Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Попытка переворота, предпринятая ГКЧП в августе 1991 г., оказалась для СССР переломным моментом. Тотальный развал плановой экономики и неспособность Горбачева реанимировать ее без системных реформ, этнические конфликты на периферии советской империи и отсутствие консенсуса по поводу нового Союзного договора, который смог бы превратить СССР в конфедерацию, — все это стало одной из причин мятежа консерваторов, пожелавших повернуть вспять реформы Горбачева и «спасти Отечество» от коллапса. Режим чрезвычайного положения, как нам всем известно, провалился, а танки, введенные в центр Москвы, так ни разу и не выстрелили. Исход этого переворота оказался неожиданным: Борис Ельцин и сравнительно небольшая группа москвичей смогли одолеть страшную советскую репрессивную машину, провозгласив победу демократической революции. После более чем 70 лет советского строя в августе 1991 г. родилась российская демократическая республика.
Впрочем, это одна из версий событий того года. В альтернативной реальности август 1991-го — невероятная трагедия для каждого патриота СССР и символ триумфа Запада в войне с Россией. В этой вселенной в августе 1991 г. берет начало «антинародное», «демократическое» оккупационное правительство, лояльное США и пришедшее к власти путем интриг и подкупа самых высокопоставленных членов советской политической элиты. Начиная с 1991-го и до середины 2000-х такая интерпретация была периферийной, маргинальной точкой зрения, ведь режим Бориса Ельцина, считавший несколько дней августа 1991-го моментом своего рождения, не мог всерьез рассматривать эти идеи как политический инструмент.
Однако в 2000-е все изменилось. Начиная с 2005 г., когда Владимир Путин произнес свою знаменитую фразу о развале СССР как «величайшей геополитической катастрофе ХХ века», альтернативное прочтение рождения российской республики стало обретать черты доминирующей концепции. Благодаря усилиям медиа, различных писателей и политиков к концу 2010-х уже никто не удивлялся, услышав, что СССР пал жертвой заговора внутренних врагов и внешних агрессоров. Вместе с тем все больше людей, включая молодежь, стали ностальгировать по СССР. Благодаря пересмотру наследия августа 1991-го и доминированию в публичном пространстве конспирологических теорий с их трактовкой развала СССР все меньше людей помнит обстоятельства появления новой демократической России и еще меньше почитает ее демократические завоевания.
Как это произошло? Каким образом теории заговора оказались в центре политической повестки и создали новый «режим правды»? Почему эти теории с их объяснениями причин развала Союза стали мощным политическим инструментом, мгновенно разрушающим репутации политиков, действующих на постсоветском пространстве? Крах СССР и последствия этого события все эти годы, начиная с 1991-го, остаются предметом жарких политических и академических дискуссий. Внутри России отношение к краху Союза связано с выбором политической ориентации и национальной идентичности. Соответственно, те, кто относится к событиям августа 1991-го и последующим неолиберальным реформам позитивно, часто становятся объектом критики и обвинений в отсутствии патриотизма. В 1990-е подобные обвинения можно было услышать лишь от так называемых национал-патриотов: членов разрозненной массы праворадикальных и «патриотических» движений. Именно эти силы использовали идею о заговоре против советского народа, чтобы усилить собственные политические позиции в постсоветской России и критиковать Бориса Ельцина. В 2000-е гг. ситуация кардинально изменилась: позиция национал-патриотов постепенно все больше сближалась с кремлевской на фоне того, что власть активно участвовала в формировании ностальгического отношения к СССР и негативного — к событиям 1990-х. Отрицательное отношение к краху советской державы стало не только выражением политической позиции, но и ярким маркером, отличающим «истинно русских людей» от нелояльного меньшинства, образ которого оказался чрезвычайно демонизирован.
Почему Советский Союз рухнул так тихо и так быстро? Почему в августе 1991 г. никто не вышел по всей стране на защиту ГКЧП? Что случилось с миллионами советских граждан, родившихся, выросших и сделавших карьеру в СССР? В первые годы после 1991 г. этот вопрос волновал многих так называемых национал-патриотов и коммунистов. Казалось, для них стало потрясением отсутствие хоть какой-то осмысленной общественной поддержки СССР — страны, дававшей каждому бесплатное образование, медицинское обслуживание и относительно гарантированную стабильность. Само собой, интеллектуальная элита национал-патриотического лагеря, близкая к консервативным кругам советского правительства, в конце 1980-х гг. пыталась поменять ситуацию (вспомним знаменитую Нину Андрееву с ее призывом «Не могу поступиться принципами»), но сделать это оказалось невозможно: инициатива принадлежала демократам, а советский режим был слишком дискредитирован. Одним из объяснений отсутствия такой общественной поддержки оказалась именно теория заговора: ведь национал-патриоты сделали все возможное, чтобы сохранить СССР, но им помешала сила куда более мощная, с которой они не смогли совладать. И эта сила — многокомпонентная, состоящая как из внутренних, так и из внешних врагов — разрушила социалистический строй и уничтожила геополитическое величие страны.
Бывший театральный режиссер, политконсультант, замеченный в работе на разные политические силы, одиозный телеведущий Сергей Кургинян в своих речах и текстах не перестает обвинять «либеральную интеллигенцию» и прозападные коррумпированные политические элиты в распродаже интересов СССР и подрыве его исторический миссии. Он использует термин «антиэлита», чтобы описать те силы, которые якобы работали на распад государства, разрушая идею о превосходстве советской идеологии в умах большинства населения, которое, согласно Кургиняну, на самом деле якобы поддерживало существование СССР. Именно антиэлиты из КГБ и КПСС украли у советского народа его величие и инициировали августовский путч, чтобы скрыть последствия своих действий по разрушению идеологии и экономики в перестроечные годы. Драматическое падение уровня жизни россиян во время перестройки и после 1991 г. Кургинян объясняет тайным соглашением, заключенным прозападной интеллигенцией с мафией, представлявшей советский «черный рынок». Эти две силы хотели «жить хорошо» и поэтому с радостью избавились от СССР, чтобы впоследствии стать олигархами.
Другой частью плана по разрушению СССР, по мнению Кургиняна, была дискредитация истории страны, для чего американские спецслужбы, при поддержке ученых-советологов, провели соответствующие исследования. «Американцы, не будь дураками, заказали своим нормальным, вменяемым, не слишком талантливым, но достаточно добросовестным исследователям идеологически ориентированные исследования по каждому эпизоду нашей советской истории. По стахановскому движению, по началу войны, по коллективизации, по чему угодно еще, по всему! Это был широкий спектр среднеоплачиваемых исследований, которые исследователи провели в меру добросовестно и в меру тенденциозно, потому что им была задана эта тенденциозность. Они должны были каждую молекулу нашей истории разделать, как бог черепаху, то есть дискредитировать — достаточно убедительно, на основе фактического материала. Они это сделали, и это легло на полки».
