Глава 8
Как это ни странно, до темноты немцы попробовали только ещё один раз. Был короткий артобстрел, на пятнадцать минут, попытка атаки пехотой, но именно попытка. И всё. А на ночь у меня были грандиозные планы. Точнее не у меня, а у моих замов. После того как стало ясно, что вермахт на сегодня сдулся, Белый вызвал меня по телефону и попросил о встрече. Вообще-то, учитывая обстановку, обсудить предстоящий день и постараться вычислить действия противника было вполне актуально. Вот только у сержантов было на уме нечто другое.
Сергея Михайловича обуяла жажда наживы. Он, в свою очередь, заразил комиссара. Ну, это, конечно, шутка – про наживу, речь шла о трофеях. Очень им понравилась идея бить врага его же оружием. Вот они и предлагали снарядить группу «трофейщиков» и отправить на тот берег. Основная цель – пулемёты и боеприпасы к ним. Если под руку попадутся – то и автоматы. Ну и мелочи, типа гранат.
Идея была неплохая. Бронетранспортёров мы раздолбали много, часть осталась относительно целой. В смысле техника не взорвалась и не сгорела. Можно было серьёзно усилить оборону. Так что я согласился, и мы совместно продумали, сколько, кого и каким порядком отправим. Сошлись на том, что командовать будет Корда и «на дело» пойдут два отделения. А потом началось вдумчивое обсуждение планов на оборону.
До сегодняшнего дня мы справлялись. Немцы наступали на переправу – мы их отбивали огнём орудий. Но в последней атаке уже наметилась невыгодная для нас тенденция – наступление широким фронтом. Пока Клейст всё ещё пытался задействовать технику, но если он додумается сделать упор на пехоту… И не концентрироваться только на переправе, а направить усилия именно на фланги, а конкретнее на левый фланг…
Там у нас пусто, стоит немцам нащупать подобие брода, а при нынешней жаре это возможно, и нам станет весьма неуютно. Пара взводов пехоты на нашем берегу – и ДОТам придётся отвлечься от реки на самооборону, ведь с предпольем у нас никак. Слева есть отделение старшины-пограничника, вот чёрт, так и не выяснил, как его зовут, а справа и того нет. Да и наши позиции на берегу надо перестраивать, слишком мы их отодвинули от гребня.
Через час Белый и Рамон вернулись к своим бойцам. Они должны выслать одно отделение на правый фланг, а к 24 часам прислать добровольцев для вылазки на тот берег. Я совсем было собрался инструктировать ординарца, но вместо этого… решил идти сам. Ну действительно. Вторые сутки воюю, а пороху так и не нюхал, всё только через окуляр перископа. Вот под бомбёжку это да, угодил. Решено, старшим в группе «трофейщиков» пойду я. Корду, само собой, возьму тоже, как-то мне с ним спокойнее.
Ровно в 24.00 моя группа направилась к мосту. Ребята подобрались крепкие, оно и понятно, основная задача – таскать тяжести. Кроме двух отделений и нас с Кордой я взял и сержанта Елагина. Пулемёты ведь нужно снимать. Причём в темноте и желательно не слишком шумно. А то немчура обидится и может начать минами кидаться, а оно нам надо? А Елагин технарь, быстро на месте разберётся. Да и инструмент у него есть.
Шли налегке. У меня только пистолет, свой автомат я временно ссудил ординарцу. У остальных ножи, несколько трофейных пистолетов и по одному СКСу на троих. По нашим расчётам вооружимся мы быстро, трупов на том берегу более чем хватает. Подтверждение этому мы получили уже на середине моста. Ветер донёс сладковатый запах. И с каждым шагом он усиливался, быстро превращаясь в удушливую вонь. Неудивительно при такой жаре, как сейчас.
Наши надежды оправдались почти сразу. Ближе всего к мосту была груда металла, бывшая «тройка». Та самая, первая. «Ганомаги» стояли чуть дальше: один тоже вдребезги, зато остальные относительно целые. Там пулемёты снимались легко и удобно, Елагин быстро всё объяснил, и через десять минут мы уже разжились тремя МГ-34. Одним вооружился Корда, вернув мне автомат. Я напомнил, что, собирая оружие, необходимо собирать и амуницию. Хотя и противно: фрицы вид имели нетоварный, да и пахли не духами.
А сержант уже лез в танк. У этой модели, с 37-мм пушечкой, два спаренных с ней пулемёта. Да в лобовом листе ещё один. Здорово, один танк – три пулемёта и тысячи три с половиной патронов. Через полчаса одно отделение уже нагрузилось доверху, и я отправил их назад. Десять бойцов уносили восемь пулемётов и десять автоматов. Кроме того, по нескольку десятков гранат и по четыре коробки патронов к МГ-34 каждый. Боеприпасы к автоматам я не считаю. Ребята нагрузились так, что еле шли.
А мы продолжили шерстить технику. По бронетранспортёрам шарились недолго. Я приказал кроме пулемётов вытащить ещё и рацию. В бою радиосвязь надёжней, чем проводная. Так что троим бойцам пришлось вместо патронов и гранат тащить ящики приёмника, передатчика и аккумуляторные батареи. Из оружия только автоматы с несколькими боекомплектами. Этих я тоже отправил назад. Так что теперь нас оставалось десять человек.
Ещё два танка – и следующие пятеро бойцов нагружены так, что ишаки могут только удивляться. Как-то так вышло, что последними остались самые здоровые. Вот они и показывали, на что способны настоящие мужики. Каждый повесил на шею автомат и две-три ленты к пулемёту. Сам пулемёт на одном плече, а через второе четыре связанные вместе 75-патронные коробки. Плюс в ранцах на спине гранаты и патроны россыпью.
Я отправил и эту команду, а сам стал решать, что важнее – ещё пара пулемётов или лучше под завязку нагрузиться патронами. Пока «Чапай» думал, сержант с двумя бойцами полез в очередной танк. Корда, разумеется, остался рядом со мной. Вот он-то и услышал какой-то шум. Тронул меня за плечо и сказал шёпотом:
– Товарищ лейтенант, слышите? Звякает где-то рядом.
Я прислушался и понял – ординарец прав, недалеко от нас кто-то возится с техникой. Замерев, я напряг слух. Что-то звякнуло. Знакомо так, я только недавно слышал подобный звук. Точно, откинули крышку горловины топливного бака. Вот и тихое бульканье – сливают бензин? Или доливают? Интересно зачем? Я показал Корде – прислушивайся, а сам полез в танк. Не хватало ещё, чтобы сейчас мои бойцы чем-нибудь загремели. Позвал тихонько:
– Елагин…
– Я здесь. Товарищ лейтенант, этот танк на ходу. Механика убило, остальные сбежали.
– Тише сержант, у нас гости. А что кого-то убило – я уже унюхал. Ты вот что, выползай потихоньку наверх и послушай. Может, поймёшь, чем они занимаются?
– Есть, командир.
Елагин начал выбираться наружу, а я спросил оставшихся внутри солдат:
– А где немец-то?
– Под танк скинули, товарищ лейтенант, через запасной люк.
