Глава 23

Блестящие ботинки

Я плохо спал. Снилось, что я в поезде. Лежу на верхней полке в купе, а вокруг какие-то штуки, одновременно круглые и квадратные. Я пытался выбраться с верхней полки, но не получалось, эти кругло-квадратные вертелись вокруг и мешали, но я всё равно пытался.

До утра.

Проснулся я с трудом. И долго не мог понять, где нахожусь, проснулся или ещё нет, даже пытался нащупать эту бесформенную дрянь. Но нащупал лишь спинку кровати.

Очень хотелось пить. Поискал вокруг. Ничего.

Я плохо спал уже целую неделю. И плохо ел. И дышал плохо. Хотелось достать тетрадь и что-нибудь написать, но тетради не было.

Во вторник у меня температура поднялась, так что пришлось пить водку, разбавленную с мёдом. На следующий день температура прошла, и я продолжал работать, а после работы готовиться к экспедиции. Упырь тоже готовился, а в четверг мы вместе сходили на базар и по магазинам. Я не прикупил ничего, у меня для экспедиции всё было готово, мы раньше часто ходили в поход. А Упырь экипировался, купил тушёнку в железных банках, купил компас, ещё какую-то ерунду, не помню.

Потом мы двинулись, разумеется, ко мне, и Упырь долго рассказывал, как он ходил в походы до этого, и как вчера он зашёл на геологический сайт и изучил особенности провалов в других областях, и что провалы эти – очень интересные объекты…

А в субботу я проснулся с трудом.

Рюкзак был собран. Ещё с вечера. Старые кроссовки готовы. Всё готово. Мне было страшно. Я отправился в большой дом.

Мать жарила яичницу. Я сказал:

– Доброе утро.

– Доброе… – кивнула мать. – Какой-то бред на самом-то деле…

Я молчал. Напряжён был в последнее время я.

Мать потрясла газетой, шуганула муху.

– Чёрт-те что, – снова сказала. – Докатились. Ограбили краеведческий музей! Во что превращается наш город?

– Музей? – спросил я.

– Музей, музей. Вот, почитай.

Мать кинула мне газету. На первой полосе и большими буквами. В духе таблоидов. «Ночь мёртвой собаки».

Но статьёй это трудно было назвать, скорее большая заметка. В заметке рассказывалось, что городская общественность возмущена дерзким ограблением центра городской культуры. Вчерашняя ночь ознаменовалась проникновением в краеведческий музей и похищением нескольких ценных экспонатов. Пресс-секретарь районного УВД сообщает, что кража, безусловно, имела заказной характер – злоумышленники знали, за чем шли. Было похищено несколько мелких экспонатов, но главной целью преступников стало недавно приобретённое музеем чучело собаки редкой породы. Отрабатывается версия, что кража связана с предпринимательской деятельностью известного городского бизнесмена Н. И. Озерова, который в ближайшее время собирается баллотироваться в депутаты областной Думы.

– И какому дураку понадобилось чучело собаки? – спросила мать.

– И не говори, – согласился я. – Только дураку может такая дрянь понадобиться. Полному идиоту.

Я представил, как счастливый Сенька под покровом ночи тащится через город, нагруженный чучелом ньюфаундленда. Обливается потом, глаза его горят, руки трясутся, в сердце предвкушение обладания. Метеоритом.

И мне стало очень, очень смешно, давно я так не смеялся.

Какое смешное время наступило, а? Да уж. А чуть раньше мне было страшно. А теперь смешно. Жалко. Жалко, что Сеньку не поймали. А может, наоборот.

– Ты чего смеешься? – спросила мать.

– Смешно.

– Болтунью будешь?

– Что-то мне не хочется… Мы же в поход идём, не хочу в путь наедаться…

Она подошла ко мне и поцеловала в лоб.

Всё будет просто. Очень просто. Скорее всего не придётся ничего придумывать, провалы – дело опасное. Каждый год кто-то туда проваливается.

Они притягивают. Тянут, как говорит моя бабушка. Хочется к ним подойти и прыгнуть вниз. Не знаю, меня, лично, не тянуло.

А многих других тянет.

Всё.

Было уже время. Одиннадцать часов. В двенадцать все желающие принять участие в экспедиции должны были подойти к краеведческому музею. Ровно в полдень.

– Всё будет хорошо, – сказал я матери. – Просто замечательно.