Главное для Кургиняна, что заказанные американцами исследования не просто легли на полки в США — они находились в советских спецхранах, переведенные на русский язык, откуда попали к диссидентам — через высокопоставленных, «непатриотически» настроенных «фрондеров» «в погонах или с соответствующими допусками и при довольно высоких политических функциях, и при этом давно уже относящихся весьма скептически к советской истории и советскому обществу». Именно такая подрывная система, действовавшая в СССР десятилетиями, разрушила веру в коммунистический проект в первую очередь для элит, заместив ее уверенностью, что интересы отдельно взятого гражданина важнее коллективных. Как результат — поддержанная политической верхушкой страны перестройка.
В своих текстах Кургинян апеллирует прежде всего к научно-технической интеллигенции, более всего пострадавшей от передела собственности и неолиберальных реформ правительства Гайдара. Винить черный рынок и выросших из него олигархов, искать виновных среди коррумпированных членов Политбюро и легко, и удобно, ведь это помогает переложить весь груз ответственности за крах Союза на них. А «антиэлита» — удобный способ очернить и лишить поддержки любого выходца из политической верхушки 1990-х, на которого укажет Кургинян.
Российский химик, социолог и писатель Сергей Кара-Мурза в своих работах находит иные причины развала СССР, в чем-то, однако, схожие с кургиняновскими. Небольшая группа людей вместе с «внешними» партнерами через манипуляции сознанием убедила население Советского Союза разрушить государство и оставить амбиции построить коммунизм в отдельно взятой стране. «…[П]римем как факт: некая влиятельная и организованная часть человечества (в которую приняты и кое-кто из наших земляков) каким-то образом добилась, чтобы наше общество в целом, почти 300 миллионов человек, не считая “союзников”, активно действовало по программе, приносящей огромные выгоды этой группе и огромный урон нам самим. Сегодня, когда важный этап этой программы завершен и результат налицо, это можно принять действительно как факт и больше на нем не останавливаться. Потери и приобретения известны и очевидны, они подсчитаны и обнародованы в мировых бухгалтерских книгах, буквально написаны на роже счастливых политиков». По Кара-Мурзе, уникальность сознания советского человека заключалось в сочетании рациональности и этики, что позволяло постичь всю сложность этого мира, при этом радикально отличаясь от технократов-европейцев. Преклонение перед Западом возникло среди узкой группы антисоветских интеллигентов, работавших долгие годы, чтобы уничтожить символы советского прошлого и те институты, которые позволяли СССР существовать. Убежденность Кара-Мурзы в том, что советскому населению массово промыли мозги, с одной стороны, выглядит удивительно (если не странно), с другой — характерна для периода конца 1990-х — начала 2000-х, когда этот автор был особо популярен среди российской читающей публики. Уверенность в том, что «социальное программирование» и манипуляции могут решить все проблемы, была распространена в то время среди пиарщиков и политиков, убедившихся в силе пропаганды во время кампании в поддержку Ельцина в 1996 г. И в целом эта увлеченность идеей манипуляции сознанием неоригинальна и встречается, в частности, среди авторов теорий заговора в США в середине ХХ в.
В США идея манипуляции сознанием, «промывки мозгов» и создания так называемого маньчжурского кандидата была связана в первую очередь с антикоммунистической пропагандой раннего периода холодной войны. Тем не менее идея промывания мозгов не ограничилась антисоветской агитацией и поиском шпионов внутри США. Многие авторы видели в эмансипации женщин и социальных переменах 1960-х гг. действия советской пропагандистской машины, направленной на искоренение идеологии американского индивидуализма через обработку сознания. По мнению таких авторов, феминистки и борцы за гражданские права ставили под вопрос ценности обычного американца, живущего в глубинке, а потому, скорее всего, не могли взрасти на американской почве естественным образом: эти люди были либо завезены из-за рубежа, либо подверглись жесткому античеловечному эксперименту по «промывке мозгов» и находились под контролем внешней силы. Культуролог Тим Мэлли отмечает, что идея промывания мозгов как объяснения глубоких социальных перемен в американском обществе говорит о попытке теоретизировать кризис американского индивидуализма и выступает способом понимания того, как молодежь по-новому оценивает социальную структуру общества.
Русская версия идеи манипуляции сознанием также призвана осмыслить, что же произошло с советским обществом на рубеже 1980–1990-х гг. Кара-Мурза старается объяснить потерю субъектности советского человека и кризис общества, которое из совокупности советских людей — этичных, совестливых, политически просвещенных — вдруг превратилось в толпу, требующую демократии (тут Сергей Кара-Мурза использует термин «толпообразование»). В отличие от американцев, обеспокоенных кризисом индивидуализма, Кара-Мурза, напротив, видит угрозу России в манипуляциях Запада по разрушению традиционной русской структуры общины, скреплявшей государство и общество. На Западе общество лишено базовых этических ценностей, что делает его атомизированным. В России же, по Кара-Мурзе, отсутствие индивидуализма и ценности прав человека делает его сильнее.
Идея промывания мозгов — без сомнения, удобное объяснение того, почему национал-патриоты лишились общественной поддержки. Она переносит груз ответственности с политических элит, не сумевших изменить и реформировать советскую систему, на внешние силы, которые оказались способны воздействовать на умы граждан сильнее государственной пропаганды СССР. Новые ценности, появившиеся у россиян в 1990-е, — демократия и свободный рынок, превосходство человеческой жизни над нуждами государства — все это «чуждо» советскому человеку, и ничего этого не было бы, если бы не действия «агентов влияния».
«Агентами влияния», или «агентами перестройки», называют тех, кто разваливал СССР изнутри. Их обвиняют в работе на западные разведки и подрывной деятельности в недрах советской системы. Характерно, что такая мысль чаще всего встречается у авторов, имеющих опыт работы в спецслужбах и видящих «агентов влияния» повсюду. Вячеслав Широнин, генерал КГБ и автор нескольких книг о развале СССР, видит причины крушения Советского Союза в подрывных действиях США, частью которых была перестройка. Развал СССР оставался приоритетом американской внешней политики в течение десятилетий, поэтому перестройка была тщательно спланирована и нацелена на скорейшее ухудшение экономических условий в стране.
Одной из таких демонизированных фигур, обвиняемых в запуске спецоперации «Перестройка», стал Александр Яковлев, который действительно был одним из «отцов» горбачевских реформ. Именно его авторы теорий заговора чаще других называют «агентом западного влияния». Владимир Крючков, бывший руководитель КГБ, утверждает, что Яковлев был завербован американской разведкой в 1950-е, во время учебы в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Историк и бывший декан исторического факультета СПбГУ Игорь Фроянов обвиняет Яковлева в том, что тот одобрил силовые действия в Вильнюсе в январе 1991 г., повлекшие за собой отделение Литвы и скорый распад всего СССР. Однако ни одного доказательства сотрудничества Яковлева с западной разведкой не нашлось по сей день.