– Молодцы. Так что там сержант говорил насчёт «на ходу»?
– А он, товарищ командир, хотел этот танк к нам отогнать. Говорит, машина из новых, с пушкой 50 миллиметров. И рядом ещё одна такая же стоит. Значит, два боекомплекта можно загрузить.
– Хорошая идея. А кроме снарядов можно и патронов и гранат набить. Если получится – будет отлично. Ладно, сидите тихо, я наверх.
Тихо выбравшись наружу, присел на корточки рядом с Кордой и Елагиным. Они вслушивались в ночь, как начинающий музыкальный критик, сидящий на галёрке, в звуки настраивающихся инструментов из оркестровой ямы. Я прикоснулся к плечу сержанта и, почти засунув губы ему в ухо, спросил:
– Ну, понял что-нибудь?
– Так точно. По звуку – технику они осматривают. В люки лазили, щупами бензин проверяли. Видать вытащить хотят, под шумок, когда в атаку пойдут.
– Как интересно. Надо с кем-то из них поговорить. Значит, так. Если ты уверен, что танк на ходу – начинайте загружать снарядами и патронами к пулемётам. Гранаты и патроны к автоматам тоже берите. А я схожу, посмотрю на этих сборщиков металлолома.
Корда наклонился ко мне.
– Товарищ лейтенант, я с вами.
– Нет, Владимир Семёнович, ты тут нужнее. А я тихо пойду, они меня и не услышат.
И тихо двинулся в сторону немцев. Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и видел я вполне прилично. В училище ребята шутили, что я наверняка смогу найти чёрную кошку в тёмной комнате. А если её там нет – то сначала найти в тёмном доме, потом принести в комнату, а потом всё равно найти. Одним словом, вижу я ночью не как днём, но гораздо лучше большинства людей.
Ориентируясь на изредка доносящиеся звуки, я двигался в сторону немцев. Опытные там технари, не первый раз таким делом занимаются. Оно ведь как – ночью звуки ударов металла о металл слышны за пару километров. А значит, часовые противника могут засечь действия технарей и открыть огонь. Так эти умники все инструменты тряпками обернули, и звук получается приглушённый.
Через пять минут я вышел к тому месту, где работали фрицы. Вижу две группы по четыре человека. Здорово придумано – двое держат кусок брезента, двое других осматривают повреждения. Если надо, то один лезет в люк, а второй ему подсвечивает. Снаружи, что главное, никаких проблесков света. Вот, видимо, машина подлежит восстановлению, и один из техников рисует на видном месте какой-то знак. Ну, это понятно, чтобы завтра сразу видеть, кого цеплять.
Какие, однако, нахалы! Надеются завтра нас или уничтожить, или как минимум отвлечь так, чтобы времени на разборку с эвакуаторами не осталось. Ничего, посмотрим ещё, кто и что сможет отсюда утащить. Понаблюдав ещё с полчаса, отправился назад. Не буду я этих «мазут» к себе тащить. Знают они мало, а тарарам получится сильный. Да ещё о том, что в курсе их подготовительной деятельности, – тоже «оповещу». Лучше помогу бойцам загрузить танк «по самое не могу» – и домой.
По дороге подобрал пару автоматов и подсумки к ним. Патроны, само собой, плюс семь гранат. У одного жмурика их целых пять оказалось: запасливый такой хомяк был. Ещё штык от винтовки прихватил, вместо ножа. Пока меня не было, Корда со товарищи перетащили бо́льшую часть боезапаса из убитой «тройки». С моим приходом дело пошло ещё живей, и через сорок минут всё было готово. Даже баки мы залили под завязку, вот молодцы какие.
В 4.15 мы забрались в танк. Как выяснилось, Елагин был технарём из технарей и разбирался в ЛЮБОЙ технике. В том числе и в её вождении. Я тоже мог бы, приходилось сидеть в немецких танках: в музее, разумеется. Но раз механик-водитель имеется, то зачем лишние знания демонстрировать? Эта модель «тройки», если не ошибаюсь, называется PzKpfw III Ausf G. На ней, в массе, был предусмотрен ручной стартёр, но нам опять крупно повезло, и в нашем экземпляре оказался редкий электрический. Так что проблем с запуском движка не было от слова совсем.
Трёхсотпятидесятисильный зверь рыкнул и завёлся. Машина тяжело развернулась и медленно поползла в сторону моста. Елагин уверенно переключился на вторую, затем на третью передачу и повёз нас домой. Сидя слева, на месте наводчика, я смотрел в прицел. Начинало светать, и видимость была отличная. Слегка довернув башню, я взглянул на ДОТ. Как удачно, что в последнюю минуту я вспомнил о его орудиях и оставшемся за старшего Зимине. Так что сейчас над нами трепетал на ветру красный флаг, сделанный из безжалостно располосованного немецкого.
Мы были уже почти на своём берегу, как кто-то из обиженных фрицев дал залп нам вслед. Вреда особого не причинил, просто пар выпустил, но приятно. Зато, как только мы мост пересекли, немецкие гаубицы как с цепи сорвались. Очень, видимо, расстроились. Всю дорогу до гребня нас пытались подбить. Хорошо, что действовал этот кто-то явно без приказа и огонь вёлся одной батареей. Пару раз по броне звякали осколки, и всё.
Когда мы подъехали к позициям пехоты, нас уже ждали. Едва успели выбраться наружу, как нас подхватили и начали качать. Причём Корду пару раз подкинули и поставили, а вот меня явно собрались запустить в космос. Хорошо Белый с Рамоном вмешались и заставили бойцов поставить меня на землю. Стоящие поодаль Елагин с Кордой довольно ржали. Ах так?! Над командиром смеяться? Ла-адно!
– Вообще-то, товарищи красноармейцы, тут главный виновник торжества сержант Елагин. Он и машину эту отыскал, и сюда её привёл. Вот его и качайте. Да подружнее, что-то вы низковато подбрасываете.
И не успел Елагин опомниться, как уже взлетал над толпой. Вот теперь подключились и мой зам на пару с комиссаром. Просекли, видать, мою месть. А я весело смеялся, стоя рядом с Кордой. Правда, через минуту скомандовал:
– Стоп!
И когда весь мой экипаж оказался на своих ногах, приказал:
– Выгрузить дополнительные пулемёты, автоматы и боеприпасы. Отвести танк к обратному скату ДОТа. Сержанту Елагину найти и подготовить механика-водителя, сержанту Белому подобрать стрелка-радиста, наводчика и заряжающего. На складе есть краска – закрасить это уродство, – я указал на кресты, – и нарисовать опознавательные звёзды. К 9.00 быть готовыми к отражению атак врага.
Потом отозвал командиров в сторону.
– Докладывайте, Сергей Михайлович. Что успели?
– Всё успели, товарищ лейтенант. Окопы вдоль гребня прокопали и как успели оборудовали. Пулемётов у нас теперь много, немцу мало не будет. Одно отделение с двумя трофейными пулемётами послали на правый фланг, они там возле ДОТа оборону заняли. Так что мы готовы.
