Кровь, пот и замерзшие слезы

«Требуются мужчины для опасного путешествия. Низкая оплата, сильный холод, долгие месяцы полной темноты, постоянная опасность, безопасное возвращение сомнительно».

Объявление в газете, (традиционно) приписываемое Эрнесту Шеклтону, 1913

Человеческое тело плохо приспособлено к холоду. Средняя температура тела составляет 37˚C, и даже легкое ее падение может быть опасным. Многие химические реакции, необходимые для правильного функционирования тела, происходят в узком коридоре температур. Если температура тела падает до 35˚C, оно начинает защищать себя и предупреждать дальнейшую потерю тепла. Кровеносные сосуды, особенно в конечностях, сжимаются. Внутренности необходимо держать в тепле, даже в ущерб другим частям тела. Замерзший начинает дрожать – это попытка тела генерировать тепло, – скорость метаболизма увеличивается, сжигая еще больше ресурсов, чтобы усилить дрожь. Дыхание замедляется, кровяное давление падает, сердцебиение становится неровным. Страдающие от переохлаждения чувствуют усталость, склонны спорить, сбиты с толку. Пальцы рук и ног немеют, что лишает движения ловкости. Люди начинают спотыкаться. Принимать решение становится сложно.

Неправильно подобранная одежда мешает исследователям. Каждое движение требует усилий, особенно в глубоком снегу, при штормовом ветре или на большой высоте. В письме к жене Рут от 17 августа 1921 г. Мэллори написал вот что: «Идти дальше можно было только при невероятном напряжении легких; и на высоте финальных склонов я счел необходимым остановиться и короткое время подышать так глубоко, как я только мог, чтобы собрать достаточно энергии и пройти еще несколько уступов». Пол Ларсен надевал одежду того времени, воссоздавая мучительное 800-мильное морское путешествие из Антарктики к острову Южная Георгия, осуществленное Шеклтоном в 1916 г. Ларсен выяснил, что его верхняя куртка в стиле Burberry защищает от ветра, но недостаточно водонепроницаема. Как только натуральные волокна промокали, они переставали греть, тяжелели, их трудно было высушить.

Пожалуй, самые постоянные и гнетущие проблемы были связаны с потоотделением: при такой физической нагрузке – долгие переходы по снегу, лазанье по скалам – альпинисты обливались потом. «Проблема, – как об этом сказал Черри-Гаррард, – это пот и дыхание. Никогда раньше я не понимал, сколько отходов жизнедеятельности выходит из тела через поры в коже… И весь этот пот, вместо того чтобы выходить наружу через ворсистую шерсть нашей одежды и постепенно высыхать, застывал и накапливался». Это приводило к тому, что между слоями одежды образовывался лед, шарфы примерзали к лицу, носки – к ступням. Изолирующие свойства одежды еще больше ухудшались. Одежда и предметы из ткани могли превратиться в ледяные скульптуры. Далее в своей книге Черри-Гаррард рассказывает об инциденте, случившемся, когда он вышел из палатки во все еще сырой, пропотевшей накануне одежде. «Оказавшись снаружи, я поднял голову, чтобы осмотреться, и понял, что обратно опустить ее не могу. Пока я стоял – секунд пятнадцать, наверное, – моя одежда замерзла… С этого момента мы все обязательно выполняли приседания, чтобы одежда не застыла».

Эдмунд Хиллари потратил первые утренние часы своего победного восхождения на Эверест в 1953 г. на то, чтобы отогреть ботинки. «Они намертво замерзли, и я грел их на примусе до тех пор, пока они не размягчились настолько, чтобы я смог их надеть, – вспоминал он. – Мы надевали на себя всю имевшуюся у нас одежду». Но его одежда была из относительно современных синтетических материалов. Шерстяная одежда более раннего периода отличалась способностью хорошо впитывать влагу и медленно высыхать, особенно если она плотно облегала тело. Во время короткой экспедиции на мыс Крозье в июле 1911 г. компаньон Скотта Уилсон в отчаянии написал, что «во всей этой сырой одежде, замерзшей до жесткости, становилось трудно двигаться с привычной ловкостью, и любое лазанье по трещинам с помощью канатов требовало невероятных усилий».

Ночью ситуация усугублялась. Спальные мешки экспедиции Скотта, сшитые из оленьих шкур и гагачьего пуха, настолько промокали, что замерзали до состояния железных балок: при попытке скатать их рвались швы. Чем больше они намокали, тем сложнее было их просушить и тем холоднее было спавшим в них людям. Это неизбежно вынуждало надевать на себя еще больше одежды, которая в свою очередь намокнет от пота и станет ледяной. Люди просыпались с бледной, сморщившейся кожей.

Чтобы залезть в спальный мешок, требовалось много времени и сил. Исследователи отогревали их теплом своего тела, чтобы смягчить и втиснуть в них сначала одну ступню, потом другую, одну ногу, потом другую. «Утром, выбираясь из спального мешка, – написал Черри-Гаррард, – мы первым делом засовывали наши пожитки в его отверстие: они становились затычкой, которую мы потом вытаскивали из этого замерзшего отверстия, чтобы вечером втиснуться в мешок снова».

Слои одежды, из чего бы она ни была сшита, мешают движениям, в них трудно двигаться, когда появляются первые симптомы переохлаждения или высотной болезни. Джон Кракауэр, поднимавшийся на Эверест в катастрофическом сезоне 1996 г., потратил утро на экипировку, застигнутый «морозом, который опустился, вероятно, до сорока градусов ниже нуля». Дополнительный джемпер лежал у него в рюкзаке, но он пришел в отчаяние от тех усилий, которые требовались, чтобы его достать. «Мне бы сначала пришлось снять перчатки, рюкзак и ветровку, вися на закрепленном канате». В списках необходимого для начинающих альпинистов много написано об эффективности вентиляционных отверстий, о карманах, туалетных отверстиях и расположении «молний» на пуховых костюмах. Сравниваются достоинства различных вариантов термоодежды, перчаток и носков, многие из которых сделаны из сложной смеси синтетических волокон. Грэм Хойланд, тестировавший копии одежды Мэллори во время восхождения на Эверест, обнаружил, что пуговицы на ширинке практически невозможно расстегнуть, и предположил, что первые альпинисты могли оставлять ширинку постоянно расстегнутой.

