила для заместителя», чтобы подвести промежуточный итог, а потом сразу поговорим о травмах.