– Это хорошо, что готовы. Мы пока трофеи собирали, услышали немцев поблизости. Вот я за ними немного и последил. Они технику, которую восстановить можно, помечают. Понятен смысл? Завтра нас собираются уничтожить. Так что ждите и самолёты, и артобстрел, и атаки одну за другой, без передышки. Терпение у фрицев закончилось.
– Ясно, товарищ командир. А вот разрешите вопрос?
– Давайте, Сергей Михалыч.
– Вы в танк командира не назначили. Я правильно понимаю, что сами решили в нём сидеть?
– Правильно понимаете, Сергей Михалыч. И отговаривать меня не стоит. Я не в войнушку поиграть захотел. Среди вас танкисты есть? Нет? Вот то-то и оно. Нас в училище хотя бы с основами знакомили. И в настоящем танке я сидел. Так что больше некому, сами видите.
И тут в разговор вступил Рамон.
– Есть кому, товарищ лейтенант. Я танкист.
Вот тебе и здрасьте! Петлицы у него стрелковые, звание младший сержант, ни то ни сё. В смысле для командира танка мало, а для мехвода или наводчика много. Похоже, Белый удивлён не меньше. И смотрели мы с одинаковым вопросом.
– Меня турнули со второго курса Харьковского бронетанкового училища. За драку и нарушение субординации. Своему взводному, лейтенанту, по морде дал. Он к девушке одной ходил, медсестре. Ухаживал, обещал жениться. А как она забеременела, заявил, что знать её не знает. Я вспылил, он меня послал по матери. Ну и… Сначала собирались под трибунал отдать, но потом вмешался Кудинов, наш комиссар. В общем, разобрались. Но из училища отчислили и отправили младшим сержантом в моторизованную дивизию.
– Понятно. Значит, мне в танк нельзя, я командир. А тебе можно, хоть ты и комиссар. Пусть временно, до подхода основных сил, но комиссар.
– Правильно, Никита Алексеевич. Вот потому мне и положено быть впереди.
Ишь ты, даже по имени-отчеству назвал. А ведь сколько ни договаривались, всё «товарищ лейтенант» да «товарищ лейтенант». Но, по сути, он прав.
– Ладно, комиссар, убедил. Иди с Елагиным, он технику нутром чует. Времени у вас немного, постарайся хоть как-то экипаж сколотить. Если с мехводом будут проблемы, забирай Елагина. Авось один день мы продержимся, а там, надеюсь, и наши подойдут. Да, настрой рацию на нашу волну – я продиктовал цифры. – Ваш позывной «Тигр». Всё, товарищи командиры, разбежались.
– Никита Алексеевич, а почему «Тигр»?
– Потому что ходит в одиночку, но кусается больно.
Мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Белый отправился к своим позициям, Рамон к танку, а я в ДОТ. Принял доклад у Зимина. Записал о ночной вылазке в «боевом журнале». Потом, уже привычно, подстроил окуляр под себя и оглядел местность впереди. Теперь, после того что я увидел своими глазами, можно было собой гордиться. Немцев мы пощипали изрядно. С другой стороны, судя по приготовлениям, утром тут такое начнётся!
Вот действительно, если подумать, что держит здесь немцев? Ответ – ДОТ. А почему они не уходят? Потому что тут можно переправить танки. Но, как я и начал предполагать вчера, они могут переправить сюда пехоту. И не взвод-два, а хоть батальон. А у меня даже роты нет, включая гарнизоны. Вот уверен – завтра они будут нас бомбить и обстреливать издалека. И под шумок переправятся в стороне.
Вместо того чтобы траншеи вдоль гребня копать, надо было окружить кольцом обороны собственно ДОТ. При угрозе обхода гарнизон левофлангового укрепления с отделением прикрытия отвести сюда. И держаться. Держаться сколько сможем. А наши орудия и пулемёты будут держать переправу. И почему я не додумался до этого вчера? Опыта мало! А я-то ещё гордился умением схватывать обстановку с ходу. Времени у нас часов до девяти, максимум. В это время немцы, скорее всего, начнут атаку.
Зря я рассчитывал на немецкий ordnung – лично для нас порядок нарушили. В 5.45 Белый доложил, что на нас идёт волна бомбардировщиков. По подсчётам наблюдателей, опять до полусотни машин. Вскоре их наблюдал и я. Шли немцы неторопливо, как на параде. Девятка за девяткой. Вот одна отвалила влево. Ещё одна вправо. Ясно, будут долбать пулемётчиков. Остальные так же неторопливо начали строить карусель у нас над головой. Вот гады!
Я так увлёкся, беззвучно кроя матом пикировщики, что не заметил, откуда на них свалились наши истребители. Их было шестеро. Ещё шестеро наверху гоняли «мессеров». Аж дым стоял. В прямом смысле: четыре «юнкерса» завалили с первого захода, да и наверху немцам было нехолодно. Через пару минут я понял, что ору в голос. Забыв обо всём, комментирую, что твой обозреватель на футбольном матче. А весь мой гарнизон с удовольствием слушает.
Да, я там много наговорил. Часть они вряд ли поняли, такой жаргон появится лет через сорок. Как у того боцмана из Новикова-Прибоя: в бога, душу, мать и тринадцать апостолов поимённо. Но общий смысл уяснили. Слегка успокоился, но рассказ продолжил. Это же я хоть что-то вижу, а остальные как в гробу. Пусть этот гроб и спасает нас раз за разом. Так что пусть послушают, только эмоций чуть убавил. Всё-таки командир, неудобно как-то. Хм, если судить по довольной физиономии моего ординарца, авторитет я не только не уронил, но ещё и прибавил.
В принципе, понятно. Интеллигентный лейтенант, эрудит и полиглот – это не совсем то, что нужно для спокойствия русского солдата. А тут совсем другое дело: командир может по-немецки, а может и на родном командном, он же матерный. Значит, свой, значит, не подведёт. А «лаптёжники», сваливая бомбы куда попало, уходили к себе. Наши ястребки, если не ошибаюсь, поликарповские «И-185», доклёвывали их на ходу.
Про трофейный танк и его новый экипаж я вспомнил только тогда, когда Елагин доложил о прибытии.
– Ну, как там, Иван Митрофанович? Успели что-нибудь?
– Так точно, товарищ лейтенант. Комиссар – настоящий танкист, всё с одного разу понимает. И механика нашёл, из артиллеристов. Тягач водил. Не самый, конечно, знающий мехвод, но сумеет. И башнёр тоже ничего. А стрелок-радист вообще хороший. В рации, может, и не очень, но стреляет знатно.
Ишь ты, уже и заговорил мой зампотех как танкист: мехвод, башнёр, стрелок-радист. Молодец, комиссар. Отправил его вниз, к дизелям и фильтрам, а сам начал вызывать Рамона.
– Тигр, Тигр, здесь Кит. На связь.
Повторить пришлось раз пять, пока мне ответили. И первые слова, которые я услышал, предназначались точно не мне.
– …свой будешь давить, пока не научишься! Аккуратно и быстро! Кит, Тигр на связи.
– Тигр, переключи связь на себя. А его дело только следить, чтобы рация работала.
