Глава 14
Мог ли я ранее предполагать, что однажды наши отношения с Викки зайдут так далеко? Вряд ли. Пока она состояла в «Дэс клабе», ни о каком сближении Кастаньеты и Созерцателя не могло идти и речи. Я был в курсе, что, помимо Демиурга, еще несколько «мертвецов» пытались ухлестывать за своей очаровательной одноклубницей. А она упрямо игнорировала их ухаживания, предпочитая заводить романы с кем угодно, только не с боевыми товарищами. Их же сильно коробило такое к себе отношение Виктории, что порождало вполне закономерную ревность и желание свести счеты с теми, кого неприступная баскская красавица удостаивала своей благосклонности.
К тому же Кастаньета будто злонамеренно подставляла своих кавалеров под гнев отвергнутых соратников. Она не держала свои любовные похождения в секрете и лишь беззаботно посмеивалась, когда мстительный Демиург устраивал бесчинства в квадрате ее очередного любовника. Наварро видела во всем этом игру, которую она – уроженка страны жестких католических устоев и клановых традиций – не могла безнаказанно вести в реальности. Вот Викки и отыгрывалась в Менталиберте на полную катушку, пробуя на вкус недоступные ей прежде запретные плоды бурных романтических приключений. В то время как не все обиженные на Викторию одноклубники принимали ее легкомысленные выкрутасы за обычную М-эфирную забаву и реагировали на них чересчур болезненно.
С этими горящими жаждой мести юнцами и опасался связываться Созерцатель, привыкший за пятнадцать лет к неторопливому укладу жизни в своей неприметной церкви. Сближение с Кастаньетой вмиг перевернуло бы мой тихий мирок с ног на голову… Что, собственно говоря, в итоге и произошло, лишний раз доказав, что закон неотвратимости судьбы распространим и на Менталиберт. То, чего я всячески избегал, все равно настигло меня, спутав все карты и сделав мое легко прогнозируемое будущее туманным и малоутешительным.
Теперь удерживать с Викки дистанцию, допустимую для дружбы, но исключающую перерождение ее в нечто большее, было бессмысленно. И потому я решил, что пусть наше сближение станет для меня наградой за все те неурядицы, какие причинила Созерцателю безалаберность «Дэс клаба». Маленькой компенсацией за риск и срыв всех моих планов на дальнейшую спокойную жизнь.
Какие цинизм и меркантильность, возмутитесь вы – превращать дружбу в любовь на основе личной выгоды и, что еще отвратительнее, беспомощности обратившейся к тебе за подмогой девушки! А как же благородные побуждения и романтические чувства, без которых не могут обойтись ощущающие друг к другу симпатию герой и героиня? Где, в конце концов, сила твоих эмоций и калейдоскоп переживаний, просто обязанные сопровождать ваши отношения, что под влиянием чрезвычайных обстоятельств вышли на новый виток своего развития?! Где все это, черт тебя побери?! Раз вызвался на роль главного героя, значит, будь добр, соответствуй своему почетному статусу и прививай слушающей твой рассказ молодежи любовь к возвышенному и прекрасному!..
К сожалению, вынужден разочаровать ту романтически настроенную часть моей аудитории, что ждет от нас с Викки высоких откровений и глубоких погружений в недра собственных душ. Спорный вопрос, есть ли они вообще у прошедших танатоскопию либерианцев. Если даже и есть, равнять те души с душами обычных людей – занятие, мягко говоря, неблагодарное. Ну, а беря во внимание теорию профессора Эберта, согласно которой я и члены «Дэс клаба» сами являемся душами, не обремененными телами и привычными мирскими заботами, то выходило, что копаться в себе нам было и вовсе заказано. По крайней мере, «мертвецы» Демиурга уж точно избавились от собственных тел и переселились в Менталиберт не для того, чтобы предаваться здесь подобным рефлексиям.
