Глава 10
Я проснулся и очумело помотал головой. Ну ничего себе сон! Такого со мной даже в детстве не бывало. Я видел всю нашу детдомовскую компанию, целиком. Только мы были ОДНОКЛАССНИКАМИ! И мне снилась годовщина выпуска, кажется, десятая. В чём тут необычность? Да в том, что мы оказались ровесниками. ВСЕ! И те, кто был старше, и те, кто был младше меня. А ещё у каждого из нас были родители, дом, у некоторых даже братья и сёстры. И не было никакого детского дома. То есть он был, мы это знали, но его НЕ БЫЛО!
Судя по часам, спал я не слишком долго: ничего себе, полечил голову. Хотя она, кстати, болеть перестала. Теперь просто готова взорваться от обилия мыслей. А какой испытанный способ успокоиться? Правильно, один из двух. Или кулаком в стену, но это от злости. Или пойти погулять. Желательно подольше и без цели, куда ноги понесут. Время к вечеру, но про комендантский час мне никто ничего не говорил. Значит, поброжу по городу.
Занятно, но комендантского часа действительно нет. И никаких особых документов на нахождение вблизи от штаба фронта тоже. Обычные патрули, обычные проверки. Трижды меня тормозил патруль и после проверки документов отпускал. Особо на окружающие улицы я не смотрел, думал. Даже честь отдавал на автомате, просто реагируя на военную форму встречного.
Когда совсем стемнело, решил вернуться к временному месту обитания. Шёл не по старому маршруту, а просто в нужном направлении. И каким-то образом вышел к госпиталю. Принадлежность данного учреждения к медицине ощущалась в воздухе, резко пахнуло медикаментами. Судя по стоящим рядом машинам, привезли партию раненых. Всё это отмечалось где-то на краю сознания. И вдруг…
– Поймите, товарищ сержант, мне срочно нужно попасть к генералу армии Тюленеву. Дело не терпит отлагательств! И назовите наконец дату, я прошу об этом уже четвёртый раз!
Всё, приплыли! Похоже, от долгих и бесплодных рассуждений у меня едет крыша. Потому как это голос Мишки. И его же дурацкая манера обращения. Этакий профессор-офицер. Обращается на «вы», фразы строит как гражданский, но с командными интонациями. Его реконструкторы всегда подначивали по этому поводу. А человек, скрытый от меня машиной и сумерками, продолжал:
– Я же вам объяснил. Мои документы – фальшивка. И я не совсем точно представляю, как сюда попал. Но мне необходимо доставить командующему ценные сведения.
Так, час от часу не легче. Он ещё и заявил, что находится вблизи штаба фронта с поддельными документами? Узнаю друга. А невидимый мне сержант приказал:
– Молчать. Сейчас доставим в контрразведку, а там с тобой разберутся.
Всё, сейчас начнётся. Мишка на уставе просто поведён, сержанту мало не покажется.
– Товарищ сержант, что вы себе позволяете? Да, у меня на руках удостоверение на другую фамилию, но я офицер запаса. Будьте любезны обращаться ко мне на «вы». И отвечать на вопросы старшего по званию.
Да-а! Вот чем историк отличается от военного. Он думает, что находится на кафедре, хотя на самом деле сидит по самые уши. Но пора вмешаться, иначе Мишка точно схлопочет. А что и как, выясним потом. Я сделал три шага и вышел из-за машины. Мишка в форме лейтенанта стоял ко мне спиной, позади него, тоже спинами ко мне, стояли двое солдат с карабинами в руках. На рукавах у них были белые повязки с красным крестом. А лицом ко мне стоял сержант с рукой на перевязи и с ППШ на плече. Вот к нему я и обратился.
– Сержант, что происходит?
Сержант дёрнул головой и слегка выпрямился. Мишка попытался повернуться, но был остановлен одним из солдат.
– Шпиона задержали, товарищ лейтенант. Пробрался в госпиталь и стал вопросы задавать. Я двух бойцов прихватил и задержал. Ведём в контрразведку.
– Ясно. Где находится отделение Смерша, знаете?
– Никак нет, собирался у патруля уточнить.
– Понятно. В госпитале телефонная связь имеется?
– Так точно.
– Тогда слушай приказ: ждите здесь. Я пойду к начальнику госпиталя и вызову представителей контрразведки сюда. Нечего с подозреваемым по ночному городу бродить. Понятно?
– Так точно. Товарищ лейтенант, разрешите документы…
Я, не трогаясь с места, начал доставать документы, и сержант, помешкав минуту, направился ко мне. Что с него взять, пехота. Будь я засланным казачком – положил бы всех троих прямо сейчас. Документы я ему показал. Интересно, всё-таки есть какой-то общий знак, который мне успели поставить, или я просто вызываю у людей доверие? Во всяком случае, сержант спокойно вернул мне удостоверение.
– Есть охранять арестованного до прибытия контрразведки.
– С задержанным поменьше разговаривайте. Случайно сболтнёте что лишнее, тяжелее колоть будет.
– Есть.
И я быстрым шагом направился к зданию.