Другой бывший офицер КГБ, Игорь Панарин, пошел дальше, утверждая, что в 1943 г. США и Великобритания начали «первую информационную войну» против СССР. Согласно Панарину, Трехсторонняя комиссия и Совет по международным делам — известные международные организации — вели эту войну вместе, устраивая провокации и совершая подрывные действия внутри СССР. Часть таких спецопераций координировалась «подрывными агентами», которых контролировали США, и советские спецслужбы не могли нейтрализовать этих агентов, потому что их прикрывали с самой верхушки политической иерархии Кремля. Панарин, в частности, заявляет, что одним из наиболее высокопоставленных американских агентов был Никита Хрущев.
Внимательный анализ работ Широнина и Панарина показывает, как стремительно произошла эволюция этих теорий заговора в постсоветские годы. Концептуально две работы очень различаются. Широнинский анализ выполнен исходя из традиционных установок холодной войны и больше похож на плохой шпионский детектив с массой ненужных деталей. Он рисует бинарную картину мира, поделенного между двумя политическими блоками, в котором разведки двух стран сражаются друг с другом, устраивая серию сложных и комплексных спецопераций.
Анализ Панарина более изощренный и очевидно испытал на себе влияние зарубежных теорий заговора, заполнивших книжные полки российских магазинов в конце 1990-х гг. В какой-то мере работа Панарина «Первая мировая информационная война» — это гид по западноевропейским и американским теориям заговора. И Трехсторонняя комиссия, и Комитет по международным делам, и даже вымышленный «Комитет 300» фигурируют во многих американских теориях заговора второй половины XX в. и стоят в центре дискурса о новом мировом порядке. Скорее всего, после появления некоторых работ о мировом заговоре в России Панарин переинтерпретировал их как сугубо антироссийские, хотя, как и в случае с Дугиным, в оригинальных теориях заговора на Россию не было и намека. К примеру, Панарин обнаружил среди основных «авторов» распада СССР американского банкира Дэвида Рокфеллера и назвал Совет по международным делам главным куратором этого процесса.И Рокфеллер, и Совет по международным делам действительно упоминаются в зарубежной конспирологической литературе, но в ней никак не фигурирует СССР в качестве одной из целей заговора.
Наконец, в глазах некоторых события 1991 г. сравнимы с крушением Российской империи в 1917 г. Так, популярный автор книг по новой и новейшей истории России Николай Стариков, подобно конспирологу из эссе Хофстэдтера, видит «взаимосвязь» исторических событий, ловит «правильную логику» и делает на основе разрозненных фактов однозначный вывод — против России плетется заговор!
«Когда я понял, что Февральская и Октябрьская революции были звеньями одной операции английской разведки по развалу своего геополитического конкурента, для меня стали очевидны признаки повтора того же самого сценария уже в конце XX века. Особенно наглядно это проявилось в августовских событиях 1917 и 1991 гг. Я говорю здесь о мятеже Корнилова и путче ГКЧП. Руководители страны (Керенский и Горбачев) отдавали прямые указания своим подчиненным — навести в стране порядок. Они начинали действовать, после чего те же руководители объявляли их преступниками и государственными изменниками. Затем наносился удар по государственной власти, по армии, и страна очень быстро разваливалась».
По Старикову, США и Великобритания всегда вели войну против России за ее территорию и природные ресурсы, а все русские революционеры были связаны с геополитическими противниками страны, стремившимися подорвать ее величие и безопасность. В 1980-е был найден новый способ борьбы с Советским Союзом — цены на нефть, столь важные для экономической стабильности государства. В 1985 г. западные спецслужбы смогли одновременно поставить своего человека на пост генсека СССР и начать снижение цен на нефть, вступив в сговор с правительством Саудовской Аравии. Ссылка на цены на нефть играет здесь ключевую роль — некоторые уважаемые отечественные экономисты утверждали возможность совместных действий США и Саудовской Аравии против СССР. Однако более внимательный анализ событий того времени показывает, что интересы США и Саудовской Аравии в части цен на нефть были противоположны и, учитывая кризис на нефтяном рынке в 1980-х, для Саудовской Аравии было куда актуальнее сохранить стабильность в собственной стране и влияние на глобальный нефтяной рынок, нежели нанести экономический удар по СССР.
Тем не менее волатильность цен на нефть, безусловно, негативно повлиявшая на экономическую стабильность СССР, а также прозападная политика Михаила Горбачева помогли сформировать внутренне логичную структуру конспирологического мифа, в котором Западу одновременно удается поставить под удар советскую экономику и привести на главный пост «своего человека». К концу 1991 г. на смену внешнеполитическому суверенитету пришла дружба с США, развал армии уничтожил военную мощь страны, а падение уровня экономического и промышленного потенциала подорвало экономическую независимость. В то же время горбачевская культурная политика привела к тому, что ценности советского человека сменились чуждыми ему «западными ценностями».
Атака Старикова на Горбачева неслучайна: мало кто из политических лидеров России настолько «любим» конспирологами, как первый и последний президент СССР. Эпоха «великой измены» началась в 1985 г., когда, по словам известного публициста Александра Зиновьева, вместо посещения могилы Маркса на кладбище Хайгейт в Лондоне Горбачев отправился к британской королеве. Это и стало началом великой советской трагедии крушения государства и идеологии, ведь, по словам самых разных авторов, включая тех, кто работал плечом к плечу с Горбачевым, президент СССР делал все, чтобы развалить Союз и угодить своим западным кураторам. Председатель Совета министров СССР Анатолий Лукьянов заявил, что никаких объективных предпосылок к краху СССР в 1991 г. не было и произошел он из-за безответственных действий политиков под управлением Горбачева. В свою очередь, историк Анатолий Уткин писал, что Горбачев совершил преступление против родины, разрешив Украине провозгласить независимость после московского августовского путча 1991 г. Из-за этого Россия утратила все шансы на восстановление своего имперского величия. Горбачев согласился на все условия американцев, связанные с внешней политикой СССР, и таким образом предал геополитические интересы своей державы.
В ноябре 1991 г. Виктор Илюхин, тогда заместитель генпрокурора СССР, обвинил Горбачева в государственной измене, развале государства в интересах США и подписании указов, противоречащих советской Конституции и государственным законам. Ход делу против Горбачева не дали, а сам Илюхин вскоре был смещен со своего поста, однако, как мы увидим далее, успешно продолжил борьбу с государственной изменой на высочайшем уровне. В конце 2011 г., по всей видимости, чтобы повысить свою медиаузнаваемость, Стариков также заявил о подаче иска против Горбачева, обвинив того в госизмене, развале СССР, странном исчезновении золотых запасов, уничтожении армии и обнищании населения.