Насчет романтики все немного сложнее, ибо, по моим наблюдениям, кое-кто из одноклубников Кастаньеты не утратил этого мировоззрения и после смерти. Стало быть, окажись они сейчас на нашем с Наварро месте, вас и впрямь ожидала бы самая настоящая романтическая история со всеми присущими ей атрибутами. Однако обстоятельства сложились так, что в данный момент все романтики в этом спектакле представляли собой кучу сваленных на заднем плане трупов, оставив на сцене сплошь прожженных циников, прагматиков и эгоистов. А они не привыкли украшать свои отношения поэтической мишурой, предпочитая ей предельно понятные слова и поступки. Которые хоть и не годились для того, чтобы воспитывать на их примере в молодежи чувство прекрасного, зато наглядно демонстрировали, как не пасть духом в откровенно безнадежной ситуации…
Я и Кастаньета прекрасно знали, что каждый из нас пошел на эту близость в первую очередь из эгоистических побуждений и только во вторую – по причине давней симпатии к партнеру. Знали и воспринимали это как должное, без каких-либо взаимных претензий и обид. Секс, которому мы предавались на кровати лучшего номера в ковбойском салуне, был главным средством борьбы со скукой, что неминуемо настигла жизнелюбку Викки в отрезанном от Менталиберта квадрате. Прочие средства – выпивка, сопутствующие ей разговоры и экскурсии к обрыву для наслаждения великолепием здешних водопадов, – также помогали нам коротать время в Черной Дыре, но мы ими не злоупотребляли. Чего нельзя было сказать о сексе. Этот грех довлел над нами, как земное тяготение – над прыгунами в высоту, вынуждая вновь и вновь возвращаться в номер, чтобы отвести душу в объятиях друг друга. Мы будто пытались спешно наверстать все те упущенные возможности предаться совместному разврату, которые были у нас на протяжении минувших лет. Соответствуй мое М-эфирное тело моему фактическому возрасту, я неминуемо отбросил бы копыта уже через полдня такого активного времяпрепровождения.
Виктория объяснила, что взятый нами темп забегов в спальню обязан придать Наварро чувство настолько глубокого удовлетворения (а в идеале – пресыщения), чтобы до тех пор, пока я не вытащу ее в Менталиберт, она и думать забыла о сексе. Прагматичная девушка, что ни говори. Поэтому мы и любили друг друга так, словно только что познакомились, а на завтра был объявлен Конец Света… Который, однако, мог и впрямь для нас обоих скоро наступить, если сицилийцы не примут мое откупное предложение…
«Эй, да хватит уже топтаться вокруг да около! Давай наконец подробности! Что, куда, как и под каким углом!» – вот-вот должны вскричать те слушатели, которые в отличие от трепетных романтиков обожают смаковать не чувственно-душевные перипетии двух любовников, а их парные телесные экзерсисы.
Что ж, вполне понятное желание. Мы тоже когда-то были молодыми и чушь прекрасную несли… Однако смею разочаровать и вас, любители историй о том, как могучие воины в красных шлемах с боем прорываются в жаркие пещеры, чтобы в их глубинах выплеснуть Нектар Жизни на алтарь Вечной Страсти… Неужто вы действительно надеялись, что Арсений Белкин будет, пуская слюни, рассказывать вам о подвигах своего не то чтобы могучего, но вполне боеспособного воина в красном шлеме? Не дождетесь! Все похождения этого парня касаются только меня и хозяйки той пещеры, которую он на протяжении почти четырех дней подвергал регулярным штурмам. Ничего экстраординарного – классическая, проверенная тысячелетиями тактика. За это время ей было посвящено столько учебников, что если сложить все их в стопу, а рядом соорудить аналогичную из книг по военному ремеслу, выпущенных за тот же период, первый столп превысит второй на несколько порядков. Так неужели вам этого мало, и вы всерьез полагаете, что только истории о подвигах моего воина там и не хватает?
Умоляю, увольте меня со строительства этой Вавилонской башни!..
«После отправки моего запроса постарайтесь оставаться на месте и дождитесь эвакуатора», – так было написано в последнем пункте наставлений мадам Ихара. Как выглядит эвакуатор, она не уточнила, но я был уверен, что, когда он явится сюда по мою душу, я его ни с чем не перепутаю.
Прогноз полностью оправдался. По истечении шести часов с подачи Каори запроса над околицей ковбойского поселка нарисовался летательный аппарат, размерами и «хищной» формой напоминающий боевой вертолет без винтов и с укороченным хвостом. Принятые мной поначалу за оружейные консоли, на самом деле короткие крылья аппарата предназначались для крепления четырех – по два на каждом крыле – подъемных двигателей, похожих на установленные вертикально короткие турбины. Только вместо крыльчаток и роторов внутри цилиндрических кожухов вращались маленькие смерчи из ослепительно голубых молний. Сами же двигатели не ревели и не извергали из себя потоки воздуха, а лишь гудели, как высоковольтные трансформаторы, и при этом умудрялись удерживать аппарат на лету гораздо увереннее своих механических аналогов. На каждом его борту и в кормовой части, под хвостом, имелось по одному пассажирскому люку, правда, иллюминаторы в салоне почему-то отсутствовали. Глядеть на мир изнутри этой машины при задраенных люках можно было лишь через стекла пилотской кабины, которая, если я правильно рассмотрел, не отделялась от салона перегородкой.