– Понял, Кит.
– Как обстановка?
– Замаскировались. Опознавательные знаки сменили. Отрабатываем действия экипажа в бою.
– Молодцы. Видел, как наши «лаптёжников» и «мессера» гоняли?
– Видел, командир. Vista maravillosa!
– Но времени, сам понимаешь – En absoluto!
– Entiendo el comandante.
– Всё Тигр, конец связи.
– Связи конец.
Вызвал Белого, обговорил с ним свои вчерашние выводы. Подумали и решили, что если не занимать позиции по гребню, а остаться на старых, то АППК они вполне прикрывают. Что нам и нужно. Вызвал левофланговый ДОТ, объяснил обстановку его командиру. Приказал сложить к выходу часть ящиков с патронами к пулемётам. При отходе постараться унести с собой как можно больше. Отходить, если возникнет угроза, что их отрежут.
Не знаю, сколько времени нас должны были бомбить, но неожиданное появление нашей авиации спутало немцам все планы. В очередной раз. Хотя и ненадолго. В 7.00 началась артподготовка. Били по нам больше часа, причём весьма плотно. Правда, лично нам навесной огонь особо не мешал. Маскировку попортил, но нас и так уже разглядели. У пехоты тоже было терпимо. Несколько раненых, один убитый. Тяжёлое оружие убрали. Что интересно, так это интенсивность обстрела новых окопов на гребне. Видать, ассы люфтваффе наябедничали.
И огромное им спасибо. Эти позиции были практически пусты. Несколько наблюдателей да и всё. А били немцы в основном туда. Пока они тратили снаряды, я на карточке огня отмечал те места, где возились вчера немецкие эвакуаторщики. А потом знакомил с этими данными Зимина и Долохова. В 8.30 войска Клейста пошли на решительный приступ.
Немцы шли густыми цепями. Они нас что, за полных идиотов держат? К воде они могут подойти на отрезке берега метров в сто. Примерно посередине этого пространства расположен мост. И его плотно держит наш ДОТ. Так чего они нам демонстрируют? На понт берут? Позади цепей пехоты двигались танки. Время от времени один из них останавливался и стрелял. Не, несерьёзные они ребята.
Наш берег молчал. Орудия ДОТа уже были готовы к бою и наведены, два оставшихся пулемёта тоже. Третий, установленный на колёсный станок, уже устанавливали в небольшом окопе полного профиля на четырёх человек. Расчёт и двое бойцов в прикрытии. У обоих СКС и немецкие автоматы для боя накоротке. У пулемётчика, кстати, артиллерийский «Парабеллум» в качестве личного оружия, а второй номер тоже со «шмайсером».
Немцы дошли до берега и затоптались. Склон довольно крутой, просто спуститься нельзя, особенно ожидая, что мы откроем огонь. Тем временем подошла и вторая цепь, на подходе была третья. А мы молчим. Видимо, немцы были уже учёные, так что по-наглому не полезли даже теперь. И готовились тщательно: в каждой группе солдат несколько человек начали забивать колья и вязать к ним верёвки. Что, умники, решили так спускаться? А дальше?
Дальше часть танков резко набрала скорость – посмотрим, чего задумали. Ага, направляются к помеченным машинам. Ну, понятно, кроме эвакуации битой техники это расчистит проход к переправе. Чего они не знают, так это того, что их-то мы и ждём. Вот первые машины подошли к целям, спрятавшиеся технари быстро цепляют тросы.
– Орудия, огонь!
Первые два «эвакуатора» получили по бронебойному в борт и замерли. Этих давно держали на прицеле. Дальше было не так картинно, но эффективно – выстрел-два – и очередной стальной гроб. Пехота наконец сообразила, что «кавалерия» задерживается. А на цирк с канатами мы не реагируем. Выхода у неё не осталось, и куча народу бросилась вперёд, к переправе. На доступном для спуска участке берега началось столпотворение. Спасибо, как раз в тему!
– Пулемёты, огонь!
Через тридцать секунд Босх, со своими сценами страшного суда, мог считаться иллюстратором детского журнала. Два крупняка с полутораста метров по людям на открытой местности – это жутко. Месиво получилось то ещё. Немцы бросились прочь от берега. Далеко, правда, не убежали. Оставшихся в живых их командиры стали собирать под прикрытие битой техники.
А этой самой техники заметно прибавилось. Я вижу семь машин, судя по пыли и дыму, ещё парочка сумела убраться восвояси. Молодцы пушкари.
– Прекратить огонь.
Интересно, долго будет длиться передышка? Нет, недолго. В воздухе снова завыли тяжёлые снаряды.
– Закрыть заслонки.
Загудели движки гидроприводов. Хорошая это вещь, в старых сооружениях заслонки были на тросах, и это самое уязвимое место. Достаточно перебить один из них – и всё, амбразура открыта. И можно попытаться разбить орудия прямой наводкой с острого угла, где для нас мёртвая зона. Хотя от этого горя мы прикрыты ещё и рекой. А снаряды как-то редко падают, не к добру. Не думаю, что у немцев проблема с боекомплектом. Хотя… Было бы неплохо.
Я вызвал Белого, потом Пурциладзе. Там пока нормально. А вот Мокерия вызвал меня сам.
– Товарищ лэйтенант, немцы ведут сильный артиллерийский огонь. Напротив нас замечено скопление пехоты противника. Наблюдали несколько лодок и плотиков. Какие будут приказания?
– Продолжать наблюдение. При попытке форсирования открывать огонь без приказа. Если немцам удастся зацепиться за ваш берег, докладывать немедленно! Ясно?!
– Так точно.
– Удачи, сержант.
Я отключился и приказал ординарцу вызвать Тигра.
– Тигр, здесь Кит. Немцы накапливаются на правом фланге. Будь готов поддержать Мокерию. На левом пока тихо, но я опасаюсь именно его. Так что придётся тебе раздвоиться.
– Понял вас, Кит. No pasarán comandante.
– No pasarán!
Немцы снова пошли вперёд. И на этот раз бардака не было. Двигались перебежками, стреляя на ходу. Только непонятно в кого. Часть расползлась по склону, залегла и начала обстреливать наш берег и ДОТ. Другие бежали к мосту и пытались преодолеть его бегом. Многие бросались в воду и, кажется, собрались преодолеть реку, прячась за мостом и держась за него же. А что, умно. Как раз этих скромняг, которые прячутся от хороших людей, и ждал третий станковый пулемёт. В отдельном окопе на гребне.
И всё-таки, как я ни ожидал, что немцы сумеют переправить на наш берег крупные силы пехоты, это случилось внезапно. Вот только что всё было под контролем и вдруг… Видимо, получив приказ, немцы рванули по мосту. Толпой. Одновременно на берег против правофлангового ДОТа выскочили несколько танков и начали бить по амбразурам. Под их прикрытием пехота кинулась к воде, таща лодки, доски и прочие плавсредства.
