Глава 28

Стук колес убаюкивал. Но Отто неотрывно смотрел в окно на проносящиеся мимо деревья, поля и полустанки, стараясь выхватить взглядом детали уходящих вдаль кадров реальности. С такой фантастической скоростью он не ездил никогда, а потому старался запечатлеть в памяти всю эту поездку, каждую ее деталь. Тормозить глазами убегающий со скоростью две сотни километров в час пейзаж, казалось чем-то вроде увлекательной игры.

«Летучий Гамбуржец» – этот новейший чудо-дизель с электроподачей встал на рельсы Рейхсбана в 1933 году и уже через три года, к Олимпиаде, соединил основные города Германии со столицей, установив мировой рекорд скорости на железной дороге.

– Достойная альтернатива самолету, не так ли? – услышал Отто голос принца, обращавшегося к собеседнику – офицеру Люфтваффе, сидящему напротив.

Офицер был одет в парадную форму, серо-голубой китель поверх белой рубашки с черным галстуком. Красивое серебро погон и одинокий орел на петлицах подсказывали, что перед ними – лейтенант. Кортик на ремне гордо сигнализировал о принадлежности к летному составу. Отто невольно залюбовался кортиком, этой уменьшенной копией римского меча в ножнах из синей кожи. Лейтенант, заметив взгляд юноши, улыбнулся. Вынув кортик из ножен, протянул Отто, глазами давая понять, чтоб тот не стеснялся принять оружие для более пристального изучения.

Принц тоже улыбался и ждал, когда лейтенант вступит в дискуссию.

Они с Отто ехали из Кельна в Берлин, как раз к открытию Олимпиады. После того, как Отто блестяще справился с заданием принца и практически помирил католическую общину Вевельсбурга с новым Орденом, поселившимся в замке, принц взял юношу с собой в качестве помощника-посыльного. На календаре гордо занял свое место июль, занятия в школе закончились, так что Брунхильда и Рихард ни капли не волновались по поводу сына, тем более что стать помощником адъютанта имперского министра пропаганды, аристократа в нескольких поколениях, было весьма почетно и полезно для будущей карьеры.

За эти три недели принц с Отто исколесили полстраны, наматывая километры автобанов, железных дорог и воздушных линий на катушку своих впечатлений. Отто впервые посетил Нюрн берг – эту колыбель партийных съездов, где грандиозный замысел архитекторов воссоздал древний Рим, только в разы масштабнее. Отто не раз видел фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли», поражаясь снятому талантливым режиссером величию Нюрнберга, но то, что он увидел воочию, превзошло ожидания.

Побывали они также в Кведлинбурге на мистической процедуре возложения венков к могиле Генриха Первого Птицелова, ровно тысячу лет назад похороненного в тех местах. Впервые Отто увидел рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Тот произнес речь, которую транслировало радио на всю страну. В словах Гиммлера Отто уловил абсолютную схожесть с речью принца во время праздника летнего солнцестояния неделей ранее в Вевельсбурге. Сообразительный Шульц понял, что речь для рейхсфюрера готовилась в министерстве пропаганды, а принц цу Шаумбург-Липпе просто использовал ее тезисы для покорения сердец собравшихся в замке Вевельсбург. Но, конечно, Гиммлер выглядел эффектнее принца, произнося слова гордости о великом немце, которого рейхсфюрер считал своим предыдущим воплощением. Стоящий за белой трибуной главный рыцарь ордена СС в своей черной, отороченной серебряным шитьем униформе на фоне белого тканого экрана с гигантскими черными молниями зиг-рун казался и вправду воплощением Генриха Первого, вещающего на всю империю.

– Клинок нашего кортика сделан из стали, как наши сердца, а ножны из алюминия, как крылья наших самолетов. Но когда-то мы сделаем их из золота, как говорит наш главнокомандующий Герман Геринг, – сказал лейтенант, продолжая наблюдать за восторженным взглядом Отто Шульца.

– И все-таки? – попытался вывести летчика на разговор принц. – Не кажется ли вам, что скоростные поезда составят альтернативу «Люфтганзе»? Не по числу пассажиров, а по скорости доставки? Вы ведь учились на пилота в «Люфтганзе»?

Пилот обратил дружелюбный взгляд на принца:

– Лейтенант Люфтваффе Вальтер Зигель, – представился он.

Принц чуть наклонил голову в приветствии. Представился. Офицер, услышав имя принца, выпрямился и резко качнул головой вверх-вниз, как бы отдавая честь.

– Я слышал о вас, – коротко сказал он. – Польщен знакомству с вами.

Принц снова наклонил голову, отвечая на любезность.

– Лейтенант, будьте добры, ответьте на вопрос. Моему юному другу и мне крайне интересно ваше мнение. Этот поезд развивает более 200 км/ч, и это не предел. А поезда будущего будут нестись со скоростью вдвое большей, и это время не за горами, насколько я знаю, проект создания таких поездов уже прошел согласование и скоро все немцы будут перемещаться на огромные расстояния в супервагонах суперсоставов. А что с авиацией?

Лейтенант принял протянутый Отто кортик и вставил обратно в ножны.

– Я военный летчик, хотя еще год назад служил в пехоте. На поездах поездил немало. Сейчас еду в Берлин учиться на «Юнкерс-87». Новая Штука развивает 500 км/час при потолке в 9000 метров. Сколько лет авиации и сколько железным дорогам? Это разные виды транспорта, я думаю, никогда поезда по земле не будут двигаться быстрее самолета в воздухе по понятным физическим причинам. Очевидно, и самолет не возьмет на борт столько пассажиров, как поезд. Но учитывая, что через океан рельсы не проложишь, значит, будущее за авиацией!

Лейтенант улыбнулся. Принц был удовлетворен ответом, собственно, он не был намерен спорить, а лишь собирал материал, выполняя свою работу в министерстве пропаганды. Если бы летчик ответил иначе, значит, что-то надо было менять в работе соответствующего отдела ведомства Геббельса.

– «Юнкерс 87»… – протянул принц. – Я присутствовал как-то на испытаниях этой машины. Оторопь берет, когда он пикирует с каким-то дьявольским ревом. Неплохо придумано с ревуном, психологическое воздействие на врага – это залог победы.

– Ревун там не только для психологии, – гордо поделился информацией Зигель.

Принц приподнял брови, высказывая таким образом удивление. Лейтенант продолжил, больше обращаясь к Отто, на лице которого читалось восторженное любопытство:

– Пикирование применяется для точного бомбометания. Куда я направлю самолет, туда полетит выпущенная бомба. Сирена, или «Иерихонская труба», как ее еще называют, во время пикирования из-за потока набегающего воздуха производит вой. Чем больше скорость пикирования, тем выше тональность звука, так что я могу не смотреть на приборы, оценивая скорость.

Отто представил себя за штурвалом воющего железного дракона, распугивающего врагов и извергающего огонь на их головы, и восторженно зажмурился. Лейтенант довольно улыбнулся.

– А почему вы решили из пехотинца переучиться на пилота? – поинтересовался принц.

– Я – солдат, мне отдан приказ, я выполняю! – четко отрапортовал Зигель.

– Это я понимаю, но внутренние причины же есть? Романтика полета или…? – принц продолжал настаивать, собирая по крупицам информацию для анализа.

– Если честно? – лейтенант на секунду задумался, откровенничать с важным чиновником или нет. – Как говорил наш командир 10-го пехотного полка, где я служил фенрихом в 34-м году, «Хорошо быть летчиком, убивая врага, – трупов не видишь».

Отто невольно вздрогнул. Принц улыбнулся кривой улыбкой, но все же одобрительно кивнул.

По прибытии двухвагонного состава «Летучего Гамбуржца» на Хауптбанхоф Берлина, Отто посмотрел вслед уходящему красивому лейтенанту Люфтваффе и задумался над его словами. Убивая врагов – не видишь трупов. Действительно, ведь ты даже не знаешь, убили твои бомбы кого-то или это просто цифры военных сводок. Но можно ли считать себя чище от этого? Есть ли вообще кровь на твоих руках, если ты не испачкал их теплой алой жидкостью из вспоротого живота врага, а лишь нажал на кнопку открытия бомболюка? И как это соотнести с библейской заповедью «Не убий»? Может, прав лейтенант и его пехотный командир? Во времена писания не было летающих машин, сбрасывающих бомбы. Убийство было очевидным личным делом, непосредственно производимым тем, кто причинял смерть жертве. Если, конечно, не считать приказа на убийство, но это отдельная тема, которая Отто пока не занимала. Как бы он, Отто Шульц, чувствовал себя, воткнув штык в тело неприятеля? И как бы отличались эти чувства от тех, когда он просто нажал бы на кнопку, убивая сотни людей?

«Наверное, нельзя считать себя убийцей, раз не видишь глаза жертвы или ее конвульсии от твоих действий, – подумал Отто. – Но можно ли считать себя воином без этого? Нет никакой разницы между нажатием кнопки включения радио и сбросом бомб. Мускульная сила одного пальца делает и то и другое: заставляет колебаться воздух от музыкальных аккордов или прекращает колебания воздуха от дыхания погибших во время бомбежки. А где же восторг победы? «И справа в глотку, и слева в глотку, и третьим ударом глубоко в живот разит Шмар. Проткните водяную крысу, и вы услышите такой же звук, какой издал Везе. – Все! – сказал Шмар и далеко отшвырнул свой нож, этот уже ненужный ему окровавленный балласт.

– О восторг убийства! О чувство облегчения и окрыленности при виде потока чужой крови!» – вспомнил Отто почти дословно рассказ запрещенного в рейхе чешского писателя Франца Кафки, писавшего только на немецком. Брошюрку с рассказами этого еврея он нашел на подоконнике в спальне родителей и рассказ о братоубийстве произвел на него тогда сильное впечатление.

– Отто, бери чемоданы, хватит ловить ворон, – вывел его принц из мысленной воронки, затягивающей всё глубже. – Шевелись, пожалуйста.

Шульц послушно взял два фибровых чемодана: большой – принца, маленький – свой, и поспешил вслед начальнику, бодро шагавшему по перрону.

Престижный черный Horch 830 довез спутников на Унтер ден Линден, где в доме на углу с Фридрихштрассе принц обычно останавливался в шикарных апартаментах какого-то своего то ли родственника, то ли друга. За полтысячи лет династии цу Шаумбург-Липпе было бы удивительно не накопить их. Принцу, как адъютанту доктора Геббельса, предстояли непростые дни XI Олимпиады. Нужен был не просто пропагандистский успех, а триумф! По расчетам статистов ожидалось рекордное количество зрителей на стадионах, более трех миллионов. Все спортивные сооружения были построены в короткий срок, а радиорепортажи соревнований с них должны были транслироваться на 41 страну мира. Впервые в истории, ведомство Геббельса организовало телетрансляции наиболее важных спортивных событий, так что счастливые обладатели телеприемников имели возможность увидеть не только спортсменов, но и торжество идей национал-социализма, несущего мир народам Земли. Для этого телекамера должна была выхватывать флаги со свастикой вместе с олимпийскими кольцами. Каждый день министерство пропаганды должно было готовить новостной бюллетень, рассылаемый на 3500 газет и журналов, причем Гитлер лично приказал обеспечить перевод не только на основные языки, но и на экзотические, так что пришлось набрать дополнительных переводчиков.

– На сегодня – свободен, завтра в 7 утра у меня, – коротко бросил принц, закрывая дверь апартаментов.

Отто досталась чистая уютная комната на нулевом этаже, в помещении для прислуги, по соседству с поваром и консьержем. Получив свободу на вечер, как понятно, юноше не терпелось побежать знакомым маршрутом в кондитерскую фрау Шмук в двух кварталах отсюда, чтобы увидеть Оттилию. Отто почистил и погладил мундир, с сожалением посмотрел на маленький нож в стальных черных ножнах, не шедший ни в какое сравнение с тем клинком, который он держал в руках часом ранее. Приладил нож подвесом к ремню, расправил складки форменной рубахи. Зачем-то вынул нож из ножен, прочел надпись «Кровь и честь», вытравленную почерком рейхсюгендфюрера Бальдура фон Шираха на лезвии. «И справа в глотку, и слева в глотку, и глубоко в живот…» – промелькнула в мыслях знакомая цитата. Отто спрятал нож в ножны, еще раз осмотрел себя в зеркало.

Выйдя на улицу, минуту стоял, как завороженный. Унтер ден Линден утопала в зелени, флагах со свастиками, толпах гуляющих празднично одетых людей. В парадной форме не спеша шли эсэсовцы, летчики, пехотинцы, все весело смеялись. Люди передвигались группами и по одиночке, мужчины под ручку с дамами в ярких платьях и шляпках, с детьми с воздушными шариками и мороженым. Туристы с фотоаппаратами, в каких-то причудливых нарядах, велосипедисты с флажками, беспричинно динькающие в свои звоночки, машущие руками пассажиры проезжающих лакированных авто, все это было приправлено отовсюду раздававшейся музыкой духовых оркестров и смехом, присыпано запахом липы и праздника.

Отто двинулся в сторону площади Жандарменмаркт, вращая головой по сторонам и не переставая восторгаться. Он улыбался. Встретив стайку синих юбок из Союза немецких девушек, помахал им рукой, вспомнив, как упал здесь с велосипеда на глазах таких же вот белокурых девчонок. Ему помахали в ответ.

Не доходя пары десятков шагов до кондитерской фрау Шмук, резко остановился. Из распахнувшейся двери вышла Оттилия. Точеная фигурка, облаченная в легкое ситцевое белое платье в черный горошек, распущенные светлые волосы, подхваченные ветром, это была она. Но восторг на лице Отто сменился гримасой ужаса: вслед за Оттилией следовал молодой человек, также, под стать ей празднично одетый в белые широкие брюки и рубашку, и он… он приобнял Оттилию за талию, она не отстранилась, а лишь весело засмеялась и молодые люди, держась за руки, бодро зашагали куда-то, удаляясь от замершего парня в форме Гитлерюгенда.

Оркестры на улицах начали играть в разнобой, смешивая звуки музыки в какофонию, ветер принес откуда-то запах гари, на светящее солнце набежала туча, придав серый оттенок праздничным нарядам прохожих. Сквозь туман перед глазами видел Отто движения уходящей Оттилии, сквозь вату в ушах слышал он ее удаляющийся смех. Она никогда не ходила с ним, как с этим в белых штанах, смеющаяся, держащая за руку, счастливая. А ведь буквально два месяца назад они встретились перед его отъездом, чтобы сходить в кино. Как такое могло случиться? Отто чувствовал стук в висках, ощущал тяжесть в груди, он впервые пил этот горький коктейль из тоски и беспомощности.

– Молодой человек, если вы будете так стоять посреди тротуара, не удивляйтесь, что вас когда-то пнут, – вывел Отто из оцепенения чей-то голос.

Рядом с Отто остановился капитан Вермахта. Увидев потухшие глаза парня, он тронул его за плечо и спросил:

– С тобой все в порядке?

Отто пришел в себя и ответил по-военному:

– Так точно, все в порядке, господин капитан, я просто задумался!

– Будешь так надолго задумываться в бою, враг снимет с тебя скальп, – серьезно сказал офицер. – Читал, небось, про апачей? Вот, прямо твоим ножом разрежет кожу, дернет за волосы и снимет.

Юноша автоматически левой рукой взялся за висевший на поясе нож, правой за волосы. Офицер хохотнул, на прощание еще раз хлопнул Отто по плечу и продолжил свой путь.

Оцепенение из-за уходящей Оттилии сменилось злостью к белым штанам ее ухажера.

– Враг снимет с меня скальп? Моим же ножом? – с ненавистью подумал Отто, всматриваясь в еле различимый силуэт удаляющейся пары. – Ну, пусть попробует.

Холодные пальцы крепко стиснули черную рукоять оружия.