(Эту главу можно пропустить тому, кто внимательно читал «Ключевую фразу».)
Артем рассказал Сигизмунду Причалову, как он, циничный и бессемейный адвокат, в силу специфики работы мало интересующийся чем-либо, кроме работы, оказался втянут в какой-то мистический триллер.
– Увлекшись изучением способов воздействия на умы присяжных с целью принятия вердикта в мою пользу, начитавшись книг и насмотревшись фильмов, я пришел к простому выводу, к которому рано или поздно приходят все книгочеи и киноманы жанра фантастики, – сказал Артем. – Изначально весь мир создан как компьютерная программа, матрица. А раз так, то все люди – части этой программы, обладающие своей персональной страницей сознания. То есть должна существовать «ключевая фраза», как в интернете, которая может по определенному словесному коду быть «адаптирована» с программой в голове присяжных. Мой хороший знакомый, можно сказать, духовник, отец Петр – настоятель вечно строящегося храма, с которым я поделился мыслями, подтвердил их истинность и добавил, что о программе было сказано еще в Евангелии от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Понимаете, Сизи? Слово – это байт информации. Значит, все, что создано Богом из слова – программа. Отец Петр рассказал и известную библейскую историю о бунте Корея, восставшего против власти Моисея и его старшего брата Аарона и уничтоженного Богом вместе со всеми его соратниками за этот бунт. Вы что-то знаете об этом?
Сигизмунд неопределенно пожал плечами. Ни да, ни нет.
– К своему стыду, я тоже практически об этом ничего не знал, хотя считал себя эрудированным человеком, – продолжил Артем. – Получалось, старший брат Моисея – Аарон, по сути, адвокат, то есть «представитель». Advoco – «приглашать» – это ж с латыни. Аарон был приглашенным Богом представителем Моисея, практически везде говорил вместо него: и с фараоном при исходе из Египта, и с иудеями, уговаривая их уйти в пустыню, так как Моисей по преданию был косноязычен и говорить не мог. Аарон также творил чудеса, это его посох превратился в змею, и некоторые из казней египетских тоже его рук дело.
Артем живо описывал свой разговор с отцом Петром сидящему на полу с открытым ртом Сигизмунду.
– Полушепотом отец Петр сказал тогда, что пришедшие свергать Моисея и Аарона иудеи принесли с собой медные кадильницы, но «разверзлась земля и всех поглотил огонь». По преданию, все медные кадильницы уничтоженных Богом сторонников Корея были переплавлены для покрытия храмовой скинии, тем не менее осталась серебряная кадильница самого Корея, которая обладает чудесными свойствами, а ее обладатель имеет неограниченную власть над правосудием. Аарон стал первосвященником и Верховным судьей иудеев, так как завладел кадильницей.
– А где эта кадильница? – тоже полушепотом спросил Причалов.
Артем посмотрел на него и, ничего не ответив, продолжил.
– Я тогда защищал в суде молодую девушку, Лизу Вульф-Мышкину, обвиняемую в организации заказного убийства мужа, Федора Вульфа. Исполнитель преступления, любовник Лизы, студент МГУ Валерий Игнатьев, пригласил этого Вульфа в ресторан, напоил, а потом, когда тот дошел до нужной кондиции, вместо водки влил ему в рот азотной кислоты. Но Вульф чудом выжил, получив лишь ожог гортани и пищевода. Мне в этом деле все показалось странным с самого начала. Во-первых, сам потерпевший отказался предъявлять супруге претензии, считая ее невиновной. И потом, обвиняемая эта – Лиза, скромная девушка из провинции, прожившая с мужем пять лет, не была похожа на жестокого и расчётливого убийцу. И исполнитель преступления – студент-историк, с одной стороны, вроде бы отрицал, что действительно травил Вульфа азотной кислотой, а с другой, предлагал взять вину на себя. Но самое необычное – это то, что дело Елизаветы Вульф странным образом до деталей повторяло уголовное дело стопятидесятилетней давности некой Евдокии Вольфрам, которая так же, с помощью своего любовника Игнатьева, пыталась отравить законного супруга Федора Вольфрам азотной кислотой.
