Глава 18

Долгое пребывание без сознания – роскошь, которую я мог бы позволить себе где угодно, только не поблизости от армии разъяренных орков. Виктория придерживалась аналогичного мнения и привела меня в чувство так быстро, как только смогла. Для чего ей пришлось пойти на непопулярные меры и отхлестать Созерцателя по щекам. Казалось бы, после всех пережитых мной ударов и акробатических пируэтов эта реанимационная методика встряхнет меня не сильнее, чем дробина – слона. Однако поди ж ты – не успела сердобольная Кастаньета залепить мне и пяток пощечин, как я уже смотрел на нее пусть не ясным, но вполне осмысленным взором и даже пытался возмущаться. После чего все же признал правоту Наварро и пообещал, что верну ей эти пощечины сторицей, если вдруг с подругой приключится подобная неприятность.

Прежде чем учинять товарищу терапевтическую взбучку, Викки уволокла меня за шиворот с глаз орков, которые с маниакальным упорством продолжали ломиться в ворота и пускать стрелы сквозь решетку даже тогда, когда никто из нас уже не показывался на виду. На руку нам играло то, что подступиться к воротам вплотную могли одновременно не больше трех монстров, чьего натиска для слома преграды было явно недостаточно. Остальные же по большей части оказывали собратьям чисто символическую помощь, а то и вовсе мешали им лишней толкотней. Ну и вдобавок периодически постреливали поверх голов из арбалетов – занятие, полностью утратившее смысл, как только мы перестали маячить перед вражескими стрелками.

Самый защищенный от шальных стрел уголок в святилище находился за гигантской статуей главного божества. Туда Виктория меня и оттащила, после чего усадила, прислонив к постаменту, и привела в сознание. Мне повезло, что мое пребывание в лапах монстра продлилось считаные секунды, а иначе одними ушибами дело точно не обошлось бы. Покряхтев и ощупав собственные руки-ноги, я обнаружил, что за сидящим на троне идолом имеется еще один выход: неширокий стенной проем с уходящей куда-то наверх каменной лестницей. Проследив, что я полностью пришел в себя, Кастаньета подошла к лишенной двери лестничной шахте и заглянула в нее.

– Темно. Не видно ни черта, – доложила подруга и указала на прикрепленный к стене светящийся кристалл. – Придется позаимствовать у этих «быков» одну стекляшку, чтобы шеи там не свернуть.

При упоминании свернутых шей я, поморщившись, потер свой многострадальный загривок и невольно бросил взгляд на прикрепленный к руке лок-радар сицилийцев. Затем выглянул из-за постамента и убедился, что по крайней мере пока беснующиеся за воротами орки нам не страшны. Похоже, самое время узнать, есть ли какой прок от трофейного коммуникатора или можно с чистой совестью выбрасывать его, как бесполезный балласт.

Чтобы Викки тоже была в курсе происходящего, я включил на захваченном лок-радаре голографический дисплей и для пущего удобства увеличил изображение. Устройство оказалось на поверку гораздо примитивнее стандартного коммуникатора и с крайне ограниченным набором служебных функций. Впрочем, нам от него многого и не требовалось. Была бы только возможность вызвать человека, для связи с которым сицилийцы и таскали с собой дополнительный лок-радар.

Сделать это оказалось проще пареной репы: надо было лишь активировать сенсор «Поднебесная» – единственный пункт в списке контактов интерактивного меню. Правда, соединение с адресатом произошло не сразу, а спустя почти минуту. Я уже решил, что программа коммуникатора «зависла» (проблема, и по сей день имеющая место в мире высоких технологий), но в конце концов графическая заставка режима ожидания все же пропала. На ее месте появилось изображение восседающего за столом рассерженного старика с растрепанными волосами, бородкой-эспаньолкой и длинными мушкетерскими усами, которые их носитель, судя по всему, специально зачесывал и фиксировал параллельно столешнице. Выглядело, сказать по правде, вовсе не стильно, а очень даже комично. В темноте каждый такой ус, должно быть, смахивал на торчащую изо рта незажженную сигару.

По этим анахроническим усам я и опознал креатора Платта, с которым мы не виделись почти два десятка лет. Наверняка в реальности Морган с тех пор сильно изменился и постарел, но в М-эфире он предпочитал носить все тот же дубль, что и раньше: этакий взбалмошный гений с безумными глазами, нервозным темпераментом и эксцентричными замашками. Прежде подобные Платту личности выводили меня из себя, но с годами я стал относиться к ним терпимее, а их повадки воспринимать как обыкновенные чудачества, не имеющие под собой цель намеренно оскорбить кого-либо или причинить зло. Да чего греха таить: я и сам с годами превратился почти в такого же чудака-затворника со своими заскоками, над которыми могла бы посмеяться современная молодежь. Только в отличие от Моргана я не сомневался, что мало-помалу впадаю в старческий маразм, а вот усач-креатор вряд ли когда-нибудь признал за собой такое. Гении не выживают из ума – просто к старости они становятся окончательно гениальными и, как следствие этого, абсолютно утрачивают взаимопонимание с окружающим миром.