Черный, гудящий и летающий эвакуатор показался мне тем не менее знакомым. Определенно, раньше я встречал подобную фантастическую технику в каком-нибудь гейм-квадрате. Вероятно, я и сейчас принял бы воздушного гостя за ненароком залетевший к нам в поселок «мусор», если бы не надпись «Администрация», начертанная на обоих бортах фюзеляжа. А на его тупоконечном носу, сразу под лобовым стеклом пилотской кабины, красовалось название модели аппарата: «Блэкджампер». Надо полагать, у Платта на службе состоял не один такой челнок. Ведь наверняка случаются дни, когда кандидатов на возвращение в Менталиберт набирается гораздо больше, чем десяток статистов, способных уместиться в салоне этого «Блэкджампера».
Я подумал было, что эвакуатором управляет автопилот, но, присмотревшись, обнаружил в двухместной кабине челнока полноценный экипаж, одетый в униформу и легкие шлемы с глухими забралами из тонированного стекла. Какие, однако, старомодные в квадрате Моргана порядки. Неужто у креатора, создавшего столь грандиозное сооружение, как Утиль-конвейер, не хватило фантазии обустроить в нем полностью автоматическую систему эвакуации? Но, с другой стороны, что мне вообще известно о здешних порядках? За пять дней пребывания в Черной Дыре я практически не высовывал носа из салуна и не узнал ничего нового об окружающем нас уникальном мире. Так что любые сделанные мной о нем выводы являлись заведомо некомпетентными.
Как и было уговорено, во избежание недоразумений Кастаньета затаилась в салуне и не высовывалась. Надо думать, эвакуаторы знали о ее существовании, но все равно, нечего было девушке привлекать к себе лишнее внимание. Я заранее попрощался с ней и потому, выйдя из салуна, больше не оглядывался. И вообще старался всячески соответствовать образу равнодушного ко всему статиста – при отсутствии паспортного клейма единственной ипостаси, позволительной мне на людях.
Завидев меня, пилот «Блэкджампера» перелетел через перегородившую выезд из поселка поваленную Эйфелеву башню и приземлился в полусотне метров от салуна. Я полагал, что мое оружие не смутит эвакуаторов – наверняка им доводится иметь дело и не с такими головорезами. Догадка вновь оказалась верной. Покинувший кресло второй пилот распахнул боковой люк, выскочил наружу и, будто не замечая нацеленный на него штуцер (я бы допустил непростительную ошибку, выказав, что жду прилетевший за мной челнок), поднял вверх правую руку с зажатым в ней предметом, похожим на круглое зеркальце. Мне в глаза блеснул изумрудный зайчик, после чего я был вынужден беспрекословно опустить оружие.
Созерцатель не является статистом, но ради конспирации он был просто обязан вызубрить сигнальную административную азбуку от «а» до «я». Сейчас пилот отдавал мне световую команду, какой администраторы усмиряют наделенных искусственным интеллектом агрессивных обитателей гейм-квадратов. Созерцателю было велено выйти из роли убийцы и стать обычным безобидным статистом, что я и сделал, дабы не вызывать подозрений.
Пилот спрятал в карман сигнальное устройство, а затем нацелил в меня свой лок-радар, очевидно проводя сканирование и выясняя, что я – именно тот, за кем прибыли эвакуаторы. Сняв показания, проверяющий внимательно изучил результат, потом убрал сканер и, не поднимая светонепроницаемого забрала, громко спросил:
– Персона Гамма – дробь – шесть за номером?.. – Далее последовал индивидуальный инвентаризационный номер, состоящий из точной, вплоть до секунды, даты нашего с Викки прибытия на Утиль-конвейер. Такие отметки высвечивались на дисплеях наших коммуникаторов и отличались лишь тем, что Кастаньета получила серийный ярлык «Гамма-дробь-семь». Однако администратор ошибся и переврал предпоследнюю цифру моей маркировки, хотя остальные компоненты многозначного числа он назвал точно.
– Названный вами код неверен, – ответил я, как и полагалось отвечать в такой ситуации образцовому статисту.
– Похоже, я оговорился, – заметил по этому поводу пилот, после чего переспросил мой инвентаризационный номер. На сей раз он был озвучен правильно, но тем не менее я насторожился. Допустив оговорку, эвакуатор, сам того не желая, сознался в том, что он не статист, а полноценный либерианец. Однако когда он безошибочно повторил длинную комбинацию цифр, даже не сверившись со сканером, это могло означать лишь одно – прежняя ошибка была допущена им намеренно, а я подвергся специальной проверке. Интересно, с какой целью. Неужели после стольких лет Платт вдруг узнал меня? Он тоже работал на «Терру» и был в курсе о сделанной мне танатоскопии, поэтому мог и впрямь засомневаться в том, что я – статист. Ну да ладно, скоро так и так все выяснится.
– Совершенно верно, – подтвердил я названный пилотом код. Несмотря на отсутствие естественного интеллекта, статист все же не безмозглый автомат и не обязан отвечать на вопросы протокольными фразами.
– Персона Гамма-дробь-шесть, тебе надлежит прибыть с нами в карантинный блок для последующей реэвакуации в Менталиберт, – сообщил пилот, указав на «Блэкджампер», и добавил: – Сдай мне свое оружие.
– Это невозможно, – возразил я. – Неотделимый компонент. Согласно протоколу сорок-дробь-восемьдесят отъем такого оружия у владельца нарушает конструктивную целостность персоны статиста.
Я нагло солгал администратору прямо в глаза. Чтобы убедиться в этом, ему было достаточно взять сканер и уточнить результаты моей идентификации по тому протоколу, на который я сейчас ссылался. После этого сообщить о допущенной мной неточности и повторить приказ отдать оружие. Я, безусловно, буду вынужден признать свою ошибку (нет ничего необычного в том, что программа отправленного в утиль статиста давала такие сбои) и подчиниться…
Короче говоря, я тоже решил устроить эвакуатору маленькую проверку на соответствие занимаемой должности. И он, к моему удивлению, эту проверку провалил, выказав прямо-таки вопиющую халатность. Вместо того чтобы, как положено, изобличить меня во лжи, пилот махнул рукой и бросил:
– А, ладно, неважно. Двигай в челнок. Надо торопиться, мы и так опаздываем.
Любопытная складывалась картина. Речь шла не о об одежде статиста, а о его оружии, и, значит, отклонения от инструкций в этом вопросе категорически не допускались. Подозревай эвакуаторы, кто я такой на самом деле, разве они оставили бы мне штуцер? А если не подозревали, к чему тогда было намеренно коверкать мой инвентаризационный код, пытаясь подловить меня на мелочах? Мнительный администратор по определению не может халатно относиться к своим обязанностям. Значит, он либо очень поверхностно выучил свои обязанности, либо только прикидывался администратором, а в действительности мог быть кем угодно. Или это просто у меня чересчур разыгралась паранойя, в то время как пилот и в мыслях не держал никакого коварства…
Так или иначе, но «Экзекутор» остался при мне и был заряжен убойными пулями четвертого калибра. В ограниченном пространстве салона «Блэкджампера», куда приглашал меня эвакуатор, я мог в случае угрозы за считаные секунды разнести в клочья всех, кто там находится. Главное, держать ухо востро и не дать себя разоружить ни под каким, даже безобидным предлогом. Не исключено, что пилот нарочно не стал вступать со мной в конфликт из-за штуцера, дабы усыпить мою бдительность и обезоружить подозрительного статиста в более благоприятных условиях.
В совмещенном с пилотской кабиной салоне не оказалось никого, кроме первого пилота – грузного парня (в реальном мире такой толстяк вряд ли прошел бы аттестацию на летчицкие корочки) в таком же непроницаемом шлеме, как у напарника. Терзаемый подозрениями, я ожидал застать внутри как минимум полдюжины громил и потому, обнаружив все пассажирские кресла пустыми, испытал изрядное облегчение.
– Усаживайся. Через полминуты взлетаем, – наказал мне второй пилот, задраив люк и, обведя рукой восемь кресел, выстроенных вдоль обоих бортов по четыре штуки в ряд. Глянув на них в свете маленького настенного фонаря, я вспомнил, где и когда мог видеть прежде подобные челноки. В фантастических гейм-квадратах и М-эфирных постановках, как правило, на таких летательных аппаратах спускаются с орбиты десантные подразделения. Вместо неудобных ремней безопасности над каждым креслом был оборудован шарнирный трубчатый захват-рама, открывающийся вверх и снабженный мягкими накладками для плеч пассажира; с подобной фиксирующей технологией наверняка встречались и те, кто посещал аттракцион «Русские горки». Вернувшийся на свое место второй эвакуатор не уточнил, куда мне садиться, и я выбрал предпоследнее кресло в ряду, что располагался за спиной первого пилота. А на соседней паре кресел разлегся «Экзекутор», чьи стволы были предусмотрительно направлены на экипаж. Наверняка пилоты заметили это, но никакого беспокойства не проявили.
Зато они не обратили внимание на кое-что другое, и, как выяснилось чуть погодя, напрасно не обратили. Открыв захват, я заметил встроенный ему в шарнир пружинный блокиратор, чей ригель – в настоящий момент полностью отжатый – вставлялся в отверстие на подвижной раме. По логике, отпирающая фиксаторный механизм кнопка должна была располагаться на захвате в удобном для пассажира месте. Однако, осмотрев поднятую раму, я не нашел на ней ничего похожего: ни справа, ни слева, ни спереди. Как именно закрывался и открывался блокиратор, мне было непонятно, однако предельно ясно, что, когда ригель застопорит раму в закрытом положении, я вряд ли сумею открыть ее без посторонней помощи.
Много ли надо человеку с параноидальными замашками, чтобы вновь начать подозревать всех и вся? Усевшись в кресло, я, как и положено, опустил фиксирующий захват, но не до конца. Незаметно оторвав от пола пятку правой ноги, я чуть приподнял бедро и положил на него горизонтальную перемычку рамы. Эта маленькая хитрость не позволила ей полностью опуститься, а ригелю блокиратора – совпасть с гнездом. Теперь срабатывание замка мне было не страшно, поскольку он никоим образом не мог помешать удержать меня в кресле.
«Ничего страшного, – подумал я, для пущей убедительности отпуская захват, дабы пилоты не подумали, что я нарочно придерживаю его руками. – Все равно лететь недолго. Авось не выпаду на вираже – ведь не с околоземной орбиты, в конце концов, десантируемся. Только бы икра не затекла в таком неудобном положении…»
И не успел я додумать эту мысль, как в салоне раздалось резкое синхронное щелканье блокираторов кресельных бандажей. Фиксатор на моем захвате тоже попытался лишить меня свободы, но тщетно. Промазав мимо отверстия, он бестолково уткнулся в раму и остался в этом положении. Но если бы я опустил сейчас правую пятку обратно на пол, вместе с ногой опустилась бы рама и блокиратор тут же запер бы меня в кресле безо всяких поблажек.
Только теперь я и подавно не намеревался совершать такую глупость, пусть даже экипаж планировал усадить меня под замок с самыми благими целями, дабы пассажир и впрямь не вылетел из кресла при резких маневрах. Впрочем, моя маленькая каверза не осталась незамеченной. Ригель незапертого блокиратора еще несколько раз щелкнул о раму, после чего пилоты молча переглянулись, а затем оба повернулись ко мне.
– Эй, приятель, мы взлетаем, – предупредил меня толстяк. – Тебе нужно пристегнуться. Будь добр, поправь свою трахнутую крышку, а то она, похоже, заклинила…
Как заметил однажды один мудрый человек – к сожалению, не помню кто: «Если у вас развилась паранойя, это еще не значит, что за вами действительно никто не следит». Вряд ли подобная ситуация может считаться распространенной – все же беспочвенная мания преследования давно признана психиатрами хрестоматийным нервным расстройством. Но мой сегодняшний случай, как выяснилось, имел-таки под собой почву. Это делало его непригодным для включения в медицинские хрестоматии, зато позволило мне не предстать перед врагами с открытым от удивления ртом, а быстро сориентироваться в неблагоприятной обстановке.
Продажный ублюдок Демиург не был знаком с Созерцателем, что вовсе не мешало Созерцателю неплохо знать эту легендарную личность. Я достаточно понаблюдал за «Дэс клабом» и его проделками, чтобы не забыть голос и манеру общения толстяка-председателя. Поэтому едва первый пилот открыл рот и обратился ко мне, я моментально опознал его даже под светонепроницаемым забралом шлема. Личность второго пилота и то, как они оба здесь очутились, меня уже не интересовали. Затертое до дыр выражение «длинные руки мафии», как и моя паранойя, получили очередное доказательство того, что они возникли не на пустом месте. Южный Трезубец добрался до меня, а стало быть, в любую минуту может добраться и до Викки.
Само собой, я не подчинился требованию пилота. Стоит только кресельному бандажу меня обездвижить, и моя песенка спета. Вон, напарник толстяка пусть и уселся для отвода глаз за пульт управления, а пристегиваться, гад, не спешит. Хотя его кресло тоже оборудовано рамочным фиксатором. Почему это он медлит, хотелось бы спросить…
Но спросил я не его, а первого пилота. Причем задал вопрос лаконичный и емкий настолько, что, услыхав его, псевдоэвакуаторы сей же миг выказали свою подлинную сущность. А что им еще оставалось делать? Убеждать меня на словах, что я не прав?..
– Демиург?! – рявкнул я, резким движением открывая незакрепленный бандаж и хватая лежащий под рукой «Экзекутор». – И ты здесь, гнида паскудная!
Первым сорвал с себя маску толстяк, а у его сицилийского приятеля не осталось иного выхода, как тоже саморазоблачиться. Надо отдать им должное, парни разработали действительно неплохой план и практически на ура отыграли его начало. Кто бы мог предугадать, что, несмотря на их старания, я возьму и вдруг опознаю Демиурга по голосу?
– Убейте его, мистер! Он не статист! – заверещал Демиург, сжимаясь, как от удара, и пытаясь укрыться за спинкой своего кресла. Этому препятствовали габариты толстяка и опущенный ему на плечи бандаж, который он не снимал при посадке. – Убейте его, ради всего святого!..
Поскольку мой штуцер лежал нацеленным на Демиурга, первые два заряда я решил всадить ему в спину, а уже следующими пулями нафаршировать сицилийца. От грохота ружейного дуплета в не слишком просторном салоне «Блэкджампера», казалось, едва не вылетели стекла кабины и не распахнулись люки. Вдобавок выстрелы наградили меня звоном в ушах и частичной потерей слуха. В голове пронеслась мимолетная мысль, что следовало прислушаться к совету моего оружейника и сделать автоматический штуцер одноствольным. Как будто без этого выпендрежа «дальний родственник базуки» не обладал достаточной убойной силой! И что за блажь тогда на меня накатила? Наверняка лишь всеведущий дедушка Фрейд сумел бы докопаться до ее корней и вскрыть первопричину моей болезненной оружейной «гигантомании».
Но, вопреки моим ожиданиям, внезапно случилось то, что, на первый взгляд, не могло случиться в принципе. Я стрелял в Демиурга с пяти шагов и даже гипотетически не мог промахнуться. И не промахнулся, всадив обе пули в спинку пилотского кресла – аккурат между лопаток экс-председателя «Дэс клаба». Вот только второпях я не учел тот фактор, что нахожусь внутри не гражданского, а военного летательного аппарата, где безопасности экипажа было уделено повышенное внимание. Кресло толстяка, как наверняка и прочие сиденья в «Блэкджампере», оказалось пуленепробиваемым. Штуцерные заряды врезались в скрытую под мягкой обшивкой бронированную пластину и увязли в ней, словно заклепки. Демиург выжил, но заработал сокрушительный удар по хребту, от которого тряхнул головой так, что потерял шлем и едва не выплюнул собственные челюсти на пульт управления. Не будь толстяк прижат к креслу бандажом, точно расквасил бы себе лицо о лобовое стекло.
Поначалу я, разумеется, не понял, что сплоховал. Глянув на разлетевшиеся клочья кресельной обшивки и дернувшееся тело экс-председателя, я моментально перевел прицел на его напарника, однако тот уже нырком выпал из кресла на пол. Поэтому следующий мой дуплет разворотил лишь часть приборной панели на месте второго пилота, тем самым фактически упразднив на «Блэкджампере» Демиурга эту должность. Впрочем, сейчас сицилийцу и так было не до исполнения своих летных обязанностей. Он спасал собственную жизнь, ибо в барабане моего «Экзекутора» оставалось еще четыре патрона, и я собирался найти достойную цель для каждого из них.
