Глава 16

Батор

– У них же туберкулёз… – с сомнением сказал я.

– Да ерунда, – успокоил меня Вырвиглаз. – Тубер только к доходам прилипает, к нам не прилипнет.

– А на фиг тебе они? Зачем? Других, что ли, не находишь?

– Как это на фиг?! – горячился Вырвиглаз. – Все пацаны в батор ходят! Кто в батор не ходил – тот не мужик. Ты ходил вот?

– Не…

– Потому ты и лошандер такой. Я уже пять раз ходил, нормально там, реально.

– Сам ты лошандер…

– А ты лошидзе, – ответил Вырвиглаз.

Я не стал вступать в спор, начнёшь спорить – и узнаешь, что ты не только лошок и лошагер, но ещё и лошко, лошпен, лошуга, лошинда, ну и так далее.

Ни в какой батор мне не хотелось идти. Я туда не ходил и ходить не собирался, баторские девчонки у меня никаких чувств не вызывали. Но тут уж так получилось. Катька…

Ну, короче, теперь отказываться было глупо. И к тому же я хотел сделать это назло.

Батор за городом. Как раз между городом и кладбищем, в лесу, может, я уже рассказывал. Там кедровая роща, довольно большая, в ней и устроены корпуса. Построено ещё до войны, раньше тут был противогазовый завод, а потом его перенесли за линию и привезли сюда туберкулёзников. С тех пор они тут и живут, отравляют окрестности. Сначала население наше немножко протестовало, потом плюнули, привыкли.

Я однажды видел паспорт баторца, так у него там написано, что он здесь родился. То есть они наши земляки. Забавно? Если подумать, у нас в городе много взрослых баторцев живёт, они не воспринимаются как баторцы, потому что они взрослые, люди как люди.

Мы шагали по тёмной лесной тропинке, было довольно страшно, к тому же трусливый Вырвиглаз для поднятия собственного духа принялся пересказывать все виденные им фильмы ужасов. И в большинстве этих фильмов главные герои почему-то путешествовали по ночным лесам, степям и заброшенным зданиям.

– Тогда он вдруг почувствовал, что за ним кто-то идёт. Такие мягкие-мягкие шаги и странный скрежет…

Я терпеливо всё это слушал, ожидая, когда Вырвиглаз сам испугается своих рассказов и заткнётся. Но он не заткнулся, а перешёл на другую тему.

– Слушай, Леденец, – сказал он неожиданно, – я чего у тебя хотел спросить? Ты с каких помидоров с этим Денисом связался? У нас на отработке Кузьков говорил, что тебя к нему вроде как приписали…

Спокойно, сказал себе я. Никаких нервов, никаких оправданий. И откуда они всё знают…

– Баран ты, Вырвиглаз, – зевнул я. – Ты вот думаешь…

Я презрительно плюнул.

– А мне плевать, что ты думаешь, я и так знаю, что твой больной ум уже успел навоображать. Только всё это не так. Совсем не так.

– Не так? – Вырвиглаз остановился и уставился в звёздное небо.

– Видишь ли, дружище Вырвиглаз, – сказал я. – Дело тут в следующем. Ты же знаешь, отец Дениса – он теперь в электросетях самый бугристый. Так вот, как они сюда приехали, так он моего отца очень сильно просил, чтобы я за этим Денисом присмотрел. У него чего-то с лёгкими…

– Тоже баторец, что ли? – презрительно спросил Вырвиглаз.

– Да при чём здесь баторцы? У них тубер, а у Дениса этого коллапс. Неконтролируемый коллапс лёгких.

– Что?

– Коллапс лёгких. Лёгкие ни с того ни с сего схлопываются, – пояснил я. – А сердце останавливается. Часы у него на руке видел?

– Ну.

– Это не часы, это прибор такой. Если с лёгкими начинаются проблемы, он начинает пищать.

– Ну а ты зачем? Если у него там есть специальный прибор, на фиг ты?

– Баран ты, Вырвиглаз, ещё раз тебе скажу, никакой фантазии. Прибор только пищать начинает, а кто врачей вызывать будет?

– У тебя же нет мобильного, – усмехнулся Вырвиглаз. – Как ты врачей вызывать будешь?

– У меня нет, у него есть. Достану из кармана и позвоню. Понятно?

– Понятно.

– Вот и хорошо. Хотя меня всё это поддостало… – Я сделал усталое лицо. – Но кто ж от «Соньки» откажется…

– От второй?

– От третьей, – хмыкнул я. – И плазму в придачу.

Вырвиглаз поскучнел.

– Но плазму, это если до Нового года буду приглядывать. А так только «Соньку». Не знаю, мне до Нового года не хочется, муторно…

– Слушай, а давай с тобой поменяемся, – вдруг перебил меня Вырвиглаз.