Было холодно. И на улице и так. Хотя и одиннадцать часов уже. И темно как-то, и от Соловьёвых по улице полз сивушный запах – Соловьёв-старший завершал возгонку своих чудесных эликсиров, способствовавших язволечению. В апреле его штрафанули, но он упорствовал в своих заблуждениях.

Надо настучать.

Я пожелал себе всяческих удач и спустился до Любимова, до асфальта. За магазином привычно пристроился в переулке неугомонный гаишник Кочкин, ждал клиентов. В прошлом году он оштрафовал родного дядю, и это не легенда. На меня Кочкин внимания не обратил, чего-то он там колупал в радаре, наверное, доплеровский эффект отыскивал.

После Кочкина я свернул на Пионерскую, тут можно срезать через пустые дома метров пятьсот, главное, чтобы собак не было. Собак не было. И пьянь, несмотря на субботу, тоже не встретилась, спокойно добрался до музея.

Вокруг музея было полно народу, все сидели на лужайке и галдели словно специально, словно попросили их шуметь и всячески веселиться. Как стая клестов, однажды зимой видел их. И вообще, не думал, что в очередную метеоритную экспедицию соберётся столько желающих, я вписался семнадцатым, а тут до фига было. Наверное, из-за того, что эту экспедицию организовывал Озеров. С Озеровым интересно. Он умный и богатый, отец говорит, что если снова вдруг случится революция, то Озерова убьют первым, если он вовремя в Канаду не удерёт. Такие у нас не держатся, сказал отец.

Много людишек – хорошо, как раз то, что нужно.

Озеров переписывал участников экспедиции, проверял снаряжение, раздавал советы. На шее у него болтался гигантских размеров свисток, выполненный в технике гжели, иногда он в этот свисток посвистывал то ли от радости, то ли с целью взбодрения окрестностей.

Олигарх уездного разлива.

Рядом с ним с планшеткой шагала Родионова. Вид у неё был важный и счастливый, одета она была по-туристски, свисток, правда, обычный физкультурный. Катька тоже переписывала поголовье, тоже проверяла снаряжение и раздавала советы.

Остальные занимались кто чем. Большая часть жевала какие-то бутерброды, варёные яйца и редиску, чуть справа возле дискового ларька весьма удачно расположилась бабулька, она всегда семечками и петушками торговала, но как звать её, я не знал.

Упырь тоже жевал, я его сразу увидел. Наши все по большей части в камуфляже, а Упырь в чём-то таком оранжево-фиолетовом, этакая клякса в болоте. Он меня не увидел пока, к счастью.

А пока я расположился так, чтобы Катька подошла ко мне. И она подошла.

– Фамилия? – спросила не глядя.

– Да ладно, Кать… – примирительно сказал я. – Чего ты? Не надоело ещё губу выворачивать?

– Не надоело. Представь себе – не надоело. Ты как тут? Сам или на службе?

Катька кивнула в сторону Упыря.

– Слащёв, – сказал я.

– Что?

– Слащёв моя фамилия. Через «ё», пожалуйста, я в ёфикаторы вступил.

– Ёфикатор, блин… – Катька вписала меня в положенную графу и отправилась дальше.

– А снаряжение? – спросил я вдогонку. – Проверять не будешь?

– Сам проверяй.

Ну, ну. Пускай, пускай. Я лениво закинул за плечо рюкзак и направился к Упырю.

Упырь сидел на рюкзаке, пил кофе из пузатой металлической чашки. Грелся.

– Здорово, Денис. – Я устроился рядом. – Как настроение?

– Классное. – Упырь вскочил, засуетился, принялся доставать из рюкзака термос. – Отец тоже говорит – в походы надо ходить, в походах интересно. А мама кофе сделала особый, с корицей.

Упырь сунул мне под нос термос, корицей не пахло.

– Я ещё взял такие специальные пакеты…

Упырь достал из рюкзака запаянный в фольгу пакет.

– Это папка из Америки привёз, – пояснил он. – Это паёк американских солдат. Съешь такой пакет – и целый день сыт. Один солдат несёт пакеты на пять дней…

– Отлично, – сказал я. – Прекрасная вещь. Будем как американские солдаты…

Я осторожно искал Катьку, она продолжала инспектировать туристов.

– Ещё папа настоящие ботинки привёз…

– Да-да… – рассеянно сказал я. – Блестящие ботинки это чудесно…

– Какие блестящие? – не понял Упырь.

– При чём здесь блестящие? – теперь уже я не понял.

– Ты сказал «блестящие ботинки».

– Я?

Упырь уверенно кивнул.