Надо полагать, мы с Викки имели честь заглянуть в М-эфирный офис творца первого в истории симулайфа «безграничных возможностей» – Терра Олимпия, – а ныне директора самой уникальной и грандиозной свалки в мире. В расположенном позади Моргана широком окне открывалась панорама Утиль-конвейера, на голографическом дисплее по левую руку от хозяина пестрели какие-то таблицы, а справа от него торчало еще одно под стать Платту неординарное создание – большой человекообразный робот, исполняющий функции не то секретаря, не то телохранителя, не то всего лишь вычурной декорации. Что ж, прекрасно: без сомнений, мы не ошиблись адресом и «дозвонились» прямо до Поднебесной.

Визуальная связь была включена, но взор Платта был направлен не на нас, а на соседний монитор с бегущими по нему сводками, цифрами и графическими столбцами. Нам, очевидно, давали понять, что мы отвлекаем от работы серьезного делового человека, пусть даже экстравагантный облик креатора свидетельствовал об обратном. Рассматривая своего давнего знакомого и его окружение, я малость замешкался, и эта моя невольная заминка отнюдь не прибавила Моргану доброжелательности.

– Если вам нечего сказать, мистер Маранцано, значит, вы напрасно тратите мое и свое драгоценное время, – заметил Платт, продолжая упрямо игнорировать нас. – Я, кажется, попросил вас не отвлекать меня по пустякам и связаться со мной только тогда, когда вы схватите трэш-диггеров. Поэтому, если вы не готовы доложить об успехах, я буду вынужден…

– Маранцано мертв, мистер Платт, – перебил я сердитого мусорщика. – Сочувствую по поводу вашего помощника. Однако весьма любопытно, с каких это пор вы – ярый идеалист и правдолюбец – стали сотрудничать с итальянской мафией? Помнится, двадцать лет назад вы были готовы заклеймить человека позором за наличие у него в биографии даже незначительной судимости.

– Что?! – встрепенулся Морган и только теперь удостоил нас своим вниманием. – О чем вы толкуете?! И кто вы вообще такие, позвольте спросить?.. – Он, прищурившись, всмотрелся через монитор в наши лица. – Хотя погодите, я, кажется, догадался! Вы – те самые трэш-диггеры, которые проникли на Утиль-конвейер по визе «Синъэй», верно?

– В общих чертах – да, – подтвердил я, не став уточнять, кто такие эти трэш-диггеры, которыми обозвал нас хозяин Черной Дыры. Пусть хоть горшками назовет, но только вытащит нас из этой печки. Или, точнее сказать, морозильника. Ветра в подземном храме не было, но холод все равно пробирал до костей.

– Надо же, какая прелюбопытная ситуация… – Платт многозначительно прищурился и расправил свои и без того идеально торчащие усы. – Простите, я не расслышал: так куда же подевался мистер Маранцано?

– Получил в спину копье и выпал из челнока, – конкретизировал я и уточнил: – Но мы здесь совершенно ни при чем. Во всем виноваты слишком агрессивные статисты, которых мы ненароком переполошили.

Морган нахмурился, снова отвернулся ко второму монитору, затем телепатической командой очистил его от прежней информации и вывел на дисплей новую. Бегло изучив ее, он хмыкнул, сцепил пальцы в замок и раздраженно хрустнул ими. Потом забормотал под нос, разговаривая явно не с нами, а с самим собой:

– Нарвался на копье и в придачу разбил мой «Блэкджампер»! А ведь за минуту до этого уверял, что у него все под контролем… Самоуверенный итальяшка! Если сейчас вернется и начнет просить, чтобы я эвакуировал его людей, – не дождется! Пускай утонут вместе с этим мерзким городишкой! И трэш-диггеры – тоже! А то совсем обнаглели: мало того что хозяйничают здесь, как дома, так еще суются с жалобами прямо ко мне в офис! Немыслимая дерзость!.. Я прав, Людвиг?

Стоящий возле стола робот качнул своей цилиндрической головой, похожей на шлем рыцаря Тевтонского ордена, только без декоративных излишеств вроде железных рогов и плюмажа.

Руки креатора виртуозно пробежали по интерактивной панели монитора, будто Платт не произвел техническую операцию, а изобразил сложный фортепианный пассаж. Свою манипуляцию Морган завершил эффектным жестом: прищелкнул пальцами на обеих руках, что, видимо, должно было означать самодовольное «Ай да я, ай да сукин сын!».

Однако вслед за этой позерской выходкой креатора случилось еще кое-что, и это «кое-что» нам здорово не понравилось. Где-то в глубинах Утиль-конвейера произошел ощутимый толчок, породивший вибрацию, от которой пол и постамент позади меня начали мелко подрагивать. Все это можно было бы счесть очередной конвейерной подвижкой, если бы за минувшие дни мы не успели хорошо изучить характер этого систематического явления. При запуске мусороуничтожителя всегда ощущалось, как окружающий нас мир медленно перемещается в горизонтальной плоскости. Сейчас все происходило совсем иначе. Мир стоял на месте, а из его недр к нам двигалось нечто колоссальное и неумолимое. И вызвано оно было всего-навсего легким мановением руки хозяина Черной Дыры.

Викки обеспокоенно вскочила с места, словно из каменного бордюра, на котором мы сидели, в ее очаровательную попку впилась игла.

– Какого черта вы задумали, мистер Платт? – спросил я, гадая, почудилось мне или нет в бормотании Моргана обещание утопить город.

