Глава 7
Весь мой пыл пропал даром: сколько мы ни кричали в эфир, нам не ответили. Вот как после этого назвать штабных? Ладно, вчера… Обстановка неясна, что происходит с частями, наносившими фланговый удар по группе Клейста, непонятно, связи нет. И это объяснимо – вот они, остатки этих частей, возле меня. Ни командиров, ни средств связи, ничего! И тут я со своими данными о прорыве.
Но это, опять-таки, вчера. С тех пор на связь выходил командир погранотряда с докладом об обстановке, причём не раз. Ещё и пленные, которых наверняка отправили в штаб. Да и бои, идущие на Днестре в районе переправ, должны были засечь. Это сто процентов, наш самолёт-разведчик я видел. И всё равно меня игнорируют. Ничего не понимаю!
Немцы пытались привести себя в порядок. На данный момент они перестали кучковаться и, отодвинувшись от нас на верных шесть или семь километров, постарались по возможности рассредоточиться. Сделал запись в «боевом журнале», в том числе и о неудачной попытке выйти на связь со штабом. Ладно, пока есть возможность, пойду посмотрю, что у Белого наверху. Их там, может, и не слишком долго долбили, но всё же. Да и вообще хочется воздуха глотнуть. Тут хоть вентиляция и вполне на уровне, но воздух какой-то… технический, что ли.
По пути я заглянул к пушкарям: лишняя похвала никому не помешает. Потом спустился вниз к силовой установке, поговорил с бойцами внизу. Вот кому тяжело. Ничего не видно и не слышно, знай таскай снаряды с полок к подъёмнику и гадай, что там, наверху, происходит. И дышать тут ещё труднее. Поговорил, кратко описал обстановку, поблагодарил за службу.
Наверху было жарко. В раскалённом воздухе висели остатки дыма и пыли. Подышать решил, называется. Забыл, понимаешь, что тут час назад творилось. Шли мы не торопясь, оглядываясь вокруг. Да, вроде и недолго немцы палили, а впечатляет, опытные гады. Хотя всё же выглядит не так страшно, как я боялся. Ещё на подходе я увидел, как бойцы машут шанцевым инструментом – в простонародье лопатами, приводя в порядок траншеи. Вполне себе весело работают, похоже, потерь нет или их немного.
С другой стороны, я помню рассказы ветеранов о том, что после боя первое ощущение – это счастье. Даже когда рядом лежат убитые друзья – счастье. Потому что ты живой. Потом наваливаются скорбь, боль, злость, но первое… Многие всю войну стыдились этого чувства, считали себя чуть ли не негодяями, а ведь это нормально. Самый главный страх в жизни любого человека, базовый страх – это страх смерти. Вот и мои бойцы радуются, даже если в роте есть потери.
Я задумался и на какое-то время перестал отслеживать обстановку вокруг. Поэтому крик наблюдателя: «Воздух!» застал меня врасплох. Корда закричал: «Быстрее, товарищ лейтенант», – и я включился в происходящее. Из хода сообщения метрах в пятидесяти от нас махал рукой Рамон – мы рванули туда. На бегу я посмотрел вверх. На нас наплывала масса самолётов. Они что, целую эскадру на нас бросили? Хотя это я, наверное, загнул! Но тут около полусотни машин, причём разных типов. Есть и обычные бомбардировщики, и пикировщики.
В ту секунду, когда мы с Кордой свалились в ход сообщения, Ju-87 уже начали выстраивать «карусель». Комиссар уже был в блиндаже и торопил нас, но отказаться от последнего взгляда вверх я не сумел. До того как упали первые бомбы, я успел заметить, что группа из десятка самолётов, судя по обводам He-111, ушла в сторону и нацелилась на правофланговый пулемётный ДОТ. А потом начался ад.
Первый раз в жизни я находился под бомбами. В училище мы не один десяток раз выходили на учения с боевой стрельбой. И имитации для создания обстановки, максимально приближённой к боевой, на нас не жалели. Но сейчас я понял, что это было штормом, бушующим на сцене театра, по сравнению с настоящей бомбёжкой. Особенно если учесть, что первые взрывы застали меня на пороге блиндажа.