– Мистика какая-то! – завороженно сказал Причалов, до которого начало доходить действие выпитого спиртного и смысл адвокатского рассказа.
– Я ж говорю, мистика, – согласился Артем. – Но, терпение, Сизи, это еще цветочки… То дело, которое вел известный адвокат конца XIX – начала XX веков Сергей Аркадьевич Андриевский, я изучал еще в университете. Но откуда о нем может знать швея из ателье Лиза Вульф, чтобы до деталей спланировать аналог спустя сто пятьдесят лет? И главное, зачем? И тут на меня неожиданно вышел некий Николай, который сообщил, что имеет важную информацию по делу Лизы. Мы с ним встретились в кафе, и он предложил купить переписку моей подзащитной со своим мужем. За три тыщи баксов, представляете, Сизи? Якобы переписка может помочь делу.
– Три тыщи баксов, наверное, дорого за переписку? – согласился Сигизмунд. Видно было, что рассказ Артема его захватывал.
– Да не в цене дело, Сизи! – Каховский улыбнулся. – Я удивлён был наглости этого предложения. Это – моя подзащитная, я с ней в контакте, а мне предлагается купить ее электронные письма, которые она мне может и сама дать почитать, если в них есть смысл. Я платить отказался, подумал, что навещу Лизу в СИЗО и спрошу. И вот… Не сложилось тогда. Дальше, слушайте внимательно. Дома, после встречи с Николаем, я неожиданно почувствовал себя плохо, все признаки отравления налицо. Вызвал «Скорую помощь», а потом… В общем, не смейтесь, но… Скорее всего, это игра воображения или гипноз какой, я до сих пор не могу понять… В общем, я пришел в себя в больнице, в Санкт-Петербурге, в 1907 году. У моей постели сидел посетитель, известный юрист того времени, член императорского Сената, судья Анатолий Фёдорович Кони.
Каховский внимательно посмотрел в глаза Причалова, пытаясь там разглядеть то, ради чего и затевал этот рассказ: подтверждение осведомленности Сизи в происходящем. Но в глазах антиквара не читалось ничего, кроме любопытства и страха. Артем продолжил.
– Кони обращался ко мне как к другу, называл Сергеем Аркадьевичем и болтал на дружеские темы, которые мне не были знакомы. Вроде как я устрицами отравился, когда мы вместе обедали, и потерял память. Представляете? Я догадался, что в этом сне или бреду, меня почему-то принимают за того самого Сергея Аркадьевича Андриевского, который защищал Евдокию Вольфрам. Андриевский же был другом Кони. Из больницы Кони отвез меня к себе на дачу под Петербургом на отдых, где пару дней мы беседовали о механизмах мироздания, пили чай на террасе, а потом он сообщил, что прекрасно понимает, что я совсем не Андриевский, и что наша встреча не случайна.
– Неужели кадильница была у него? – совсем уже шепотом спросил Сигизмунд.
Артем вновь вгляделся в глаза Причалова и спросил довольно резко:
– Так вы в курсе, да? Как я и предполагал!
Сигизмунд отрицательно замотал головой и замахал руками.
– Боже, Артем, в курсе чего? Вы рассказали про кадильницу Корея, принадлежащую верховному судье Израиля – Аарону, а потом вдруг перескочили с нее на ваше перемещение во времени и встречу с давно умершим судьей Анатолием Кони. Трудно разве догадаться, что эти события связаны?
Артем посмотрел на Причалова уважительно.
– Извините меня, Сизи.… Вы правы. Оказалось, Кони являлся хранителем того самого библейского артефакта, дающего власть над правосудием. Чаша передаётся от хранителя к хранителю ещё со времён Моисея и его старшего брата Аарона. Через 100 лет кадильница должна попасть ко мне, адвокату Каховскому, потому что я… тоже… избранный хранитель. Кони продемонстрировал мне кадильницу, я прикоснулся к ней и потерял сознание. А пришел в себя в своем офисе, в Москве, в XXI веке.
– Так все же вам это привиделось, так получается? – спросил Сигизмунд.