А на левом фланге началась полновесная атака силами до роты пехоты при поддержке нескольких, хоть и малокалиберных, миномётов. Причём уже по нашему берегу. Танки снова пошли к переправе, на этот раз не пытаясь оттаскивать технику, а, наоборот, прикрываясь ею. Высунутся из-за сгоревшего собрата, выстрел, и назад. Опять высунутся и снова назад. Потом рванутся к следующему укрытию. И так почти десяток машин.
Теперь в бой вступили почти все наши силы. Вели дуэль с танками орудия. Раскалялись от непрерывной стрельбы пулемёты в казематах и их собрат на берегу. Справа возникла серьёзная обстановка, несколько T-III не давали нормально работать нашим пулемётам, а пехота хоть и с трудом, но приближалась к берегу. Придётся пустить в бой кавалерию.
– Тигр, здесь Кит. Нужна помощь справа. Там танки нашим пулемётчикам стрелять не дают. Справитесь?
– Так точно. Идём к Мокерии.
Через три минуты я наблюдал быстрый бой нашего трофея с немецкими танками. Для начала Рамон выскочил из-за ДОТа прямо перед ними, практически в лоб. Прежде чем немцы сообразили, что это не их удачливый камрад, он влепил два снаряда в лоб одному танку и отскочил назад, за бетонную глыбу укрепления. Дальше он действовал как в старом вестерне. Выскочил, пальнул, отскочил. То с одной стороны, то с другой. На пару минут даже я увлёкся, пытаясь угадать, откуда он высунется на этот раз.
Потом я отвлёкся на левый фланг. Пока что и Пурциладзе, и всё ещё безымянный старшина держались. По докладу из укрепления часть немцев пошла в обход по большой дуге, надеясь выйти к ним в тыл. А тут снова начался артобстрел. На позициях Белого встают столбы огня, земли, дыма и пыли. Подразделения ещё не вступили в бой, а уже наверняка несут потери. Додумать я не успел, загудел телефон.
– Товарищ лейтенант, сержант Белый ранен!
– Серьёзно ранен? В каком он состоянии?
– Осколком в грудь. Он без сознания и дышит тяжело. Что нам делать?
– Приготовиться к бою. Я скоро буду у вас.
Вызвал Зимина. Тот прибежал быстро, понимая, что просто так я его звать не буду.
– Принимай командование в АППК. Что делать, знаешь. Я буду на связи. Корду я забираю с собой.
– Есть.
Старшина, ничего больше не спрашивая, занял место у перископа и начал отдавать команды. Вот сразу видно профессионального артиллериста, не мне чета. Забрав с собой ординарца и санинструктора, я побежал к позициям. Белый выглядел плохо – осколок сильно разворотил грудь. Правда, санинструктор сказал, что сержант отделался относительно легко: сердце и лёгкие не задеты, а остальное зарастёт, лишь бы заражения не было. Он наскоро перебинтовал рану и вместе с тремя бойцами потащил моего зама в ДОТ.
В качестве НП сержант использовал просторный блиндаж в три наката. Он пока выдерживал обстрел, а главное – рация работала. Разглядывая в бинокль бой вокруг левофлангового укрепления, я вызвал комиссара.
– Тигр, здесь Кит. Как у вас?
– Порядок, командир. Двоих подбили, третьего покалечили, четвёртый сам уполз. Сейчас проконтролируем пехоту в реке – и всё.
– Добро. Потом иди к нам, тут становится жарко. Да, Андрей, Михалыча в грудь ранило, я сейчас на НП.
– Понял, командир. Держитесь.
Не успел я положить наушники, как раздался крик:
– Воздух!
Вот чёрт, серьёзно немцы обозлились. Это же с шести, можно сказать, утра второй налёт. И третий артобстрел. Уважают!
Пикировщиков на этот раз было всего два десятка. И «мессеров» прикрытия столько же. Все мои бойцы с надеждой смотрели в небо, надеясь на наших соколов. Как они утром люфтваффе уделали, любо-дорого вспомнить. Не забыли о нас и на этот раз. На истребители свалилась четвёрка, на «лаптёжников» ещё одна. Я только успел подумать, что на этот раз наших маловато, как из облаков выскочили ещё две пары и набросились на увлёкшихся первой группой немцев.
Бомбы опять упали где попало. Учитывая точность бомбометания у Ju-87, нам здорово повезло. Лётчикам точно надо будет проставиться. Потом, когда всё закончится. Вообще-то мне придётся ограбить винный ларёк, стольким я уже про себя пообещал выставить бутылку. Воздушный бой перемещался в сторону противника, а вот слева дела шли всё хуже. Похоже, немцы продолжают переправлять на нашу сторону людей и средства поддержки. Я только что ясно слышал пушечные выстрелы.
Телефонная связь с Пурциладзе всё ещё работала.
– Сержант, доложите обстановку.
– Товарищ лейтенант, немцы подтащили два орудия и бьют по амбразурам. Один из пулемётов повреждён. Среди гарнизона ДОТа трое раненых. В прикрытии ранены практически все, хотя тяжёлых пока нет.
– Сержант, слушай приказ. Оставить ДОТ и идти на соединение с нами. Затворы с пулемётов снять. Патронов и гранат взять сколько сможете. Вход в укрепление заминировать. Выполняйте.
– Есть, товарищ лейтенант.
Странно было отдавать такой приказ, но свою роль укрепление уже отыграло. Теперь, когда немцы уже на этом берегу, держать там людей бессмысленно, только погибнут зря. А здесь каждый ствол будет на счету. Спустя четверть часа гарнизон и бойцы старшины стали отходить. Их прикрывал пулемёт и тот, кто лежал сейчас за ним, оставался почти на верную смерть.
Что такое семьсот метров в мирное время? Это десять минут ходьбы неспешным шагом. А во время боя? Когда стреляют пулемёты, автоматы, винтовки, миномёты и орудия? И все они хотят попасть именно в тебя? Команда Пурциладзе добиралась до нас почти сорок минут. По дороге они потеряли троих, я это видел. А ещё видел, что товарищи забирали у погибших документы и оружие. Молодцы ребята.
Что самое невероятное, так это то, что пулемёт прикрытия ещё жил. Огрызался очередями, меняя позиции. Только эти очереди всё короче и короче. Добравшийся до меня Пурциладзе вскинул руку к каске.
– Товарищ лейтенант, гарнизон пулемётного полукапонира и отделение прикрытия приказ выполнили. За время боя уничтожено до полусотни солдат противника. При оставлении ДОТа оружие выведено из строя, входы заминированы. Личный состав в количестве 17 человек прибыл в ваше распоряжение. Погибших трое, их документы у меня.
– Спасибо, сержант. Кто прикрывать остался?
– Пограничник, старшина Кузьменко.
– Вот, значит, как его фамилия. А по имени-отчеству знаешь?
– Так точно. Владимир Николаевич.
– Запомню. Так, сержант, сейчас отправь раненых в укрытие, пусть им окажут первую помощь. Ты иди с ними. Вы теперь мой оперативный резерв. С оружием как?
– Винтовки СВТ и два ручных пулемёта, товарищ лейтенант. Патронов много. По три гранаты Ф-1 на человека.