– В смысле?

– Ну, в смысле я буду за ним присматривать. А ты будешь жить-поживать. Мне не влом…

– Не, – я помотал башкой, – поздняк метаться, все билеты проданы. Чего я, дурак, что ли, отказываться?

– Ну да, – покивал Вырвиглаз. – Это точно…

Вырвиглаз замолчал, и дальше мы шагали в тишине и в темноте.

Батор появился неожиданно, Вырвиглаз столкнул меня с тропинки и затащил в глубь леса.

– Пришли, – прошептал он. – Вот он.

Корпусов не было видно, через деревья просвечивались какие-то чудные синие огни, что-то стрекотало, и, как мне показалось, даже вода текла. Вырвиглаз мялся и разглядывал батор через половинку бинокля. Разглядывал и разглядывал, тянул время.

– Ну и что мы тут торчим? – спросил я.

– Да так. – Вырвиглаз закурил. – Отдыхаем. Там лезть придётся, так что лучше нам отдохнуть. Подождать, пока мышцы придут в тонус…

Не нужен был ему тонус, понятно сразу. Надо ему от меня что-то. Вырвиглаз выкурил две сигареты и сказал:

– В Тюмени два придурка взяли и другого придурка украли, у него папашка был бизнесмен. Двадцать тысяч с бизнесмена срубили. Долларов. А потом оказалось, что они его и не крали совсем, а все просто договорились, а бабульки поделили. Вот так.

– Ты к чему это? – спросил я.

– Да так, ни к чему. История.

– Пошёл ты, – сказал я. – Пошёл ты в… Тюмень. Со своей историей.

– Да не, – Вырвиглаз выпустил дым, – я это не к тому, что Дэна надо похитить, ты не так понял…

– А я так и не понял, – помотал я головой.

– Ну правильно. Я это к тому, что надо из него бабла побольше выжать, он вроде как дурак. Ты скажи ему… – Вырвиглаз задумался. – Ты скажи ему, что мы нашли карту Секацкого.

– Зачем?

– Ну как зачем? Скажешь, что нашли карту Секацкого и можем загнать по сходной цене…

– Дерьмовый план, – сказал я. – Если у нас есть карта, то зачем её нам продавать? Проще взять и самому найти. Он, конечно, дурачок, но не до такой степени…

– Ладно, проехали. – Вырвиглаз плюнул. – Нас ждёт великий батор! Ты пойдёшь? Или передумал? К своему этому двинешь?

– Да пойду, пойду, – ответил я.

– Ну пойдём, – Вырвиглаз двинул вправо.

Он шагал медленно, всё время оглядываясь и дергаясь, мы обогнули батор со стороны железной дороги и приблизились к хозяйственному двору. Забора не было. Нет, он когда-то был, хороший такой, с колючкой по верху, но новый баторский директор велел его снести.

– Вон то белое – гараж. – Вырвиглаз указал пальцем. – Сразу за гаражом жилой корпус, надо влезть на гараж, затем по крыше.

– А по-другому?

– По-другому тут никак нельзя, тут все через этот гараж лазают. Пойдём.

– А собаки? – остановил его я.

– Какие ещё собаки?

– Бойцовских пород. Говорят, тут они собак разводят. Помнишь, тогда лаяли…

Вырвиглаз задумался.

– Ну, не знаю… – сказал он. – В детских учреждениях запрещено таких собак держать…

– А зачем они тогда забор поломали?

– Не знаю зачем… Тут рядом. – Вырвиглаз зевнул на гараж. – Быстро побежим. А если что… Короче, если спалимся тут, то прикинемся пьяными. А если дальше застукают – то мы спортсмены, совершаем пробежку.

– В джинсах?

– Да кто там разбирать будет. Ну, вперёд.

И рванул к гаражу. Я поддался стадному чувству и припустил за этим Казановой с разбитой рожей.

Вырвиглаз добежал до стены первым, замер, подпрыгнул и, как большая макака, стал взбираться наверх. Я подумал, что у меня так вряд ли получится. Но оказалось, что лезть по стене легко – в кладке отсутствовало множество кирпичей, и подниматься было несложно, как по лестнице. Через минуту я был на крыше и огляделся.

Светились неприятно синим фонари. Светились окна на третьем этаже. Что-то гудело и булькало в стороне оранжерей. На территории никого не было, расчёт Вырвиглаза оказался точен, видимо, вся мужская часть на самом деле отправилась на «Маркуса». Санаторная школа лежала перед нами, как город, оставленный к разграблению. Вырвиглаз хищно облизнулся и направился на четвереньках к противоположному краю сарая.

Я за ним. Не знаю, зачем я это всё делал, иногда делаешь то, что делать не хочешь. И тоже на четвереньках.

Вырвиглаз неожиданно остановился.