То, что мой зам – это подарок судьбы, я чувствовал давно. Но окончательно в этом убедился только сейчас. Блиндаж, в который меня, слегка оглушённого близкими падениями стокилограммовых бомб, затащил Корда, сидело и стояло, согнувшись в три погибели, полтора десятка человек. За старшего тут был Рамон, мой новоиспечённый комиссар. Судя по его спокойствию, остальные были укрыты не хуже. Когда только успели?
Нет, в прошлое посещение я эти укрытия видел. Даже выслушал рассказ о том, где добыли брёвна для перекрытий. Но вот ЧТО это были за укрытия – не понял. А Белый, уж не знаю из какого своего опыта, построил в ходах сообщения полноценные блиндажи. В пять, а то и шесть накатов. И теперь, если в нас не влепят прямым попаданием двухсотпятидесятикилограммовую бомбу, – мы выживем. Кстати, что я там вчера прикидывал по времени? Можно смело умножать на два, я-то рассчитывал на три, максимум четыре наката. Героические мне достались парни, выживем – всех к орденам представлю!
Земля тряслась и подпрыгивала. За шиворот сыпалась земля. Уши от воя пикировщиков и взрывов заложило так, что, по ощущениям, я уже никогда и ничего не услышу. А в голову лезет совершеннейшее чёрт знает что. Вспоминается последний разговор с Мишкой и его теория. Ведь если по ней судить, каждый из нас важен для истории, так? И вот я оказался в прошлом. А сам Мишка? Он, получается, должен был меня увлечь реконструкцией, одеть в настоящую форму и снабдить подлинными документами? А остальные? Дипломаты, экономисты, врачи? Они тоже должны оказаться здесь?
Затем я стал думать о том, что со мной будет дальше. После того как мы или погибнем, или остановим фрицев. Если меня убьют, я вернусь домой? Или действительно погибну? А если мы остановим прорыв, тогда как? Моё прошлое, то есть будущее, изменится? И там не будет меня? Или мамы? Мысли перескочили на неё. Как она мечтала, что я перееду к ней. Да, я буду служить у чёрта на куличках, но ведь моим домом будет её дом. И именно туда я буду возвращаться. Сколько мы с ней об этом говорили и писали в письмах.
Близкий разрыв заставил меня качнуться вперёд. Машинально подхватив свалившийся с плеча автомат, я начал оглядываться. Люди вели себя по-разному. Вон замполит собрал вокруг себя нескольких совсем молодых ребят и что-то им пытается рассказывать, отчаянно жестикулируя. Несколько бойцов сидят, как будто ничего не происходит. Один читает какой-то листок. Другой роется в ранце, что-то там перекладывает, спиной прикрывая от сыплющегося сверху песка. Ещё один вообще уснул. Во всяком случае, откинулся на стенку и прикрыл глаза каской.
А в общем и целом держится личный состав неплохо. Никакой паники, все при деле. Вон даже наблюдатель у выхода имеется, посматривает в небо. Кстати, судя по его довольному виду, вот-вот станет тише. И земля подскакивает всё реже. А боец встал на четвереньки и высунулся наружу. Вернулся, поковырял пальцем в ухе и нашёл меня глазами.
– Товарищ командир, улетают.
Ну, вот я и сподобился. Первая бомбёжка уже за плечами, и можно смело сказать, что я «обстрелянный». А теперь надо убедиться, что, пока мы тут «куковали», фрицы не захватили переправу. Хотя это вряд ли. Я, может, и сижу в траншее, но командиры орудий на местах. А значит, «No pasarán» – они не пройдут! Я встал, хоть и согнувшись.
– К бою!
Бойцы начали выскакивать из блиндажа, разбегаясь по местам. Я вышел почти последним, чтобы не мешать. Да, вот это и называется «лунный пейзаж». Воронка на воронке, живого места нет. Мы с Кордой и младшим сержантом Рамоном поспешили вперёд. Могли не спешить, Белый уже распоряжался вовсю. Увидев нас, облегчённо вздохнул и направился навстречу.
– Всё в порядке, товарищ лейтенант, потерь немного. Четверо раненых, тяжёлый только один. А вот в наблюдательный пункт немец «сотку» положил. И точно так, только воронка осталась. А там ручной пулемёт стоял и телефон.