Как однако… Я отвернулся и осторожно, чтобы никто не заметил, приложил ко лбу ладонь. Ничего не почувствовал. Конечно, ничего не почувствуешь – температура, она ведь везде.

– Солнце напекло, – сказал я. – Слушай, Денис, ты тут постой немного, а я похожу…

Однажды я упал в обморок. Безо всяких на то причин. Шёл по улице, затем меня вдруг повело в сторону, я ухватился за рябину, но никакие ухвачивания не помогли, я очнулся уже на травке. Голову втягивало куда-то в шею, в глазах скрипел песок, я сел, и меня чуть не стошнило.

Сейчас я чувствовал примерно то же, и надо было срочно сбить это состояние. Выкинуть его из головы. Ведь если начнёшь думать про то, что ты сейчас упадёшь в обморок, то обязательно в него и упадёшь. Поэтому надо было срочно отвлечься, что-то сделать. Я огляделся и направился к старушке, прикупил семечек, а затем ещё и леденцов на палочке, не знаю зачем, хотя потом они неожиданно пригодились. Никогда не летал на самолёте, но там, кажется, леденцы выдают, чтобы уши не закладывало, может, и мне сейчас поможет.

Упырь от меня не отстал, тоже подошёл к старушке и тоже набрал леденцов, а семечек покупать не стал.

– Крупные семечки, – сказал он. – Такие семечки только в Турции есть, мне папа привозил. А эти ботинки из Америки, тут такой каблук специальный, он пружинит при ходьбе, как раз идти на долгие расстояния, очень удобно…

Голова втягивалась в плечи.

– Очень удобно, – бубнил Упырь, – я однажды в такой же поход ходил, и мне очень помогло, если хочешь, я скажу, и папа тебе тоже привезёт, они очень удобные…

– Очень удобные, – согласно кивал я, – чрезвычайно удобные…

Что он пристал со своими ботинками? Что же так голова-то болтается… Нет, надо было на эту неделю отгулы брать.

Я развернул петушок, но он оказался не кислый, а сладкий, со жжёным вкусом, от этого жжёного сахара замутило сильнее.

– Что это с тобой? – заметил Упырь. – Что-то ты нехорошо выглядишь…

– Солнце напекло, я же говорю…

– У меня есть таблетки от укачивания…

Упырь полез в карманы, и я ужаснулся, что сейчас он будет нудно искать аптечку и рассказывать, что вот эти таблетки его папа привёз из Египта, а вот эти пастилки из Словении, прямо с завода. К счастью, Озеров свистнул в свисток, и Упырь остановился.

– Стройся! – крикнул Озеров. – Инструктаж!

– Инструктаж, – сказал я. – Пойдём послушаем…

Народ засуетился, и очень скоро мы выстроились неровным полукругом, в центр вышел Озеров и стал бить оловянной ложкой в оловянную миску. Когда все успокоились, Озеров сказал:

– Хочу сказать несколько слов касательно…

Касательно экспедиции. Озеров очертил маршрут, рассказал, как и куда мы идём, правила поведения в лесу – пива не пить, табак не курить, во всём слушаться его, иначе легко утонуть в болоте, быть задранным медведем или наткнуться на сук. Ну, и так далее, и так далее, и так далее.

Я не очень слушал, мне хотелось пить, и внутри что-то дрожало. Упырь, наоборот, даже уши от внимания расправил.

– Наша задача проста, – закончил Озеров через несколько минут. – Мы должны хорошо погулять, хорошо отдохнуть, набраться хорошего настроения.

Он подождал, пока по полукругу пойдёт недоумённый ропот, и закончил:

– Ну, и найти метеорит. У нас есть миноискатели, карты и целая куча энтузиазма!

Народ засвистел, заулюлюкал, некоторые в ладоши захлопали, проявили тот самый энтузиазм. Назойливо запиликал телефон, Озеров вытащил трубку, начался разговор, посвящённый двум тоннам говядины, акцизам на табак, рисовой крупе и рису в расфасовке. Мы все стояли вокруг и терпеливо ждали. Озеров закончил переговоры, демонстративно отключил телефон.

– Вопросы есть? – Озеров оглядел народ.

Вопросов не было, все и так всё знали.

Я ткнул Упыря локтем.

– Есть. – Он проснулся и выступил вперёд. – Я хотел насчёт провалов спросить. Мы к провалам не пойдём?

– К провалам мы не пойдём, – громко объявил Озеров. – Провалы чрезвычайно опасны, и без специального оборудования туда ходить нельзя. Ни в коем случае. Хотя мы будем на Филькином ключе, а это достаточно близко. Но к провалам мы не пойдём.