Важно отметить, что по времени атака Старикова неслучайна: в конце 2011 г. Горбачев раскритиковал Кремль из-за отношения к оппозиции, вышедшей на улицу, и из-за того, что Путин решил избираться на третий срок. Стариков заявил, что на Горбачеве лежит грех за распад СССР и он не в праве критиковать патриотически настроенных политиков, спасающих Россию. Удивительным образом слова Старикова почти дословно повторил Дмитрий Песков: «Бывший руководитель огромной страны, по сути, разваливший ее, предлагает уйти в отставку человеку, сумевшему спасти от такой же участи Россию». В апреле 2014 г. инициативная группа депутатов Государственной думы попросила генпрокурора РФ завести дело на Горбачева в связи с развалом СССР, а в 2016 г. с такой же просьбой в Генеральную прокуратуру обратилась партия «Коммунисты России». Однако обе инициативы остались без продолжения.
Роль Горбачева в плачевной судьбе СССР трудно переоценить — он был одним из главных акторов и триггеров демократических реформ. Запущенная в 1985 г. перестройка только в общих чертах понималась как обновление социалистической системы, однако отдельные элементы ее — гласность, свобода предпринимательства, передвижения, а затем еще и крах монополии КПСС — естественным образом подточили основы и символы социалистического строя. Тем не менее сегодня понятно, что Горбачев всеми силами хотел спасти СССР, однако ему это не удалось.
Общественное мнение также не на стороне Горбачева, что повышает доверие к теориям заговора. Согласно соцопросам, действия Горбачева воспринимаются россиянами как основная причина крушения СССР. Двумя основными причинами развала государства называются перестройка (55%) и конфликт с Ельциным (28%), и обе они напрямую связаны с Горбачевым. Еще одно исследование, проведенное в 2016 г., показало, что 67% россиян относятся к последнему советскому лидеру негативно.
Критиковать Горбачева безопасно: он фактически в одиночку несет ответственность за все, что происходило в позднем СССР, и к тому же не является ключевой фигурой для легитимации нынешней власти. «Отцом» Российской Федерации считается Борис Ельцин, провозгласивший ее суверенным независимым государством, а потому и Путин и Медведев являются наследниками того, что сделал он. В итоге Горбачев превратился в идеального «козла отпущения» для лояльных Кремлю конспирологов всех мастей, а временами становится также мишенью для критики со стороны современного российского политического руководства.
В теориях заговора ссылаться на подделки, используя их в качестве основного аргумента, — обычное дело. Так, конспирологи не устают обращаться к «Протоколам сионских мудрецов» и «Велесовой книге» для объяснения могущества заговорщиков или нахождения «истинных» исторических корней той или иной нации. В деле перестройки также существует ряд подделок, которые продолжают использовать в качестве доказательства того, что Горбачев был вовлечен в заговор против своей страны.
Наиболее изысканная и долгоиграющая среди этих подделок — документ под названием «План Даллеса», якобы подготовленный руководителем американской разведки Алленом Даллесом для Национального совета по безопасности США. Суть плана — в моральном и культурном разложении советских людей: «Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России… И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы духовной нравственности. Мы будем браться за людей с детских, юношеских лет, главную ставку будем делать на молодежь, станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из них циников, пошляков, космополитов».
Неформальный стиль текста и уже доказанные заимствования из известного советского романа дают полное основание полагать, что это фальшивка. Однако его смысловая составляющая однозначно служит тому, чтобы объяснить турбулентные изменения в СССР и России коварным заговором американцев, начало которому было положено еще в годы Второй мировой войны. Цель «Плана Даллеса» — исключительно в уничтожении величия русского народа. Как и идея про «агентов влияния» в руководстве СССР, «План Даллеса» пришелся «по душе» деятелям спецслужб, которым оказались близки размышления о спецоперациях и промывании мозгов.
Разрушение моральных основ советского государства западными спецслужбами, использование запрещенного приема «промывки мозгов» — все это идеально подходит для того, чтобы изобразить Запад как абсолютное зло. Разумеется, в годы холодной войны обе страны стремились сокрушить друг друга, однако обсуждение конкретных планов взаимного уничтожения слишком скучно для обывателя и, в принципе, может служить лишь дополнительным, косвенным аргументом в деле демонизации США. Зато благодаря «Плану Даллеса» американские политики изображаются циниками, подрывающими моральные устои советских людей, а СССР — гораздо более высоконравственным соперником Штатов в идеологической войне, исход которой в конечном итоге принес его гражданам столько страданий.
Несмотря на многочисленные доказательства того, что «План Даллеса» — фальшивка, в него продолжают верить. Различные российские политики не перестают ссылаться на него, говоря о событиях, происходящих в стране. Например, бывший саратовский губернатор Николай Меркушкин увидел в действиях оппозиционного политика Алексея Навального реализацию «Плана Даллеса» по превращению России в 32 марионеточных государства. А тележурналист Андрей Лошак, снявший в конце 2000-х для канала НТВ псевдодокументальное пятисерийное расследование «Россия: полное затмение», выбрал «План Даллеса» в качестве дискурсивной рамки для ироничного обсуждения устоявшихся стереотипов и популярных верований постсоветской России. В его фильме ковры испускали радиоэлектронные волны, менявшие сознание людей, олигарх-убийца с Рублевки купался в крови девственниц, а в начале каждой серии популярные персонажи вроде Никиты Михалкова, Михаила Задорнова и Владимира Жириновского уверяли, что «План Даллеса» работает и все, о чем пойдет речь в фильме, — правда. Лошак в роли журналиста-расследователя в начале каждой серии рассказывал о прочитанной копии «Плана Даллеса», а журналист Юрий Назаров зачитывал отрывки из фальшивки. При этом, по заверению Лошака, каждый из героев-селебрити, принявших участие в программе, искренне верил в существование плана. Рейтинги программы оказались высокими, и руководитель канала даже похвалил Лошака за отличную работу. Впрочем, до конца неясно, что именно вызвало одобрение зрителей — стеб авторов или искренняя вера россиян в антироссийский заговор.
Другие известные фальшивки, связанные с крушением СССР и регулярно появляющиеся в публичном пространстве, — речь Горбачева, якобы произнесенная в Американском университете в Турции в 1999 г. и называющаяся «Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма», выступление Маргарет Тэтчер в ноябре 1991 г. в Хьюстоне на конференции Американского института нефти под названием «Советский Союз нужно было разрушить» и выступление Билла Клинтона на комитете начальников штабов в 1995 г.
Анализ этих текстов позволяет утверждать, что все они — фальшивки. К примеру, речь Горбачева была впервые опубликована в газете «Советская Россия» в 1990-е гг. со ссылкой на газету словацких коммунистов Ušvit, и все русские переводы всегда указывают на этот источник. Хотя такая газета действительно существовала в Словакии, нет никаких доказательств того, что этот текст в ней когда-либо был опубликован, к тому же ее тираж был очень мал и едва ли такая серьезная новость, как признание Горбачева, могла быть не замечена другими, более крупными медиа. Тем не менее ныне текст речи Горбачева опубликован на официальной странице Российского военно-исторического общества в разделе «Великие речи». Маргарет Тэтчер никогда не участвовала в указанной конференции и никогда не делала такого доклада, о чем можно узнать, заглянув на ее официальный сайт. Даже если предположить, что все-таки делала, довольно странно выступать с политической речью на собрании американских нефтяников. Наконец, выступление, приписываемое Биллу Клинтону, и вовсе напоминает по стилю текст «Плана Даллеса» и так же, как и «План Даллеса», не появлялось нигде на иностранных языках — только на русском.