– Хорошо. Там ефрейтор есть, бритоголовый такой, с казацкими усами, знаешь?
– Так точно.
– Он сейчас вроде старшины роты у нас. Спросишь, что есть из автоматического оружия. Пусть раздаст. Скажешь, я приказал.
– Есть.
– Всё, товарищ сержант, можете идти.
Пурциладзе вышел, а я снова взялся за бинокль. Пулемётных очередей слышно уже не было. Жаль старшину, хороший был боец. Зато возле оставленного укрепления рвануло. Первая линия минирования сработала хорошо. Там ещё есть вторая и третья. Надеюсь, фрицы оставят на потом как минимум третью. Жаль будет потом ДОТ курочить, их оттуда выковыривая.
Глянул на часы. 10.58. Да, быстро время летит, когда такая кутерьма вокруг. Немцы на левом фланге перегруппировались и готовились атаковать нас. Вон и пушечки свои выкатили. Чёрт, много их там, точно батальон перебросили. А может быть, и ещё перебрасывают, даже наверняка. И помешать я не в силах. А если они ещё техники сюда подбросят, тех же орудий и миномётов, то обещанные мной сутки продержится разве что АППК.
Вот опять сказывается отсутствие опыта. Именно поэтому после училища невозможно командовать сразу бо́льшим подразделением, чем взвод, хотя теорию управления ротой и батальоном преподают. Слишком много задач для новичка. Вот и я снова забыл, что мы не одни. В смысле я помню, что существует РККА, штаб фронта, другие части и подразделения. Но это где-то там. А тут мы вроде как сами. А это не так, в чём я имею счастье убедиться.
Когда из нашего тыла показались низко летящие самолёты, я начал искать в небе немецкие бомбардировщики. И не нашёл. Зато, когда наши приблизились, опознал в них знаменитые «Ил-2». Полная эскадрилья, 24 машины. И курс они держали на предполагаемую переправу. Я с огромной радостью наблюдал, как они прошли почти над самым берегом, довернули и ударили «эрэсами» по цели. Что там творилось, я не видел, но всё, хана той переправе, которую соорудили фрицы. Не будет у них подкреплений, а значит, живём.
Второй заход делала только половина штурмовиков, остальные повернули к изготовившимся в семи сотнях метров от нас фрицам. Командир немецкого батальона, похоже, принял решение – немедленно вперёд. И вся эта толпа кинулась на нас. Их было человек пятьсот или шестьсот, вооружённых винтовками и пулемётами, но сейчас им было не до стрельбы, они убегали от «илов». Позади торопились миномётчики, а ещё дальше пытались укрыться расчёты трёх орудий.
Решение было верное – приблизиться к нам настолько, чтобы самолёты боялись попасть по своим. Только оно немного запоздало – всё-таки самолёт намного быстрее пехотинца. Да и мы не дремали. Едва немцы приблизились на дистанцию в 500 метров, я крикнул:
– Огонь!
Учитывая трофеи, у меня на каждое отделение приходилось по три пулемёта. И сейчас все они заговорили разом. Штурмовики тем временем «эрэсами» разнесли пушки и практически полностью уничтожили миномётчиков и задние ряды немцев. После чего ушли в тыл. А мы остались против набегающей толпы. Пулемёты даже на такой короткой дистанции, когда, казалось, промахнуться невозможно, положили дай бог если половину нападавших.
Теперь стреляли уже все, и мы и немцы, дистанция сократилась до трёхсот… двухсот… сотни метров. Уже было видно, что большинство фрицев в мокрой форме, значит, переправлялись вброд. Их пулемётчики залегли, как только отвалили наши самолёты, и теперь поддерживали своих плотным огнём. Количество фигур в мышиной форме уменьшалось на глазах, но их было слишком много и они были слишком близко.
До траншей добралось никак не меньше полутора сотен уставших, напуганных и оттого ещё больше обозлённых солдат. Они прыгали на головы моих ребят, стреляли, кололи широкими штыками. На каждого из наших приходилось по четыре-пять фрицев. Куда-то исчезли все другие шумы боя, даже выстрелы как-то стушевались, остались только крики тех, кто сошёлся сейчас в траншее.
– Коля, держись!
– Schlage sie!
– Братцы, помогите!
– Hans, von hinten!..
– А-а-а!
– Holen Sie sich das russische Schwein!
– Твою мать… сдохни, сволочь!
– Mein Gott!
– Ма-а-ма-а!
Бо́льшая часть немцев перескочила траншею и приближалась к нам. В них стреляли со всех сторон. Мой НП находился в пятидесяти-шестидесяти метрах от первой траншеи. И выйти из него мне не давали. С одной стороны перекрыл дорогу Корда, стреляя короткими очередями по немецким солдатам. С другой – двое бойцов, явно имея указания моего ординарца, также загородили выход. Чтоб вас, телохранители чёртовы.
– Боец, сержанта Пурциладзе и его отделение сюда. Бегом.
Не выполнить приказ солдат не мог и исчез в ходе сообщения. Второй честно пытался меня задержать, но я послал его в далёкое путешествие и выскочил в окоп. Не собираюсь я врукопашную кидаться, не собираюсь. Но сейчас мне с НП ни хрена не видно. Сзади послышалось бряцанье, мой резерв прибыл. Я быстро оглядел бойцов. Практически все ранены, сквозь свежие повязки у многих проступает кровь.
Но немцев надо остановить. Тем более что часть их ещё до налёта пошла в обход и сейчас может атаковать с тыла. А значит, оттуда снимать людей нельзя никак.
– Пурциладзе, на левый фланг. Отделение, огонь!
Поздно. Мы успели дать буквально по паре выстрелов или одной короткой очереди, а противник был уже здесь. На меня прыгнули сразу двое, что оказалось удачно. Стараясь не свалить друг друга, они невольно дали мне бить их по-одному. Первым получил очередь в живот чересчур подвижный голубоглазый парень с погонами унтер-офицера. Уж очень он правильно спрыгнул. Да ещё эти значки. На груди венок с орлом в верхней части и винтовкой со штыком по диагонали. А на рукаве щит с надписью «Нарвик».
Второй был крепче, но медлительнее. Я успел нажать на курок, понять, что выстрела нет, отбросить автомат и выхватить пистолет, а он только укрепился двумя ногами на дне траншеи и начал заносить надо мной винтовку. Вот дурак! Это кто же в такой тесноте пытается прикладом бить? Я всадил ему пулю в лоб и прижался к стенке, давая телу упасть. Вот тут меня и подловили. Кто-то, стоящий на бруствере, ударил меня сверху. И опять прикладом. Они там что, новички все?
Хотя надо признать, что от удара я сел на дно траншеи. Развернулся на корточках, но выстрелить не успел, выскочивший, как чёртик из табакерки, Корда принял пехотинца на штык «Маузера» и вместе с винтовкой перекинул на другую сторону. Потом наклонился ко мне.
– Товарищ лейтенант, вы в порядке?
Нашёл время нянчиться! Я дважды выстрелил в немца с гранатой в руке. Он свалился возле окопа, через несколько секунд раздался взрыв.