– А то ещё провалимся, – пошутил кто-то, и все засмеялись.

– Совершенно верно, – серьёзно сказал Озеров. – Наш поход рассчитан на два дня, и я настоятельно всех прошу – не разбегаться по лесу, держаться кучно! Лес – это не игрушки!

– В нём кукуют кукушки! – выкрикнул юморист, и все заржали.

И Озеров тоже заржал. А затем снова просвистел в свисток и крикнул:

– А теперь – вперёд!

Городок у нас маленький, я уже говорил это тысячу раз. Встань возле главпочтамта, иди в любую сторону, через двадцать минут будешь в лесу. Ну, максимум через полчаса. В грибной год грибы растут везде, даже на Советской. Благодать. Так что с походами – никаких проблем.

Вообще.

Мы выстроились в неровную колонну и весело пошагали в сторону Ильинского моста, бодро, погромыхивая туристической посудой, побулькивая запасенным какао, ну, у кого было. Упырь устремился было в первые ряды, но я остановил.

– Пойдём последними.

– Почему?

– Меньше народу – больше кислороду. И это… Я с Катькой посрался немного, сам понимаешь… Ну, да ты, наверное, в курсе… Так что пока не стоит глаза ей мозолить, лучше чуть подотстать слегка.

– Да-да, – закивал Упырь, оценив мою откровенность. – Да, так лучше.

– К тому же последними идти легче. Первые пробивают воздух, за ними создаётся разряженная зона, затрачивается меньше электричества.

– Какого электричества?

– Душевного. Правда, есть риск попасть в зону турбулентности, но наш пилот крепко держит курс.

Я кивнул на Озерова.

– Прикалываешься…

– Я совершенно серьёзен, – сказал я. – Идём последними.

Субботний город был безлюден. Это потому что базар, в стране у нас потребительский бум, все покупают куртки и бытовую технику, в субботу можно хоть гонки по улицам устраивать.

Возле Ильинского моста Озеров остановился и прочитал лекцию про мост. Когда построен, для чего построен, сколько самоубийц с него утопилось, ну и в том же духе. Если так и дальше будет, если Озеров будет про каждую осину читать лекцию, мы до метеорита никогда не доберёмся.

После моста мы свернули направо, прошлёпали немного вдоль берега, а потом начался лес. В этой стороне от города хорошие леса, лесопильщики не добрались.

Озеров шагал в середине колонны. Он насвистывал какую-то песенку, потом предложил и народу что-нибудь спеть, для придания бодрости. И сам сразу затянул: «Как на чёрный ерик, как на чёрный ерик выгнали казаки…», ну и так далее. Про десять тысяч лошадей. И все дружно и как-то бешено подхватили. Мне петь совсем не хотелось, но выпадать из строя нельзя было, я тоже затянул про братцев и лихого атамана.

Упырь тоже подпевал. Любо, братцы, любо.

Через два часа похода Озеров объявил привал. Народ раскидался под соснами, мы с Упырём расположились под одинокой ёлкой. Озеров бодро бродил вокруг, пересчитывал народ. И нас пересчитал. На Упыре задержался чуть дольше, возможно, узнал. Это даже лучше.

– Гонит Озеров. – Я сорвал еловый хвостик, стал жевать. – Гонит.

– Почему?

– Не хочет никого он к провалам подпускать. В прошлом году туда хотели провести дорогу, но Озеров не разрешил. Почему? Потому что там на самом деле что-то есть. В провалах.

– И что там есть?

Я промолчал, пожал плечами.

– Я опять в Интернете смотрел, – сказал Упырь, – про провалы. Там ещё в девятнадцатом веке что-то странное происходило…

– А ты что думал, – я выплюнул зелёную жвачку, – наш город необычное место. И всё время что-то происходит. Загадочное такое происходит… Вот мы возле музея собирались сегодня. А в музее окно разбито – видал?

– Ну да, видал. И в газете писали. Ограбление случилось…

– Ограбление! – плюнул я. – Да ты сам подумай – кто в нашем городе осмелится грабить Озерова? Никто. Дураков нет. К тому же грабить его любимый музей… Чревато для жизни. Кто мог украсть у Озерова, кроме самого Озерова?

– Так он что, сам у себя украл? – удивился Упырь.

– А почему бы и нет? Главное – создать дымовую завесу, чтобы всё непонятно было, чтобы вокруг суета, беготня. Экспедиция, кража из музея, никто ничего не понимает… И, между прочим, украдена была не фигня какая, не прялка антикварная. Ты знаешь, что спёрли?