И опять меня постигла стихийная неудача. Не успела автоматика «Экзекутора» провернуть барабан для перезарядки и взвести курки, как пол подо мной круто наклонился влево, будто кто-то схватил «Блэкджампер» за правое крыло и резко задрал его вверх. Едва вскочив с кресла, я тут же плюхнулся в него обратно и чуть не выронил штуцер. А накренившийся челнок поволокло боком вдоль поваленной Эйфелевой башни в направлении обрыва.
Когда я стрелял в Демиурга, он уже начал наращивать подъемную тягу двигателей и только-только взялся за штурвал. Удар в спинку кресла, промявший пуленепробиваемую пластину, вынудил пилота непроизвольно рвануть рычаги управления. Это вызвало резкий крен «Блэкджампера» на левый борт. Гравитация, что на Утиль-конвейере ничем не отличалась от привычной земной, припечатала меня к креслу, лишив всякой маневренности. Я еле успел поймать падающую бандажную раму, что при наклоне челнока чуть было сама не захлопнулась и не обездвижила Созерцателя, на радость врагам.
Нырнувший на пол второй пилот успел ухватиться за подлокотник своего кресла, что не позволило избежавшему моих пуль противнику укатиться под ноги Демиурга. А он, громко стеная от боли, взялся судорожно ловить дрожащими руками нужные манипуляторы. Челнок продолжал крениться на борт, задирая правое крыло все выше и выше. Обретя точку опоры, напарник экс-председателя первым делом откинул мешающее ему забрало шлема, после чего сунул руку под сиденье и вытащил припрятанный там пистолет.
– Быстрее, merda ! – проорал болтающийся на кресле сицилиец, лягнув копошащегося за пультом толстяка в бок. – Или ты решил подохнуть на этой помойке?
И, покрепче обхватив подлокотник, вытянул руку с пистолетом, чтобы взять меня на прицел. Я тоже не намеревался сидеть сиднем и ждать, когда толстяк совладает с управлением и прекратит испытывать наши желудки на стойкость. Прицелиться как следует при такой болтанке проблематично, но, даже стреляя наугад, я все равно попаду в кого-нибудь хотя бы одной из четырех оставшихся пуль.
Ни я, ни сицилиец не успели сделать и выстрела, как на нас обрушилась новая напасть. Точнее, напасть осталась прежней, только поворотилась к нам другим боком. Суматошная борьба Демиурга с рычагами управления привела к тому, что заваливающийся на крыло «Блэкджампер» изменил вектор наклона относительно продольной оси к поперечной. Челнок качнулся, потом вроде бы обрел устойчивость, но в следующую секунду задрал нос и начал пятиться назад под не менее крутым углом, чем прежде.
Разразившемуся бранью сицилийцу пришлось забыть обо мне и снова ухватиться обеими руками за подлокотник. Теперь под ногами у второго пилота оказалась не туша напарника, а пустое пространство, на другом конце которого находился закрытый кормовой люк «Блэкджампера».
Для меня крен летательного аппарата тоже изменился в невыгодную сторону. Если в прошлый раз я отделался безобидным падением в стоящее позади кресло, то сейчас выпал из него, перекатился через соседнее и, пролетев по воздуху пару метров, грохнулся на кормовой люк, который служил одновременно и погрузочным трапом. Теперь, когда «Блэкджампер» задрал нос в небо, я мог при желании встать на задний борт, как на пол, и расстрелять дрыгающего надо мной ногами врага. Однако стоило помнить, что уже через мгновение этот «пол» мог превратиться для меня в потолок. Демиург продолжал упорно выравнивать раскачивающуюся в воздухе машину, и, хоть пока у пилота ничего не получалось, он не сдавался.
Не желая терять время, я вскочил на ноги и метнулся к расположенному на стене у заднего борта пульту с небольшим красным рычагом. При помощи такого же пульта сицилиец пару минут назад запер боковой люк, поэтому мне не составило труда догадаться, как отпирается кормовой. Только в отличие от пилота я не стал дергать за красный рычаг, а долбанул прикладом штуцера по кнопке, что была закрыта стеклянным колпачком и подписана «Экстренный выход».
Я действовал по наитию, но, как оказалось, правильно. Дерни я за рычаг, и тяжелый кормовой люк начал бы открываться в обычном безопасном режиме. То есть слишком медленно для пленника, собравшегося дать деру с вражеского летательного аппарата. Нажатие же на «экстренную» кнопку попросту привело к отстрелу заднего борта, случившемуся настолько быстро, что я едва успел схватиться за поручень, чтобы не вылететь вместе с люком. Как ни стремился я поскорее слинять отсюда, десантироваться с «Блэкджампера» очертя голову мне все-таки не хотелось.
Мы занимались воздушной эквилибристикой всего в десяти шагах от края яруса. Хорошо, что это происходило на небольшой высоте, а иначе я не осмелился бы сигануть в проем, сомневаясь, что не улечу при приземлении за кромку обрыва. Конечно, я и сейчас не был исполнен олимпийского хладнокровия. Стоит только «Блэкджамперу» опять лечь на боковой крен, и высота падения Созерцателя тут же увеличится с полудюжины метров до километра. Хорошенький разброс, ничего не скажешь…
Однако прочь сомнения! Чем их больше, тем меньше шансов на удачу. Я выпустил из рук поручень и рухнул вниз, на наметенный из пустыни песок; сегодня он окружал ковбойский поселок со всех сторон и уже вплотную подступил к стенам Финляндского вокзала. Взгляд невольно метнулся к разверзшейся справа пропасти, но я заставил себя глядеть только под ноги и никуда больше. Не хватало еще засмотреться на Черную Дыру, проворонить приземление и сломать себе ногу. После такой оплошности будет уже неважно, разминулся ты с обрывом или нет. Безусловно, перелом конечности в М-эфире не так катастрофичен, как в реальности, и заживает без гипса за считаные часы. Но когда такое случается в разгар жестокого боя, дело принимает крайне плачевный оборот.
К счастью, приземлился я вполне удачно и тут же рванул в поселок. Демиург тем временем совладал со строптивым челноком и выровнял его полет. Гул двигателей снова стал спокойным, как жужжание летящей пчелы, и, когда я взбежал на крыльцо салуна, «Блэкджампер» уже мчался над околицей, правда, непонятно в какую сторону. Предполагалось, что враги пустятся за мной в погоню и сицилиец будет расстреливать меня с воздуха из пулемета или ракетницы, наверняка тоже припрятанных где-нибудь в салоне челнока. Но преследователи двигались прочь от нас, направляясь в пустыню. Не иначе за подкреплением – я был уверен в этом практически на сто процентов.
Несмотря на приказ сидеть в укрытии, Викки все-таки решила проследить за мной сквозь щелочку в ставнях. Поэтому подруга не пропустила разыгравшееся над салуном воздушное шоу. Расслышала она и выстрелы – двигатели челнока гудели не настолько сильно, чтобы перекрыть оглушительный дуплет моего штуцера. Смекнув, что я угодил в западню, Кастаньета схватила пару захваченных нами с собой трофейных пистолетов-пулеметов и бросилась меня выручать. Ее отважная попытка и впрямь могла увенчаться успехом, умудрись Наварро разнести «Блэкджамперу» хотя бы один двигатель. Но к тому времени, когда она выскочила на крыльцо, я уже встречал ее снаружи, свободный и, не считая мелких ушибов, относительно невредимый.
– Долго объяснять, – отмахнулся я от ее взволнованных расспросов. – Просто поверь, что скоро сюда прибудут твои навязчивые друзья из картеля. Поэтому бери оружие, несколько магазинов, фляжку с водой и давай убираться отсюда, пока есть время.
– Куда убираться? – спросила Виктория. – На вокзал?
– Нет, – помотал я головой. – В пустыню. Половина вокзала уже засыпана оползнем, и единственные выходы из здания остались только на этой стороне. Сицилийцы в два счета выкурят нас оттуда и схватят.
– А в голой пустыне, значит, не схватят? – скептически заметила Викки.
– Схватят, – подтвердил я, все еще взбудораженный недавней схваткой. – Но только после того, как обследуют поселок и вокзал. А мы за это время постараемся добежать до того города, или что там маячит за песками?
Я указал в сторону далеких, теряющихся в мареве горячего воздуха возвышенностей. За пять дней они заметно приблизились и вроде бы стали походить на искусственные сооружения, а не на горы, как я поначалу решил.
– В любом случае, выбор у нас невелик, – подытожил я. – Либо на вокзал, либо в пустыню, либо с разбегу в пропасть. Но по мне уж лучше умереть на свободе, чем соваться в ловушку или падать с высоты на камни… Чего стоишь? Давай, дуй за вещами, и бежим отсюда, а я тебе потом по дороге объясню, что к чему…