Августовский переворот ГКЧП жизненно важен не только для условных национал-патриотов, чей миф держится на идее триумфа Запада в те летние дни 1991 г. В первые годы новой российской власти сам Кремль в лице Ельцина, председателя Государственного совета РСФСР Геннадия Бурбулиса и других официальных лиц был активно занят формированием мифа о заговоре консерваторов, стремившихся свергнуть демократически избранных политиков (в первую очередь Ельцина) и обнулить достижения перестройки. В такой конструкции истории августовского переворота ГКЧП выступал центром заговора, при этом народ, избравший демократический путь развития, не позволил крохотной кучке консерваторов получить нелегитимным образом всю полноту власти в стране.
С самого начала переворота Ельцин говорил о ГКЧП как о «заговорщиках», этот же термин использовали в своих текстах и выступлениях Горбачев, Бурбулис и Генеральная прокуратура. Члены ГКЧП были арестованы сразу же после провала путча, им предъявили обвинение в государственной измене, однако вскоре оно было изменено на другую статью УК: заговор с целью захвата власти. Так члены ГКЧП были официально признаны заговорщиками, а советское общество разделилось на народ, жаждущий демократии, и коррумпированную, консервативную власть, стремящуюся лишить этот народ свободы. Победа команды Ельцина стала триумфом над заговорщиками и позволила ей легитимно взять власть в свои руки, объясняя это защитой народа от заговора.
Такой конспирологический нарратив, использовавшийся демократическими силами, является смыслообразующим для рождения нового государства и в какой-то мере перекликается с событиями американской революции, которая также была проникнута идеями о британском колониальном заговоре. Рождение демократической республики из столкновения с опасными и всесильными заговорщиками — отличный базис для формирования мифологии национального строительства и последующих антикоммунистических демократических реформ. Этот мотив еще в 1991 г. был подчеркнут самим Ельциным, поблагодарившим москвичей за поддержку демократической революции. Спустя год после августовских событий Бурбулис очень четко провел грань между демократическим большинством и меньшинством консервативных заговорщиков: «По отношению к тем трем дням я остаюсь махровым моралистом: в моей памяти сохраняется сложное неповторимое чувство — трепет, преклонение перед теми, кто показал себя — не только у Белого дома, но и по всей России — безусловным сторонником собственной свободы и тем самым оказал поддержку президенту и всем нам, и потрясающая грусть, глубокая обида — даже без ненависти — на тех, кто попытался реализовать свое репрессивное, доносное мировоззрение в такой фашистской, заговорщической форме».
Эта «официальная» версия событий августа противостоит другой, более распространенной в последующие годы постсоветского периода и объясняющей августовский переворот как финальную часть заговора Запада против России. Эта версия, с разными модификациями, встречается у множества публицистов, политиков и историков и варьируется в зависимости от политических предпочтений или личного участия в событиях тех лет. Много воспоминаний оставили сами члены ГКЧП, некоторые были опубликованы людьми, не связанными с ГКЧП, годами позже. Что роднит эти интерпретации августовских событий — перестройка, переворот и ельцинские либеральные реформы являются частью единого плана по разрушению России.
В действительности еще до того, как ГКЧП проиграл Ельцину, самые высокопоставленные члены горбачевского правительства заговорили об антисоветском заговоре. В феврале-марте 1991 г. Владимир Крючков, глава КГБ СССР, несколько раз заявлял, что ЦРУ готовится подтолкнуть СССР к катастрофе. Тогда же, в феврале 1991 г., Валентин Павлов, глава правительства СССР, заявил, что введение финансовой реформы (не продуманной глубоко) необходимо для того, чтобы предотвратить подрыв национальной финансовой безопасности СССР со стороны западных банков. Согласно Павлову, иностранные банки «вбросили» от 7 до 8 млрд рублей на советский финансовый рынок, чтобы вызвать гиперинфляцию. Учитывая тяжелую зависимость СССР того времени от кредитов иностранных банков, Павлов оказался в довольно сложной ситуации. В марте во время встречи с западными банкирами он извинился перед «солидными бизнесменами», но заметил, что заговор «несолидных предпринимателей» все же существовал.
Как член ГКЧП Павлов был арестован сразу после провала путча, но уже в 1993 г. вышел из тюрьмы и написал воспоминания о том времени. Павлов утверждал, что в действительности заговор ГКЧП был создан Горбачевым, Ельциным и Гавриилом Поповым, первым мэром Москвы, а скоординирован посольством США и лично президентом Бушем. Намерение победителей августовского путча обвинить во всем консерваторов, по мнению бывшего министра, означало лишь их неудержимое стремление к власти. В пользу теории Павлова говорило и поведение Горбачева после путча, когда на пресс-конференции после освобождения из-под ареста в Форосе он признался, что никогда не сможет рассказать всей правды. Кроме того, павловская версия событий 1991 г. для многих оказалась актуальной после расстрела парламента, произошедшего по приказу Ельцина в 1993 г. Слова о неудержимой тяге российских политических лидеров к власти после октября 1993-го обрели совсем другой смысл: «ГКЧП ни власть, ни кровь были не нужны. Нужно было заставить самого Горбачева начать исправлять последствия его же ошибок… Но, к сожалению, все больше убеждаешься, что он лелеял надежду, решив проблему конкурента в лице Ельцина и вернувшись героическим узником, как бы на законных основаниях расправиться и с ГКЧП, и с партией, и с армией, и с парламентом, и с республиками. Один во всей красоте и полноте власти. Вот она — “хрустальная мечта”».
Странное поведение Горбачева на пресс-конференции 22 августа 1991 г., когда он заявил: «Я вам все равно не сказал всего. И никогда не скажу всего», открывает массу возможностей для домыслов относительно его реальной роли в перевороте ГКЧП. А то, что во время удивительного триумфа Ельцина в 1991 г. за три дня переворота почти не пролилось крови, но в 1993 г. он направил на оппозицию танки, стало основанием для того, чтобы подчеркнуть «чуждость» Ельцина простому русскому народу. Описание событий 1991 г. в книге Павлова, а также растущее негодование по поводу политики Кремля в 1990-х гг. привели к тому, что в 1998 г. депутаты из так называемых патриотических кругов предприняли попытку с помощью теорий заговора уничтожить президентство Ельцина.
