– Мне положить руки на стол? – спросил Артем, обращаясь к Агаркову.
Глыба вновь поправил очки, смешно ткнув в переносицу, так что казалось, огромный палец должен был ее сломать или по крайней мере погнуть дужку очков. Переносица и очки геройски выдерживали подобные атаки пальца Анатолия Агаркова ежедневно десятки раз, не ломаясь и не изгибаясь, словно были сделаны из высокопрочного материала.
– Можете, если хотите, Артем Валерич, – спокойно ответил Глыба. – Но я от вас этого не требую. А почему вы спросили?
– Ну, как же? – Артем решил похвастаться знанием темы. – Оборудование тут, как в той «запаленной» по моей милости явке в Москве. А стол этот – большой «детектор лжи», вся поверхность. Так положить?
Глыба улыбнулся.
– Нет необходимости, Артем Валерич, – сказал он почти дружелюбно. – Во-первых, нам сейчас от вас не нужна правда. А во-вторых, технологии не стоят на месте, детектор в виде столешницы уже архаизм. Ваше вранье мы можем вычислить другим способом.
Артем огляделся по сторонам. Ранее мешавший свет настольной лампы сейчас бил в стол, Глыба посчитал достаточным произведенный первоначальный эффект и свернул ей шею, направив световой пучок вниз. Как и в московской «допросной» убранство этой было неприхотливым – стол, зеркало во всю стену, четыре стула.
На один из стульев присел фон Арнсберг, с любопытством разглядывая обоих русских, и тоже весьма довольный произведенным на Артема впечатлением от встречи с соотечественником.
– Что ж вы стоите? – картинно спохватился он. – Присаживайтесь.
Глыба, повинуясь, придвинул к себе игрушечный для его габаритов стул и беззвучно присел. Артем на секунду задумался, но посчитал нелогичным стоять, когда эти оба заняли места на стульях. Сел напротив Глыбы, понимая, что разговор будет вести тот, положил руки на стол, забарабанил пальцами.
– Итаааак? – поддразнил Артема в такт барабанной дроби его пальцев Агарков. – Желаете задать вопросы?
– Итак, вы вторично незаконно лишили меня свободы и просите, чтоб я спросил, почему? – спокойно ответил Артем.
Глыба поправил очки.
– Ну, почему незаконно лишили свободы? Вы самостоятельно зашли сюда. А дверь заклинило. Эти современные технологии, сами знаете. Скачок напряжения, а оно вот – рраз и закрылось. И найдут вас через неделю, когда выяснят, что вы дверь случайно спутали. Умрете от жажды. В музеях такое редко бывает, но если случится, то после вашей смерти дворцовые гиды добавят в рассказы легенду о бродящем тут призраке адвоката, а Голливуд снимет очередную «Мумию».
Артем поежился, что не ускользнуло от глаз собеседников, которые как-то особенно садистски улыбнулись.
– Ладно, – Артем снова взял себя в руки. – Что вам от меня нужно? Вам, Анатолий, понимаю, что. А вам, херр фон Арнсберг (Артем, говоря по-немецки, сделал ударение на начальном звуке Хе, делая его оскорбительно русским), видимо, нужно то же самое? Вы тоже из потомков взбунтовавшегося Корея?
При упоминании Корея Глыба чуть сжал огромные кулаки.
Фон Арнсберг ответил на вопрос, откинувшись на спинку стула:
– Нет, мой друг, у меня свои планы. Просто они совпали с планами господина Брауншвайгера.
Фон Арнсберг перевел взгляд на Глыбу, тот утвердительно кивнул в ответ.
– Господина… как? – Артем чуть не прыснул от смеха, вспомнив, как смешно голливудский актер Арнольд Шварценеггер исковеркал свое имя в фильме «Последний киногерой». – Это же вроде как «сосиска из Брауншвайга»? Анатолий Александрович, а как ваше имя, если вы из Брауншвайга? Мне угадать?