К телефону я пробился с трудом. Сперва секретарша начальника госпиталя не хотела со мной говорить. И тем более подпускать к телефону. Потом сам полковник медицинской службы, пожилой, чтобы не сказать старый, пытался меня сначала послать, а потом вообще арестовать. Пришлось воспользоваться фамилией командующего и заявить о личном знакомстве. Вкупе с сообщением, что я имею сведения особой важности, это возымело своё действие.
Звонил начальник госпиталя сам. Что очень удачно, поскольку я телефонов не знал. Сообщив мою фамилию, главврач ждал у телефона, грозно хмуря на меня брови из-под пенсне. Ждать пришлось минут пять, доктор уже был уверен, что я его обманул и, воинственно тыча в меня бородой, тихо, интеллигентно, высоким, так сказать, штилем объяснял, что именно со мной сделает. Ужас, никогда не буду связываться с медиками, а тем паче с медичками. Страшные люди.
Однако нам ответили. Что там сказали медику, я не знаю, но он резко подобрел, и трубку мне передал уже вполне благообразный доктор Айболит с белой бородкой клинышком.
– Ты в порядке, Кит?
Голос в телефоне принадлежал полковнику Доценко.
– Со мной всё нормально, товарищ гвардии полковник.
– Тьфу. Так какого… ты тут шорох наводишь? В такое время, из госпиталя. Я думал, тебя подстрелили или ещё чего хуже.
– Как сказать, товарищ полковник. Я тут знакомого встретил. Возле госпиталя. Помните, я вам про Мишку рассказывал?
– Не понял. Тот самый Мишка, историк?
– Так точно. Его тут как шпиона задержали. Нужно ваше вмешательство.
– Так, я буду через двадцать минут, максимум через полчаса. От своего друга ни на шаг.
– Может, не стоит, товарищ гвардии полковник? Документы у него не в порядке, а если он кинется со мной обниматься – получится неудобно.
– Чёрт, ты прав. Так, дай трубку начальнику госпиталя.
Я вернул трубку заинтересованно прислушивающемуся главврачу. Тот внимательно выслушал полковника, выразил готовность помочь и положил трубку. Потом я сидел в его кабинете и пил чай. И не просто чай, а с коньяком. Это меня доктор угостил, когда выяснил, что я недавно перенёс контузию. Причём я ему ничего не говорил, он сам распознал какие-то симптомы. И прописал лечение. Сижу, лечусь.
Полковник прибыл ровно через двадцать три минуты. Из окна я видел, как он отпускает бойцов охраны госпиталя, которые сменили санитаров. Мишку и сержанта посадили в машину и увезли, а полковник пошёл ко мне. Через пять минут мы пили чай уже втроём. Оказалось, что доктор и полковник давно знакомы. Одно время были соседями по коммуналке. После начала войны старый врач решил, что должен послужить Родине, и добился, чтобы его призвали.
В штабе нас встретил уже знакомый старлей. Протянув полковнику папку с делом, с интересом посмотрел на меня. Но промолчал. После чего он отправился по своим делам, а мы засели в кабинете. Первым вызвали сержанта. Его показания я уже просмотрел. Боец описал всё честно. Никаких геройских подвигов, погонь и силового захвата кровожадного агента абвера.
Всё просто. В госпитале после перевязки обратил внимание на лейтенанта, который выглядел несколько странно. Вроде и форма в порядке, а что-то не так. Стал прислушиваться. Лейтенант спрашивал у всех дату. Не день, не число, а именно дату. Это сержанта насторожило. Он подошёл к лейтенанту, который вовсе не походил на раненого, и попросил документы. Вот тут враг и раскололся.
Выложил про поддельное удостоверение и начал требовать сведений. Начиная опять с даты. Сержант крикнул двух санитаров, те похватали оружие, ну и арестовали шпиона. Нет, сопротивления не оказывал. Всё время требовал назвать дату и отвести его к командующему фронтом Тюленеву. Один раз упомянул какого-то Рябинина, Рябунова… точнее сержант не помнил. А потом появился я. Всё.
Сейчас мы просто уточняли мелкие детали. Услышав про Рябинина-Рябунова, я уточнил:
– Может, Рябышев?
– Так точно, Рябышев. Про него он и говорил. А кто это, товарищ лейтенант?
– Генерал, командир мехкорпуса.
– А?..
– Не знаю, сержант. Разберёмся.
Полковник поблагодарил сержанта за бдительность и отправил в госпиталь долечиваться. А мы отправились на гауптвахту – навестить очередного попаданца.
– Живой! Живой и здоровый, чертяка! А я думал, что я Марии Витальевне скажу?
Мишка тискал меня так, что рёбра трещали. А рядом стоял полковник и, улыбаясь, смотрел на нас. Только глаза у него оставались серьёзные.
– Всё, Мишка, хватит. Раздавишь, медведь несчастный. Ты лучше мне скажи, какого хрена про документы орать начал? Больной? Прифронтовая зона, а ты орёшь, что у тебя поддельное удостоверение личности!
– Да ладно, я думал…
– Что, что ты думал? Что тебя тут же поведут к комфронта? Ещё дорожку подметут. Ну, Мишка, ты столько лет реконструктор, а как всё работает в армии – не понимаешь.