Обвинения в том, что Ельцин не только выиграл от распада СССР, но и помог российскому стратегическому противнику — США, в 1990-е гг. были частью популярного конспирологического дискурса среди членов оппозиции правящему режиму. Человек, своими руками запустивший жесточайшие экономические реформы, при этом очень много получивший в годы президентства, идеально подходил на роль врага русского народа. Многие ведущие политики 1990-х использовали этот аргумент, чтобы повысить свой электоральный вес. Геннадий Зюганов, новый лидер коммунистов, серьезно пересмотрел некоторые принципы коммунистической программы и начал утверждать, что в 1991 г. из-за краха советской системы в мире восторжествовал новый мировой порядок. По его словам, Бильдербергский клуб, Трехсторонняя комиссия, а также американские советы по международным делам строили единое мировое правительство, имея виды на евразийские пространства, в связи с чем их целью было уничтожение российской государственности и религии. Ельцин для него был в первую очередь представителем чужеземного оккупационного правительства. Впрочем, американский журналист Дэвид Ремник заметил, что во время поездок в Вашингтон и саммитов в Давосе Зюганов свое мнение никогда не афишировал, видимо, оставляя его для внутрироссийской аудитории.
Победы оппозиции на парламентских выборах в 1993 и 1995 гг. сделали российский парламент идеальной площадкой для любой риторики, в том числе и конспирологической, а знаковость и политический вес некоторых спикеров превратили популистские теории заговора в мощный политический инструмент. Чем и не преминула воспользоваться оппозиция. В 1998–1999 гг. она инициировала процедуру импичмента против президента Ельцина, основываясь на пяти обвинениях: развал СССР, разгон Съезда народных депутатов и Верховного Совета в 1993 г., развязывание войны в Чечне, развал армии и геноцид русского народа. Одним из главных инициаторов импичмента, так же как и уголовного дела против Горбачева в 1991 г., был Виктор Илюхин.
Подписание Беловежских соглашений, по словам инициаторов импичмента, было актом измены родине, заговором с целью захватить власть в СССР и поменять Конституцию. Соглашения были подписаны вопреки желанию народов СССР, высказанному на общесоюзном референдуме 17 марта 1991 г. Беловежские соглашения повлияли на оборонный потенциал России, а интересы правительства Ельцина полностью совпали с интересами США. «Специальная комиссия считает установленным осознанное совершение Президентом Российской Федерации Б. Н. Ельциным действий, причинивших большой ущерб внешней безопасности Российской Федерации, и на этом основании приходит к выводу о том, что имеются достаточные данные о наличии в его поведении при подготовке, заключении и реализации Беловежских соглашений признаков, которые наряду с другими образуют состав государственной измены (статья 275 УК РФ)».
Илюхин в своем обвинении также подчеркнул сговор Ельцина с США: «Подписание Беловежских соглашений и последующие действия Б. Ельцина были совершены в интересах стран — членов НАТО и в первую очередь Соединенных Штатов Америки. Неслучайно сразу же после подписания договоренностей Б. Ельцин позвонил не кому-нибудь, а именно президенту США, и доложил, что Советского Союза больше нет. Потому Соединенные Штаты Америки и предпринимают все усилия, дабы СССР больше не возродился ни в каких формах».
Необходимо подчеркнуть, что обвинение Ельцина в государственной измене было основано на том факте, что тот не имел права подписывать бумаги о прекращении существования СССР. Собственно, непосредственные участники процедуры подписания также опасались, что будут арестованы за измену родине. Это был один из главных козырей авторов импичмента: «Действия Б. Н. Ельцина по организации заговора с целью захвата союзной власти имели осознанный, целенаправленный характер. При подготовке к уничтожению СССР Б. Н. Ельцин издал ряд указов, выходящих за пределы его конституционных полномочий и направленных на неправомерное присвоение союзной власти… Таким образом, имеются достаточные данные утверждать, что, будучи Президентом РСФСР, Б. Н. Ельцин совершил действия, содержащие признаки тяжкого преступления, предусмотренного статьей 64 УК РСФСР, и заключающиеся в измене Родине путем подготовки и организации заговора с целью неконституционного захвата союзной власти, упразднения действовавших тогда союзных институтов власти, противоправного изменения конституционного статуса РСФСР».
Разумеется, с точки зрения легальности подписание Беловежских соглашений было, мягко говоря, проблематичным. Политолог Лилия Шевцова справедливо заметила, что решение о распаде СССР было принято группой политических лидеров, не особо стремившихся соблюсти юридическую сторону вопроса. Собственно, известная формулировка Геннадия Бурбулиса, согласно которой это было признанием «факта геополитической реальности», до сих пор считается участниками процесса подписания удачным решением законодательного казуса при том, что у них не было соответствующих прав. Это нарушение закона вкупе с «отделением» Ельцина от истинных «русских людей», желавших спасти Советский Союз, сделало возможным применение теорий заговора в качестве легального политического оружия. К этому добавился и тот факт, что Ельцин позвонил американскому президенту раньше, чем о решении распустить СССР узнал Горбачев. Все это, безусловно, создавало идеальную картину антирусского заговора с участием высших должностных лиц государства: «Можно ли было сохранить Советский Союз? Да, можно — и это необходимо было сделать. Воля большинства народа была выражена на Всесоюзном референдуме 17 марта 1991 года, и государственные лидеры СССР и России, если бы они были патриотами, горячо любящими свое Отечество, а не холуйствующими приспешниками Соединенных Штатов Америки, обязаны были выполнить народную волю».
Расстрел парламента в 1993 г., который привел к тому, что Ельцин сумел изменить Конституцию РФ и получить еще больше власти, также подкреплял обвинения сторонников импичмента. Некоторые участники этой процедуры утверждали, что весь конфликт с парламентом был частью заговора Ельцина по превращению России из парламентской республики в президентскую. Политолог Владимир Гельман замечает, что новая Конституция поместила Ельцина на вершину пирамиды власти, разрешив президенту делать все, что не запрещено законом. Законность этой монополизация власти была подвергнута сомнению через обвинения Ельцина в заговоре — отличный способ сделать нелегитимным политического противника и лишить его части общественной поддержки в стране. Обвиняя правительство и конкретно Ельцина в антирусском заговоре, парламентская оппозиция разделяла российское общество на две части — «народ» и «оккупационное правительство», лояльное Западу. В такой дихотомии, свойственной популизму и теориям заговора, деление общества осуществлялось исключительно по линии приверженности правящему режиму или «народу».
Последним обвинением против Ельцина стал спланированный «геноцид русского народа», выразившийся в либерализации цен и приватизации государственной собственности, что лишило большинство россиян работы, финансовых накоплений и социальных гарантий. Лидер импичмента, Илюхин, так и говорил: «В интересах узкой социальной прослойки президент и правительство провели в России приватизацию общенародной государственной собственности. В результате на долю относительно благополучных 20 процентов населения сегодня приходится более половины совокупного объема доходов, причем основная их часть присваивается кланом [из] 200–300 семей, узурпировавшим большую долю национальных богатств и государственную власть в стране».
Цель этого «геноцида» — стереть память о прежнем социальном порядке и советском благополучии и патриотизме. Именно поэтому главными жертвами заговора стали старики и интеллигенция, способные передать эту память потомкам. И сделано это было прежде всего в интересах американских противников. Документ обвинения включает в себя письмо Ельцина Клинтону, в котором тот обещает: «Со всей ответственностью заявляю тебе: отказа не будет, реформы будут продолжены».
Илюхин сравнил политику Ельцина с нацистскими методами уничтожения народов во время Второй мировой войны: «На наш взгляд, она сродни методам депопуляции славянских народов, разработанным нацистами с целью расчистки экономического пространства СССР для расы арийских сверхчеловеков. Сейчас эта политика проводится в интересах нового класса собственников, который рассматривает население страны как обузу, препятствующую эксплуатации природных ресурсов России». В государстве, где сравнение с «немецко-фашистскими захватчиками» является более чем оскорблением, уподобление Ельцина Гитлеру могло быть хорошим способом демонизации реформ. Кроме того, на глобальном уровне сравнение кого-либо или чего-либо с нацистскими практиками — тоже популярный популистский лозунг, имеющий потенциал невероятной стигматизации политического противника. Однако в российском контексте это сыграло с оппозицией злую шутку.
В теории идея о геноциде может укрепить моральные и правовые основы существования той группы, которая представляет себя жертвой. На постсоветском пространстве обвинения в геноциде помогают элитам провести социальную и национальную мобилизацию, представляя свой народ как беззащитный объект международных отношений, подверженный атакам властного, агрессивного внешнего противника. Однако в случае России доминирующей идеей является великая мощь русского оружия, статус ядерной супердержавы и победа в Великой Отечественной войне — сложно представить народ, имеющий такие достижения, беззащитным. Как увязать два противоположных мифа — большой вопрос, и, как показал импичмент, российским национал-патриотам разрешить эту проблему не удалось: по результатам голосования обвинение в геноциде собрало наименьшее количество голосов. Да и ни одно из других обвинений в адрес президента не получило необходимых 300 голосов. Однако обвинения в заговоре как политический инструмент, легально используемый на самом высшем политическом уровне, имели несколько достаточно неожиданных последствий.
Во-первых, обвинение Ельцина в заговоре с целью захвата власти в стране помогло объединить против Кремля совершенно разные силы: от коммунистов и национал-патриотов — традиционных врагов Ельцина — до партии «Яблоко», выступавшей с либеральных позиций. «Яблоко» и другие либеральные политики хотели перестать ассоциировать себя с Ельциным, в особенности после кризиса августа 1998 г., когда они почувствовали ослабление общественной поддержки. Их участие в импичменте могло бы помочь вернуть голоса тех, кто также был разочарован в политике Ельцина. Во-вторых, импичмент Ельцину помог увеличить популярность премьера Евгения Примакова в качестве кандидата реваншистской партии, считавшегося на тот момент главным фаворитом будущей президентской гонки. Кроме того, импичмент совпал с резким ростом антизападнических настроений в российском обществе на фоне операции НАТО на Балканах. Эти настроения позволили антикремлевской оппозиции еще более усилить свои позиции в Думе. Наконец, были и куда более неожиданные последствия: импичмент повысил нервозность Кремля по поводу будущего транзита власти во время президентских выборов весны 2000 г. Примаков, поддержанный разными политическими фракциями, имел очень высокие шансы на успех, а использование его сторонниками антиельцинских теорий заговора в качестве элемента популистской, конспирологической критики Кремля вызвало опасения, что следующий кандидат станет победителем именно благодаря мобилизации таких теорий и таких групп поддержки в обществе. В результате даже наиболее либерально настроенные политики, испугавшись роста антизападных идей и парламентского популизма, поддержали кандидатуру Владимира Путина и фактически помогли России вернуться на авторитарный путь.
Марк Фенстер заметил, что теории заговора, воспринимаемые как популистская логика, характерны для всех политических систем, включая самые демократические. Они могут создавать сложности для действующей власти, помогая критикам распространять свой месседж и подрывать легитимность правящей элиты. В то же самое время теории заговора могут помочь сигнализировать о проблемах в обществе и попытаться их решить. Исходя из логики Фенстера, можно утверждать, что предъявленные Ельцину обвинения в заговоре против собственного народа, безусловно, были одним из таких вызовов системе, с которым правящий класс не справился. Оппозиционная популистская критика Кремля использовала трудности постсоциалистического транзита, последствия которого еще отчетливее ощущались в финансовый кризис 1998 г. На огромное недовольство общества политическим лидером властные кремлевские круги ответили не поиском компромисса, а попытками примирить правящие группы вокруг одного лидера, способного эффективно ответить на «вызов коммунистов». Те, кто называл себя либералами в 1990-е, попали в историческую ловушку, испугавшись популизма и алармизма депутатов, и очень быстро предали свои ценности. Приход Путина, как показывает историческая перспектива, совершенно изменил восприятие истории развала СССР и перевел разговор о крушении державы как начале демократического строительства в иную плоскость.
В XXI в. официальный подход к крушению СССР сильно изменился. Помимо нарративов заговора США против России, ранее уже обсуждавшихся в этой главе, официальная кремлевская интерпретация конца СССР также подверглась серьезной доработке. Знаменитое послание Федеральному собранию 2005 г., в котором президент Путин назвал развал СССР «крупнейшей геополитической катастрофой XX века», стало важным отправным пунктом для переосмысления того, что произошло в августе 1991 г., и фундаментом для усиления ностальгии по СССР в последующие годы путинского правления.
Путинская интерпретация развала СССР построена на идее «патриотизма отчаяния», описанной культурологом Сергеем Ушакиным. Чувство утраты великой страны, убежденность в том, что все произошедшее в 1991 г. было результатом чьих-то злостных действий — со стороны советских элит и постсоветских бизнесменов — или заговора Запада, как считают многие ностальгирующие по СССР, в целом помогли сформулировать ту идеологическую рамку, о которой писал Павловский в 1995 г. Новая идеология включала ностальгию по утраченной стране в качестве рабочего элемента, приводного ремня государственной идеологии.
В своей речи — состоявшей фактически из двух разных посланий — Путин сделал акцент на социально-экономическом и политическом неравенстве, возникшем в результате развала страны. Таким образом, он смог добиться максимально положительного отношения к тому, что происходило до распада СССР, и помог идентифицировать тех, кто сочувственно, патриотически относился к распавшемуся государству. Это «сообщество потери» — как называет его Ушакин — и формировало ядро поддержки Путина в 2000-е, оно же послужило для Кремля базисом национального строительства. Те, кто не разделял позитивных взглядов на СССР, стали частью собирательного образа «другого», критично относившегося к происходящим в России политическим изменениям. Именно эта социальная группа составила ядро реальной и в некотором смысле вымышленной оппозиции Кремлю, против которой в последующие годы была развернута общественная и политическая травля.