– Я в порядке, Корда. Вернись направо!
– Есть!
Ординарец радостно заулыбался, перехватил пулемёт поудобнее и бросился внутрь НП. Раздалась очередь, вопли на немецком. Всё-таки эта двухметровая нянька меня умиляет. Это ж надо, с той стороны укрытия прибежал сюда, подхватил у убитого немца винтовку, заколол другого немца, и всё чтобы уберечь любимого командира. Вот с чего он ко мне за трое суток так привязался?
В траншее шла свалка. Здесь непонятно почему дрались молча. Били штыками, ножами, сапёрными лопатками. Раздавались выстрелы, преимущественно из СКС, они чуть компактнее и давали возможность вести огонь в тесноте окопа. Несмотря на подавляющее численное превосходство солдат вермахта, мои ребята держались. Держались хорошо. Как-то незаметно они разбились на двойки и тройки, прикрывая друг другу спины и валя фрицев.
Я расстрелял оставшиеся пять патронов, спрятал «ТТ», подобрал и проверил автомат. Там патрон заклинило: я сам дурак, нельзя «шмайсер» за магазин держать, только за горловину. Перезарядил, прошёл чуть дальше по траншее. Пурциладзе и его бойцы держались. А я развернулся и бросился назад, через НП к Корде. Только сейчас я понял, что на той стороне он остался один. Выскочив снова в траншею, обалдел. На прямом участке в восемь метров сидели на дне десятка два немцев. На моих глазах сверху спрыгнул ещё один и замер, как суслик перед змеёй.
В шаге от меня сидел по-турецки мой ординарец. Перед ним стоял на четвереньках вполне живой, но совершенно очумелый фриц. Стоял абсолютно неподвижно, хотя пот с него лил градом. На спине у фрица стоял пулемёт. А Корда небрежно помахал рукой свеженькому пленному – садись, мол, и подтвердил предложение лёгким движением ствола. Немец послушно сел. Мой боец сделал движение плечами, будто что-то снимая. Фриц понял и начал послушно освобождаться от амуниции.
– Владимир Семёнович, ты чем это тут занимаешься?
Я присел у него за спиной, разглядывая немцев. А они старались даже не дышать. Причину, как мне показалось, я увидел – на дне траншеи лежали три трупа. У каждого во лбу дыра. Точнее вместо лба: с такого расстояния пуля из МГ – это сильно. Только чего это они всё на спину своего камрада косятся? Посмотрел. Проникся! На спине у немца лежали четыре лимонки. А рядом с ними стояла противотанковая граната. И всё бы ничего, только вот колец у лимонок не было. И лежали они так, что любое шевеление – и бабах! Ясно, почему фрицев так нахлобучило.
– Владимир Семёнович, а вдруг фриц чихнёт? Или руки у него задрожат с перепугу? Мы ж тут все летать научимся!
– Та не, товарищ лейтенант. Это ж так, для виду. Гранаты учебные, я их для командира взвода в сидоре таскал. Так и лежали неделю или две. А тут пригодились.
– И на кой тебе сдались эти пленные? А пуще того, если кто сверху пальнёт или сзади?
– А некому. Я часть пострелял, парни из «станкача» пару очередей дали. А остальные на ту сторону наблюдательного пункта попрыгали. А там вы. А пленные – так случайно получилось. Я вот этому, что на четвереньках, кулаком дал по темечку. Он поплыл, а тут их сразу человек пять в окоп свалились. Ну, я его на карачки поставил, пулемёт сверху кинул и поверх голов пальнул.
Точно, эту очередь я слышал, она мне об ординарце и напомнила.
– Четверо сразу сели, а один ко мне кинулся. Я ему в лоб выстрелил. Вон тот, с галунами на рукаве. Потом ещё двое к нам свалились. Я и их посадил. А тут этот, – он кивнул на коленопреклонённого немца, – дёргаться начал. Вот мне в голову и пришло. Я гранату вынул, ему под нос сунул и кольцо долой. Они и замерли. Так вот и получилось.
Да, такое кому расскажи – не поверят. С другой стороны, в то, что человек может на руках перетащить пулемёт весом 70 килограммов, тоже никто не поверит. И хрен с ним, я-то это вижу своими глазами! В тылу раздалась стрельба, фрицы встрепенулись, но Корда махнул на них рукой, неторопливо так, с ленцой, и они снова скисли. Я выглянул из траншеи.
Та группа немцев, которая пошла в обход, атаковала. В траншеях всё ещё шла свалка, но до тыловой позиции немцы так и не дошли. Так что находящиеся там бойцы, переживающие своё вынужденное бездействие, встретили нападавших со всем «гостеприимством». Немцы залегли и начали поливать траншеи из пулемётов. К нам в тыл вышел взвод. Это если судить по плотности огня и количеству пулемётов. По штату их один на отделение, а по нам било четыре штуки.
Ощутив поддержку, немцы активизировались. Те, кто засел в захваченных участках траншей, и те, что залегли перед ними, снова полезли вперёд. Опять началась стрельба, раздались крики. А потом позади немцев появился танк. Серая туша вынырнула со стороны ДОТа, и противник с дружным рёвом поднялся в решительную атаку. Танк на секунду замер и полоснул из пулемётов по… фрицам.
Дал одну очередь, вторую… Развернулся и попёр на залёгшую цепь. На борту ярко выделялась красная звезда. Я оглянулся. Стоящие на ногах радостные немцы перед Кордой на глазах серели и тихо опускались на дно траншеи. Мой ординарец, не сменивший позы, лениво погрозил им пальцем. Позади снова раздался треск пулемёта – и вдруг наступила тишина.
Я снова выглянул. На всей позиции немцы вставали, бросали оружие и поднимали руки. Те, что подошли с тыла последними, направлялись к нашим окопам. Оружия у них не было. Танк фыркнул и пополз следом, как пастух, подгоняющий отару овец. Я положил руку на плечо Корде.
– Всё, Владимир Семёнович, выгоняй их наверх. Насиделись.
Мой ординарец приподнял пулемёт и качнул стволом вверх. Немцы поняли, стали подниматься на ноги и вылезать на бруствер. Когда в траншее остались только мы и наш «столик», Корда смущённо попросил:
– Товарищ лейтенант, помогите мне встать. Ноги затекли.
Я помог ему подняться. Он привалился к стенке, а я тем временем стал брать гранаты, вставлять в них кольца и распихивать по карманам. Последней взял и сунул за пояс противотанковую. Немец повернул голову, понял, что гранат больше нет, и, упав на дно окопа, зарыдал. Да, совсем ещё молодой, максимум лет девятнадцать. Оставив свою няньку приводить конечности в порядок, выпрыгнул наверх.
Чёрт, немцев тут ещё до хрена. Тех, последних, осталось человек тридцать. Да и из траншей вылезло почитай столько же. Тем временем Корда выкинул из траншеи немчика и вылез сам. Встал рядом со мной, небрежно направляя висящий на плече пулемёт одной рукой. Пленные фрицы собирались в середине пространства между траншеями и ходами сообщения, а на брустверах, напоминая, что дёргаться не стоит, появились и уставились в толпу тупорылые стволы пулемётов.