Глыба, нисколько не смутившись, ответил:
– Вы вроде умный малый, Артем Валерич. Меня здесь зовут Арнольд. Сами понимаете, с моей комплекцией и таким именем мне несложно завязывать знакомства, всегда есть возможность улыбнуться. Улыбка – главное оружие при знакомстве.
– Вы всех потенциальных знакомых затаскиваете в чулан для пыток? – спросил с язвой Артем. – Чтоб улыбнулись? Тогда вообще все равно, как вас зовут. Антураж не располагает к шуткам.
– Скажу вам честно, Артем, – спокойно ответил Глыба-Брауншвайгер. – Вы – уникальный персонаж, дважды попадающий в мои сети. Первый раз выбрались живым. Не заставляйте меня нервничать.
– А вы дайте жертве улыбнуться, – ответил Артем. – Сами же ратуете за улыбку.
Фон Арнсберг перебрасывал взгляд с одного собеседника на другого, как судья в пин-понге.
– Что вам от меня нужно? – Артем начал злиться. Он окончательно справился с волнением, испугом и неожиданностью. В такие минуты его успокаивал мысленно повторяемый совет, данный врачом-неврологом, прописавшим год назад пациенту Каховскому легкий антидепрессант.
«Не бойтесь диагноза, что я тут написал в карточке, это всего лишь буквы. Не бойтесь лекарства, что я вам прописал от панических атак, это всего лишь химическая формула. Бойтесь главного: погаснет солнце и нам всем – пипец».
– Видите ли, Артем! – произнес господин Брауншвайгер, обращаясь к Каховскому по-европейски без отчества. – Я не просто так сказал, чтоб не нервировали меня. Вам тогда удалось меня разозлить в Москве. Из-за вас мы лишились дорогущей явки в центре, я потерял должность в ФСБ и любимый костюм «Бриони»… и очки. Костюм я вам могу простить, но к должности в ФСБ я ковылял годы, чтобы было удобно работать и пользоваться благами суперспецслужбы для своих целей. Из-за вас мы потеряли кучу денег и времени. И когда ваша фамилия мелькнула в сфере интересов наших партнеров (Глыба выразительно взглянул на фон Арнсберга), я, конечно же, предложил свои услуги по получению от вас нужных нам предметов. Я, так сказать, неплохо знаю специфику региона, да и вас успел изучить, потому мы с вами сейчас здесь и больше ошибок не совершим.
– Я только не пойму, чем я помешал вашей службе в ФСБ? – спросил Артем, правда до сих пор не понимая, что произошло и почему Глыба «самоликвидировался».
Глыба секунду подумал, стоит ли вообще выдавать Каховскому какую-либо информацию, но сказал:
– Никогда не стоит недооценивать предсказуемость глупости. Я думал, вы, как умный человек, не будете писать директору ФСБ всю эту чушь про меня, так как понимаете, что вам никто не поверит. Но вы написали и это сработало. Это было глупо, но сработало. А так как у нас есть служба собственной безопасности, у которой в голове 16 этажей, то, видимо, ваше письмо попало на нужный. И мне пришлось уйти в отставку раньше времени. Без медальки и пенсии.
– Сожалею, – вежливо сказал Артем.
– Не стоит, Артем. Можете извиниться материально. Я так понимаю, человек вы деловой, но странный. Потому я не буду с вами торговаться. Скажем так, никакого китайского меню, выбор будет невелик. Мне нужна кадильница, которая у вас. Полагаю, в Цюрихе. Господину фон Арнсбергу нужен кортик «Гитлерюгенда», который в уголовном деле фигурирует вещдоком, а вы в этом деле адвокат. Вы приносите мне кадильницу, а господину фон Арнсбергу – клинок. После этого вы продолжаете защищать своих злодеев, больше мы вас не потревожим.
Артем неотрывно смотрел в глаза Глыбе-Брауншвайгеру. Когда тот закончил говорить, Каховский произнес, пожав плечами:
– Делов-то. А взамен?
Глыба, перехватив довольный взгляд фон Арнсберга, ответил тому:
– Господин фон Арнсберг, не думайте, что господин Каховский пытается торговаться. У него в голове этажей не меньше, чем у службы собственной безопасности ФСБ. Сейчас он сам не знает, на каком этаже находится и как больно будет с него падать.
Обращась к Артему, Глыба произнес, чеканя каждое слово:
– Я же сказал вам, Артем, про бизнес-ланч вместо китайского меню. Я не буду предлагать деньги, я уже предлагал, имел глупость. Вы не цените хорошего отношения. Теперь все по-другому. Вы в Германии, тут нет ФСБ. Может быть, тут есть независимая полиция и суд, но вам это не поможет, даже если прибежите туда в радужных шортах. Я вам говорю: мы вас оставим в покое. Вас всех.
– Кого это – нас всех? – спросил Артем неуверенно, понимая, что Глыба подготовился к разговору.
– Вас всех: это вас лично, прежде всего, хотя я бы вас высек для порядка. Но еще вашу подругу Оксану Бурмистрову, которую вы бросили на произвол судьбы только что. Вашего приятеля Сигизмунда Причалова, уж не знаю, что вас с ним связывает, раз он с такой любовью о вас отзывался. Ну, и так, по мелочи, типа вашей рыжей помощницы Тины или Вали, как вы там ее называете.
– Эти-то тут причем? – недоуменно спросил Артем. – Что значит вы оставите их в покое?
Глыба совершил очередную атаку пальцем в переносицу. Хитро улыбнулся.
– Эти-то как раз ни при чем, но из-за вас пострадают. Оксану вашу мы хоть сейчас будем вам выдавать частями. Скажем по пальцу в день. Сизи Причалов, я так понимаю, вам мало ценен, но его пальцы будут плавать в вашем супе, который вы будете рады съесть уже через 30 дней голодовки. А рыжая Тина, скорее всего, сохранит свои скрюченные и обгоревшие после пожара в вашем офисе пальцы, пытаясь безуспешно его потушить. Как вам такие условия контракта? Желаете обсудить?
Артем сидел, не двигаясь, понимая, что, какое бы решение ни принял, конец будет одинаково печален. Вопрос лишь в том, пострадают ли друзья. Конечно, всех перечисленных Глыбой людей трудно было назвать друзьми, с каждым из них Артема что-то связывало, но нельзя сказать, что близко. Оксана… Она была ближе всего. Почему-то Артему вспомнилась их беседа в самолете о фильме Михалкова «Цитадель». Сейчас Артему нужно сделать выбор: жертвовать собой или ни в чем не повинными людьми, которые ему близки, дороги, но без которых он вполне может спокойно продолжить жить дальше.
– Безумие какое-то, – автоматически повторил Артем вслух фразу Оксаны из того разговора.
– Безумие – что? – деловито осведомился Глыба. – Бросьте, Артем. Соглашайтесь быстрее. Хотите, прямо сейчас вам принесут пальчик подруги?
Брауншвайгер сделал едва заметный знак фон Арнсбергу. Тот кивнул, достал из кармана нечто похожее на пульт и нажал кнопку.
Мгновенно зеркало во всю стену превратилось в экран, разделенный на десяток квадратов, каждый из которых проецировал изображение с камер наблюдения. Фон Арнсберг увеличил тот, который давал картинку с веранды, где стояли столы и где Артем оставил свою спутницу.
Артем, хоть и увлекся происходящим на стене-экране, тем не менее наблюдал за похитителями и обнаружил, что лица обоих изменились при включении полного изображения с веранды. Артем всмотрелся в него и понял: что-то пошло не по сценарию фон Арнсберга с Глыбой.
Часть столов была перевернута, разбросанные стулья ощетинились ножками в стороны, как испуганные ежи; белоснежные скатерти, серебряная посуда, алаховский фарфор беспорядочно разбежались по светлой каменной крошке, покрывающей площадку перед дворцом. Но главное, Артем заметил, как двое смокингов помогали идти третьему, который всё норовил сложиться и присесть. Еще один распластался горизонтально перед объективом камеры, раскинув руки, не подавая признаков жизни.
– Что за… – воскликнул фон Арнсберг и с усилием нажал клавишу пульта, переключая картинку. Гневно заорал:
– Ханс, что у вас там, черт возьми, происходит?
В одном из квадратов экрана появилось взъерошенное лицо истинного арийца с кровоподтеком под глазом и разорванным воротом рубашки, из-под которого грустно свешивалась бабочка-галстук, непонятно как зацепившаяся атласной ленточкой завязки.
– Господин фон Арнсберг, эта… Эта русская сука убила Клауса, выстрелила ему в грудь. Выбила глаз Паулю. Мы вообще не понимаем…
– Это я вообще не понимаю! Она еще жива? – заорал фон Арнсберг своим старческим криком с нотками былого командного голоса.
– Мы… ее усыпили транквилизатором… – неуверенно ответил Ханс, видимо, не уяснив, что хочет босс услышать: новость о мертвой русской или живой.
Фон Арнсберг со злостью отбросил пульт, вернув настенный экран в состояние зеркала и повернулся к Артему.
– Вам и вашей подруге придется очень постараться, чтобы остаться в живых, Артем, – зло прошипел он.
«Философия простая – с кольями тоже можно победить врага», – промелькнула в сознании Артема фраза Оксаны второй раз за последние пару минут.
– Артем, – немного прийдя в себя после явно скверных новостей, обратился к Каховскому фон Арнсберг. – Полагаю, вы видите, что мы с самыми серьезными намерениями. Благие они или нет, вопрос спорный, но то, что серьезные, вы не можете отрицать. Соглашусь… Эффект немного смазался вашей подругой. Я рассчитывал показать несколько иное шоу. Но, скажем так, спектакль не отменяется, просто начало вышло не очень. Я повторю свое предложение. Вы привозите мне кортик, а господину Брауншвайгеру то, что он просит. При этом вы точно следуете нашим инструкциям.
– А гарантии? – начал торговаться Артем, понимая, что сейчас не самое подходящее время и место для подвига.
– Гарантии чего? – холодно спросил фон Арнсберг. – Вашей безбедной старости? Это вы к своему пенсионному фонду обращайтесь пожалуйста. Мы можем гарантировать жизнь, во всяком случае в данную минуту. Вы же еще живы? И подруга ваша жива.
– Мы живы только потому, что вам что-то от меня нужно, а не потому, что вы тут гуманисты собрались, – парировал Артем. – Мне нужны гарантии на будущее, когда я выполню ваше… скажем, поручение.
Фон Арнсберг укоризненно покачал головой.
– Артем, вы меня удивляете. Я вам что, на вашу жизнь аккредитив оформлю? Выполните поручение, откроется аккредитив и вы вечно жить будете? Не глупите. Вы не представляете для нас опасности. Устранить мы вас можем в любой момент, дам я вам честное слово или бумагу оформлю. Другое дело, ваша лояльность может натолкнуть нас на мысль о вашем использовании в будущем. В мире полно идиотов, просто откровенно глупых людей, и в вашей адвокатской среде их хватает. А вы – не идиот. Если так сложится жизнь, что вы станете нашим «НЕидиотом», какой смысл вас убивать? Ну, сами подумайте? Хотя, если вы мне сейчас мгновенно поклянетесь в верности, я, конечно же, не поверю, исходя из знаний о вашем прошлом поведении.
С этими словами фон Арнсберг, усмехнувшись, кивнул в сторону Агаркова-Брауншвайгера. Глыба атаковал дужку очков, но ничего не сказал.