– Что? – испугался я.

– У тебя шоколадка есть? – спросил он.

– Есть хочешь?

– Да это не мне, баран, это этим жабам. – Вырвиглаз кивнул на корпус.

– Шоколадка?

– Ну да, шоколадка! – психанул он. – Все сюда с шоколадками ходят.

– Нет у меня ничего, – сказал я.

– Ладно, у меня две. Ты тут подожди, я сейчас…

На крыше сарая было совсем темно, не видно почти ничего. Вырвиглаз нырнул куда-то в сторону и зашуршал по рубероиду.

– Тут где-то должна быть доска… – бормотал он. – Доска… Ага!

Вырвиглаз подтащил к себе толстую и широкую доску.

– Ну всё, – огляделся он, – поехали.

– А точно сюда надо?

– Сюда, как раз третий этаж. Третий этаж это девчачий, а на втором пацаны живут.

– А на первом?

Вырвиглаз не ответил, напрягся и стал передвигать доску с крыши на подоконник. Я не помогал. Я прикидывал, что станет с нами, если баторцы нас почикают.

Если верить народной молве, ничего хорошего с провинившимися не происходило. Баторцы не придумывали изощрённых способов мести, предпочитая проверенную временем классику. Делали «снежного человека». Ночных визитёров раздевали, мазали гудроном, посыпали прелой рыжей хвоей и отправляли в сторону города.

Мне ничуть не улыбалось быть «снежным человеком». Правда, я быстро бегаю, но ведь всегда могут найтись люди, которые бегают быстрее. И вообще наша персональная война с баторцами стала что-то затягиваться. Надо было вместо себя Упыря послать, что-то я стормознул.

Стекло в раме приглушённо звякнуло, доска плотно пристроилась на подоконнике, Вырвиглаз поднялся с четверенек.

– Ну что, – подмигнул Вырвиглаз. – Двинули…

И он ступил на доску.

Доска сидела плотно, Вырвиглаз в четыре шага перебрался через воздух и прилип к окну. Третий этаж. Свернёшься – ручки-ножки поломаешь. Впрочем, такие мелочи не могли остановить Вырвиглаза. Он половчее ухватился за открытую форточку, потянул раму на себя. Окно отворилось. Вырвиглаз огляделся и спрыгнул внутрь.

– Давай! – громко прошептал он. – Доска крепко держится!

Я стоял на краю крыши. Из открытого окна батора пахло кашей, молоком и топлёным сахаром.

– Ну, чего защемился! Давай!

– Не хочу, – так же громко прошептал я.

– Ты чего? – в голосе Вырвиглаза послышалось настоящее разочарование. – Ты чего, Леденец?

– Ничего. Просто не хочу.

Вырвиглаз секунду думал, затем махнул рукой и исчез в окне. Я остался один на крыше баторского гаража. Чтобы не привлекать внимание, я лёг на спину и стал глядеть между звёзд. И всё время думал, что я здесь забыл? Как-то глупо поссорился с Катькой… Даже не поссорился, а не знаю что. Можно было не ругаться, но почему-то не получилось, поцапались. А я ведь вполне мог и уступить.

Мог, но не уступил, злоба навалилась. А может, так и надо? Чего я всё время всем уступаю, может, не надо никому уступать?

А потом я вдруг подумал, что неплохо бы взять и уронить эту доску вниз. Вырвиглаз прибежит к окну, а перебраться никак. А тут и баторцы подоспеют…

Я представил, как перемазанный гудроном Вырвиглаз будет бежать в сторону города, и на сердце стало теплее. А потом скажу, что доска сама упала…

Из корпуса послышался визг, затем грохот, вроде как стопка кастрюль обвалилась. Потом по второму этажу один за другим стали зажигаться окна, точно какой-то великий тормоз палил по зданию санаторной школы трассерами.

Я поднялся на ноги, подошёл к краю крыши и пнул носком доску.

Тихо. Ничего. Ни вздоха, ни удара, ничего. Доска будто зависла в воздухе. Я хотел посмотреть, не так ли это на самом деле. Но тут снизу грохнуло. И почти сразу в окне появился Вырвиглаз.

– Доска упала… – растерянно сказал я.

Вырвиглаз матюгнулся, взглянул вправо, взглянул влево. Слева тянулся штырь громоотвода.

– Ты что, совсем… – попытался было остановить его я.

Но Вырвиглаз уже встал на подоконник. Крики приближались. Вырвиглаз вытащил из кармана коричневые кожаные перчатки, дотянулся до громоотвода и шустро сполз вниз. Я выглянул из-за края крыши. Вырвиглаз смотрел прямо на меня бледным лицом.

– Валим! Валим! Валим! – крикнул он и исчез.