– Ну, знаю. Чучело. Той собаки.

– «Той собаки…» – передразнил я. – Это не какая-то «та собака», это…

Я остановился, и мы отстали ещё немного.

– Это собака самого Секацкого, – шёпотом сказал я. – Только про это никто не знает. Мне Катька проболталась, Озеров эту собаку в провале каком-то нашёл, она там замумифицированно лежала. Но это не просто собака Секацкого.

Я сделал уже совсем конспиративное лицо.

– У неё есть ошейник, – сказал я. – Но это не обычный ошейник, это ошейник с картой. В нём тайник, а в тайнике карта Секацкого. С точным местоположением метеорита. Вот мы сейчас идём в экспедицию – искать вроде как метеорит. А тем временем дружбаны Озерова собираются исследовать провалы! Всё подготовлено! Альпинистское снаряжение, акваланги, всё, что надо…

– Это ты точно знаешь? – насторожился Упырь.

– Нет, не точно, это же всё тайна. Но всё на это похоже. Всё сходится. Ты думаешь, что этот звонок про крупу и говядину это просто звонок?

– Да…

– Не исключено, что это знак. Он так подал знак своим, что мы вышли. И что скоро можно будет выдвигаться в сторону провалов. А кража – это прикрытие, чтобы все думали, что это кто-то другой всё это затеял…

По-моему, я гнал уже совсем. Сам запутался в этих хитросплетениях. Но Упырь ничего не заметил. Он думал о чём-то. Думал, хмурил бледный лоб, тёр его ладонью.

– Я, конечно, могу позвонить папе, – сказал он, – но он сейчас очень занят, они чего-то там восстанавливают…

Я почувствовал мороз. По шее, очень неприятно, будто мелкие иголочки. Нехороший такой мороз.

Озеров извлёк откуда-то гитару и опять принялся петь, теперь только в музыкальном сопровождении. Снова про братцев-казаков.

Я украдкой поглядел на Катьку. Она не пела, сохраняла серьёзность. И явно на меня дулась. Я стал изо всех сил не обращать на неё внимания, и она не утерпела. Терпеливым вообще быть нелегко.

– Ну и как? – спросила злобно.

– Что «как»?

– Выбрал, куда поступать будешь?

– А, ты всё об этом… – спокойно улыбнулся я. – Да, выбрал.

– Это хорошо. Хорошо, когда человек знает, что хочет.

И, фыркнув, убежала. Я подмигнул Упырю. Упырь кивнул.

– Подъём! – засвистел Озеров. – Поспешим! Время не ждёт!

Все с лязгом поднялись, выстроились в колонну.

Следующие полчаса мы бодро шагали по лесной тропинке. Иногда Озеров свистел в свисток и устраивал что-нибудь. Например, орал:

– В ногу на раз-два-три!

Мы начинали шагать в ногу и вскоре с сосен начинали осыпаться шишки, иголки и кора. Это было смешно. Хорошо хоть клещи в наших местах не водились. В больших количествах.

Или загадки. Озеров знал целую кучу совершенно оригинальных загадок, я раньше таких даже не слышал. И большую часть этих загадок разгадал, конечно же, Упырь. Умненький попался. Такой умный, что рядом стоять тяжело, я ни одну не разгадал. Ну, один раз я был на правильном пути.

Пару загадок Катька разгадала, весело мы шагали. Левой-правой, левой-правой, топ-топ-топ.

– Подтянуться! – принялся звать Озеров. – Подтянуться! Почти пришли!

Тропа расширилась, стала похожа на дорогу и начала подниматься вверх, к узкоколейке. Народ заулюлюкал и побежал, мы с Упырём не спешили и подтянулись к узкоколейке последними.

– Дорога, – улыбнулся Упырь. – Узкоколейка…

Я бы не назвал это узкоколейкой. Это была скорее какая-то кривоколейка. Все рельсы были кривые и какие-то вывернутые, чуть ли не в спирали закрученные. Но блестели, движение, значит, продолжалось.

Озеров встал на рельс.

– Внимание, полезная информация! – Озеров дунул в свисток. – Эту узкоколейку построили в тысяча девятьсот двадцать девятом году, она ведёт к месторождению глины, там раньше был керамический заводик и посёлок. Два года назад мы этот заводик возродили, так что теперь там делают коллекционную посуду и фарфор. Ну, и посёлок тоже поднимается. Раз в неделю туда ходит поезд. До него…

Озеров поглядел на часы.

– До него, собственно… собственно, поезд уже запаздывает… Придётся отрезать машинисту мизинец.

Озеров рассмеялся, и мы все тоже рассмеялись.

– А, нет, – он указал на рельсы, – придётся мизинец оставить, жаль, жаль, рельсы звенят, зовут нас в дорогу…

Ничего рельсы не звенели, тут всё было по-другому, с узкоколейной спецификой. Сначала рельсы начали подрагивать, потом продольно шевелиться, как вытянутые в бесконечность змеи, потом задёргались. А когда до транспорта осталось совсем немного, они начали корчиться. Именно корчиться. Это было неприятное зрелище – рельсы были как живые. Противно. Я заметил, что многие тоже отвернулись.

– Всем по сторонам! – объявил громогласно Озеров. – Мотовоз опасен для жизни!

Из-за поворота показался вагон. Пожалуй, когда-то давно, лет сорок назад, это именовалось гордым именем «мотрисса», сейчас же от мотриссы ничего не осталось. Ржавая посудина со следами свежей сварки и пятнами мазута по бортам. За штурвалом сидел толсторожий мужик в зелёной футболке, мужик явно спрыгнул с плаката про происки зелёного змия. Удачные происки.

Я на всякий случай отошёл подальше, Вырвиглаз рассказывал, что как-то раз, кажется, после Нового года этот толсторожий сбил оленя. Не хотелось, чтобы он меня сбил сейчас.

Вагон снизил скорость, затем остановился. Двери не открылись, их просто не было. Народ бойко устремился занимать места, Озеров подбадривал, рекомендовал располагаться равномерно во избежание возникновения нежелательных дифферентов.

Упырь рванул к мотриссе, но я его остановил:

– Не спеши. Последним зайдёшь, первым выйдешь – золотое правило.

Мы устроились на задних, самых трясучих, сиденьях, поручней не было, и мы схватились за спинки сидений. Остальные тоже держались, будто мы все собирались прокатиться не на старой мотодрезине, а на истребителе или на американских горках.

– Все готовы? – осведомился Озеров. – Тогда вперёд! Эй, капитан, трогай!

Капитан прохрюкал что-то на языке пещерных людей, схватился за рычаги, где-то в районе носа загудело, где-то под полом громко хрустнуло, и эта колесница смерти сдвинулась с места.

Поездка получилась весёленькая. Тряска, лязг, рёв, любо, братцы, любо, ну и всё по списку. В пути нам были предложены закуски и напитки: шоколадные батончики с орехами и изюмом, буржуинская газировка. От щедрот среднего и малого бизнеса. Все довольны. А вечером Озеров обещал устроить большой костёр, настоящую кашу и охоту на раков в ручье. Все в восторге. А Упырь принялся шептать, что он пробовал лангустов, омаров, гигантских креветок и тигровых креветок и какого-то совсем диковинного морского паука, а раков не пробовал, но слышал, что их надо варить обязательно с укропом, рак – это закуска патриота.

Что-то он нервничал. И поглядывал на Катьку. Как бы невзначай – типа хотел завязать шнурки, а тут взгляд упал. Но Катька на него никакого внимания не обращала, она была занята обсуждением маршрута с Озеровым. Я смотрел в окно, но там ничего интересного не было.

Тряслись мы почти час. Остановились.

– На выход! – принялся командовать Озеров. – Стройся! На первый-второй рассчитайсь!

Мы выползли на волю. Меня слегка покачивало, Упырь вообще за вагон держался.

– Прибыли! Отдыхайте, разминайте кости. Потом разгружайтесь. После обеда сходим к Филькину ручью, затем ночёвка. Кроме того, вы можете воспользоваться прекрасной возможностью – я имею в виду, мальчики направо, девочки налево!

Озеров рассмеялся.

Мне направо не хотелось, я отошёл в сторону и уселся на насыпь, стал щёлкать семечки. Катька руководила. У какого-то паренька, я его не знал, разошёлся по дну рюкзак, он зашивал его, а Катька стояла рядом и поучала. Я не слышал, что именно она говорила, но что-то явно поучительное. Озеров достал какую-то толстую книгу и что-то объяснял собравшимся вокруг него ребятам. Упырь бродил кругами, поглядывал то на меня, то на Катьку, то в лес. Побродив так пару минут, подошёл ко мне.

– Чего ты к ней не подходишь? – осторожно спросил он.