– А-а-а, вы еще здесь! – На лице мусорщика нарисовалось столь искреннее удивление, что я и впрямь чуть было в него не поверил. – Настырные вы ребята, как я погляжу! Почти как ваш приятель, этот фальшивый агентишка Маранцано! Ну чего еще вы от меня хотите, а? Чтобы я построил вам Ноев Ковчег?

Значит, не послышалось: про потоп – это он серьезно…

– Нам надо с вами поговорить о чем-то крайне важном, мистер Платт, – сказал я. – Уверяю вас, мы – не те, за кого вы нас ошибочно приняли.

– Вы – обычные наглые трэш-диггеры, – демонстративно зевнув, лениво отмахнулся креатор. – За свою жизнь я столько насмотрелся на вашего брата, что сегодня вам меня уже не провести.

– Мистер Платт, послушайте! – настаивал я. – Неужели вы меня не узнаете? Ведь это же я – Арсений Белкин! Тот самый Проповедник, которого вы однажды отказались впустить в Терра Олимпия, потому что, по вашему мнению, я был мерзким преступником!

– Вы и сейчас – мерзкий преступник! – нервно хохотнул Морган. – Конечно, я польщен, что вы еще помните название моего дебютного квадрата, созданного двадцать лет назад… или симулайфа, как они тогда назывались. Ну и что с того? Да мало ли кого я отказался впускать тогда в Терра Олимпия! Я как никто другой заботился о чистоте моего любимого перворожденного мира и уж коли отказал вам в доступе, значит, вы этого действительно заслужили! А теперь прощайте! У меня нет времени на разговоры. А тем более на разговоры с трэш-диггерами!..

И рука креатора потянулась к верхнему левому углу нашего монитора – видимо, там на дисплее Платта был отображен сенсор отключения связи…

Произнеся это, я замолчал, будучи уверенным, что опоздал и в следующее мгновение связь с Поднебесной прервется. Однако этого не произошло, а Морган так и замер с вытянутой рукой, напомнив мне канонический скульптурный образ Ленина, стоявший семьдесят лет назад практически в каждом городе и, наверное, доброй половине деревень Советского Союза. Тот самый образ, который в годы развитого социализма обязан был уметь воссоздавать в граните или гипсе каждый советский скульптор: «Верной дорогой, идете, товарищи!» Ностальгическую аутентичность ленинского образа портили лишь комичные платтовские усы да изумленный взор его выпученных глаз. А в остальном некоторое внешнее сходство у этих двух гениев разных эпох определенно присутствовало.

– Уильям Бэйтс Йетс… – молвил наконец удивленный Морган, потом убрал руку от монитора и, озадаченно нахмурившись, уставился испытующим взором мне в глаза. – Я потрясен: вам известен мой любимый поэт!.. А ведь я очень редко цитирую его вслух при посторонних… Простите, как, вы сказали, вас зовут?

– Вы могли запомнить меня под множеством имен, – ответил я. – Арсений Белкин. Проповедник. Хранитель Баланса. Арнольд Шульц…

– Постойте-ка! – Платт в возбуждении аж подпрыгнул из кресла. – Я не ослышался? Вы – тот самый Арнольд Шульц?

– Совершенно верно, – подтвердил я. – В последние годы жизни я проживал в Европе по поддельному паспорту, и потому в документах профессора Эберта меня записали под таким именем.

– Пресвятая дева! – всплеснул руками креатор. – Вот так встреча!.. Э-э-э, погодите одну минуту, герр… Шульц… – Замявшийся Морган повернулся к роботу и приказал: – Оставь меня, Людвиг!

Водруженный вместо ног на гусеничное шасси, человекообразный «терминатор» развернулся на месте, словно исполнивший строевую команду солдат, и укатил из поля нашего зрения. Взгляд мусорщика еще какое-то время провожал Людвига, очевидно, до тех пор, пока тот не покинул офис, после чего Морган вновь вернулся к прерванному разговору. Я смекнул, что он ожидается настолько конфиденциальным, что его не должны были слышать даже уши робота. Удивительно, однако, что творец не доверял своему созданию, ну да не время гадать сейчас о странностях этого усатого гения.

– Да, я вспомнил вас, герр Шульц, – признал Платт то, в чем я, в принципе, уже не сомневался. – Действительно, история, о которой вы упомянули, когда-то имела место… А теперь потрудитесь объяснить, каким ветром вас занесло сегодня в мой квадрат.

– Сначала остановите потоп, – выдвинул я встречный ультиматум. – Или хотя бы скажите, как нам от него спастись.

– Здесь я предъявляю условия, герр Шульц, и останавливаю потопы тогда, когда это нужно мне , а не моим незваным гостям! – отрезал властитель Черной Дыры. Впрочем, я и не рассчитывал, что наша вторая встреча окажется теплее первой. – То, что я вас узнал, еще ни о чем не говорит! Быстро рассказывайте, кто вы такие и почему за вами бегают этот Маранцано и его люди!

Хозяин – барин, а хозяин квадрата, помимо этого, для своих гостей еще и Господь Бог, так что пришлось подчиниться. Дав Викки указание, чтобы она не теряла времени и начала выламывать из настенного кронштейна светящийся кристалл, я вкратце обрисовал креатору нашу плачевную ситуацию. Хорошо, что бывший сотрудник «Терры» Платт был знаком с профессором Эбертом и его опытами по танатоскопии. Это на порядок упростило мне задачу и позволило Моргану уловить суть моей истории: мы не играли с Южным Трезубцем в «казаки-разбойники», а спасали собственные жизни с той же одержимостью, с какой делали бы это в реальном мире. Что автоматически снимало с нас часть обвинений в незаконном проникновении на территорию частного М-эфирного объекта. На нашем месте любой не тяготеющий к суициду человек поступил бы так же, как только ему представилась подобная возможность.

– Значит, вы утверждаете, что те типы, которые гонятся за вами, на самом деле принадлежат к сицилийской мафии, а не служат в отделе безопасности одной уважаемой креаторской фирмы? – переспросил Платт после того, как услыхал имя нашего главного врага – Южного Трезубца.

– Ваш Маранцано… или как его там… может работать по совместительству на обе эти организации, – резонно предположил я. – Но в первую очередь он служит картелю – это вне всякого сомнения.

На лице креатора появилось торжествующее выражение, хотя чем оно было вызвано, я понятия не имел. Что вообще можно ожидать от выжившего из ума старого гения, одного из прародителей современного Менталиберта? Щелкнул пальцами, устроил потоп, а после, приказав роботу принести чашечку кофе, откинулся в кресле и наслаждаешься грандиозным зрелищем… О, погодите-ка, а кто это там барахтается в воде?.. Эх, не успел рассмотреть, да и черт с ними. Черной Дыре без разницы, кто в нее провалится: статист или полноценный либерианец – она всеядная…

– Buon giorno, signore Tremito ! – продолжая победоносно улыбаться, произнес мусорщик, глядя куда-то мимо нас. Можно было подумать, что к нему в офис зашел посетитель, но больше походило на то, что усатый чудак опять разговаривает сам с собой. – Здравствуйте, многоуважаемый Мичиганский Флибустьер! Какая неожиданная встреча! Значит, говорите, решили устроить в моем квадрате сафари? Да еще и М-эфирного махинатора Демиурга с собой притащили! Ай-ай-ай, как интересно все складывается! И что же теперь нам с вами делать, синьор Аглиотти? Хм-м…

– Так что насчет потопа, мистер Платт? – напомнил я о нас не ко времени задумавшемуся креатору. – Вы перекроете вентиль или нет?

– Потопу – быть! – провозгласил Морган. – Реку нельзя повернуть вспять, а отправленный на утилизацию океан и подавно. Буду с вами честен, герр Шульц: вы мне не нравитесь. И ваши друзья-итальяшки тоже. То, что вы мне поведали, безусловно, очень любопытно, но с какой стати меня должен волновать ваш конфликт с Южным Трезубцем? Выясняйте свои отношения где угодно, только не в моем квадрате! Утиль-конвейер – не место для подобных игр!

«Какого дьявола, хренов ублюдок, я тогда перед тобой распинался?!» – едва не воскликнул я, надо признать, огорошенный такой реакцией хозяина. Однако сдержался и вместо этого произнес:

– Мистер Платт, наверное, мы друг друга недопоняли, но если вы нас сейчас утопите, для нас это будет настоящий конец. Неужели вы желаете нам смерти? Ведь мы не воскреснем в Менталиберте, как наши враги, а попросту исчезнем!

– Какая невосполнимая утрата для Человечества! – с наигранным сожалением вздохнул креатор, поцокав языком и покачав головой.

Прямо как у Высоцкого: «Он, гад, над нами издевался! Ну сумасшедший – что возьмешь?» Будь я в состоянии дотянуться до Платта через голографический монитор, схватил бы этого глумливого подонка за усы и бил мордой об стол, пока его голова не приобрела бы такую же форму, как у его дебильного робота.

– Неужели вы поступитесь своими железными принципами и допустите, чтобы мафия одержала над нами победу? – не унимался я. – Вот уж не ожидал от вас такого вероломства!

– Полноте, герр Шульц! – махнул рукой Морган. – Да что вам может быть известно о моих сегодняшних принципах? Даже полиция предпочитает не вмешиваться, когда одни преступники убивают других, а моя душа при виде такой картины и вовсе ликует. Чем не способ убить бессмертную гидру, как заставить ее пожрать саму себя?.. Ладно, хватит разглагольствовать! Вы и так отняли у меня массу времени! Прощайте, герр Шульц, и прошу: не держите на меня зла! Лучше просто смиритесь с неизбежным и умрите достойно.

И Морган Платт недрогнувшей рукой разорвал связь.

– Да чтоб тебя!.. – вскипел я и в сердцах шарахнул трофейный лок-радар о стену. – Поганая тварь! Чистоплюем был, чистоплюем остался, чистоплюем и подохнешь! Тьфу!

Я плюнул на отскочивший от стены и упавший к моим ногам обломок коммуникатора и в гневе растоптал его каблуком. Пол под нами вибрировал уже довольно сильно, а в воздухе нарастал тревожный гул. Одно упоминание о грядущей утилизации океана давало понять, что сколько бы я ни напрягал фантазию, мне и близко не вообразить масштаб надвигающейся катастрофы. За минувшие дни мы с Викки вволю насмотрелись на здешние водопады – и мелкие, и крупные. Вот только даже самые титанические из них не вызывали во мне мыслей, что мы глядим на изливающийся в Черную Дыру океан. Возможно, море, но не больше. А океан… Способен ли вообще человек представить, как это может выглядеть наяву? Уверен, что даже пресловутый Большой Взрыв, из которого якобы, зародилась наша Вселенная, человеческое воображение нарисует гораздо быстрее, чем падающий в бездну океанический водопад.

– Какой злопамятный у тебя знакомый, – горестно заметила Викки, поигрывая в руке вырванным из кронштейна световым кристаллом. – Двадцать лет прошло, а все еще дуется. Видать, крепко ты ему тогда насолил… И куда теперь? Я имею в виду, куда пойдем, прежде чем отправимся в океанский круиз на край света?

– Для начала поглядим, куда ведет этот проход, и выберемся наверх, – ответил я, указав на уходящую в темноту лестницу. – Затем попробуем добежать до самой высокой точки в городе, а там будет видно. В любом случае, глупо опускать руки, пока есть силы держаться на плаву. Да и просто любопытно хотя бы раз в жизни взглянуть, как выглядит настоящий Всемирный Потоп, прежде чем утонуть в нем.

– Сроду не мечтала ни о чем подобном! – огрызнулась Кастаньета. – По мне, уж лучше застрелиться.

– Так в чем проблема? – мрачно усмехнулся я. – Патронов еще достаточно.

– Только не из твоей базуки! – категорично отмела эту идею Наварро. – Штука хорошая, но грохоту от нее… Терпеть не могу, когда уши закладывает. Особенно перед смертью. Дерьмово умирать напрочь оглохшей!.. Кстати, а почему стало так тихо?

И впрямь, нестройный хор орков, что до сего момента ревел, не переставая, смолк. Если бы не идущий из-под земли гул, в святилище и вовсе воцарилась бы полная тишина. Я выглянул из-за постамента: нет, столпившиеся перед воротами монстры как стояли, так и продолжали упорно стоять, никуда не расходясь. С одним лишь отличием – все твари дружно отвернулись от решетки и пялились в противоположную сторону. Мы наблюдали целый лес зеленых орочьих затылков и – ни одной повернутой к нам морды или нацеленной сюда арбалетной стрелы…

Сейчас оркам было абсолютно не до нас. И хоть мысли, наполнявшие узколобые головы этих тварей, представляли для меня тайну, мне казалось, что я вдруг обрел дар телепатии и могу прочесть то, о чем сейчас думает войско клыкастых чудовищ. Хотя в действительности это были не орочьи, а мои собственные мысли, терзающие мозг так, словно и впрямь некий могущественный телепат навязывал их извне с настойчивостью заевшей пластинки.

«Пора бежать… Бежать… Бежать…»

А интуиция добавляла – уже между строк, разумеется, – что если мы не начнем шевелить ногами, вскорости нам придется энергично махать руками. На наш выбор: брассом, кролем, баттерфляем или же по-собачьи, но в любом случае недолго…

…А в следующий миг святилище сотряс такой толчок, что мы с Викки тут же попадали с ног, а половина стоящих вдоль прохода статуй – с постаментов. У восседающего на троне «минотавра» откололся рог и рухнул, разлетевшись в осколки, неподалеку от нас. Просвет в арке над орочьими головами померк, словно на решетчатый потолок коллекторного зала упала чья-то гигантская тень. Монстры вновь взревели, но их многоголосый рев был практически не различим за какофонией прочих шумов, взорвавших пропитанную надвигающимся ужасом атмосферу подземелья.

Бледный свет, что пробивался сюда через арку, затмила вовсе не тень, а чудовищный водяной вал, вырвавшийся из бездонной расщелины в полу. Покинув тесное русло, стена воды взметнулась под потолок и хлынула во все имеющиеся в зале выходы. И перво-наперво, разумеется, в ворота святилища. Запруда, которую невольно соорудили столпившиеся перед решеткой орки, сдержала поток, но ненадолго. Вода быстро поднялась выше уровня арки и через несколько секунд уже била струями в оконца для цепей подъемного моста. Вдобавок к этому центральный проход расколола поперек широкая трещина, откуда также начал фонтанировать утилизированный океан, отрезавший нас от врагов непроницаемой водяной завесой. Вот только радоваться ей, как радовались мы вовремя опущенной решетке, уже не приходилось. Учиненный Платтом потоп не делал никакой разницы между нами и орками, которым, в отличие от нас, отступать было абсолютно некуда.

Мы же пока имели такую возможность, чем без промедления и воспользовались. Волна, утопившая орочью орду и ударившая в постамент главного «минотавра», успела лишь промочить нам ботинки, но темп, которым прибывала вода в святилище, не позволял больше задерживаться под землей. Освещая путь световым кристаллом, мы сигали через три ступеньки и чувствовали, как неумолимо возрастает давление воздуха в узкой лестничной шахте. Ее конец был скрыт во мраке, но зуд и постреливание в ушах явственно намекали на то, что впереди нас ждет или непроницаемая дверь, или, не дай бог, и вовсе глухой тупик. Вода двигалась по шахте, как поршень по шприцу, и потому трудно было сказать, что при неудачном исходе нас угробит: отсутствие жабр или неприспособленность к убийственному атмосферному давлению.

Все-таки дверь, а не тупик… Толстенная деревянная дверь, почти один в один похожая на окованный железом орочий щит. Заполняющая шахту вода отрезала нас от доносившегося снизу гвалта, что позволяло расслышать шипение воздуха, рвущегося наружу через дверные щели и скважину врезного замка. Будь он не заперт, дверь уже открылась бы от чрезмерно возросшего давления. Поэтому я как бежал, так, не останавливаясь, и влепил пулю прямо в замок, вышибив тот с изрядной частью косяка. Гадать над тем, что ждет нас по выходе из шахты, было некогда. Даже околачивайся там очередная орава монстров, чихать мы на них хотели. За нами ревело куда более грозное чудовище, готовое сожрать всех без разбора в придачу с городом и его окрестностями.

Лишенная запора дверь распахнулась, и мы с Викки выскочили из шахты, словно пульки из дула пневматического ружья. После чего были сбиты наземь ударившим нам в спины гейзером и окачены с ног до головы соленой водой. Можно сказать, нам повезло: Морган решил слить в Черную Дыру теплый океан, а не Северный Ледовитый. Хотя, по существу, велика ли разница, в каком из них утонуть при ныряния с километрового водопада?

Выход из подземного святилища на поверхность располагался в какой-то деревянной постройке, похожей на невысокую башню. Определили мы это, когда оказались уже за ее пределами, вынесенные волной через распахнутые ворота прямо на площадь, подобно выплеснутым из ведра утопленным котятам. У настигшего нас потока попросту не осталось сил волочить по мостовой двух человек, и он растекся вширь, теряя прежний напор, но отнюдь не иссякая. Гейзер внутри башни продолжал бушевать, а напор изливающейся из нее воды усиливался прямо на глазах.

Утираясь и отплевываясь, мы поднялись с булыжников и, хлюпая ботинками по воде, отбежали подальше от бурлящей рядом с нами стихии. И лишь тогда позволили себе осмотреться и решить, в какую сторону бежать дальше.

Как известно, причиной библейского Потопа послужил сорокадневный ливень, ниспосланный на Землю самим Господом, надумавшим покарать многогрешное человечество. Мотивы, что подвигли креатора Платта устроить нам и сицилийцам аналогичную кару, были в целом сродни мотивам Всевышнего, но технология исполнения наказания разительно отличалась. Вместо хлябей небесных Морган разверз под нами земную твердь, отчего ход нашего наводнения протекал на несколько порядков быстрее ветхозаветного. Да и выглядел этот потоп гораздо эффектнее, нежели монотонно льющий с неба дождь.

Гейзер, что бурлил рядом с нами, был отнюдь не единственной приметой надвигающегося катаклизма. Когда мы выбрались из святилища, город уже натуральным образом трещал по швам от яростно прущей из-под земли воды. Она подмывала фундаменты зданий, шутя разваливая даже непоколебимые на вид постройки. Трещины одна за другой прорезали булыжные мостовые, выпуская на поверхность все новые и новые фонтаны. Порой те вздымались высоко над крышами домов и подбрасывали в небо всевозможный хлам. Теплые океанские воды и холодный климат этого участка Утиль-конвейера породили туман, сгуститься которому правда препятствовал не утихающий порывистый ветер. Он же носил теперь вместо снега соленую водяную пыль – предвестницу готового вот-вот разлиться здесь океана.

Площадь, на которую нас занесло, была определенно центральной площадью города. Справа от нас возвышалась ратуша, оказавшаяся при внимательном рассмотрении уменьшенной неточной копией Кельнского собора без крестов. Вряд ли их сбили орки – судя по всему, такова была изначальная задумка здешнего креатора (именно отсутствие на здании религиозной символики позволило мне предположить, что перед нами все-таки правительственное учреждение, а не храм). В остальном сходство прослеживалось лишь в общих чертах. Мощный фасад с выбитым мозаичным окном был обрамлен по краям двумя высокими готическими башнями-колокольнями. Само здание ратуши было вполовину ниже их. В центре его двускатной крыши торчала третья башня с высоким шпилем – часовая. О ней я уже упоминал – это на ее покосившийся шпиль я обратил внимание при первом осмотре заброшенного города с окраины.

Замеченные мной оттуда же особняки местной знати располагались по периметру площади, залитой водой уже по щиколотку. Как я опять-таки ранее упоминал, поселение было выстроено в чашеобразной впадине, поэтому вырывающаяся из недр стихия планомерно стекалась от окраин к центру, прибывая с катастрофической скоростью. В настоящий момент город походил на опущенный в воду мелкоячеистый дуршлаг. Отправленный на утилизацию океан проникал в него через тысячи отверстий, не оставляя никакой надежды на то, что эта «посудина» удержится на плаву.

Вопреки тому что мы с Викки очутились в самом неудачном для жертв потопа месте, близость ратуши не позволила нам пасть духом. Когда вода заполнит котловину, перельется через городские стены и водопадом хлынет с яруса, ратушная крыша теоретически должна была остаться над водой. Вместе с тюрьмой, расположенной на противоположной от обрыва окраине, и пожарной каланчой. Я прикинул, что оба этих высотных сооружения будут затоплены в лучшем случае лишь до половины. Идеальным местом для спасения могла бы стать отдаленная от пропасти тюрьма, разрушить которую не сумело бы и цунами. Вот только нам при всем желании не добраться до нее против течения бегущей по улицам и вдобавок прибывающей воды. Достичь каланчи было куда реальнее, но сама она выглядела слишком уж неустойчивой, а если у нее в фундаменте еще пробьется гейзер, башне и подавно не выстоять.

Выбора у нас не имелось, и мы, промокшие и жалкие, словно пассажиры тонущего «Титаника», рванули к ратуше. Хромоногой Викки пришлось вновь опереться о мое плечо, поскольку ковылять по воде было для нее вдвойне тяжелее. К тому же под ногами постоянно путался плавающий мусор, сносимый водяными потоками на площадь со всего города. Благо идти пришлось недалеко – сотни полторы шагов, – и дорога к спасительной ратуше не отняла у нас много времени. Чего нельзя было сказать о силах. Они таяли, словно сугробы, что в прибывающей теплой воде растворялись без остатка за считаные минуты.

Я и Кастаньета прошагали примерно полпути, когда вода поднялась нам до колен, и девушка взмолилась о кратковременной передышке. Мы как раз добрели до скульптурного фонтана, расположенного в центре площади и, разумеется, не функционирующего. Мраморная скульптура представляла собой рыцаря в тяжелых доспехах, замахнувшегося мечом на лежащего у него в ногах некрупного дракона с разинутой пастью. Судя по тому, что оскалившееся чудовище смотрело точно в зенит, когда-то именно из его пасти бил в небо радующий горожан фонтан. Сегодня, когда вся площадь превратилась в одну грандиозную водную феерию, эта городская достопримечательность не вызвала у меня ничего, кроме горестной усмешки.

Передохнув полминуты, мы потопали дальше, намереваясь достичь высокого крыльца ратуши все-таки на своих двоих, а не вплавь. Ну а потом останется только выбраться на крышу или подняться в одну из двух колоколен (покосившаяся часовая башня по вполне очевидным причинам нас не интересовала) и уповать на то, что это поможет, а здание окажется столь же устойчивым, как его реальный прототип – Кельнский собор, чей почтенный возраст приближается аж к девятистам годам.

Однако неприятность, которая поджидала нас на входе в ратушу, стала для меня откровенным сюрпризом. Я полагал, что если в разграбленном городе где-то и остались невыломанные двери, то уж точно не в ратуше. Уверенность моя была ошибочной. Цельнометаллические двустворчатые ворота ратуши оказались наглухо запертыми, причем изнутри, поскольку ни навесных, ни врезных замков на них не обнаружилось. Пытаться вскрыть ратушу при помощи «Экзекутора» было все равно что рубить топориком для колки льда столетний дуб – затея в принципе выполнимая, но только при наличии неограниченного запаса времени и огромного желания заниматься бестолковой работой. Времени у нас было в обрез, отчего энтузиазм к сомнительному труду во мне и подавно не проснулся. Зато появилась идея попробовать влезть в здание через окно, тем более что за выбитыми витражами не наблюдалось никаких решеток. Единственная загвоздка: окно на фасаде располагалось на недосягаемой для нас высоте. С наскока такое расстояние может преодолеть разве что громила-орк, но не человек, тем паче хромоногий, как Викки.

– Подожди здесь, – наказал я ей, а затем, оставив «Экзекутор» на крыльце, сбежал обратно в воду и побрел к углу здания проверять, как обстоят дела с окнами на боковой стене ратуши. Вода поднялась уже до бедер, что вынуждало шагать еще медленнее и тратить на это уйму лишних сил. Я подозревал, что если мой разведывательный рейд не принесет результата, обратно мне будет легче плыть, чем идти. Поэтому решил заранее подготовиться к этому и оголился по пояс, избавившись от промокшей одежды, проку от которой сейчас было гораздо меньше, чем вреда. И хоть ветер продолжал стегать меня холодом, теплая океанская вода понемногу нагревала воздух. Такими темпами к моменту полного затопления города от зимы здесь обещали остаться одни воспоминания.

Добравшись до угла, я с удовлетворением отметил, что сводчатые окна по эту сторону ратуши проделаны ниже, чем фасадный витраж, и мне наверняка удастся подсадить Кастаньету на подоконник, после чего она спустит мне оттуда, к примеру, ремень от штуцера, и я взберусь в окно сам. Ну а ежели вдруг наши потуги окажутся тщетными, можно будет ухватиться за ветви дерева, растущего возле первого окна, и по мере прибывания воды перехватываться все выше и выше, пока та не достигнет подоконника и не позволит нам «вплыть» в ратушу. Ничего сложного, разве только у нас в запасе останется очень мало времени, чтобы сориентироваться в огромном незнакомом здании, что неумолимо погружалось под воду, словно все тот же приснопамятный «Титаник»…

Я крикнул Виктории, дабы она хватала оружие и ковыляла ко мне, тем более что поднявшаяся до пояса вода позволяла подруге передвигаться уже без посторонней помощи. Однако едва девушка, держа «Экзекутор» над головой, шагнула в воду, как город сотряс новый толчок, похожий на тот, что предшествовал первому стихийному выбросу, заставшему нас в святилище «минотавра». Только теперь подземный удар был на порядок мощнее, и, когда мы после очередного купания поднялись на ноги, затопленная мостовая под нами ходила ходуном так, будто в недрах под ней закипел паровой котел невиданных размеров. От тряски у меня застучали зубы, а мир перед глазами превратился в размытую галиматью невразумительных контуров. Я ухватился за стену ратуши, решив, что это поможет мне унять дрожь, но, поскольку огромное здание тряслось вместе с остальным миром, ничего у меня, понятное дело, не вышло. В растерянности я даже не подумал над тем, что могу шутя получить по голове обломком черепицы или кирпича и умереть в неведении, что за дерьмо опять надвигается на этот многострадальный городишко.