Мне повезло. Я не провалился в гараж. Не сорвался при спуске со стены, сполз аккуратно, в таких вещах нельзя спешить. Вырвиглаз поджидал внизу. Мы успешно добежали до леса, выбрались на дорогу, а там дальше передвигались трусцой, остановились где-то через километр. Вырвиглаз закурил в очередной раз. На этот раз безо всякого удовольствия, даже с видимым отвращением.

– Что случилось? – спросил я.

– Что-что – спалился дёшево, – ответил Вырвиглаз. – Как щенок прыщавый. И эти…

Он выпустил к звёздам длинную дымную струю. И тут я увидел, что по щеке у него проходит несколько глубоких, но не лишённых изящества царапин. По царапинам сочилась кровь.

– Жаба, – Вырвиглаз провёл рукой по щеке, увидел кровь, облизал, – жаба одна. Я её прижал к комоду слегонца, а она такая, блин… Короче, когти сантиметровые. Расцарапала.

– А шоколадка? Надо было метнуть в неё, а пока она разбиралась бы с шоколадкой, ты бы и действовал. Это же элементарно!

– Да, – Вырвиглаз достал из кармана помятую шоколадку, – я и забыл совсем. А как она мне в рожу вцепилась, а я ей и говорю: ты чего, козявка? А эта корова дёрнулась и на бидоны наткнулась…

– На бидоны? – не понял я.

– Ну да. У них там в казарме ихней вдоль стен бидоны стоят. Доярки, блин, молочное счастье…

Вырвиглаз расхохотался.

– Они не доярки, – сказал я. – Это им просто молоко лосиное привозят. В Кологриве у Шахова лосеферма, а молоко помогает от туберкулёза. И от язвы.

– Оба! – Вырвиглаз достал сигареты. – Оба, жаба! Да ты, наверное, в баторку втрескался! Раз всё про них знаешь! Признавайся, Леденец!

– Да не втрескался я…

Вырвиглаз дымил. Сигарета зловеще освещала его харю.

– Втрескался, жаба, втрескался! Недавно ещё тубером опасался заразиться, а теперь, блин, помидоры какие! Ты втрескался в доярку, жаба! Сегодня не мой день, блин. И доска оборвалась. Пацаны рассказывали, что доска часто обрывается, советовали перчатки брать. Пригодилось. Точно, Слащёв, ты втюхался в баторку! Лосей будете вместе доить! Я прямо вижу, стоят лоси, а вы их доите, доите, доите! А прямо обосрусь сейчас…

Вырвиглаз вдруг исчез. Вот только что он шагал от меня по правую руку, и вот его нет. Я остановился. Откуда-то из-под дорожной насыпи слышался мат и другие слова, более отвратительные, Вырвиглаз умел.

– Эй! – позвал я.

– Что «эй», слетел я…

Дальше опять последовал мат, и Вырвиглаз взобрался на асфальт. Он выглядел не очень плохо, так, немного перепачканно. Для Вырвиглаза перепачканно.

Провалился.

– Так можно и башку свернуть, – Вырвиглаз злобно отряхивался, – куда деньги из бюджета расходуются?! А если бы я шею свернул? Кто бы отвечал?

Вырвиглаз рычал и не знал, как ему побольнее обидеть дорогу. Дорога была неприступна и необижаема в принципе, ничего с ней нельзя было сделать.

Вырвиглаз понял это и резко успокоился.

– Моя тётя провалилась в люк, – сказал он.

– Какая тётя?

– Из Кологрива. Провалилась в люк.

– В Кологриве нет никаких люков, – сказал я. – Это маленький город.

– Я же не сказал, что она в Кологриве провалилась, она в Саратове провалилась. Шагала себе по газону – и прямо в люк. Обе ноги себе сломала, причём и связки себе ещё порвала. Так потом она полгода в гипсе и на костылях. Причём не только в люк провалилась, но ещё проплыла по канализации двести метров до реки. И главное – виноватых не нашли, бомжики виноваты, они люк в лом сдали. Так что случайность. Человек изуродовался – а никто не виноват. Случайность. А я, между прочим, мог и покалечиться…

И никто не виноват. Случайность.

– Провалился, как в провал… А если бы люк был поглубже? – продолжал рассуждать Вырвиглаз. – То тётка бы могла голову свернуть. И никакой компенсации родственникам, даром. Случайность такая…

Наверное, тогда я в первый раз и подумал.

Подумал о том, что в жизни полно всяких нелепых случайностей. Целая куча случайностей, случается всё.

И большую часть этих случайностей к счастливым отнести трудно.

Тётка Вырвиглаза провалилась в люк. Конечно, у него не было никакой тётки, но все равно, гипотетическая Вырвиглазова тетка провалилась в люк. Каждый день сотни тёток по всему миру проваливаются в сотни люков.

Такое бывает.

Неприятные случайности.