В условиях лаборатории были протестированы эти копии, а также копии одежды Скотта и Амундсена. Выяснилось, что одежда Скотта была неуклюжей и жесткой, требовала огромного количества энергии, чтобы в ней двигаться. Во время реконструкции гонки в Антарктике четыре члена команды потеряли от 12 до 25 % веса, преимущественно мышечной массы. Еще одна реконструкция, на этот раз проходившая зимой 2013–2014 гг., показала, что в оригинальной ежедневной порции пеммикана (смеси высушенной говядины и жира), свежего мяса пони, печенья и шоколада не хватало около двух-трех тысяч калорий. Тела Скотта и его спутников съедали сами себя в попытке восполнить энергию, потраченную на переходы по снегу к полюсу и на сохранение тепла.

Если одежда плоха до такой степени, что температура частей тела падает ниже нуля, то результат будет плачевным. Обморожение происходит в том случае, когда кристаллики льда формируются в коже и в плоти. Первыми пострадавшими обычно оказываются кончики ушей и носа, пальцы рук, кисти, пальцы ног, ступни и мужские гениталии. Первый симптом – онемение. Затем кожа белеет и покрывается пятнами по мере того, как образуются кристаллы льда. Пораженные участки кажутся одеревеневшими на ощупь. Если обмороженный участок достаточно велик, красные кровяные тельца начинают склеиваться. Пораженный участок можно отогреть, при средней степени обморожения омертвевшая кожа шелушится и обновляется, как это происходит в случае образования волдырей. Более серьезные случаи требуют ампутации даже в наши дни.

Альпинисты в начале XX в. были хорошо знакомы с обморожениями. От них пострадали несколько экспедиций на Эверест в 1922 г. Ситуацию усугубило то, что их участники полагались на одежду, которую они надели бы в Альпах. Это было ошибкой: при нехватке кислорода, при морозе и ветрах, которые почти всегда дуют в Гималаях на высоте 21 000 футов, сохранить тепло было еще труднее.

Трагедия в том, что решение проблемы было найдено еще до экспедиций Скотта и Мэллори, но, поскольку оно выглядело совершенно негероическим, его отвергли. Хотя пух уток и гусей давно использовался в стеганых нижних юбках и постельных принадлежностях, никто никогда не думал о том, чтобы использовать его в одежде для холодной погоды. До того момента, пока Джордж Финч не получил костюм, сшитый по его собственному дизайну и состоявший из «пальто, брюк и рукавиц на подкладке из гагачьего пуха», покрытых тканью для аэростатов. Австралийца Финча высмеяли в снобистском Альпийском клубе, а его современники отказались носить подобные вещи, хотя комплект оказался теплее их собственной экипировки. Финч не отступал, подчеркивая необходимость специальной одежды на большой высоте в своей статье в газете Alpine Journal в 1923 г. Он предлагал шесть или более слоев шелка и шерсти, покрытых ветронепроницаемым слоем, желательно на подкладке из фланели и покрытых промасленным шелком. Для защиты рук, максимально уязвимых и одновременно жизненно важных для альпинистов, Финч предложил три слоя: шерстяные внутренние перчатки, сверху пара перчаток из шкуры ягненка и, наконец, пара из водонепроницаемой холстины.

В наше время, когда альпинисты надевают пуховые костюмы и слои синтетического флиса, специально созданные для Эвереста, обморожения продолжают преследовать тех, кто отваживается идти в горы. Во время альпинистского сезона 1996 г., когда за один день в метели на высоте погибли восемь человек, Бек Уизерс, патологоанатом из Техаса и альпинист-любитель, настолько ослабел, что его сочли умершим и оставили с открытыми руками и лицом. Он выжил, но потерял треть правой руки, все пять пальцев на левой руке, нос и части обеих ступней.

Почти все члены экспедиции Скотта ранее уже пострадали от обморожения, что сделало их еще более уязвимыми, и впоследствии они гораздо серьезнее страдали от него. Прежде всего даже те члены экспедиции, которые имели антарктический опыт, как будто пренебрегали риском. В феврале 1911 г. Скотт упомянул в своем дневнике, что однажды утром Бауэрс отважился выйти на улицу при температуре –21˚C, надев только «маленькую фетровую шляпу, не закрывавшую уши». Они прошли всего одну милю, и его уши побелели от мороза, и, хотя его довольно быстро отогрели, главными эмоциями Бауэрса были «огромное удивление и отвращение к тому, что у него есть настолько недисциплинированные органы».

Такое пренебрежение потенциально угрожало жизни. Во время длительного перехода обратно от Южного полюса членам экспедиции пришлось замедлить движение из-за плачевного состояния ступней Оутса. Все были уставшими, потерпевшими крах, износившими носки и мягкие меховые сапоги finneskoe. У всех начали развиваться симптомы обморожения, еще более замедлявшего их движение. Скотт тоже пострадал за десять дней до смерти: «Моя правая ступня пропала, почти все пальцы, а два дня назад я был гордым обладателем лучших стоп». Это случилось 18 марта, и надежды на спасение рушились одна за другой. На следующий день все стало еще хуже: «Ампутация – наименьшее, на что я могу теперь надеяться, но не распространится ли болезнь?»