– Да понял я, понял. Просто растерялся. Заснул возле тебя в палате. А проснулся – госпиталь. Раненые, медсёстры, санитары в форме с повязками. И раненые всё прибывают. Я и решил, что это Клейст пробивается. Дату начала прорыва я знаю, но какое число сегодня? А тут этот сержант документы потребовал. Я подумал – он поймёт, что это подделка. Ну и сказал об этом сам.
– Даёшь! Сам же меня учил, что про скрепки фрицы так и не догадались. Думаешь, наши об этом все знают? Фигушки. Кому надо – в курсе, остальные ни гугу.
Тут мы вспомнили о полковнике. Чёрт!
– Виноват, товарищ гвардии полковник. Разрешите вам представить – Михаил Ильич Вязин. 1990 года рождения. Историк, почти кандидат наук.
– Доценко Георгий Валентинович. Гвардии полковник воздушно-десантных войск. Герой Советского Союза.
И очень тихо, чтобы за закрытой дверью точно ничего не было слышно:
– Год рождения – 1968-й.
Мишка сел мимо нар. Просто плюхнулся на пол и оттуда смотрел то на меня, то на полковника. А потом вскочил и забегал по камере, бормоча себе под нос. Затем схватил меня за руку.
– Ты помнишь мою теорию? Про сороковой год? Я тебе рассказывал, точно.
– Помню.
– Значит, я прав?
Ответил уже не я, а полковник.
– Прав, Михаил Ильич, прав. А теперь давай подробно, как ты тут оказался?
Мишка сел для разнообразия на нары и посмотрел на нас.
– Он, – кивок на меня, – на нашей КШМ снёс с дороги грузовик с пьяным водилой. Водила целенький, вытащили из машины, надели наручники и увезли. А Никиту еле из кабины достали, весь поломанный. Отвезли в Сороки, там оказали первую помощь, а оттуда вертолётом в Винницу, в госпиталь. Вот я возле него сутки и сидел. И думал только о том, что я скажу его маме, если он не очнётся?
Я слегка обалдел. Маме? Он что, знал? А Мишка посмотрел на меня и грустно улыбнулся.
– Всё нормально, Кит. Мы все знали, что она хотела тебя усыновить. И что ты отказался, тоже знали. И что всегда мамой её звал. Мы все это знали.
Я так ничего и не сказал. Слов просто не было. Мы были так уверены, что никто ни о чём не подозревает. Верно говорят, в семье ничего не утаишь. Полковник не дал нам углубиться в самоанализ.
– Значит, ты сидел в госпитале. И?
– И всё. Заснул на стуле, а проснулся уже здесь.
– Но сидел ты возле него сутки?
– Да.
– А здесь прошло, – полковник посмотрел на меня, – пять или шесть?
– Шесть.
– Вот! Почему?
Мишка вдруг разозлился.
– А я откуда знаю? Я что, Эйнштейн? Я знаю, что задремал в 2013 году, а очнулся в 1941-м. И мне так никто и не сказал, какое сегодня число!
– 11 августа.
Мишка задумался. Посмотрел на меня, снова задумался. Потом затряс головой.
– Так Клейст захватил переправы через Днестр или нет?
– Нет. Его задержали возле предмостных укреплений. Мы там были, помнишь? АППК и два пулемётных полукапонира.
– Так они же пустые были. Всех сил – отделение перед мостом да караул в ДОТе.
Ответил Мишке полковник.
– Кит собрал роту бойцов, занял ДОТы и держал немцев четверо суток. Пока не подошли подкрепления по всей береговой линии Днестра.
Вот тут вмешался я. Кое-что мне не давало покоя всё это время.
– А почему немцы не переправились в других местах? Правее меня их держал погранотряд. Да и то это всё рядом, в паре километров. А севернее? Или южнее? У тех же Сорок можно было навести серьёзную переправу. И дальше есть места.
Полковник засмеялся.
– Не поверите, но Клейсту не дали. Румыны и венгры бог с ними, но вот генерал-полковник Ойген Риттер фон Шоберт был очень недоволен, что все лавры должны были достаться Клейсту. И когда тот застрял, приказал своим частям просто ждать. Никуда не двигаясь. По данным разведки, 11-я армия только сейчас начала шевелиться. Да и Рундштедт тоже не сильно вмешивался.
Здорово. А я-то думал – почему? Хорошо, когда у противника командующие подсиживают друг друга. А ещё хорошо, что Мишка тут. Может, получится не лететь в Москву? Попрошусь к полковнику в ВДВ. Прыжков у меня много, почти полсотни, физическая подготовка отличная. Да и языки знаю. Точно, выберу момент и переговорю с полковником. Но меня опередили.
– Ладно, более-менее разобрались. Вылетаете порознь: Михаил полетит завтра, а Никита через день.
– Товарищ гвардии полковник, Егор, может, мне не надо? Мишка всё знает куда лучше.
Полковник опять начал смеяться. Весельчак.
– Кит, ну ты же офицер. Приказ есть приказ, его никто не отменял. А учитывая, ОТКУДА он пришёл, и не отменит. А кроме того, ты уже забыл, как твой всезнающий товарищ лажанулся, когда сюда попал? Уверен – про армию, современную тебе армию, он ничего не знает. Так что летите оба.
Сопроводительные документы уже выписаны. Сейчас вас отвезут в номер. Наружу не высовываться, хотя вам и не дадут, там будет часовой. Он вас охраняет, не переживайте. Но и проследит, чтобы глупостей не наделали, об этом я позабочусь. К утру Михаилу привезут костюм, нечего гражданскому человеку в форме ходить. Без обид, просто бросается в глаза, что ты ряженый.
Мишка дёрнул плечом, но возражать не стал. А я уже думал о том, рассказывать ему про мой сегодняшний сон или не стоит? Он ведь здорово умеет анализировать факты, может, что-нибудь поймёт? Или не стоит грузить его перед встречей, которая предстоит завтра? Я ломал себе голову всю дорогу до комнаты. А потом уснул, едва сев на кровать. Наутро я просто забыл о вчерашнем сне, потому что обстановка резко изменилась.
Оставленный при нас то ли охранник, то ли конвоир растолкал меня в шесть утра. Причём не слишком заботясь о правилах вежливости. Злой спросонок, я собрался его «построить», но увидев выражение лица, резко передумал и стал помогать будить Мишку. Это было непросто. Медведь отбрыкивался, но продолжал спать. Пока расталкивали, попробовал выяснить, в чём дело. Но боец и сам толком ничего не знал.
Едва сумели поднять Мишку, примчался полковник. И вот теперь мы всё узнали. Как это получилось, неясно, но разведка проморгала фрицев, да и румын с прочими венграми тоже. В 5.30 утра 4-я румынская армия начала наступление общим направлением на Бельцы-Флорешты, а 3-я, которая считалась на формировании, от Бакэу через границу на Кишинёв. 11-я армия фон Шоберта ударила на Единцы. Часть танков Клейста поддерживает, как ни странно, румын. Остальные обеспечивают фланг 11-й армии со стороны Днестра.
Наша оборона трещит по швам. На завтра готовился удар на Рышканы, причём с обоих направлений. С севера от Липканы – Бричаны и с юга от Бельцы – Фалешты. Задача была окружить группу Клейста и часть 11-й армии. Для этого сосредотачивались в общей сложности три механизированных, четыре стрелковых и два кавалерийских корпуса. Плюс артиллерийские бригады РГК и отдельные танковые бригады. И всё это уже вышло в районы изготовки. Вот тут их и подловили.
Командующий группой армий «Юг», фельдмаршал фон Рундштедт, который до этого момента практически бездействовал, начал с мощной 45-минутной артподготовки. Наши войска сразу понесли большие потери. 3-я румынская армия слегка задержалась на границе, но потом двинулась вперёд, обтекая продолжающие сражаться погранзаставы. Прорыва как такового, к счастью, не произошло, но противник давит, и наши войска пятятся назад. Румыны, кстати, вполне неплохо дерутся. Может, решили утереть немцам нос? Во всяком случае, до Бельц им остаётся километров десять. Так что фронт срочно перегруппировывается.
В связи с обстановкой решено срочно отправить в Москву нас обоих. Правда, разными бортами, но практически одновременно. Просто Мишка полетит на штабном «ЛиС-2» с группой командиров: они предупреждены, что он в форме, но не совсем военный. А я на десантном борту, вместе с группой бойцов. Из моей, между прочим, сводной роты. Ребят представили к высоким наградам, а их положено вручать в Кремле. И хотя обстановка не из лёгких, приказано всё равно их отправить.
В дороге нам не дали особо поговорить. А на аэродроме ждала шифровка. Полковник выгнал штурмана полка из кабинета, и несколько часов Мишка отмечал на карте расположение частей противника. То, разумеется, которое помнил. Потом его впихнули в самолёт, и тот немедленно взлетел. Почти сразу к нему пристроились четыре истребителя сопровождения. Меня направили к другому самолёту. Правда, дойти до него я не успел, меня снова перехватил полковник.
– Значит, так, Никита, быстро пиши мне список своих ребят из детдома.
– Не понял. Зачем?
– Если коротко, то в Москве задержали девушку. Она назвалась врачом, специалистом по геропротезированию, что ли.
– Геропротектором?
– Во! Геропротектором. Никак не могла понять, где находится, требовала дать ей мобильник. Представляешь реакцию окружающих?
– Ещё как. Куда её отправили?
– В Склифосовского. А там очень удачно она столкнулась с одним профессором, который раньше работал со мной. Он сообразил, что это может быть, и связался с кем надо. Сейчас девушка…
– Ольга?
– Что?
– Девушку, говорю, зовут Ольга Васильевна Лобанова?
– Да. Короче, её поселили в надёжном месте. Но тут одному моему знакомому пришла идея проверить, а не было ли подобных случаев ещё где-нибудь?
– И?
– Ещё двое обнаружились в Москве. И четверо в Харькове. Задержали их в разных ситуациях, но попали они или в госбезопасность, или в психушку. Сейчас их всех везут в Москву. Так что не задерживай, пиши список. По возможности с указанием того, чем они занимаются. А то мало ли, может, действительно психи попадутся. Или ещё чего похуже.
Я начал быстро составлять список, поглядывая то на полковника, то на стоящий с запущенными движками самолёт. Продолжая писать, не утерпел:
– Слушай, Егор, так Мишка же уже летит. Да и я тоже вылетаю. К чему такая спешка?
– Кит, ну спросил бы меня твой друг, я бы понял. Но ты?
Упс, уел! Лететь надо часов пять. Время военное, так что случиться может всё, что угодно. Кроме того, появление такого количества «попаданцев» одновременно что-то да означает. И никто не знает, что именно. Может, я прямо сейчас исчезну?
– Дошло. Извини, Егор, что-то я занервничал, вот и не соображаю.
– Ладно, проехали. Написал?
Я протянул полковнику листы. Нас и было-то всего двадцать семь человек, долго ли написать. Он пробежал список глазами и хлопнул меня по плечу.
– Всё, давай на борт, летуны вон уже руками машут. Надеюсь, скоро увидимся, я ещё немного тут задержусь и тоже прилечу.
Мы пожали друг другу руки и разбежались. Полковник поспешил к связистам, а я – к самолёту. Едва поднялся по лесенке в десантный отсек, борт-стрелок в темпе затянул её внутрь, закрыл дверцу, и самолёт покатился. В отсеке сидели человек десять. И первым, кого я увидел, был мой ординарец. Он улыбался так широко, по-детски, что мне сразу стало легко на душе.
Тут же были и Рамон, и Елагин, и Зимин, и Долохов, и оба наводчика. Были тут и Пурциладзе с перебинтованной головой, и старшина Кузьменко. Последнего бойца я по имени не помнил. Я обнялся с Кордой и пожал руки всем остальным. Тут же выяснил, что Белого отправили в Винницкий госпиталь. Жаль не знал, может, увидел бы. Или начальника госпиталя попросил присмотреть. Хотя Айболит и так присмотрит. Старику за шестьдесят, а выглядит бодрячком. И персонал свой строит, будто кадровый.
Народ сначала пытался травить байки, но потом некоторые пристроились дремать – места хватало, а другим стало не до трёпа. Не все хорошо переносят полёт, да и комфортом тут особо не заморачивались. Корда оказался посередине. Сначала ему поплохело, а потом тошнота резко прошла, и счастливый ординарец завалился спать. Я тоже попытался заняться этим полезным делом, но не смог. Слишком много мыслей.
Вот кто мне объяснит, что происходит? Сначала сюда попал я. Спустя шесть суток тут же оказывается Мишка. И, судя по всему, примерно в то же время и остальные семеро. Вопрос – зачем? А главное, каким образом? А если учитывать ещё и полковника, то получается какая-то странная программа изменения реальности. И вот ещё, она меняется в НАШЕМ мире или в каком-то параллельном? Хотя, учитывая Егора, однозначно в нашем.
Тогда получается, что я сделал следующий ход. А теперь очередь за вновь прибывшими. Чёрт, чувствую, что Медведь в очередной раз прав и все мы, подкидыши, появились именно с такой целью. И вот ещё что. Ведь после моего «перехода» Мишка провёл в будущем всего сутки. А тут прошло шесть. Значит, время переноса оттуда сюда значения не имеет. То есть тут могут оказаться и все остальные ребята. Просто там для них пройдёт гораздо больше времени.
Чёрт, чёрт, чёрт! Спать не могу, сидеть просто так тоже невмочь, голова лопается. Я встал и собрался прогуляться к пилотам, но не успел. Самолёт сильно тряхнуло, потом ещё раз, и мы стали резко менять курс. Причём чуть ли не на девяносто градусов. И опять, только в другую сторону. Потом ещё раз и ещё. Едва пол наконец принял достаточно удобное для ходьбы положение, пошёл всё-таки к пилотам. И войдя в кабину, понял, что у нас проблемы.
Вокруг бушевала гроза. Хорошо в десантном отсеке иллюминаторы закрыты щитками. Парням бы ещё хуже стало. Пилот повернул штурвал, и мы снова легли на крыло, хотя и не так сильно.
– Что происходит?
Приходилось кричать: движки гудят, гроза грохочет, а пилоты ещё и в шлемофонах.
– Гроза. Пытаемся выбраться и обойти.
– Что говорит «земля»?
– А ничего, связи практически нет, разряды забивают. И радиокомпас сдох. Слышь, лейтенант, не отвлекай. Топай к бойцам и, раз ты такой герой, присмотри за ними.
Я махнул рукой и вышел. Делать мне там действительно нечего, только людей раздражаю. В отсеке уже никто не спал. Несколько человек свалились со скамеек на вираже и, пользуясь тем, что ни фига не слышно, матерились во весь голос. Корда тоже упал, но отнёсся к этому рационально. Сейчас он прилаживал к скамейке какой-то шнур, чтобы тот не давал ему упасть. Когда я сел, ко мне перебрался Рамон.
– Что там?
– В грозу влетели, пытаемся выбраться.
– Как там пилоты?
– Нормально, просили не мешать.
– Ясно.
Дальше орать мы не стали, пожалели голосовые связки.
Тряска продолжалась ещё минут пятнадцать, мне показалось, что мы снижаемся, а потом резко стало тише. Бойцы приободрились, но, как оказалось, зря. По корпусу будто чем-то хлестнули, послышался скрежет металла. Двое членов экипажа, до этого мирно болтавшие о чём-то в хвосте самолёта, кинулись к оружию. Один к одной из установок, расположенных по бортам, второй в башенку в середине верхней части фюзеляжа. Из кабины выскочил радист и занял место у второй бортовой установки. А я снова побежал в кабину.
Сейчас тут было потише, и мат пилотов я услышал ещё от двери. А войдя, понял и причину этого мата. Точнее причины, так как их было несколько. Первая – мы летели максимум метрах в ста пятидесяти над землёй. Второе – под нами шёл бой. Что хорошо – мы от него уходили, что плохо – уходили в сторону противника. И этому была третья причина – «мессеры» по бокам. Командир не стал дожидаться вопроса.
– Обойти грозу не получалось, решили поднырнуть под неё. Вроде справились, но выскочили мы прямо над боем. Хотели набрать высоту и уйти, да не успели. И откуда эти картёжники взялись на нашу голову!
– Какие картёжники?
– Да у этих «мессеров» пиковые тузы на носу намалёваны. Главное – много их, двое сверху, двое по бокам, а ещё пара проскочила вперёд и снова сзади пристроилась. Ведут нас куда-то, гады.
– А если сесть?
– Во-первых, не дадут. Любой манёвр – и они открывают огонь. Точные, сволочи, обшивку рвёт, но без пробития фюзеляжа. Высота у нас сто двадцать, моментально не сядем. И даже если сядем, дальше что? Расстреляют с воздуха, да и, похоже, немцы кругом.
Паршиво. Хотя насчёт стреляют по касательной есть у меня идея. Они нас могли принять за штабную машину. И сильно надеются, что тут сплошные генералы сидят. И вот на этом можно сыграть. Поделился мыслями с пилотами, те подумали и согласились. В том смысле, что нас за штабных приняли. Но вот сесть всё равно не удастся, завалят. Да и некуда, летим над какими-то лесонасаждениями.
– Так и здорово! Ищите просвет, нам взлетать уже не понадобится, только сесть. А потом ножками выйдем.
Лётчики переглянулись. Оно понятно, рождённый летать ползать, может, и способен, но уж больно не хочется. И самолёт жалко.
– Ладно, лейтенант, убедил. Попробуем.
А я озаботился ещё одним вопросом. Вот не помню, у них уже ввели набор для эвакуации или ещё нет?
– Кстати, оружие на борту имеется? А то у нас на всех шесть пистолетов и ножи.
– Пять штук ППС, по два боекомплекта на каждый, и десять гранат. Плюс амуниция, разумеется.
– Понятно. Я их у вас позаимствую, не возражаете? Мои ребята всё-таки пользуются ими лучше. Да и под пули вам лезть особо не стоит – лётчика пойди подготовь. Или вдруг удача – надыбаем вам трофейный самолёт. Могут же фрицы на вынужденную сесть и на месте неисправность устранить? А мы тут как тут.
– Извини, лейтенант, что мы с самолётом сделаем?
– А, виноват. В смысле найдём.
– А как ты сказал: набыдим?
– Надыбаем. Это жаргон, у нас на курсе один придумал, а все заразились.
– Надо запомнить, смачно звучит.
Но мне, пожалуй, пора. Нужно с ребятами всё обговорить. Так что я покинул кабину и пошёл звать бортмеханика. Или он сейчас борттехник? Неважно. Я заслал его к командиру и стал объяснять бойцам расклад. Автоматы и всё остальное нам хоть и со скрипом, но отдали. Ещё Корда выяснил, что ШКАСы, пулемёты в хвостовой части, извлекаются. Мало того, в комплекте к ним идёт специальная тренога, чтобы при вынужденной посадке можно было организовать оборону самолёта. И весит эта машинка всего ничего – десять с половиной кило. Правда, экипаж считал, и справедливо, что для пешего перехода это тяжеловато.
Парни рассказали летунам, как мой ординарец таскал в руках крупняк Горюнова на станке. Те не поверили, но ребята чуть с кулаками не полезли, защищая честь друга. Сам Владимир Семёнович был занят поисками материала для изготовления переносного ремня. Оглядевшись, я предложил бортмеханику отдать на растерзание парашют. Всё равно ведь не пригодится.
Пока мы разбирались с оружием, радист торчал в дверях кабины. А вот уговорить бортстрелка спуститься из верхней турельной спарки мы так и не смогли. Стрелять он не стрелял, но крутился постоянно. Наверное, просто хотел потрепать нервы этим козлам из люфтваффе. Опытные, всю Европу облетали, аж до Сицилии. Это я по пиковым тузам на фюзеляжах сужу, такие малевала только одна эскадра – 53-я.
Радист замахал нам рукой. Это означало, что лётчики нашли место и сейчас мы будем пытаться сесть.
– Держитесь за что-нибудь, будет сильный удар.
До удара была очередь, которая прошила отсек. И коротко успела протарахтеть спарка наверху. А потом мы шлёпнулись «на брюхо», и самолёт пошёл юзом. Грохот, треск, скрежет раздираемого дюраля. А потом ещё один удар, будто мы во что-то врезались, и тишина. Мы начали подниматься на ноги. Радист, чудом удержавшийся рядом с кабиной, полез к пилотам, а борттехник потянул за ногу стрелка. Никакой реакции. Он полез наверх и через минуту свалился вниз совершенно белый, и его бурно вырвало.
– Колпака с пулемётами наполовину нет и Сашкиной головы тоже. Руки на гашетке, плечи есть, а выше ничего.
Парня снова скрутило, но времени горевать не было.
– Документы его достать сможешь, они остались?
Техник судорожно дёрнул головой. Я повернулся к Рамону.
– Андрэ, пистолет с него сними. И документы тоже посмотри.
Жаль парня, но если мы выберемся, то сообщим, как он погиб, даже если документы не сохранились. Пропавшим без вести он не останется.
Сержант молча кивнул и полез наверх. Радист в это время помогал пилотам выйти из кабины. Сильно ребята побились, стоят с трудом.
– Спасибо, товарищи. Это чудо, что вы сумели нас посадить. Где мы, вы поняли?
– Лес. Не очень большой, примерно пять или шесть километров в поперечнике, но вроде густой. Мы сели на краю и заехали под деревья, так что правый борт у нас прикрыт.
– А где? Хоть приблизительно?
Пилот качнул головой.
– Радиокомпас тю-тю, так что где мы сейчас, сказать трудно. Очень уж петляли в облаках.
– Ясно. Корда, пулемёт с правого борта снять. Те, кто остался без оружия, берут треногу и патроны к ШКАСу. Я выхожу первым, остальным ждать моей команды.
Командир экипажа нахмурился.
– Товарищ лейтенант, а по какому праву вы командуете? Здесь я старший по званию.
– Так точно, товарищ старший лейтенант, вы. А пока мы на борту, и по должности. Только я разведчик, а мы предположительно в тылу противника. Поэтому до прояснения обстановки или до выхода в расположение наших войск командовать буду именно я. Есть вопросы?
Старлей подумал и качнул головой.
– Я понял. Возражения снимаются, командуй.
– Повторяю, я выхожу первым. Остальным быть готовыми.
Я с трудом открыл дверь и выпрыгнул наружу. Ох ты ж… Ничего себе, какую мы борозду пропахали. И винта у нас нет, причём вместе с движком. Вырвало. С неба донёсся рёв моторов, и надо мной проскочила пара «мессеров». Потом ещё одна. Последним пролетел ОДИН истребитель Bf-109. Это что, Сашка-стрелок сбил одного напоследок? Эх, молодец парень. «Мессер» шёл предельно низко и предельно медленно, видать, хотел рассмотреть нас подробнее. Кажется, даже погрозил нам кулаком.
Ну что, поставленной цели я достиг. Они видели, что после посадки из салона самолёта выпрыгнул лейтенант. И что решит правильный немец? Верно, что этот лейтенант – младший по чину, потому и выслан первым. А значит, их предположение, что самолёт штабной, тоже верно. Соответственно этому они и будут действовать, то есть попытаются нас захватить.
– Владимир Семёнович, второй ШКАС тоже снимайте и вместе с треногой сюда. Пилотам и тем, кто не вооружён, отойти в лес на сто метров. Остальным занять оборону вокруг самолёта.
Мы успели вытащить и установить оба пулемёта. Для них на флангах наспех отрыли ячейки с таким расчётом, чтобы ствол находился почти над землёй. Остальные окопались в борозде. Ну как окопались… Выбрали ямку или вывороченный пласт земли и за ним залегли. Заодно и маскировка. Успели за час, а потом к нам нагрянули гости.
Глядя на куцую колонну из двести двадцать первого БТРа и тупоносого грузовика, я даже обиделся. Как-то они о нас совсем плохо думают. Эта модель БТРа имела на вооружении всего один пулемёт. А в грузовике могло находиться максимум человек двадцать. И всё? А с другой стороны, дарёному коню в зубы не смотрят. Броник вывернулся к нам носовой частью и встал метрах в ста от остатков десантного «ЛиСа». Грузовик остановился чуть подальше – и из него начала выпрыгивать пехота. Посмотрим, что там нам бог послал?
Так, вижу МГ-34, вижу два МП-38, может, и МП-40 – отсюда не разберу. Остальные с винтовками. Плюс в бронетранспортёре ещё один пулемёт и два автомата. Итого шесть единиц автоматического оружия. Замечательно. Немцы медленно приближались к нам. Отчасти осторожничали, отчасти были уверены, что мы никуда не денемся. Вот до них семьдесят метров, пятьдесят… Я встал в рост и поднял вверх руку. Фрицы притормозили, БТР повёл в мою сторону пулемётом, но и только. Даже пулемётчик не залёг, а продолжил идти вместе с остальными. Зря!
Вперёд вышел офицер, но сказать я ему ничего не дал.
– Огонь!
Я резко опустил руку, падая на землю. Два ШКАСа ударили с двух сторон. Справа бил Корда, я видел, как несколько раз вздрогнул БТР. Слева отводил душу бортмеханик. Фрицы падали сломанными куклами. Офицер упал с пулей в середине лба – ты гляди, какой снайпер у нас имеется. Пулемётчика очередью практически перерезало пополам. Короче, никто из солдат противника так и не выстрелил. И упав, больше не шелохнулся. Весь бой занял от силы минуту.
Выждав ещё две, для надёжности, и не заметив признаков шевеления, мы двинулись вперёд. Первым мне попался ефрейтор. Винтовку он поднять так и не успел, получив две пули в грудь. Я выдрал оружие из рук мертвеца и начал его рассматривать. Значки на груди не разберёшь, а вдруг разведчик? Звание позволяло. Тогда можно найти в снаряжении что-нибудь особенное.
Я разглядывал странное оружие минуты две, пока до меня дошло, что это… СВТ. Вот дурень! Так ожидал увидеть какой-нибудь «Маузер-98к», что родную «светку» не узнал. Правда, деревянные части ей зачернили, да и ствольная коробка какая-то странная. А вот это что за паз? Стоп, стоп, так это снайперский вариант? Я ж его только на картинках видел. Вот это повезло!
А фриц-то, видать, заслуженный, это ж надо, раздобыть такой трофей. Решено, забираю себе. Обыскал фрица, оптику в специальном чехле. Ух ты, кронштейн наш, а вот сам прицел немецкий. Оптика получше, хотя увеличение всего ×2,5. В наших прицелах, кстати, 3,5. На лес быстро опускались сумерки, бойцы, уже не боясь, бродили, собирая трофеи. Раздавшийся звук оказался настолько неожиданным, что мы сразу не сообразили, что происходит.
А это завёлся двигатель грузовика. Чёрт, это значит, всё это время там сидел немец. Причём живой, здоровый и, что главное, при оружии. Ведь мог подстрелить кого-нибудь, но духу не хватило, и теперь пытается улизнуть. А потом нажалуется старшим камрадам, что их тут обидели. А нам нужны такие проблемы? Я вскинул винтовку. Остановил ствол чуть ниже цели, успокоил дыхание. Медленно перекрестье к тому месту, где должна, обязательно должна показаться голова водителя.
Бах! Машина осталась стоять с включённым двигателем. Водила остался сидеть в кабине. Но теперь уже не живой и тем более не здоровый. А мы начали торопиться. Собственно, сбор трофеев подходил к концу. Все автоматы и пулемёты мы собрали. Боеприпасы, гранаты – тоже. У нас даже перебор получился. Это потому что я не хотел бросать снайперку, а мы нашли в БТРе ещё и противотанковое ружьё. Как называется – не скажу, что-то малокалиберное и однозарядное.
Но самая главная находка была в планшетке у офицера – карта. К сожалению, крупномасштабная – 1:50 000, но и то хлеб. Во всяком случае, мы определились с местом приземления – три километра к западу от Бричан. Ничего себе нас занесло. Я посмотрел на пилота. Видимо, мой взгляд был очень выразителен, даже в наступивших сумерках, потому что старлей сразу начал оправдываться.
– Ну и чего ты смотришь? Был приказ на вылет. Погода паршивая, надвигалась гроза, а деваться некуда. Пришлось идти не на северо-восток, как надо, а на северо-запад. И всё равно почти сразу начались облака. Через первое мы проскочили, через второе тоже, а вот на третьем нарвались. Снаружи вроде как белое, безопасное, а внутри черным-черно. Да ещё в нас молния шарахнула, так что еле проморгались. Радиополукомпас сразу накрылся, передатчик тоже – похоже, в обтекатель антенн попало. А в приёмнике сплошной шум. Вот и метались туда-сюда, вверх-вниз, всё выскочить пытались. Вниз идти опасались: вдруг высотомер тоже того, но, в конце концов, пришлось рискнуть. Из грозы-то мы выскочили, а дальше сам знаешь.
Да уж, это называется стечение обстоятельств. И вылет вынужденный, не глядя на непогоду, и молния, и немецкий прорыв, и «мессеры» эти… Хорошо, что вообще сели, да ещё с минимальными потерями. Однако что-то мы замешкались. Фрицы не дураки, сколько времени требуется, чтобы добраться до места и повязать пару штабных офицеров, они знают. А значит, скоро начнут беспокоиться. Хорошо в машинах раций нет, а то бы уже вызывали.
Ко мне подошёл Корда.
– Товарищ лейтенант, может, воспользуемся транспортом? Грузовик на ходу, бронетранспортёр тоже. Пара дырок в бортах, так темно уже, не заметят.
Вообще-то это идея. Нам надо выходить к Могилёву-Подольскому. От Бричан, судя по карте, туда есть дорога. Докуда она доходит, я не знаю, карта обрывается, но в любом случае на колёсах быстрее. Только надо одеть двоих в форму вермахта: одного как водителя грузовика, второго как офицера. И я даже знаю, кто будет вторым. Собственно, кто будет первым, я тоже знаю.