Начало путинской речи обозначает основные идеи, на которых строится идеология «сообщества потери»: «Десятки миллионов наших сограждан и соотечественников оказались за пределами российской территории. Эпидемия распада к тому же перекинулась на саму Россию… Накопления граждан были обесценены, старые идеалы разрушены, многие учреждения распущены или реформировались на скорую руку. Целостность страны оказалась нарушена террористической интервенцией и последовавшей хасавюртовской капитуляцией. Олигархические группировки, обладая неограниченным контролем над информационными потоками, обслуживали исключительно собственные корпоративные интересы. Массовая бедность стала восприниматься как норма. И все это происходило на фоне тяжелейшего экономического спада, нестабильных финансов, паралича социальной сферы».
Фокус на социальной травме — показатель популистского подхода, выбранного Кремлем, чтобы объединить крайне разделенное общество. При этом в качестве его врагов были названы олигархи и террористы — главные оппоненты Кремля в 2000-е гг. Выбор «олигархических группировок» в качестве главных выгодоприобретателей от крушения СССР также очевиден, ибо помогает риторически объединить тех, кто только начал выигрывать от путинского процветания 2000-х гг., и противопоставить их тем, кто был успешен в 1990-е. Ушакин утверждает, что восприятие постсоветским человеком социальной роли капитала в повседневной жизни очень часто трансформируется в истории о лжи и жульничестве. Идея о том, что эти пороки приходят извне, помогает подчеркнуть особенности национального объединения и непреходящие ценности сообщества, подвергаемые разрушению капиталом.
Подчеркиваемые Путиным социально-экономические проблемы, возникшие во время перестройки и в 1990-е гг., служат важным способом демонстрации его озабоченности стабильностью в российском обществе. Тот факт, что первое лицо в государстве открыло дискуссию о влиянии 1990-х гг. на российскую повседневность, явился невероятно важным: в первую очередь потому, что драматическое прочтение событий 1991 г. — проговоренное первым лицом государства — стало частью официальной повестки, успешно украденной таким образом у национал-патриотов. К тому же для множества публичных интеллектуалов и политиков это открыло возможность официально обсуждать последствия крушения Союза, используя в том числе конспирологические идеи как объяснительную модель. Таким образом, идея о 1991 г. как заговоре Запада постепенно стала важной частью языка именно политического мейнстрима.
Тем не менее прочтение путинской речи как исключительно драматического текста не совсем верно. Наряду с «сообществом потери» Путин предложил и более позитивную трактовку событий 1990-х гг., подтверждавшую легитимность его собственной власти. «В те непростые годы народу России предстояло одновременно отстоять государственный суверенитет и безошибочно выбрать новый вектор в развитии своей тысячелетней истории. Надо было решить труднейшую задачу: как сохранить собственные ценности, не растерять безусловных достижений и подтвердить жизнеспособность российской демократии. Мы должны были найти собственную дорогу к строительству демократического, свободного и справедливого общества и государства».
Позитивное прочтение событий 1990-х в этой части путинской речи объясняется непростой дилеммой, с которой столкнулся Кремль в попытке превратить память о перестройке и крушении СССР в политический инструмент. Тотальная критика произошедшего в 1990-е могла бы серьезно подорвать легитимность многих политиков, начавших свою карьеру уже при Горбачеве. Поэтому избирательная память оказалась необходимым, даже единственным способом удержать вместе «две России» — ностальгирующую по СССР и поддерживающую реформы 1990-х. Хрупкий баланс между «драматическим» и «позитивным» прочтением крушения Советского Союза не мог существовать вечно, и, как мы увидим далее, власти однозначно выбрали первое, чтобы сохранить контроль над обществом, в котором постепенно усиливалось положительное отношение к СССР. Уже в 2014 г. в период присоединения Крыма стало ясно, что Кремль однозначно выбрал «драматическую» и популистскую интерпретацию развала СССР для того, чтобы объединить нацию.
Восприятие развала СССР как национальной трагедии и миф о том, что Советский Союз был намеренно уничтожен своими политическими элитами ради наживы или из-за сговора с геополитическим противником, все постсоветские годы являлись политическим инструментарием — сначала в руках оппозиции, а затем в руках Кремля. События августа 1991 г. могли бы стать уникальным символом объединения нации вокруг демократических достижений периода перестройки. Однако Ельцин и его администрация проиграли войну за символы и смыслы: август 1991-го оказался навсегда вытесненным из национальной памяти, а взамен национально-патриотические силы сделали все, чтобы делегитимизировать Ельцина и превратить в мейнстрим свою версию конца СССР. Ельцинские реформы, коррупция в высших эшелонах власти, проблемы демократизации создали отличную питательную среду для взрастания мифа о преднамеренном развале СССР, ставшего частью официальной риторики Кремля в 2000-е гг. С первого дня нового российского государства идея о триумфе Запада в августе 1991 г. объединяла самые разные политические и общественные группы и в конце концов стала доминирующей формой памяти об этом важнейшем для российской истории событии.
Память об утраченном государстве и болезненных реформах, намеренное возвращение образов советского прошлого в российскую повседневность, а также почти забытый язык холодной войны, вновь выводящий противостояние с США на первый план, помогли превратить теории заговора о развале СССР в почти официальный политический инструмент государства. Ностальгия по советскому прошлому вместе с идеей о том, что Россия, как и СССР, вечно окружена врагами, стремящимися уничтожить нацию, лишить ее величия и забрать природные ресурсы, сделали однозначно трагическую и конспирологическую интерпретацию 1991 г. элементом нациестроительной политики.
Российский политический истеблишмент до сих пор активно использует отсылку к развалу СССР и возможным выгодоприобретателям от этого события как маркер для определения «своих» и «чужих» внутри российского общества. Во-первых, отсутствие позитивного отношения к СССР очень часто становится признаком нелояльности к «настоящей» России и способом исключить неугодных из числа приверженных сообществу «настоящих россиян». Именно символ драматического крушения СССР и отношение к этому событию стали разделительной чертой между «патриотами» и «западниками», приветствовавшими крушение тоталитарного государства. В этом контексте теории заговора служат исключительно важным инструментом деления общества и подрыва легитимности многих оппозиционных политиков, политических партий и некоммерческих организаций, якобы пытающихся повторить 1991 г. и изнутри разрушить российское государство. Травматическая память о развалившейся экономике и потере прежнего образа жизни делает миллионы россиян неизбежными союзниками правящих элит, намеренно демонизирующих буйное десятилетие. Во-вторых, негативная драматизация августовских событий позволила многим лояльным Кремлю политикам и публичным интеллектуалам утверждать, что в результате заговора элит и внешних соперников России «народ» был лишен не только великой родины, но и суверенитета, и, соответственно, должен их себе вернуть. Этот популистский лозунг, отсылающей к имперской идентичности России, стал ключевой идеей новой политики национального строительства, «суверенной демократии» Владислава Суркова.
Войти с помощью соц. сетей: