Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
К концу 2010-х идея о всепроникающем заговоре стала для россиян частью повседневной трактовки политической реальности. За любым событием обязательно возникает шлейф домыслов, что это «чей-то» план, что политик/ученый/спортсмен делает это не просто так, а выполняя чью-то волю. Немногочисленные количественные исследования теорий заговора в российском обществе показывают устойчивый рост популярности конспирологии. Столь глубокое ее проникновение в жизнь россиян произошло не сразу. В 1990-е гг. теории заговора были важной частью сознания маргинальных групп и некоторых оппозиционных политиков, однако конспирологическая трактовка оставалась лишь одним из сценариев развития событий, популярным среди части населения. Но с наступлением 2000-х Сурков и другие околокремлевские политики и интеллектуалы постепенно проложили для теорий заговора мостик от окраин политического дискурса к его центру.
Отчасти этому способствовали общественные и политические кампании против оппонентов Кремля, благодаря которым правящий режим смог избавиться от нескольких влиятельных противников: владельца нефтяной компании ЮКОС Михаила Ходорковского и некоммерческих организаций, зачастую финансировавшихся из-за рубежа. Против первого в прессе была развернута кампания, отчасти основанная на обвинении в заговоре и закончившаяся судебным преследованием и разрушением ЮКОСа. Против вторых также была инициирована общественная и медийная кампания, которая закончилась принятием нескольких поправок в законодательство, поставивших многие уважаемые НКО на грань выживания.
Обе кампании стали знаковыми на пути формирования путинского политического режима: дело ЮКОСа послало бизнес-сообществу сигнал о том, как надо выстраивать отношения с властью, а закрытие многих некоммерческих организаций оказалось серьезным препятствием на пути формирования гражданского общества. Именно в НКО власть увидела одну из главных угроз сначала трансферу власти от Путина к преемнику в 2008 г., а затем укреплению путинского режима по возвращении его в Кремль в 2012 г. В России, где гражданское общество после падения тоталитарного советского строя проходило нелегкий путь становления, иностранные деньги были ключом к запуску и поддержке многих важных инициатив в области образования, медицины, науки, медиа и других сфер деятельности, которыми государство попросту не занималось в силу своей слабости. Призраки «оранжевых» революций, которые якобы готовят гражданские активисты и некоммерческие организации, стали пугалом для обычных россиян, которых государство хотело убедить в том, что иностранные деньги, направленные на подрыв российского государства, уже вовсю используются внутри страны, а люди, их распределяющие, — алчные, двуличные предатели. Уже в 2010-х гг. угроза «оранжевых» революций обрела новое лицо — за сменой режимов в странах СНГ могут стоять «иностранные агенты», и за этим последовала целая череда репрессивных законов против некоммерческого сектора. Именно в самые кризисные для Кремля моменты — в 2007–2008 гг. и в 2011–2012 гг. — НКО становились главной жертвой репрессий режима, неизменно выступая в качестве «пятой колонны».
25 октября 2003 г. Михаил Ходорковский, на тот момент богатейший человек России, был арестован в аэропорту Новосибирска по обвинению в уклонении от уплаты налогов. Тогда еще никто не знал, что Ходорковский проведет в заключении десять лет и будет выпущен только тогда, когда Кремлю понадобится сделать широкий жест, чтобы расположить к себе Запад. В декабре 2013 г., незадолго до открытия Олимпиады в Сочи, Кремль довел сделку по освобождению олигарха до конца, и Ходорковский (а с ним и участницы группы Pussy Riot) оказались на свободе. В начале 2000-х гг. компания Ходорковского была одной из богатейших в России, а сам он, как и многие другие крупные российские предприниматели, обладал широкими связями с политическими и экономическими элитами Европы и США. Нанятый им менеджмент смог превратить приобретенные на залоговых аукционах активы сибирских нефтяных компаний в одну из наиболее прибыльных мировых нефтяных корпораций. В 2003 г., накануне атаки государства на ЮКОС, капитализация компании составляла 40 млрд долларов.
Ходорковский, наряду с Джорджем Соросом, стал одним из наиболее щедрых спонсоров гражданских инициатив по всей России и в особенности в тех регионах, где работал ЮКОС. Организация «Открытая Россия», сменившая ушедшее из страны соросовское «Открытое общество», играла важную роль в формировании региональных элит и распространении знаний среди подростков и молодежи. Она была узнаваемым брендом, а Ходорковский, очевидно, имел большие политические амбиции. Из-за столкновения политических элит при кремлевском дворе накануне парламентских выборов 2003 г. захват ЮКОСа стал не просто финансово выгоден, но и обрел в глазах властей большой политический потенциал. В результате Ходорковский пал жертвой реального заговора кремлевских элит, частью которого была публичная кампания по формированию его образа как главы заговора олигархов.
Консервативные прокремлевские эксперты представили успехи Ходорковского как «ползучий олигархический переворот», в результате которого Путину было уготовано место слабого лидера при сильном правительстве, во главе которого встал бы олигарх. Эта версия была высказана другим НКО, «Советом по национальной стратегии», возглавляемым Станиславом Белковским и Иосифом Дискиным, в трех программных докладах, вызвавших большой резонанс. Британский политолог Ричард Саква утверждал, что эта организация был создана политтехнологами, близкими к клану силовиков в Кремле, и благодаря усилиям Игоря Сечина, также входившего в этот клан, «правильные» бумаги о действиях Ходорковского легли на стол президента. Сам Ходорковский также признавал, что именно Сечин был важной фигурой в заговоре против него.
Осенью 2002 г. «Совет» опубликовал первый доклад под названием «Большая игра в Россию», в котором утверждалось, что правящее правительство — это кабинет олигархов, которых Кремль не в состоянии контролировать. В январе 2003 г. «Совет» выпустил еще один доклад «Риски и угрозы для России в 2003 году», который должен был еще больше напугать кремлевскую верхушку. Центральной темой в нем снова были олигархи, представленные как правящий слой с «синдромом временщика», незаинтересованный в сохранении и развитии страны и ее глобального величия: «Правящий слой не считает себя ответственным за сохранение национально-государственных и морально-этических основ России, русской культуры и языка как важнейших составляющих этноэтической опоры страны. Одновременно правящий слой не возлагает на себя ответственность за социальный мир в обществе, за возможности развития для большинства, которые требуют сокращения разрыва между богатейшими и беднейшими слоями населения, реализации современных требований социальной справедливости, составляющих квинтэссенцию мировосприятия огромного большинства нашего народа… В центре интересов и ценностной системы правящего слоя находятся легитимация капиталов в международном масштабе и создание внешнего механизма гарантий сохранения крупной собственности на территории России. Таким образом, правящий слой в принципе не рассматривает долгосрочные геополитические интересы и внутреннюю стабильность Россию в качестве собственных категорических императивов».
Популистский призыв к социальному равенству и обвинения олигархов в том, что они захватили власть в стране и игнорируют простого человека, были эффективным орудием привлечения голосов электората. В этом же 2003 г. лозунги социальной справедливости взяла на вооружение новая партия «Родина». Ее лидеры Сергей Глазьев и Дмитрий Рогозин в своей предвыборной кампании призывали ввести налог на природные ресурсы и пересмотреть результаты приватизации, обвиняли олигархов в обнищании России. Эта жесткая популистская риторика принесла им третье место на выборах.
Кульминацией кампании против ЮКОСа стал третий доклад «Совета по национальной стратегии», названный без прикрас «Государство и олигархия». В нем олигархи — и прежде всего Ходорковский — были представлены как орудие устранения президента, являющегося гарантом государственной стабильности. Ходорковский был назван будущим премьером правительства, которое будет сформировано после того, как олигархи сменят президентскую республику на парламентскую. Олигархи описывались нелицеприятно — как «антинациональная» элита, нацеленная только на власть и дальнейшее обогащение: «[П]редставители ключевого субъекта правящего слоя [олигархи] пришли к выводу о необходимости обеспечения личной унии власти и сверхкрупного бизнеса. То есть прямого продвижения олигархов на ключевые государственные посты… Поскольку институт президента, с точки зрения правящего слоя, выполнил свою историческую миссию и потому более не нужен… а также поскольку олигархи как физические лица не располагают публичным политическим ресурсом для победы на прямых общенациональных выборах, ключевой субъект правящего слоя принял решение ограничить полномочия президента РФ и трансформировать Россию из президентской республики в президентско-парламентскую (квазифранцузская модель). Основным идеологом подобной трансформации выступает глава НК ЮКОС (“ЮкосСибнефть”) Михаил Ходорковский, его явно и неявно поддерживают другие ключевые фигуры олигархического пула (Р. Абрамович, О. Дерипаска, М. Фридман)».
По мнению Александра Дугина, олигархи планировали осуществить переворот после парламентских выборов в декабре 2003 г., на которых должны были победить лояльные им партии и депутаты-одномандатники, которые затем трансформировали бы президентскую республику в парламентскую. По некоторым данным, на столе у Путина оказался также доклад о встрече Ходорковского с советником по национальной безопасности США Кондолизой Райс, в котором сообщалось, что Ходорковский якобы обещал передать США все ядерное оружие России. Эта вероятная сделка с США сыграла ключевую роль в судьбе олигарха. Его открытость миру, политические амбиции и планы по интеграции России в международное сообщество были восприняты и представлены элитой как признак чуждости и опасности. Во время второго дела ЮКОСа в 2009–2010 гг. Ходорковского уже в открытую называли посланником «нового мирового порядка», работавшим на Вашингтон, чтобы лишить Россию суверенитета.
В начале июля 2003 г. был арестован один из совладельцев компании Платон Лебедев, а спустя три месяца и сам Ходорковский. Планы по слиянию ЮКОСа и другой компании «Сибнефть» в крупнейшую мировую нефтяную корпорацию, часть акций которой затем планировалось продать американским Chevron или ExxonMobile, рухнули. Продажа акций американским компаниям означала бы, что контроль над российскими полезными ископаемыми перешел бы в руки американцев, а сам ЮКОС стал бы недоступен для атак российских властей, что Кремль считал абсолютно неприемлемым. Разоблачение «заговора Ходорковского» выглядело как идеальный способ избавления от вероятного политического конкурента. Прямой конфликт с политическим аппаратом Кремля, угроза политической стабильности и доступу к гарантированному источнику финансов — нефти — все это было достаточным поводом для того, чтобы испортить международную репутацию компании, а заодно серьезно припугнуть российский бизнес в целом. Кроме того, та скорость, с которой силовики смогли расправиться с ЮКОСом и его владельцами, и активно формировавшееся лояльными экспертами и СМИ негативное общественное мнение об олигархе продемонстрировали потенциал теорий заговора как политического инструмента. Теперь с уровня придворных склок эти теории перешли в разряд оружия, которое можно было использовать против потенциальных оппонентов, чтобы гарантировать безопасность путинского трансфера власти в 2008 г.
Страх «цветной» революции, подобной тем, что произошли в Грузии и Украине, стал одним из главных определяющих факторов российской внутренней политики середины «нулевых». Стремясь оградить страну от попыток возможного «взлома» трансфера к преемнику, Павловский отмечал, что Россия не готова к новому типу революции и должна сосредоточиться на том, чтобы свести на нет влияние оппозиции. Набор мер по предотвращению возможного сбоя операции «Преемник» австралийский политолог Роберт Хорват назвал «превентивной контрреволюцией». Среди первых «контрреволюционных» мер было введение изменений в законодательство об НКО. Исследователи отмечали важную роль гражданских активистов в революционных событиях в Сербии (2000 г.), Грузии (2003 г.) и Украине (2004 г.). Разветвленная сеть гражданских организаций по всей России, часто выполнявших в глубинке функции государственных учреждений, представлялась некоторым представителям элит угрозой политической безопасности. Основные опасения вызывало то, что некоторые НКО могли бы поставить под вопрос законность выборов в Государственную думу и — главное — президентских выборов 2008 г., делегитимизировав таким образом весь правящий аппарат. Для того чтобы избежать подобного развития событий, Кремль начал действовать на опережение, вооружившись не чем иным, как теориями заговора.