– Опять же, на всякий случай, помятуя о вашей непредсказуемости, мы дадим вам провожатого, а подруга ваша погостит пока у нас.
– Провожатого? – Артем улыбнулся. – Она хоть будет хорошенькая? Или приставите ко мне амбала?
– Ни то, ни другое, Артем, – улыбкой на улыбку ответил фон Арнсберг. – Ваш друг Сизи Причалов будет вашей тенью и верным помощником.
– Как Санчо Панса, – наконец нашел как присоединиться к разговору Глыба.
– Скорее, как Ламме Гудзак у Тиля Уленшпигеля, – поправил фон Арнсберг. – Все-таки господин Каховский и Причалов одного социального слоя ягоды. Им проще будет партнерствовать.
Артем уже понял, что Сигизмунд Причалов один из «этих».
«Надо же, скотина какая, – думал Каховский. – Выманил, сволочь, даже не заподозришь ничего. Да и откуда? Я ж сам к нему пришел за консультацией… Как же они ловко все проворачивают, спецслужбы позавидуют…»
– Кстати, не думайте о вашем Ламме плохо, он к нам отношения не имеет, – будто прочитал мысли Артема фон Арнсберг. – Да и не может иметь, в силу своей национальности. Мы просто подумали, что неплохо приставить к вам человека, скажем, более предсказуемого. Который сигнализирует нам, если что. А во-вторых, мы же понимаем, какие сложности могут возникнуть у вас в следственном комитете России. А Причалов – эксперт по оружию, придумаете что-нибудь. Ходатайство какое-нибудь заявите, вы ж – адвокат.
«О том, что кортик «Гитлерюгенд» превратился в уголовном деле в кухонный нож, они не знают. И о том, что кадильница не в Цюрихе, тоже, – догадался Артем, – И не надо им пока этого знать. А то какой от меня толк?»
Артем снова поежился.
– Похоже, вы не оставили мне выбора, кроме как сотрудничать? – невесело усмехнулся он.
– Ну, мы просто искренне верим, что вы не идиот, – серьезно сказал фон Арнсберг и добавил. – Я рад, что мы нашли общий язык. Сейчас отдохнете и завтра с вашим другом в путь. Сначала в Цюрих, туда-сюда, потом в Москву. Все по вашему плану. И еще одна деталь. Вам обязательно надо из Цюриха вернуться сюда, Артем. Не в Москву, не в Каракас, а сюда. Мы понимаем, что господин Причалов сможет только лишь сообщить нам об отклонениях от маршрута. И мы допускаем, что вы можете в душе попрощаться навсегда с вашей подругой Оксаной, все-таки она вам никто. Поэтому на всякий случай мы предпримем еще одну меру предосторожности. В вас и в вашем друге будет лекарство, которое через 36 часов приведет к летальному исходу, если не принять противоядие. Слетаете в Цюрих, вернетесь, оба получите право на жизнь еще на 36 часов. Поедете в Москву и каждые 36 часов будете отмечаться у нашего человека, который будет давать вам антидот.
– Я… – Артем хотел было подняться, но что-то больно укололо в ягодицу, совсем как в детстве, когда маленький Тёма сел на скамейку в парке, не заметив уже сидящую там пчелу.
Артем «ойкнул», совсем как тогда. Только жало было не пчелиное. Сиденье стула, на котором Артем разместился, выстрелило в тело струйкой жидкости через отверстие толщиной с хоботок комара со скоростью звука.
– Ваше согласие на прививку не требуется, Артем, не волнуйтесь, – глаза фон Арнсберга смотрели на Артема с холодным блеском удовольствия. – Безыгольный магнитный инъектор, новое изобретение Массачусетского технологического института. Не читали в новостях? Дети теперь не будут бояться прививок. Пришли в класс, сели за парты, ой! – и уже привиты. Правда здорово? Ладно, Артем, отдыхайте.
Перед глазами Артема уже давно плыли круги, он терял сознание.