– А, – беспечно отмахнулся я, – надоела… Всё равно ничего не получается. У неё запросы, сам знаешь. Ей герой нужен, а я вообще в метеорит не верю.

– Так ты что, больше не хочешь с ней дружить?

– Нет, наверное. – Я мрачно поглядел на дрезину. – Не знаю…

– Зря, – с сочувствием сказал Упырь. – Зря…

– А… – я махнул рукой. – Пускай…

Опять засвистел Озеров. Что он всё время свистит, разговаривать, что ли, разучился?

Озеров собрал всех в круг. Ага, понятно, сейчас будет очередная лекция.

Так оно и оказалось. Озеров дождался подобающей тишины и поведал:

– Сейчас я расскажу вам про наши замечательные провалы. Итак. Провалы – это уникальные природные образования, представляющие собой типичные карстовые разломы. Многие считают, что в провалах заключён ключ к разгадке тайны метеорита. Многие считают, что в провалах лежит сам метеорит. Это не так. В провалы было организовано уже несколько экспедиций, и знаете, какая самая интересная находка?

– Какая? – спросили туристы.

– «Запорожец». Старый «Запорожец». Так что в провалах нет совершенно ничего интересного… Кстати, что такое карст? Кто знает?

– Я! – крикнула Катька. – Я знаю. Карст – это результат вымывания известковых пород водой. Это подземные пещеры, подземные реки, выходы на поверхность, колодцы…

– Вот именно, спасибо, – остановил Катьку Озеров. – Так вот, провалы – это как раз всё, что перечислила наша Катерина. Это довольно опасное место даже для профессионалов, а без специального оборудования туда нечего соваться. Тут кто-то спрашивал сегодня про провалы, так я хочу сказать, что к ним мы не пойдём. К тому же должен вам сказать, что совсем недавно возле одного из разломов было обнаружено капище…

– Чего? – не расслышал Упырь.

– Капище, – повторил я.

– Поэтому туда ходить не следует. Наш музей сейчас подал заявку на открытие полевых исследований, так что в следующем году мы, возможно, сможем это всё исследовать. Конечно, нужна подготовка. Поэтому приглашаю всех в наш кружок.

– А курганы? – спросил кто-то. – Скифские которые?

– На курганы мы, безусловно, едем, – ответил Озеров. – Состав группы утверждён, это ребята из краеведческого кружка.

– Я тоже, наверное, поеду, – шепнул Упырь. – У меня допуск есть.

Я промолчал.

Археологи, блин…

– Ещё о провалах, – сказал Озеров. – Провалы стали объектом мифотворчества. Что про них только не выдумывают, я не буду вдаваться в подробности. В частности, существует упорное заблуждение, что в одном из провалов и лежит метеорит. Повторю – это миф, не более. Человек, который предположительно знал, где упал метеорит – я имею в виду, разумеется, Секацкого. Так вот, Секацкий ни разу не упоминает в своих записках о провалах…

– Ловко гнёт, – прошептал я Упырю. – Секацкий ни разу не упоминает… Да он специально, может, не упоминает. Может, он как раз не хотел, чтобы в провалах искали? Я, конечно, в метеорит не верю, но мне лично кажется, что Секацкий не очень желал, чтобы этот метеорит нашли.

– Почему?

– Как почему? Если бы он нашёл метеорит, его бы немного попомнили, а потом забыли бы. А так его уже несколько поколений помнят, так он живее всех живых. Понятно? Не, Секацкий был не дурак.

– Так что провалы – это всего лишь провалы, – закончил Озеров. – И я всем, повторяю, всем категорически не рекомендую к провалам соваться. Понятно?

«Понятно» Озеров сказал в этакой бандюганской манере, разве что пальцы не загнул.

– Понятно! – дружно ответил народ.

– Вот и хорошо. Здесь мы устроим привал. Расставляйте палатки! Те, у кого нет своих палаток, могут получить в дрезине. Потом будем разжигать костры…

Народ кинулся устраиваться.

У нас своя палатка была. В смысле у Упыря. Какая-то непростая палатка, шедевр финского палаткостроения, одним словом. Я хотел помочь, но Упырь сказал, что он сам будет разбираться. Во-первых, у него есть инструкция, во-вторых, ему интересно.

Тем лучше.

Я подошёл к линии. Встал на рельсу, повернулся спиной к западу. Загадал – если дойду до ста шагов – все получится. Рельс был тёплый, кривой и узкий. Маслянистый ещё. Я шагал, покачивась, как балерина на проволоке. Некоторое время у меня получалось, но долго я, конечно, не удержался. Соскочил на пятьдесят седьмом шаге.

Всё равно всё получится. Я упрямо дошагал до ста шагов. Потом ещё сто. Потом решил прогуляться ещё немного. Сходил, наверное, на полкилометра, захотелось побыть одному.

Побыл. Посидел на рельсе, птичек послушал, они душевно так пели. Чёрной смородиной подышал – вдоль линии над канавами растекалась душистая чёрная смородина. Наломал молоденьких веточек, к чаю. Вернулся потом. Подошёл к Катьке. Надо было подойти, холст требовал последнего штриха.

Катька разглядывала что-то по карте.

Я улыбнулся.

– Чего надо? – спросила неприветливо. – Мозоль натёр? Пластырь нужен?

– Не, не нужен. Вы на самом деле на провалы не собираетесь?

– Не собираемся. Мы же не дураки. А тебе-то что?

Катька сощурилась.

– Да нет, ничего, я-то во всю эту байду провальную не верю. Денис просто интересуется…

Я кивнул в сторону Упыря. На всякий. Вдруг она забыла, кто такой Денис.

– Я знаю, он к нам подходил.

– Про провалы спрашивал? – как бы невзначай спросил я.

Катька не ответила.

– Чего-то он как-то… – Я покрутил пальцами в районе головы. – Ладно, проехали.

– Что проехали?

– Да ничего. Ты как думаешь, найдём метеорит?

Катька фыркнула.

– Ладно, – сказал я. – Пойду. Может, в субботу в кино сходим?

– Ыгу, – загадочно ответила Катька.

Я удалился.

Упырь ковырялся с бечёвками, стержнями и колышками. Палатку следовало поставить правильно. На самом краю. Специально.

– Подальше от этой дуры, – объяснил я ему.

Упырь понимающе кивал. Только с палаткой у него дело не шло, заплёлся в шнурах. Ну, короче, дело не покатило, пришлось на помощь ему спешить.

Мы установили палатку рядом с высоченной сосной, затем Озеров опять всех созвал, и все отправились на Филькин ручей ловить раков.

А я не пошёл, не хотелось мне, дежурил по лагерю.

Вернулись все ближе к сумеркам, раков не нашли, но довольные все были – ого-го. Упырь тоже доволен был.

Я развёл костер, подвесил котелок с водой, накрошил в него смородиновых веток. Мы сидели и пили чай. Упырь был каким-то напряжённым, то и дело обжигался, а потом стал замачивать в кружке тульский пряник. А потом ещё ушёл куда-то к другим кострам и неожиданно вернулся с гитарой.

– Я раньше на гитару ходил, – сообщил он. – Ну, на классическую, но тот, кто освоил классическую гитару, тот после хоть на балалайке сыграет. Я много песен знаю…

Упырь подстроил гитару и принялся бренчать.

Это был всему миру известный рокерский репертуар, и про дурочка, и про всё идёт по плану, и про пачку сигарет, и про милая моя, солнышко лесное, всё что надо. С костром всё что угодно покатит. Впрочем, и пел, и играл Упырь хорошо, к нам даже подсели девчонки от соседних костров, штуки три. Слушали, смотрели на Упыря с восхищением. Девчонки всегда любят тех, кто на гитарах умеет.

Пел Упырь хорошо, но это уже ничего не решало.

– Давай спать, Денис, – сказал я.

И в подтверждение зевнул громко, так чтобы всему лесу стало понятно, что спать я хочу смертельно.

Девчонки стали ныть и уговаривать, я сказал, что они могут делать всё, что им заблагорассудится, а я лично пошёл спать. Я спать хочу.

А они ещё долго сидели. Упырь пел, девчонки хихикали. Долго. Я, кажется, уснул по-настоящему.

А потом случилось то, что должно было случиться. Вообще-то я не верил. Не очень верил. Не до конца верил. Что всё получится так легко. А оно получилось. Упырь просунулся в палатку, долго сидел у входа.

Потом спросил:

– Никит, ты спишь?

Я не ответил. Упырь повторил:

– Никит, ты спишь?

– Ну что?

– А ты знаешь дорогу?

– Куда? – Я сделал вид, что не понял. – Куда ещё?

– Туда, на провалы?

– Ну как… У нас все её знают. Только тяжело, конечно… Тяжёлый маршрут.

Захотелось пить. Сильно. И жарко было. Ночь, а жарко. Хотя и не ночь уже, светает. Часа четыре, наверное.

Пора.