Зарубежное финансирование российских НКО в первый раз подверглось атаке властей в мае 2004 г., когда Путин в обращении к Федеральному собранию отметил, что некоммерческие организации могут преследовать коммерческие цели и работать в интересах грантодателей: «В нашей стране существуют и конструктивно работают тысячи гражданских объединений и союзов. Но далеко не все они ориентированы на отстаивание реальных интересов людей. Для части этих организаций приоритетной задачей стало получение финансирования от влиятельных зарубежных фондов, для других — обслуживание сомнительных групповых и коммерческих интересов, при этом острейшие проблемы страны и ее граждан остаются незамеченными». Эта достаточно мягкая (по сравнению с последующими) атака говорит о том, что уже в 2004 г. Кремль был серьезно озабочен деятельностью НКО — в связи с ролью иностранного финансирования и той значимостью, которую придавал своим некоммерческим общественным организациям ЮКОС. Подготовка атаки на НКО заняла меньше года: уже в мае 2005-го руководитель ФСБ Николай Патрушев заявил, что на территории СНГ «иностранные спецслужбы применяют нетрадиционные методы, используя для прикрытия неправительственные организации в целях сбора необходимой им информации».
Запуск в публичное пространство идеи о том, что НКО могут ассоциироваться с зарубежным финансированием со стороны разведслужб, стал опорным для многих прокремлевских авторов. Публицист Виталий Иванов обвинил «западные фонды» в помощи оппозиционным партиям любого толка, лишь бы они были против Путина. Такая неразборчивость подчеркивала цинизм западных «партнеров» России. Другой прокремлевский политолог Сергей Марков обвинил лидеров гражданского протеста в Украине в наживе на грантах от американцев и европейцев. Дмитрий Юрьев подчеркивал, что в «оранжевой технологии» именно объединения подобных НКО формируют «инфраструктуру революции», помогая координированно выплеснуть недовольство населения наружу. Таким образом, конспирологический нарратив не только служил способом делегитимации НКО, подчеркивал их опасность для нации и ее суверенитета (хотя никаких конкретных доказательств тому не приводилось), но и готовил почву для законодательных изменений.
Итогом проработки общественного мнения стало принятие в конце 2005 г. поправок в Закон о некоммерческих организациях. В январе 2006 г. эти изменения были одобрены Путиным. В интервью ИД «Коммерсантъ» один из авторов поправок, депутат-единоросс Валерий Гальченко, обратился к конспирологии, чтобы обвинить НКО в связях с иностранными разведками. По мнению депутата, НКО с финансированием из-за рубежа — то же самое, что тоталитарные секты, влияющие на россиян и «разрушающие их изнутри». «Ведь крупные организации, они как раз представляют наибольшую опасность для нашего общества. На Западе хорошо понимают, что Россия — это огромный запас природных ресурсов и богатств. Поэтому большой западный капитал готов через такие организации вкладывать деньги в развитие, например, Сибири. То есть они, конечно, помогают. Но вот вопрос: для чего они это делают? Просто так прагматичный Запад вкладывать деньги не будет».
Авторы поправок в законодательство об НКО, повторяя идею Путина о святости суверенитета, предложили не допускать к регистрации организации, чьи цели и задачи «создают угрозу суверенитету, политической независимости, территориальной неприкосновенности, национальному единству и самобытности, культурному наследию и национальным интересам Российской Федерации». Подобные расплывчатые критерии регистрации создали некоммерческим организациям немало препятствий в работе. Однако проблема иностранного финансирования НКО не была популярной общественной темой: мало кто из россиян интересовался их деятельностью. Для прокремлевских медиа это оказалось даже преимуществом, поскольку открывало безграничные возможности для мифотворчества. И они были использованы в полной мере.
22 января 2006 г. Аркадий Мамонтов, на тот момент спецкорреспондент ВГТРК, выпустил на канале «Россия» 11-минутный документальный фильм «Шпионы», вызвавший дипломатический скандал между Россией и Великобританией. В этом фильме, основанном на «оперативной съемке ФСБ», утверждалось, что сотрудники российских НКО тесно сотрудничали с британскими разведчиками. Сама отсылка к британским разведчикам навевала воспоминания о сталинских процессах над иностранными шпионами, пусть и в технологических реалиях начала XXI в. Авторы фильма сообщали, что в одном из московских парков британские шпионы установили камень, наполненный различным радиооборудованием и способный принимать любые сигналы и обмениваться данными с информаторами на расстоянии. Мамонтов утверждал, что второй секретарь британского посольства Марк Доу и является офицером разведки, финансирующей российские НКО. Для подтверждения Мамонтов демонстрировал документы на английском языке за подписью Доу, в которых упоминалась «Московская Хельсинкская группа».
Связь двух тем — шпионов и НКО, обозначенная с самого начала фильма, преследовала очевидную цель — очернить некоммерческие общественные организации в глазах обывателя. Пресс-секретарь ФСБ Диана Шемякина в начале фильма рассказала, что только 92 НКО официально зарегистрированы Минюстом. С остальными же — большая проблема. «Большинство из них созданы и финансируются и существуют под патронатом правительственных и общественных организаций США и их союзников по НАТО».
Призыв к работникам НКО быть более патриотичными и честными и работать в интересах России ставил клеймо на работниках любых некоммерческих организаций, финансируемых из-за рубежа. По сути, нарратив фильма полностью соответствовал тем страхам, которые связывались со сменой режима, произошедшей в Украине. Он поддерживал мысли Патрушева о работе иностранных спецслужб через НКО и путинский аргумент о нечестных людях, вовлеченных в деятельность этих организаций. Чтобы придать еще больший вес своим обвинениям в адрес НКО, Мамонтов добавил ремарку Госсекретаря США Кондолизы Райс о победе украинского гражданского общества и критике поправок в российский закон об НКО. Это только усилило впечатление, что Запад поддерживает НКО исключительно с целью подрыва режима.
Российские журналисты выяснили, что производством фильма Мамонтова занимались не в студии ВГТРК, как это делается обычно. Оно было полностью отдано в руки ФСБ. Более того, скорость, с какой был изготовлен и показан фильм (ради него даже изменили сетку вещания телеканала), демонстрирует, насколько важно было сформировать негативное общественное мнение об НКО. В свою очередь, представители НКО, показанные в фильме, утверждали, что финансовые бумаги подписывались со стороны посольства другим человеком — первым секретарем, а не Доу. Показ фильма позволил основным политическим силам воспользоваться информационным поводом и высказаться по поводу роли НКО во внутренней политике. Председатель Совета Федерации Сергей Миронов призвал разработать строгое законодательство, контролирующее некоммерческие организации. Путин, в свою очередь, раскритиковал «лицемерие» гражданских активистов, подчеркнув важность нового законодательства для сохранения российского суверенитета.
По сути, история со «шпионским камнем» стала первой информационной кампанией федерального уровня, основанной на идее заговора против России, в которой были использованы все основные элементы пропагандистских фильмов эпохи позднего Путина: игнорирование другой стороны истории, рваный монтаж, односторонняя подача фактов, показ в прайм-тайм и обвинения, построенные целиком и полностью на конспирологии. Несмотря на требования гражданских активистов опровергнуть факты и судебный иск Людмилы Алексеевой против Мамонтова, фильм остался главным аргументом против свободной деятельности НКО на территории России. Учитывая, что новые поправки серьезно сократили возможности НКО выживать без помощи государства, не будет преувеличением сказать, что конспирология стала эффективным орудием разрушения репутации гражданских активистов, а также серьезно повлияла на развитие гражданского общества в России. Когда в следующий раз — в 2011 г. — режим вновь встретился с неожиданной активностью гражданского общества во время парламентских выборов, жертвой закручивания гаек вновь стали НКО. И вновь их обвинили в заговоре.
Беспрецедентная волна общественного активизма во время непростой парламентской и президентской кампании 2011–2012 гг. превратила НКО в первый и главный объект для атаки. Как отмечал американский политолог Дэниел Трейсман, задачей Кремля зимой 2012 г. было подчинить и обезвредить оппозицию, чтобы получить преимущество в политической борьбе. В этой схватке НКО выступали как очевидная и, пожалуй, самая легкая добыча, а повод для атаки нашелся совершенно неожиданно.
История со шпионским камнем с 2006 г. оставалась примером фейковых новостей и поводом для шуток. Однако в январе 2012 г. на телеканале BBC-2 вышел документальный фильм «Путин, Россия и Запад», в котором бывший помощник британского премьера Тони Блэра Джонатан Пауэлл неожиданно подтвердил, что «шпионский камень» не был фальшивкой, а действительно использовался британской разведкой. Новость прозвучала как гром среди ясного неба, а Мамонтов даже получил повод показать свой фильм вновь и устроить очередной критический разнос нелояльным России НКО. Судя по всему, тот факт, что Доу работал на британскую разведку, стал известен российским властям и те использовали его, чтобы очернить НКО. Признания помощника Блэра стали потрясением для многих участников маршей против фальсификации выборов, а прокремлевские медиа использовали этот повод, чтобы в очередной раз раскритиковать оппозицию за лицемерие и отсутствие патриотизма. Мамонтов дал несколько интервью, подчеркивая, что все, что он рассказывает в своих программах, — это правда, а антироссийский заговор не паранойя и не пропаганда, а самая что ни на есть реальная политика западных государств в отношении России.
В новом фильме «Шпионский камень», показанном 22 января 2012 г., Мамонтов повторил свои обвинения в адрес финансируемых из-за рубежа НКО, а также в адрес нескольких активистов некоммерческих организаций, имевших двойное гражданство. Основным объектом нападок стала Людмила Алексеева, получившая как советский диссидент американское гражданство в 1982 г. Тема двойного гражданства помогла Мамонтову дискурсивно отделить НКО, получающие финансирование из-за рубежа, от обычных россиян, подчеркивая, что эти некоммерческие организации ставят под сомнение свою лояльность России. Мамонтов также показал процедуру принятия американского гражданства с клятвой верности новой стране, что помогло подчеркнуть потенциальную опасность людей с двойным гражданством. Наконец, ссылка на «шпионский камень» и реальность иностранного заговора, подтвержденная сериалом BBC-2, только усилии конспирологическую природу обвинений против НКО.
В своем сюжете Мамонтов также впервые употребил выражение, которое впоследствии стало использоваться в новом законодательстве об НКО. Говоря об Алексеевой и ее двойном гражданстве, Мамонтов использовал термин «иностранный агент», сославшись на американский закон об иностранных агентах (так называемый Foreign Agents Registration Act), разработанный в 1930-е гг. для борьбы с нацистской пропагандой. Согласно этому закону, организации, связанные с иностранными правительствами и лоббирующие интересы иностранных правительств или компаний в американском правительстве, должны быть зарегистрированы в Министерстве юстиции в качестве иностранных агентов.
В российском контексте термин «иностранные агенты» приобрел другое звучание. Во-первых, вновь вносимые в законодательство об НКО поправки подчеркивали возможности силовых структур контролировать НКО. При этом ссылка на «зарубежный опыт», и в особенности на американский закон, придавала некоторую дополнительную долю легитимности новому элементу правового регулирования. Во-вторых, в американском законе «иностранными агентами» назывались лишь организации, напрямую связанные с иностранными правительствами, в отличие от России, где список таковых мог пополниться любой нежелательной для российских властей организацией, получающей финансирование из-за рубежа. В-третьих, сама фраза «иностранный агент» в российском контексте отсылала к памяти сталинских репрессий 1930–1950 гг. Благодаря этому репрезентация НКО, имеющих зарубежные связи, в публичном пространстве четко работала на их «отчуждение» от «лояльных» государству организаций и демонстрировала, насколько концепции из советского прошлого до сих пор влияют на постсоветское настоящее. Прокремлевские спикеры, осознавая негативную коннотацию термина, тем не менее подчеркивали, что его использование связано с «международными стандартами работы НКО». Во времена Сталина само обвинение в связях с иностранными правительствами означало бы неминуемую гибель, в то время как в путинской России, по словам лояльных Кремлю политологов, это необязательно грозило репрессиями, но всего лишь предполагало внесение изменений в название организации.