Я посмотрел на часы. 11.39. Весь этот бой продолжался сорок одну минуту. Немцы, сначала какие-то прибитые, начали оглядываться. Офицеров среди них было только двое: лейтенант и обер-лейтенант. Лейтенант, похоже, сильно получил по голове, потому что всё время трогал её руками. Обер был зол. И с каждой секундой становился всё злее. Учитывая его относительно опрятный вид, могу предположить, что он командовал обошедшим нас взводом. И сдался от неожиданности, нарвавшись на плотный огонь, да ещё увидев немецкий танк с красными звёздами.
А теперь он понимает, что нас осталось с гулькин нос, и может сделать глупость. Надо бы ему помешать.
– Oberleutnant, komm zu mir!
Он оглянулся на меня, осмотрел пыльную, помятую форму, выпрямился, вздёрнул подбородок и надменно сказал:
– Ich werde nur mit einem höheren Offizier sprechen.
– Ich bin der Senior Officer hier. Und vergiss nicht, Oberleutnant, dass Sie Ihre Hände erhoben haben und sich gemäß der Genfer Konvention wie ein Gefangener verhalten sollten.
Он попытался что-то сказать, но я снова его опередил.
– Meine Form ist staubig, aber die Waffe ist bei mir!
И он сник. Судорожно одёрнул мундир и направился в мою сторону. В трёх шагах от меня он остановился и вскинул руку в приветствии.
– Oberleutnant Siegfried von Lenz. Assistant Adjutant Commander des Bataillons.
– Wo ist der Bataillonskommandeur und Adjutant?
– Oberst Danke hatte keine Zeit, an dieses Ufer zu ziehen. Hauptmann Hauff ist mit der gesamten Hauptquartiergruppe bei der Razzia Ihres Kampfflugzeugs gestorben.
– Überprüfen Sie Ihre Soldaten. Wenn Sie Hilfe mit Medikamenten brauchen – bitte. Und vieles mehr! Beim geringsten Angriffsversuch werden wir das Feuer eröffnen, um zu töten.
Обер снова козырнул и направился к своим солдатам. Толпа волновалась, а вот почему, мне видно не было. Лейтенант, всё ещё придерживая голову рукой, что-то начал докладывать старшему по званию. Как интересно, обер повернулся так, что его младший товарищ оказался ко мне спиной. Опасается, что прочту по губам? Офицер тем временем дослушал и начал отдавать приказы. И опять странность: лейтенант вместо того, чтобы стоять в первой шеренге, исчез в толпе.
Немцы строились в шеренги. Встав на место, замирали, как и положено в строю. Внешне посмотреть – всё нормально. Так почему я жду подвоха? А-а-а, вот почему! Первая шеренга – десять человек. Стоят плотно, плечо к плечу. Я стою чуть сбоку и вижу, что шеренг девять. Но ведь фрицев было человек шестьдесят, плюс-минус допуски, так каким образом их стало девяносто? Внутри явно что-то происходит, и немцы это что-то старательно маскируют. Осталось понять их задумку.
Всё случилось одновременно. В воздухе раздался шелест падающих снарядов – немецкие батареи снова открыли огонь. И в то же мгновение обер-лейтенант отдал приказ, и из толпы в траншеи полетели гранаты. Теперь понятно, что они делали в середине сомкнутого строя. Не удивлюсь, если у них там и другое оружие имеется. Хотя сомневаюсь, что много: схватки шли в основном в траншеях или прямо возле них. Там, где стоят фрицы, трупов почти не было.
У немецкой «колотушки» – так в войсках называют противопехотную гранату Stielhandgranate24, есть один существенный недостаток. При заданном времени горения тёрочного запала 4,5–5 секунд на деле он частенько горел все 8. Некоторые пытались держать гранату чуть дольше, чтобы взрыв наверняка произошёл там, где надо. Только удача – она та ещё ветреница.
В нас полетел десяток гранат, а может, и дюжина. Одна разорвалась в воздухе, едва вылетев из толпы. Прямо над головой неудачливого обер-лейтенанта. Ещё две так же в полёте, не причинив вреда ни своим, ни чужим. Штук пять, упав в траншею, тут же вылетели из неё обратно. Эти тоже бабахнули впустую. Три попали в цель: не знаю, пострадал кто-нибудь или нет. Последняя упала на бруствер прямо перед нами. И не взорвалась.
Зато разом открыли огонь пулемёты. И те, что были в траншеях, и из танка, и, что интересно, с той позиции, где раньше располагались немецкие пулемётчики. А потом упали снаряды. Взрывы я уже не столько видел, сколько слышал и ощущал, потому что мы с Кордой успели нырнуть в НП. Через амбразуру видны были пыль и просверки огня. Потом один за другим в наблюдательный пункт ударили три снаряда.
Из-под обрушившихся брёвен наката меня вытащил ординарец. В голове гудело, но никаких звуков я не слышал. Торопливо прикоснулся к ушам. Слава богу, крови нет, значит, перепонки целы. Опираясь на что-то радостно говорящего Корду, встал и выглянул из траншеи. Н-да! Лучше бы фрицы честно сдались в плен. Может, кто-нибудь и выжил бы. Мы ведь народ добрый, уверен, бойцы дали бы им укрыться в окопах.
Корда продолжал что-то говорить. Чёрт, надо ему сказать, что я временно оглох. Только не орать при этом: слышал я, как объясняются контуженые. Я махнул рукой, привлекая внимание, показал на уши и развёл руками. Ординарец опять засмеялся и показал рукой куда-то мне за спину. Я оглянулся. Первое, что я увидел, – это наш трофейный танк. На башне стоял Рамон и размахивал пилоткой. А чуть дальше…
Дальше в нашу сторону, разворачиваясь в цепь, спешили бойцы в защитных гимнастёрках. Человек пятьсот, целый батальон. А это значит, что мы продержались. Никто вокруг этого не знает, но я-то понимаю всё значение этих слов. Не будет прорыва на Первомайск, не будет осады Одессы. Более того, сейчас, когда вся ударная группировка армии «Юг» скопилась перед нами, есть все предпосылки для того, чтобы полностью вывести её из игры.
Я слегка ошалел от радости. Особенно когда увидел разворачивающийся в полутора километрах дивизион 152-мм гаубиц-пушек, непревзойдённых МЛ-20. Этот длинный ствол ни с чем не спутаешь. Вправо и влево уходили колонны тягачей с орудиями. Значит, кроме батальона пехоты прислали ещё и артиллерийский полк. Скорее всего, уходящие дивизионы состоят из 107-мм пушек. Теперь тут хрен кто пройдёт.
Похоже, от избытка чувств я часть этих мыслей выразил вслух. Да так, что в голове что-то щёлкнуло, и я снова стал слышать. Причём чуть не оглох снова от собственного ора. Корда помог мне выбраться из траншеи, и мы поспешили к танку. Меня слегка качало, на броню я влез с трудом. А когда влез, обнаружил, что мой комиссар с очень серьёзным лицом слушает кого-то по рации.