Тряска усилилась, и я решил, что еще немного, и у меня в голове точно «закоротит» какой-нибудь нерв или сплетутся в узел пара-тройка мозговых извилин. Но подземное «кипение» быстро сошло на нет, сменившись нарастающим низким гулом, который, впрочем, тоже не предвещал нам ничего хорошего.

Пытаясь выяснить, откуда он исходит, я взялся испуганно озираться, но вскоре тайное стало явным настолько, что его не заметил бы разве слепой. На городской окраине, за зданием тюрьмы вырастало нечто похожее на атомный гриб, а точнее, ту его разновидность, что возникает при подводных ядерных взрывах; как они выглядят, я помнил по одной старой документальной кинохронике. Еще это «нечто» напоминало раскрывание колоссального хлопкового плода или растущую шапку пивной пены… При наличии воображения можно было подобрать увиденному чуду не один десяток аналогий, но едва я обнаружил источник угрожающего шума, как утратил все сомнения относительно его природы.

Сочащаяся из-под земли вода, которая до сей поры пугала нас бурными потоками и гейзерами, являлась всего лишь цветочком в сравнении с той ягодкой, что росла сейчас у меня на глазах. Пенистый бурун высотой в три сотни метров и диаметром в половину города навис над ним миллионами тонн выброшенной на Утиль-конвейер воды. Рокочущий громовыми раскатами исполинский белый купол сначала взметнулся ввысь, после чего резко опал чуть ли не вдвое, будто брошенный на стол и растекшийся по нему большой кусок теста. Буйство водной стихии подчинялось царившим здесь привычным законам физики, и потому океан стремился вернуться в единственно приемлемую для себя форму. И вряд ли при такой массе вырвавшейся из недр воды что-то могло ему в этом помешать.

– Назад! – крикнул я и бросился к остановившейся в нерешительности Викки. – Не стой столбом! Быстро на крыльцо!

Бежать по пояс в воде было еще худо-бедно можно, но только не наперегонки с несущимся на город цунами, ревущим, как эскадрилья реактивных истребителей. Вместо того чтобы перебирать ногами, я оттолкнулся от дна и плюхнулся вперед, как принявший эстафету пловец. Затем оттолкнулся еще и еще, пока такими лягушачьими скачками не достиг ратушной лестницы, затопленной уже больше чем наполовину. Наварро вернулась на крыльцо раньше меня, но взобрались мы на него почти ноздря в ноздрю. После чего я ухватил подругу за плечо и потянул ее к запертым воротам.

В них, как ни парадоксально, и заключалась сейчас наша единственная надежда на спасение. Чтобы отворить снаружи огромные створы ратушных ворот – тогда, когда они не были заперты на засов, – нужно было потянуть за два железных кольца, настолько массивных, что казалось, их нарочно отливали для могучих дланей будущих захватчиков города – орков. В нашем случае размер этих колец тоже играл нам на руку, причем в буквальном смысле слова.

– Делай как я! – стараясь перекричать рев надвигающейся стихии, проорал я Виктории, а затем, перекинув отобранный у нее штуцер за спину, продел руку в одно из колец до самого плеча, приковав себя таким образом к воротам ратуши. Кастаньета могла пока лишь догадываться, зачем я это сделал, но как бы то ни было, без промедления последовала моему примеру. Свободной рукой я крепко обнял подругу за плечи, а она в свою очередь без подсказок ухватилась за мой брючный ремень. Не сойди окружающий нас мир с ума, наверное, со стороны мы напоминали бы влюбленную парочку, замершую в нерешительности на пороге церкви. Никто бы и не подумал, что через мгновение он узрит на этом месте горячечный кошмар художника Айвазовского, точно переименовавшего бы после такого видения свой «Девятый вал» во что-нибудь менее одиозное, наподобие «Море волнуется».

– Задержи дыхание! – Последнее, что успел крикнуть я Кастаньете перед тем, как нас поглотила ревущая пучина. Времени попрощаться уже не оставалось, поэтому мне пришлось сказать Викки «прощай» мысленно. По ее ответному взгляду я догадался, что она думает о том же…

А затем мчащийся с ураганной скоростью водяной вал накрыл город, как прибойная волна накрывает песчаные замки, сооруженные у самой кромки пляжа. Миг, и из всех зыбких построек остаются лишь жалкие остатки тех, на строительство которых было израсходовано больше всего песка. Остальные же исчезают бесследно, что, впрочем, не дает первым никакого преимущества над вторыми, ибо следующая волна полностью устраняет разницу между теми и другими…