– Ясно. Что немцы делают?
– Сначала попытались вперёд лезть. Но наши из ДОТа им так накостыляли, что опять отползли. Больше не знаю, связи-то нет.
– Понятно. Сергей Михалыч, телефон я тебе пришлю, на складе есть запасные. С пулемётом потом разберёмся. А пока расставь людей и, по возможности, восстанавливайте позиции. И ещё спасибо тебе за блиндажи. Если бы не они – тут бы сейчас только тела лежали.
Я крепко пожал руку и Белому, и Рамону. Они направились к своим бойцам, а я побежал в ДОТ. У бойницы в сквознике дежурил боец, так что дверь мне открыли сразу. И вот я дома. Ты гляди, привык уже. А ведь только второй день как здесь нахожусь. С другой стороны, столько событий произошло за это время! В командном отсеке мне навстречу встал старшина Зимин.
– Товарищ лейтенант, за время вашего отсутствия противником был произведён авианалёт и под его прикрытием попытка захватить переправу. Повреждений материальной части нет. Атака на переправу отбита. Огнём орудий и пулемётов уничтожено четыре танка и пять бронетранспортёров. Среди личного состава гарнизона потерь нет. Докладывает старшина Зимин.
– Отлично, старшина. Что с ДОТами на флангах?
– Мокерия докладывает, что было несколько попаданий, но без пробоев, всё в порядке. Среди личного состава потерь нет. На левом фланге немцы попробовали переправиться, но ДОТ вступил в бой. Потери противника – до взвода пехоты и несколько надувных лодок. Под конец их тоже попробовали бомбить, но сделали только один заход. Потерь и повреждений также нет.
– Понял. Александр Петрович, отправь связиста с запасным телефонным аппаратом к Белому, там НП разнесло. И отдыхайте. Отлично поработали.
Старшина вышел, а я прильнул к перископу. Да, хорошо ребята потрудились, только очень уж рискованно. Немцев подпустили метров на сто к мосту. Там теперь такая свалка металлолома – мама не горюй! Так что теперь они держатся подальше: раны зализывают и думают, кому ещё можно на нас пожаловаться. Главное, чтобы лично фюрер лично Клейсту хвост не накрутил. Потому что в таком случае они будут лезть вперёд, несмотря на потери. А нам надо время выиграть.
– Владимир Семёнович, вызови пограничников. Надо узнать, как они там.
Через минуту ординарец протянул мне трубку.
– Здесь Кит.
– Грач на связи. Как вы там, держитесь? Ну, вас и утюжили. Полсотни самолётов, не меньше.
– Нормально, потерь, можно считать, нет, если учитывать интенсивность бомбёжки. Как обстановка у тебя?
– Нас краем зацепило, всего шесть «хеншелей». Так что пронесло. Тут другая беда. Я с самой первой встречи, когда пленных допросил, пытался занять ДОТы вдоль берега. Их у меня даже больше: орудийно-пулемётный полукапонир и три пулемётных. Только вот какое дело – не пустили нас. Караул там из состава пульбата. Мне они подчиняться отказывались, пока не начался артобстрел, а затем бомбёжка.
Я не выдержал и перебил капитана:
– Подожди, а почему я с ними связаться не мог? По телефону? Мы же должны быть подключены один к другому.
– А именно потому. Им приказали НЕ ОТВЕЧАТЬ! Никому! Мне в том числе, я к ним своего замполита посылал для переговоров, представляешь? Кто, когда, почему приказал – неизвестно. Но ты слушай. Час назад, во время бомбёжки, они со мной связались. Сказали, что это неправильно, что мы воюем, а они сидят в укреплениях. Я отправил туда своих ребят.
Так вот. Все пулемётные ДОТы теперь под моим командованием. Людей я наскрёб, так что тут всё отлично. А вот ОППК оказался захвачен. Представляешь? Во всяком случае, по моим пограничникам открыли огонь. Один убит, трое ранены. Двое и сейчас в тяжёлом, а третий утверждает, что внутри кричали по-немецки. Похоже, нашлась твоя третья разведгруппа.
Вот это да! Ничего себе поворот событий. И бог с ним, с этим приказом никого не пускать и ни с кем не говорить. Это я ещё могу понять – ведомственность, чтоб её! Командование пульбатов здорово получило по мозгам в 40-м за отсутствие порядка во вверенных сооружениях. Средств и денег в доукомплектование вбухали немерено. А тут приказ уходить. Передай кому-нибудь контроль – растащат. А отвечать потом кому? Вот и перестраховались.
А вот как захватили орудийно-пулемётный полукапонир – это интересно. Или к разведке прикомандировали кого-то из диверсантов абвера и те сумели убедить караул? В любом случае бойцов жаль, а что делать с сооружением, непонятно. Разве что уничтожить? Это я помню, тот же Мишка документы показывал. Не наши, правда, укрепления – французские. Там фрицы здорово наловчились их захватывать.
– Грач, могу дать совет. Попытайтесь расстрелять входную дверь из пушки. А потом закидайте их гранатами. Ущерб оборудованию будет, но может и повезти.
– Попробую, может, и получится. На слух авантюра, но ты везучий, да и соображаешь быстро. Всё, пойду отдавать распоряжения. Держись.
– Грач, ещё вопрос. Что «наверху»?
– Конец связи, Кит.
Тоже ответ.
Долго отдыхать нам сегодня не дали. Видимо, Клейсту всё же «надавали» по шее, а он передал «послание» вниз. И для начала по нам снова ударили гаубицы. Только на этот раз мы их не видели. Далеко расположили, уважают. Обстрел длился сорок пять минут. Через тридцать начали разворачиваться к атаке танки и пехота. И на этот раз они не нацеливались только на мост. Чего я и опасался с самого начала.
Теперь фрицы атаковали широким фронтом, рассчитывая выйти к берегу на большой площади и расстреливать нас с флангов. Этим они могли создать предпосылки для переправы хоть небольшого числа своих солдат на наш берег и создания плацдармов для дальнейших действий. С потерями на центральном участке нашей обороны они решили не считаться.
Слушая удары наверху, я, теперь уже совершенно ясно, представлял себе, что творится у Белого. А ведь они ещё после бомбёжки не успели отстроиться. По телефону успел объяснить сержанту обстановку и поставить задачу. Потом связь прервалась. Чёрт, надеюсь, провода перебило, а не второе прямое попадание в его НП. Что ж, в данном случае моё участие на начальной стадии боя более чем номинальное.
– Орудийным и пулемётным расчётам огонь без команды.
Вот и всё, что я могу. Разве что наблюдать – в перископ пока не попали – и давать целеуказания в особо опасных случаях. Да и то с моими командирами орудий это почти ни к чему. Вот и первые залпы. Горят две немецкие машины. Три. От прямого попадания взорвался бронетранспортёр. Но танки уже накатываются на берег. По всем правилам нам надо закрыть амбразуры заслонками, но мы не можем. Орудия продолжают вести огонь, а я сижу как дурак и ничего не могу сделать.
С другой стороны, а почему не могу? Вот у меня в ДОТе три «крупняка». Они и против танков, во всяком случае, против «троек», вполне могут работать. Так почему один не снять? Перекатим его в траншеи, пусть там повоюет.
– Сержант Елагин…
– Товарищ командир?
– Снять пулемёт в центральном каземате сможешь? И поставить на станок, я на складе видел.
– Могу, товарищ лейтенант.
– Тогда бегом. Расчёт тебе в помощь. Как наверх машинку вытащите – возвращайся к своим обязанностям.
– Есть.
Так! Сейчас главное – не дать немцам расслабиться. Пусть они от берега отойдут, а там мы разберёмся. Жаль у нас ПТР нет или РПГ. Тогда бы совсем другой разговор был. Но и сейчас мы много можем. Перед нами просто кладбище немецкой техники. Против наших 85-мм их броня не катит. На такой дистанции счёт простой: выстрел – танк. И дымит их уже под два десятка. Только вот теперь с флангов остальные бьют по амбразурам. Прямой наводкой пока не могут, мои артиллеристы не дают. Да и фланги пощипывают, жаль углы обстрела ограниченны.
Загудел телефон. Корда взял трубку, выслушал и обратился ко мне:
– Командир, пулемётчики с «крупняком» снаружи.
– Отлично. С Белым связь появилась?
– Так точно. Линию перебило, уже восстановили.
– Давай его на связь.
– Сержант Белый? Слушай приказ. Сейчас к тебе притащат крупнокалиберный пулемёт на станке. Выдвини его к гребню и отгони немцев назад. Бронебойными в борт он должен танки брать. В крайнем случае гусеницы порвёт, а экипажи сами сбегут. Командиром расчёта я Корду посылаю, ты их прикрой там.
– Понял, командир, понял.
Я посмотрел на ординарца.
– Вот так, Владимир Семёнович. «Горюнов» – машинка тяжёлая, а таскать его надо быстро. Кому как не тебе? Только давай так договоримся. Дал две-три короткие очереди и меняй позицию. Попал, нет – неважно, уходи. Накроют артогнём – капец. Так что держись. Вы мне все живые нужны. Нам ещё Берлин брать, а где я такого ординарца найду? Всё, давай.
– Есть, товарищ лейтенант. Вы не беспокойтесь, всё сделаем как надо.
Корда вышел, а я остался один. Все заняты делом, один я не пришей кобыле хвост. Даже обидно. Тряхнул головой, отгоняя дурные мысли, и снова приник к окуляру перископа. И вовремя. Прячась за дымом и разбитыми корпусами танков и бронетранспортёров, немцы подтаскивали гаубицу. Старую, с коротким стволом и «тележными» колёсами. Если такая шарахнет в броне-щит орудия – может и пробить.
Теперь, обнаружив первую гаубицу, я увидел и ещё две. Точнее, одну гаубицу и одну зенитку. Ишь чего удумали, орудия мне курочить.
– Первое орудие, левее у сгоревшего танка без башни гаубица! Второе орудие, вправо, у скопления бронетранспортёров, зенитка и правее ещё одна гаубица! Быстро, иначе они нам дадут прикурить.
Собственно, «дадут прикурить» звучало немного иначе, но… Я только закончил говорить, а первая гаубица уже лежала на боку. Зимин на этом не успокоился, долбанул ещё пару раз, оставив от орудия только мелкие куски. Долохов не отставал, уложив сначала расчёты, а потом раскурочив обе пушки. А тут ещё на левом фланге начал работать 12,7-мм пулемёт. Я видел, как он всадил пару коротких очередей в корму одного танка, а затем ещё одну в башню другого.
Первый сначала начал дымить, а затем вспыхнул. Второй перестал стрелять, потом начал отползать назад. Башня больше в бою не участвовала. А спустя минуту пулемёт ударил правее метров на двести. Ничего себе, это Корда его что, на руках перенёс? На новой позиции пулемёт дал только одну очередь, но какой эффект! Пули разнесли гусеницу в момент поворота, танк на секунды потерял управление и боком сполз с берега, застыв в неустойчивом положении на склоне. Экипаж, не дожидаясь продолжения, начал спешно покидать машину.
А пулемёт уже бил почти у переправы. На этот раз досталось механику-водителю «четвёрки» – очередь легла прямо в смотровую щель. Потом две короткие по гусеницам – и всё. Откинулись люки с обеих сторон башни, и танкисты полезли наружу. По ним ударили пулемёты. И не мои, из ДОТа, а ручники со склона. Засевшая между разбитой техникой пехота и остатки экипажей не выдержали этого последнего сюрприза и побежали. На этом атака закончилась.
Спустя три четверти часа я хлопал по спине Корду. И не я один. Расчёт крупнокалиберного пулемёта вернулся в ДОТ. Устанавливать его на место не стали, но внутрь затащили, на случай авиа- или артналёта. Вот тогда пулемётчики и рассказали, что творил мой ординарец. Он действительно таскал установку на руках. А это 70 кг веса. И стрелял тоже он. Учитывая, как именно, наводчик попытки занять своё законное место оставил. Так что ребята таскали коробки с лентами и помогали поднимать и устанавливать пулемёт на новом месте. Теперь силача хлопали по спине и плечам все, кто смог оставить пост и прийти послушать «байки с передовой».
Наконец все успокоились и разошлись по местам. Дежурные пошли получать обед, наш повар оказался из категории «простых героев». Под бомбами, под артобстрелом, во время боя готовил еду и кормил людей вовремя. Неугомонный Корда, всё ещё розоватый от похвал, притащил порцию для меня. Вот интересно, в бою я не очень участвовал, разве что нервничал. Но устал и проголодался – жуть. Поэтому за ложку схватился со всем своим усердием. Даже в котелок её успел опустить, но тут раздался писк. Ожила рация!
Корда торопливо протянул мне наушники.
– На связи командующий фронтом генерал Горбатов. Доложите обстановку!
Не понял! Какой генерал Горбатов? Он же сейчас командующий ВДВ, занимается переформированием войск по образцу 1-го гвардейского парашютно-десантного Болградского полка особого назначения. Я точно помню! А голос в трубке потребовал снова:
– Доложите обстановку!
И я решился. Это, конечно, вызовет море вопросов, но потом. А сейчас мне нужно убедиться, что это не фрицы.
– Виноват, товарищ генерал, у меня вопрос. Кого и о чём следователь НКВД спрашивал ночью по телефону в мае 40-го года?
Ответ последовал только через несколько минут, когда я начал опасаться, что связь сейчас прервут.
– Спрашивал Ирину Павловну – оставляла ли моя жена что-нибудь для меня.
– Сколько раз?
– Два.
– Виноват, товарищ командующий, но линия открытая, кодов я не имею и опасаюсь провокации со стороны противника.
– Доложите обстановку.
– Лейтенант Дубинин. Принял командование над бойцами, отступавшими от Сорок, и тремя сооружениями из состава 12-го УРа: АППК «ИС» и двумя трёхамбразурными пулемётными ДОТами. Удерживаем переправу через Днестр. В излучине реки, по нашим данным, скопились войска группы Клейста в составе переформированных 11-й, 13-й, 14-й и 16-й танковых дивизий и двух моторизованных СС – «Лейбштандарт Адольф Гитлер» и «Викинг».
На данный момент противник произвёл два авианалёта, миномётный и артиллерийский обстрелы и пять атак. Нами уничтожено или повреждено до четырёх десятков танков и бронетранспортёров, три батареи гаубиц, полсотни миномётов и до батальона солдат. Противник пытается также захватить паромную переправу в зоне действий погранотряда возле Ямполя.
– Понятно. Сколько ещё времени можете продержаться?
– Если немцы не переправят крупные силы пехоты левее, то можем держать их ещё сутки-двое. С боекомплектом пока проблем нет.
– Это хорошо. Ваша задача – продержаться сутки.
– Есть продержаться сутки, товарищ командующий.
– Ещё вопрос, лейтенант. Вам сколько лет?
– Двадцать один, товарищ командующий.
– Интересно. Ладно, лейтенант, конец связи.
Во так! Удивил я несгибаемого Горбатова. Оно и понятно. Будь я старше – мог бы оказаться одним из тех, кто тоже попал в жернова, но выскочил живым. Только карьера не пошла. А так – одни вопросы. Вряд ли сейчас кто-то публикует воспоминания генерала. Да он их и не писал ещё, наверное. И остаётся загадкой – откуда такой молодец, как я, знает такие личные подробности.
И ещё одно. Мы говорили по открытой связи без всякого кодирования. И комфронта вот так сразу обозначил время – сутки. Человек он умный и опытный, так что на ошибку это не похоже. Тогда что? Пытается подстегнуть фрицев? Или наоборот – обнадёжить нас? Если учесть всё, что я знаю, – то первое. Захватить переправы с ходу, как в моей истории, немцам не удалось. А за двое суток, если фронт возглавил дельный командир, можно успеть многое. В том числе и нормально подготовить контрнаступление. Ладно, будем считать, что не мне, лейтёхе без практического опыта, лезть в штабные игры. Главное – ночь простоять и день продержаться, как говорил Мальчиш-Кибальчиш. А пока доесть суп, хоть и остывший. Потому как поужинать фрицы могут и не дать.