– Я тоже так подумал, – задумчиво, как бы снова переживая свое пробуждение, сказал Артем. – Но… когда я очнулся, передо мной на столе лежал конверт. Там было два письма. Одно написано от руки, чернильным пером. Это было письмо от Кони, который подтвердил, что мое путешествие во времени и наша встреча – не сон и не бред. Во втором письме, уже печатном, сообщалось, что мне хотят передать некую ценную вещь, а далее инструкция по ее получению. Нужно было подать условное объявление в интернет-газету и оставить свой телефон. Если честно, я был почти на 100 процентов уверен, что свихнулся на этой работе. Даже собрался обратиться к психиатру. В этот вечер пришел домой и обнаружил, что в квартире все буквально перевёрнуто вверх дном. Пока стоял с открытой варежкой у двери, получил сзади по голове и снова ушел в астрал. Очнулся связанным, с мешком на голове в неизвестной допросной комнате. Меня развязал и стал вежливо допрашивать здоровенный детина в дорогом костюме и галстуке, смешно поправляющий очки.
– Это не господин Арнольд Брауншвайгер ли? – воскликнул Причалов. – Тот, который меня…? И из-за которого я тут?
– Именно он, уважаемый! Тогда он был офицером ФСБ Анатолием Агарковым. Он предложил отдать серебряную кадильницу, как только я ее заполучу. Взамен предложил деньги или пытки – на выбор. Ясно дал понять, что ему, или им все известно о моей встрече с Кони в 1907 году.
– Им? – спросил Причалов. – Кому им? ФСБ?
Артем усмехнулся.
– Если бы… Агарков этот, или как его там?.. Глыба, как я его окрестил для себя, объяснил, что представляет один очень древний род жрецов – коэнов, у которых во времена Моисея и Аарона артефакт был отнят, родственники убиты якобы Богом по просьбе Моисея.
– Та самая библейская история про бунт Корея? – догадался Сизи.
– Да, именно. И уже на протяжении многих веков они пытаются вернуть кадильницу обратно. Мне удалось прямо во время беседы послать сигнал в полицию о своем похищении и через полчаса полицейский спецназ меня освободил, но Агарков ушел. Я решил полиции ничего не говорить, все равно бы не поверили. Подумал заполучить эту кадильницу, дал объявление в интернет-газету с целью контакта со связным из прошлого. Неизвестный позвонил сразу, назначил встречу в бизнес-центре в Романовом переулке, там еще спортклуб, куда я хожу. И вот под видом курьера из прошлого приходит… тот самый Николай, кому я и был обязан отравлением и комой.
– Ого! – только и сказал Причалов.
– Ага! – только и нашел что ответить Артем.
Причалов встал с пола и переместился на кресло. Было очевидно, рассказ Артема выветрил остатки хмеля и страха из головы антиквара.
– В общем, отдал он мне коробку из-под китайского чая с серебряной кадильницей внутри и ушел. А я… Я побоялся выйти с этой штукой на улицу и спрятал ее в шкафчике раздевалки фитнес-центра. Выхожу, а у входа лежит зажмурившийся Николай.
– В смысле? – не понял Причалов.
– В прямом. В жмура превратился. Только вышел из дверей бизнес-центра и умер. Инфаркт.
– Инфаркт? Правда? – Причалов искренне недоумевал.
Артем еще раз внимательно посмотрел ему в глаза.
– Да, таким же способом он заработал инфаркт, как и мы с вами заработаем через сутки, если сюда не вернемся из Цюриха. Способ заражения инфарктом у них одинаковый – укол. Только время для оставшейся жизни разное. Николаю подарили быструю смерть, ибо живым он более ценности не представлял. Не распродажа, а ликвидация. Обвал цены.
– Откуда вы знаете такие подробности? – настороженно спросил Причалов.
– На допросе в МУРе показали видео с камеры бизнес-центра. Я же последний, кто говорил с Николаем, а трупы молодых и здоровых мужиков среди бела дня в Москве не так часто встречаются, не 90-е же. Вот и допрашивали. На экране видно было, что Николая убил прохожий смертельной иньекцией в ногу. Когда меня в МУРе пытали, в кабинет вдруг входит наш с вами Анатолий – Глыба – Брауншвайгер. Он же из ФСБ, во всяком случае все полицейские перед ним по струнке… Понятное дело, он хотел кадильницу, видел же, что я ее получил. А я не дал.
– Почему? – недоуменно спросил Сигизмунд. – Надо было отдать и…
– И зажмуриться, как Николай? – перебил Артем.
Причалов икнул. Артем продолжал:
– В общем, вышел я из здания МУРа, не пойму, что делать. И тут мне звонит некая Света, подруга покойного Николая. Предлагает встретиться. Я так понял, о смерти приятеля она без понятия, и как раз пытается выяснить, что с тем случилось. Я, конечно, решил воспользоваться случаем и хоть что-то прояснить, встретился с ней. Оказалась проституткой, работавшей на сутенера Николая в интим-салоне. Рассказала, что Николай не только ее сутенер, но и сожитель, и она знает про артефакт (но не знала, что это такое и зачем). Серебряную кадильницу Николай получил от какого-то незнакомого человека для передачи мне. Про предыдущую нашу встречу с Николаем, когда тот меня чаем траванул, она ничего не знала, равно и про отравление тоже. Сообщила мне пароль от странички Николая в соцсети. Я тогда решил немного поиграть в Роберта Лэнгдона, затеял свою игру. Решил сдать в полицию и Светлану, и артефакт, рассказать все в СМИ и будь что будет. Попросил Свету подождать в кафе, где встречались, а сам отправился в фитнес-центр забрать кадильницу из своего шкафчика. Но ее там не оказалось!
– Глыба или его коэны забрали? – догадался Причалов.
Артем поморщился.
– Нет, Сизи. Я тоже так подумал сразу, но тут как раз вдруг мне сам Агарков и набрал, начал орать, что ждет передачи артефакта. Я вернулся за Светой, а она тоже исчезла. В общем, решил все-таки пойти в полицию, без артефакта и без Светы. Думаю, все расскажу, включая путешествие в 1907 год, и про тайный допрос представителя древних жрецов Агаркова «из ФСБ». Мне вроде даже поверили поначалу.
– Да ну? – искренне удивился Причалов.
– Ну, меня там знакомый допрашивал. Однокашник. Он меня хорошо знает… Я ж говорю, поначалу поверили… Но тут технари взломали страницу Николая в соцсети и выяснили, что мое отравление, оказывается, заказала моя же подзащитная Лиза Вульф, а исполнил Николай. Для меня круг замкнулся: получается, Николай отправил меня в кому и в 1907 год, а потом сам принес мне артефакт и поплатился жизнью. Но причем тут моя подзащитная Лиза, сидящая в СИЗО?
– О-фи-геть! – взволнованно произнес Причалов. – Знаете, Артем, чем бы ни кончилось то, что с нами происходит, но это того стоит. Я всю жизнь торгую предметами старины, антиквариатом, мне нравится это занятие, но, как ни крути, это рутина. Это не «Мумия» и не «Приключения Индианы Джонса», где тоже про антикваров-историков, но там ведь какой эпос! А у вас не хуже, да, Артем, ведь бывают же такие истории на самом деле, а мы думаем, только в кино такое возможно…
– Сизи, вы меня удивляете, – недоуменно сказал Артем. – Вы рыдали тут полчаса назад, сидя на уколотой заднице, которой осталось жить чуть больше суток. А сейчас радуетесь этому факту?
Сигизмунд нахмурился, но продолжил.
– Артем, прошу вас, расскажите, что было дальше, и мы найдем выход, я уверен. Вы же как-то выбрались из этой истории? Живым и цветущим?
Артем в очередной раз нырнул в глаза антиквара, пытаясь вычислить его истинные намерения. Теперь там не было страха, но было неприкрытое любопытство, граничащее с азартом. Артем продолжил:
– Я не мог понять, зачем моей подзащитной «заказывать» собственного адвоката. Из переписки Николая следовало, что Лиза искренне любила мужа – Федора Вульфа, пьяницу и тунеядца. Это чувство разрушило психику девушки, и она решилась на убийство, так как исправить ничего не смогла. После неудавшегося покушения, понимая свою вину, она решила наказать сама себя и получить в виде наказания максимальный срок лишения свободы. Решила разозлить присяжных и судью неадекватным поведением на суде и, отравив адвоката, хотела признаться и в этом, чтобы показать, как адвокаты, защищающие настоящих преступников, тоже должны быть наказаны и каждому должно воздасться.
В такой бред я никак поверить не мог, потому и поехал в СИЗО на встречу с Лизой. Неожиданно для меня она начала отрицать, что заказывала мою смерть. И также неожиданно призналась, что не покушалась и на жизнь мужа и никакой азотной кислоты своему любовнику Игнатьеву не передавала, хотя раньше давала признательные показания об этом. Представляете мое состояние? Взрыв мозга, ей-Богу! Оказалось, Лиза любит мужа, а отношения со студентом Игнатьевым были только для того, чтобы возбудить у мужа ревность и вернуть ему желание жить. Я, совершенно ошарашенный, поехал в мужской изолятор, где сидел сообщник Лизы, этот студент Игнатьев. Думал, он сможет объяснить, что же произошло на самом деле. Он мне рассказал, что очень любит Лизу, и, когда та переехала к нему, уже представлял себе полное счастье, но Лиза ночи напролет проводила за компьютером в совершенно безумной переписке с собственным мужем. Игнатьев понял тогда, что, пока Вульф жив, у него с Лизой ничего не будет. Я спросил, почему он выбрал столь странный способ убийства – азотная кислота. А он ответил, что это не его идея, а одной женщины. Оказывается, Игнатьев иногда пользовался услугами проститутки, так как интимных отношений у него с Лизой не было, несмотря на то, что они жили вместе. И именно проститутка посоветовала ему расправиться с Вульфом и даже принесла для этого азотную кислоту.
– Светлана?! – ошарашенно спросил Причалов. – Эта подопечная того Николая?
– Да, проститутку звали Светлана, он описал ее до деталей. Как вы понимаете, Сизи, эта новость сразила меня наповал. Получается, Светлана, сожительница погибшего Николая, убедила Игнатьева отравить Вульфа и передала ему азотную кислоту, а потом она же убедила Николая отравить и меня. Два отравления, и в обоих замешана проститутка Светлана. А так как именно Николай передал мне кадильницу, то получается, что Светлана была в центре всех событий, которые происходили вокруг меня, и все знала изначально.
– О-фи-геть! – снова произнес Причалов.
– Погодите, Сизи. В общем, выхожу я из СИЗО, включаю мобильный и тут же получаю звонок от Светланы. Она извиняется, что пропала, и предлагает встретиться. И из полиции мой приятель звонит, говорит, приезжай, мол, тут товарищ Агарков очень хочет тебя видеть. Я поехал в МУР, думал, там меня «примут» наконец, а потом на Лубянку и с концами. Но… Я встретился в МУРе с этим Агарковым, и он сообщил лишь, что знает об артефакте в раздевалке спортклуба, знает, что его там больше нет, но не знает, куда он делся. Получается, что за кадильницей охотится еще какая-то третья сила? В общем, выпустили меня – иди мол, ищи кадильницу, иначе… Встретился со Светланой. И во время встречи случайно увидел в ее телефоне переписку с Анатолием Глыбой. Стало понятно, что Светлана заодно с ним. И тут я взял и сделал то, что удивило всех. Написал письмо в электронную приемную директора ФСБ России, где подробно описывал противозаконную деятельность сотрудника ФСБ Анатолия Агаркова. Про Светлану, про Николая.
– А Светлана-то что вам сказала? Вы ей сообщили, что в курсе ее общения с ФСБ – Глыбой? – спросил Причалов.
– Да, я ее там чуть не убил. Сказал, что все знаю и про азотную кислоту, и про ее знакомство с Анатолием из ФСБ. Она испугалась и рассказала, что действительно передавала Игнатьеву азотную кислоту, но убивать Вульфа не подговаривала. С Анатолием из ФСБ она давно работала, выполняла отдельные поручения по сбору информации. Про историю с Игнатьевым и то, что он планирует убить мужа своей пассии, Светлана тоже Агаркову рассказала. Агарков тогда, якобы, неожиданно оживился и стал выяснять подробности. Сказал еще странную фразу, мол, «тут он может и проявиться, хранитель». А что он имел в виду, непонятно. Оказывается, идея моего отравления, – это идея Анатолия Глыбы. После таких откровений я отвез Светлану к себе в офис. Только приехали, как мой приятель из МУРа позвонил и сказал, что взорвана машина Агаркова, и тот погиб. А буквально через минуту пришел оперативник ФСБ, сказал, что директор ФСБ лично прочитал мое письмо и мгновенно поверил. Я бы удивился, если бы не все эти предыдущие события. В общем, сразу после гибели Глыбы в его кабинете был проведен обыск и обнаружен листок со странной записью, которую оперативник попросил расшифровать. Листок найден в книге известного российского адвоката Андриевского, 1909 года издания, на странице с речью адвоката на процессе по делу Евдокии Вольфрам.
– Что было на листке? – задыхаясь от волнения спросил Сигизмунд.
– Схема с именами. Я пришел к совершенно фантастическим выводам. Анатолий Агарков вычислил меня как будущего хранителя артефакта, а затем подстроил все это уголовное дело Елизаветы Вульф, по аналогии с делом Евдокии Вольфрам, только для того, чтобы открылась некая дверь времени, которая позволила бы мне побывать в 1907 году и представиться хранителю Кони. Это ускорило процесс появления артефакта в нашем времени, а за ним уже сотни лет охотятся наследники Корея и… Анатолий Агарков. Безумие, конечно. Только вот артефакт исчез, и кто его похитил, непонятно. Я своими выводами с оперативником не поделился, промычал только, что ничего не понимаю, мол. Он ушел. А Светлана эта опять пропала. Но меня это уже не трогало. Глыбы – нет, кадильницы – нет, дело на контроле у директора ФСБ, а там вряд ли поверят в фантастические версии. В общем, я порадовался, что все закончилось. Но тут вдруг понеслось: сначала позвонил прокурор по делу Лизы Вульф и сообщил, что прокуратура снимает обвинения с Лизы и ее выпустят. Секретарь моя сообщила, что, пока меня не было, в офис повалили приглашения на великосветские юридические тусовки, куда меня в жизни бы не позвали. Еще по трем делам неожиданно были удовлетворены мои жалобы и дела были прекращены. И еще в этот же день мне поступили два предложения от федеральных структур стать членом Общественного совета при этих ведомствах и оборвали звонками журналисты ведущих СМИ с просьбой об интервью по совершенно вроде рядовым делам. То есть я вдруг стал всем нужен, мое мнение важным, а дела успешными.
– Ну, а кадильница? Кадильница-то нашлась? – спросил Причалов.
– Она и не пропадала, – Артем улыбнулся. – Я попросил Тину, помощницу мою, заварить зеленого чая. А она вдруг такая: «А можно я заварю из той коробочки вашей. У нас чай кончился зеленый». Оказалось, что в моем офисе уже несколько дней живет эта самая коробка из-под чая, в которой Николай передал кадильницу.
– Как? Как такое возможно? – опешил Сигизмунд.
– Вот так… Тина объяснила, что ее подруга работает на ресепшн в фитнес-клубе и видела, как я оставил в шкафчике-сейфе у входа коробку чая и не забрал, видимо, забыл. Так как шкафчики всегда проверяет охрана перед выходными, чтобы забытое не пропало, подруга позвонила и отдала коробку моей секретарше, а та просто забыла об этом сообщить, посчитав неважным.
– Все это время волшебный предмет находился в вашем офисе? – выдавил из себя Причалов.
– Да, в связи с чем все разрешилось в мою пользу. Власть над правосудием, помните?
– О-фи-геть! – только и повторил в очередной раз антиквар. – Тогда вам срочно нужно снова взять этот предмет в руки и тогда…