Летом 2012 г. в интернете появился анонимный призыв к жителям России поставить под контроль НКО, получающие финансирование из-за рубежа. «Против России сегодня используются технологии “мягкой силы”. Идет необъявленная информационная война, в которой участвуют сотни и тысячи людей, агентств и организаций. Используя несовершенство и отсталость российского законодательства, через иностранные фонды выделяются многомиллионные бюджеты для финансирования деятельности, направленной против России. Миллиарды долларов тратят на то, чтобы подорвать целостность нашей страны, стабильность политического строя. На то, чтобы разрушить мирную жизнь граждан. Получателями этих бюджетов выступают некоммерческие структуры, которые рядятся в “овечьи шкуры” правозащитных и аналитических организаций. На самом деле они выполняют роль подрывных структур, а то и прямо финансируют активистов радикальных политических движений». В тексте воззвания присутствовали отсылки как к идее находящегося под угрозой суверенитета, так и к необходимости следовать международной практике контроля НКО.
Впрочем, анонимными призывами в интернете дело не ограничилось. В эфире радиостанции «Эхо Москвы» Вероника Крашенинникова, генеральный директор Института внешнеполитических исследований и инициатив, утверждала, что за западными НКО стоят интересы американской разведки, уже один раз развалившей российское государство в 1991 г. Более того, по словам эксперта, американские спецслужбы смогли убедить россиян в том, что они сами развалили свое государство, в то время как за катастрофой 1991 г. стоял масштабный план. «Вести недели» в сюжете от 8 июля 2012 г., посвященном новому закону, продолжили разрабатывать конспирологическую картину работы НКО, финансируемых из-за рубежа. Депутат Думы Александр Сидякин заявил (бездоказательно), что в последние несколько лет на счета российских НКО из-за рубежа было переведено около 7 млрд рублей и самые большие суммы приходили во время выборов. Эта отсылка к электоральному периоду чрезвычайно важна, так как подчеркивает главную заботу Кремля: гарантировать легитимность режима и защищенность от любых попыток поставить ее под вопрос. Автор также включил в сюжет сильно отредактированное интервью Людмилы Алексеевой, заявившей на камеру, что она обратится к американскому президенту за помощью в отмене закона. В ответ на реплику Алексеевой журналист подчеркнул, что лояльность российских НКО с зарубежным финансированием российскому государству находится под большим сомнением.
В ходе кампании 2012 г. в ход пошли и перформативные практики. Сидякин, выступая в Думе, надел на пиджак георгиевскую ленточку — символ солдатского героизма, разработанный Кремлем в середине 2000-х в ответ на оранжевую ленточку украинской революции. По словам историка Алексея Миллера, георгиевская ленточка стала одним из наиболее удачных символов исторической памяти, созданных в постсоветской России. Тем не менее для Сидякина использование этого символа не имело прямого отношения к памяти о Великой Отечественной войне: напротив, Сидякин прибег к нему как к символу патриотизма россиян, выступающих против зарубежного вмешательства в дела страны. В кульминационной точке своей речи Сидякин даже бросил белую ленту — символ оппозиции в 2011–2012 гг. — на пол и растоптал, еще больше подчеркнув перформативность своих действий.
После принятия нового закона об НКО ни одна организация не пожелала изменить свое название, включив в него фразу «иностранный агент». Как следствие, в марте 2013 г. силовые органы начали проверку НКО по всей стране, придя в офисы 233 организаций в 52 регионах. Среди первых оказались Transparency International, Amnesty International и «Левада-центр», нередко публиковавшие критические мнения о правящем режиме. В частности, «Левада» до 2013 г. оставался единственным крупным и независимым центром социологических исследований, результаты которых публиковались федеральными СМИ. В результате его обвинили в оказании влияния на политическую ситуацию внутри России путем публикации результатов опросов общественного мнения.
Абсурдность обвинений в отношении «Левада-центра» усиливалась выступлениями провластных экспертов: в частности, депутат Госдумы Евгений Федоров заявил, что проверки НКО законны и обоснованы, а «Левада-центр» якобы является частью сети из 664 некоммерческих организаций, осуществляющих внешний контроль над Россией. Атака на «Левада-центр» именно в 2013 г. была неслучайна: через год после победы на президентских выборах Владимира Путина его рейтинг начал снижаться, достигнув рекордного за 13 лет минимума. Делегитимизация ведущего социологического центра, регулярно публикующего тревожные для власти результаты, стала возможной через демонизацию организации и изображение ее одним из инструментов антироссийского заговора.
Результаты кампании 2012 г. против НКО не прошли незаметно для общественного мнения, часто формируемого лояльными Кремлю СМИ. В мае 2013 г. «Левада» провел социологический опрос с целью узнать мнение россиян об НКО с зарубежным финансированием. 43 процента респондентов ответили, что западное финансирование российских НКО связано с попытками влияния на внутреннюю обстановку в России, а 19 процентов считали, что это связано с борьбой с российским государством. Хотя лишь около пятой части респондентов видели в НКО явную угрозу внутренней политической стабильности, кампания помогла укрепить негативный имидж некоммерческих организаций с зарубежным финансированием в российском обществе, породив недоверие к этому общественному институту. Социолог Денис Волков отмечал, что в результате кампании против НКО в обществе сложилась достаточно устойчивая ассоциация между терминами «иностранный агент», «пятая колонна» и «шпионаж», в то время как 56 процентов респондентов и вовсе заявили о своей вере в то, что некоторые западные НКО ведут шпионаж на территории России в интересах иностранных государств.
Представление о том, что НКО являются опасным внутренним врагом российского политического режима, — один из наиболее устойчивых элементов русской культуры заговора «нулевых» и начала 2010-х гг. Страх того, что НКО могут подготовить общество к политическому перевороту, оставался важным фактором внутренней политики начиная с 2004 г. Неудивительно, что события в Украине в 2014–2015 гг. породили очередную волну законодательных инициатив, оказавших еще большее давление на российские НКО. Теперь нахождение некоторых организаций на территории страны было открыто признано «нежелательным», а первой такой организацией стал американский «Национальный фонд в поддержку демократии», подозреваемый российскими властями в свержении режима Януковича в Украине и поддержке революции 2014 г. Различные российские спикеры утверждали, что основатели «Национального фонда в поддержку демократии» — сотрудники ЦРУ, работающие исключительно на продвижение сферы влияния США в мире. Другими «нежелательными» организациями в 2015 г. были признаны три американские НКО: институт «Открытое общество — Фонд содействия» (OSI Assistance Foundation), фонд «Открытое общество» (Open Society Foundation) и Американо-российский фонд по экономическому и правовому развитию (U. S. Russia Foundation for economic advancement and the rule of law). Федоров, активно участвовавший в новой кампании, утверждал, что западные НКО обходят российское законодательство, регистрируя коммерческие организации, и продолжают держать под контролем правительство России, готовя развал государства.
Несмотря на относительную слабость гражданского общества, российские НКО играли важную роль в реализации различных негосударственных программ — от образовательных до медицинских. В условиях растущей неуверенности российской власти в будущем НКО оказались номером один в списке оппонентов, а их репутация стала жертвой ширящейся провластной кампании. Именно теории заговора и порожденное многочисленными заявлениями политиков недоверие к деятельности зарубежных НКО сделали возможной демонизацию потенциальных оппонентов Кремля. ЮКОС и связанная с ним «Открытая Россия» стали первыми жертвами ужесточающейся политики властей. Позднее СМИ, лояльные Кремлю политологи, политики, а также работники спецслужб эффективно представили НКО с зарубежным финансированием «рукой вашингтонского обкома» и тем самым помогли легитимировать нововведения в законодательство. Таким образом, все произошедшее с некоммерческими организациями служит ярким примером того, как антизападные теории заговора выступают ни много ни мало политическим инструментом государства. Однако наиболее ярко и агрессивно теории заговора стали использоваться во время предвыборных кампаний.
Войти с помощью соц. сетей: