Глава одиннадцатая

– Мсье Буффье? Сержант Буффье?

В последнем отчёте сыщиков содержалось подробное расписание времяпрепровождения отставного сержанта. Разнообразием оно не отличалось: вставал бывший солдат удачи часов в 10, в 11 всегда завтракал в кондитерской лавке напротив дома. Полчаса читал газеты, совершал небольшую прогулку – обычно до набережной Сены. Потом возвращался к себе домой, часок отдыхал, а после направлялся обедать в ресторанчик мсье Годара – тоже недалеко от снимаемой им квартиры.

Услыхав своё имя, француз развернулся к Бергу всем корпусом, смерил его взглядом и чуть приподнялся со стула.

– Да, это я, мсье. Франсуа Буффье, с вашего позволения, или без такового. А что до сержанта – это дело прошлое, мсье! Мы знакомы?

– Пока нет, сержант. Но я много слышал о вас, и, будучи в Париже, не мог отказать себе в удовольствии познакомиться с таким выдающимся человеком. Моё имя Берг, я из России. И в некотором роде ваш собрат: я тоже военный. Имею честь рекомендоваться: гвардейского Сапёрного батальона штабс-капитан Берг из Санкт-Петербурга!

Повысив свой воинский чин сразу на несколько ступеней, Берг понял, что рассчитал всё правильно: настороженное выражение лица француза сразу смягчилось. Широким жестом он указал на соседний стул:

– Прошу садиться, штабс-капитан! Так вы из России? Неужели? Я всегда хотел побывать в России, но как-то не сложилось. Объехал, не поверите ли, полмира, бывал в Америке, Японии, а вот до России так и не добрался… Как насчёт стаканчика вина перед обедом, мсье? Я, знаете ли, привык садиться в это время за стол.

– Я надеюсь, вы позволите сегодня угостить вас обедом, сержант? Для меня большая честь встретиться с вами!

– Ну что вы! – нарочито запротестовал Буффье. – Вы гость Франции, это мой долг! Впрочем, я отставной сержант, как вы знаете. А военное министерство Франции не слишком щедро к тем, кто проливал кровь за её честь и знамя! Так что, если вы настаиваете – извольте! Я с благодарностью принимаю ваше предложение. Но тогда, может быть, мы пойдём в другой ресторан, поприличнее?

Едва Берг успел ответить согласием, как француз засуетился, бросил на столик монету и повлёк свалившегося ему на голову гостя за угол, болтая по пути без умолку.

– Старик Годар совсем не умеет по-настоящему готовить баранину на рёбрышках, а ведь это одно из основных блюд нашей французской кухни! Здесь, буквально за углом, есть очень приличное ресторанное заведение, и там дивно готовят барашка! А вино, вино, господин Берг! У шурина хозяина заведения есть виноградник где-то в Шампани – знаете, на знаменитых известняках. Только это сочетание – благословенная земля и солнце Шампани – дают неповторимый букет тамошнему вину! Что скажете, штабс-капитан?

– Я весь в предвкушении блаженства, – в тон французу ответил Берг. Накануне он весьма удачно отдал в заклад парижскому ростовщику свои золотые часы и в будущее глядел пока с оптимизмом.

В ресторанчике отставной сержант Буффье произвёл небольшой переполох. Потребовал заменить скатерть, на которой углядел еле заметное пятнышко, с пренебрежением охарактеризовал отлично вычищенные столовые приборы, попробовал и с негодованием отверг два сорта вина, поданные к столу лично хозяином. Лишь третья бутылка произвела на старого сержанта впечатление, и он, словно нехотя, кивнул головой.

Хозяин ресторана прислуживал привередливым гостям с почтением, однако от Берга не укрылась лёгкая саркастическая улыбка, с которой он поглядывал на суету Франсуа Буффье.

Принесли закуски, и француз первым накинулся на угощение, не прекращая трещать без умолку. И только после второго стакана вина, словно спохватившись, он подозрительно уставился на Берга:

– Простите, штабс-капитан, но я так и не расслышал… Кто, вы говорили, вам рекомендовал меня?

Берг про рекомендателей пока и не упоминал, но к такому вопросу был готов. Руководствуясь логическими умопостроениями, дедукцией, а более всего интуицией, он предположил, что Франсуа Буффье, обретаясь в Японии в составе французской военной миссии, вполне мог быть знаком с Эномото Такэаки. Да и Асикага явно искал в Париже людей, знавших Эномото. Его имя, конечно, было не более чем «выстрелом наудачу»: французский наёмник мог и не знать морского офицера Эномото. Тогда у Берга был запасной вариант – мифический шурин-моряк, якобы служивший на русском корабле и часто бывавший в Японии.

– Господин Буффье, не говорит ли вам о чём-либо имя Эномото Такэаки? – с многозначительной улыбкой закинул удочку Берг.

– Боже мой… Эномото… Разумеется, я знаю его! И даже можно сказать – был близко знаком с ним. Другом он мне, разумеется, не был – понятие дружбы японцам, по-видимому, вообще не ведомо – во всяком случае, в отношении с иностранцами, которых они даже в глаза называли не иначе как красноголовыми варварами, ха-ха! Да, я хорошо помню Эномото. Многие в те годы называли его иначе, Буё.

– Буё? – переспросил озадаченный Берг. За несколько месяцев знакомства с Эномото он ни разу не слышал этого имени.

– Да, Буё. Откровенно говоря, я даже не знаю, что это – второе имя, прозвище, или ещё какая-нибудь японская причуда, – Буффье покачал головой, налил себе полный стакан вина, и, не обращая внимания на гостя, без церемоний выпил. – В последний раз мы виделись с ним, по правде сказать, при весьма грустных обстоятельствах. Гм… В японской тюрьме, признаться… Но откуда, позволю себе спросить, вы-то его знаете, господин штабс-капитан? Вы, кажется, не упоминали, что бывали в Японии? И вообще – я не думал, что Буё жив.

Берг, услыхав про тюрьму, едва удержался от изумлённого возгласа. Выстраивая дальнейшую беседу, он нарочито медленно разлил вино, отсалютовал своим стаканом собеседнику и начал смаковать солнечный напиток.

– Ну, с Эномото-то всё понятно, – неопределённо заметил он. – А как вы-то, сержант, очутились в японской тюрьме? Всё-таки иностранный подданный, служили там по контракту, я полагаю…

– Иностранный подданный? Да кто из власть имущих в Японии обращал на это внимание? Тем более когда в стране творился такой кавардак! Я до сих пор не знаю, кого из святых благодарить за то, что мне тогда удалось унести от этих самураев ноги, штабс-капитан!

Залпом выпив ещё стакан вина, Буффье рассказал Бергу короткую историю своей японской авантюры.

Французская военная миссия в Японию была сформирована в 1868 году: сёгунат попросил Наполеона III оказать техническую помощь в строительстве в Иокосуке артиллерийских арсеналов. Попутно французов попросили организовать обучение японской армии европейским приёмам военных действий.

Кроме командира, в состав миссии вошло 16 человек. Это были четверо экспертов-офицеров из пехоты, кавалерии и артиллерии, десять унтер-офицеров и два нижних солдатских чина. Французы отбыли из Марселя 19 ноября 1868 года и 13 января сошли на берег в Иокогаме. Миссия, кроме руководства инженерными и строительными работами, активно обучала элитное подразделение сёгуна Токугавы Ёсинобу европейским приёмам ведения сражений.

– Уже в то время в Японии было неспокойно, – вспоминал Буффье. – Я, штабс-капитан, не очень-то вникал во всю эту азиатскую политику. Но даже нам, иностранцам, было ясно: стычки между разными кланами сёгунов вот-вот приведут к открытой войне. Токугаве, на которого мы работали, противостояла мощная коалиция сторонников японского императора. Чтобы вы знали, штабс-капитан, своего императора-то почитали все японцы, однако до начала военных действий этот самый император был не более чем знаковой фигурой без реальной власти. Вроде некоего идола, задвинутого на дальнюю полку. А сёгуны, поделившие всю Японию на свои земельные наделы, не очень-то жаждали объединения страны и лишения, таким образом, привычных привилегий и богатства. И между собой эти самураи всё время грызлись, как вы понимаете.

– Когда между кланами сёгунов началась настоящая война, французские, немецкие и английские военные специалисты официально провозгласили свой нейтралитет, – продолжал свои воспоминания Буффье. – Однако Жюль Брюне и четверо его унтер-офицеров – я, Фортан, Марлин и Казеню – получили тайное распоряжение командира французской миссии присоединиться к мятежной эскадре под предводительством Эномото Такэаки для оказания практической военной помощи в борьбе с императорскими войсками. Чтобы замести следы, нам было велено написать рапорта об увольнении из армии. Таким образом, к мятежникам присоединились не чины французской делегации, а вольные «солдаты удачи». Эскадра Эномото, взяв на свои корабли около семи сотен воинов и пятерых французов, включая меня, ушла к берегам Эдзо, самого северного японского острова.

– Буё был настоящим стратегом, господин штабс-капитан, – продолжил француз. – На Эдзо в то время существовало всего несколько маленьких поселений рыбаков и была единственная крепость… Я не помню её японского названия – мы называли её Пятибашенной. Так вот, высадившись на этом острове, Буё за пару месяцев превратил его в мощный оборонительный форпост, отделённый от остальной Японии естественной морской преградой. У императора после ухода эскадры оставалось всего два или три небольших корабля – так что первое время нападения с моря можно было не опасаться. К тому же Буё сразу после завладения островом направил императору петицию, в которой он, признавая власть своего микадо, просил его дать согласие на самостоятельное развитие Эдзо. Одновременно он направил делегацию к Токугаве с приглашением возглавить сёгунскую автономию на острове. И если бы тот согласился, то под его знамёна со всей Японии неминуемо потянулись бы тысячи сторонников древней сёгунской коалиции.

Помолчав, Буффье продолжил рассказ:

– Однако Токугава ответил отказом, и мятежный Буё остался на Эдзо один. Японский император, как вы можете догадаться, не желал никакой автономии и ответил Эномото предложением сдаться. Пути назад у Буё не было, и он решил провозгласить на острове независимую республику самураев – по примеру Северо-Американских Штатов. Признаться, эту идею ему подсказал тогда наш командир, капитан Жюль Брюне. Он же стал главным консультантом нового правителя острова в проведении выборов президента республики Эдзо. Как вы полагаете, господин штабс-капитан, кого население острова и воинский гарнизон выбрали президентом? – Буффье хохотнул, в очередной раз салютуя гостю из России стаканом вина.

Из дальнейшего рассказа отставного сержанта выяснилось, что в канун решающей битвы с императорскими войсками президент Эномото, спасая своих французских советников и единомышленников, приказал им бежать с Эдзо. Захватив несколько рыбачьих лодок, французы переправились на соседний остров, однако избежать плена удалось лишь Жюлю Брюне. Остальные были схвачены правительственными войсками. Генерал Курода Киётаки, командовавший военной экспедицией, по старым японским обычаям, предложил Эномото с честью уйти из жизни – однако тот отказался.

– А с чего ему было вспарывать себе брюхо, господин штабс-капитан? – продолжал посмеиваться Буффье. – Буё имел, конечно, самурайское происхождение, однако слишком долго прожил в Европе для того, чтобы вот так бездарно, с кишками наружу, уйти из жизни. Он, конечно, попал в тюрьму – там же, на Эдзо. И императорский суд, разумеется, приговорил его, в числе прочих мятежников, к смертной казни. Нас, французов, новое японское правительство тоже поначалу пересажало – кого в тюрьму, кого под домашний арест. И, честно признаться, мы – ну, те четверо, что ушли к мятежникам – уже не ожидали для себя ничего хорошего. Мы ведь даже к своему посланнику в Японии не могли обратиться за помощью и защитой: тот, оказывается, уже имел неприятные объяснения с новым японским правительством по поводу французских граждан, активно помогавшим мятежникам. Так что наше дело было швах! Но всё-таки через месяц-другой нас выпустили.

– А Эномото? – начал догадываться Берг.

– Он был приговорён к смертной казни за мятеж и государственную измену. В последний раз я видел его, когда меня выволокли из подземелья и потащили на последний допрос к его азиатскому превосходительству, генералу Куроде. Буё окликнул меня из бамбуковой клетки, где держали схваченных главарей мятежников. Пожелал мне удачи, бедняга… Неужели ему удалось спастись? Сие удивительно, штабс-капитан: нравы в той Японии были самые дикие. А жизнь человека и вовсе ломаного гроша не стоила…

– Да, Эномото выжил, – уклончиво ответил Берг. – Сейчас он, кстати говоря, в России.

– Неужели? Слушайте, я чертовски рад за него! Значит, он остался жив! Да, поистине сие удивительно! Конечно, их величество микадо мог и помиловать мятежников. Но выпустить из тюрьмы?! Главарей? Дать им уехать из страны?! Слушайте, Буё, видимо, удалось бежать из Японии?

– Насколько я знаю, нет, сержант. Но, согласитесь, что в нашем мире происходят и более удивительные вещи, – заметил Берг, не решив пока – сказать Буффье о нынешнем посольском статусе его старого знакомого или нет?

– Согласен! Давайте выпьем за удачу и здоровье этого пройдохи Буё! – предложил француз, наполняя стаканы. – И ещё замечу вам, мсье, что мир всё же удивительно тесен! Не далее как несколько дней тому назад меня посетил японец, который также отрекомендовался знакомым Буё. Правда, он ничего не знал, по его словам, о его судьбе.

– Вот как?

– Да, не знал. Он попросил меня записать воспоминания о событиях тех лет – осветить смутное время Японии глазами иностранца, так сказать. И удостоверить записи свидетельствами тех французов, которые были с президентом «короткой республики» на Эдзо до конца.

– Вот как? – ещё раз, теперь уже искренне, удивился Берг. – Японец не сказал вам о судьбе своего соплеменника?

Отставной сержант к этому времени уже заметно опьянел. Он ссутулился за столом, обхватив пустой стакан двумя руками и тяжело глядя перед собой мутными глазами.

– Полноте, сударь! – он махнул рукой, уронив стакан. – Какое мне, в конце концов, дело до всех этих жёлтых азиатов? Они не очень-то беспокоились обо мне – как, впрочем, и мои соотечественники, французы. Когда мы четверо, чудом вырвавшись из плена, явились в Иокогаме в дом на набережной, который занимала французская миссия, нас и пускать-то поначалу не велели! Хотя командир Шануан прекрасно знал, что наше увольнение из армии было фиктивным! И Брюне за своих унтер-офицеров не заступился, представляете, господин штабс-капитан? Нам швырнули сущие гроши на пропитание и дали бумагу к капитану немецкого торгового судна, отплывавшего из Иокогамы в Испанию. Хотя, признаться, тогда мы и этому до смерти были рады! И поверьте, мсье, не задержались в этой проклятой Японии ни одного лишнего дня!

– А зачем ваши воспоминания понадобились этому японцу нынче, сержант? – поинтересовался Берг. – Кто он, собственно, таков? Что делает в Париже?

– А чёрт бы его разбирал, азиата! Назвал имя, которое я, разумеется, тут же забыл. Сказал, что по поручению своего правительства разыскивает очевидцев той давней истории на Эдзо. Что японцы воссоздают для своих потомков историю сложного и противоречивого периода страны. И им очень важны документальные свидетельства очевидцев той истории с «короткой республикой» на Эдзо. Предложил, кстати, хорошие деньги – 300 франков за подробный отчёт, плюс по 100 франков за каждое дополнительное свидетельство.

– Ну что ж… Как говорят у нас в России – с паршивой овцы хоть шерсти клок! – рассмеялся Берг. – Надеюсь, вы не стали отказываться, сержант?

– Неужели я похож на дурака, штабс-капитан? Разумеется, я согласился – предварительно как следует поторговавшись с этим жёлтеньким мсье! Я оценил свои мемуары в 500 франков! – похвастался Буффье.

– Поздравляю!

– Плохо, что других очевидцев не осталось, – пожаловался француз, вытряхивая в свой стакан из бутылки последние капли. – Марлина два года назад зарезали в портовой драке в Марселе, а остальные двое моих товарищей унтер-офицеров сразу после возвращения из Японии подались за солдатской удачей в Мексику.

– А ваш капитан? Ну, тот, кому посчастливилось сбежать с Эдзо от правительственных войск японского императора?

– Ну, на нём я лишнюю сотню франков не заработаю! – уныло махнул рукой Буффье. – Брюне нынче стал большой шишкой, получил полковничий чин, служит в военном министерстве, под началом того же Шануана. Года три назад, когда мне было совсем не на что жить, я попробовал обратиться к Брюне – так представьте себе, штабс-капитан, он даже не принял старого однополчанина! Выслал с ординарцем двадцать франков и передал, чтобы и духу моего в министерстве больше не было!

– Обидно! – согласился Берг. – Но ведь всех денег на этом свете не заработаешь, не так ли, сержант?

– Ваша правда, мсье! Признаться, я не великий мастак по части сочинения, но уж очень хорошие деньги японец посулил за мои воспоминания. Пуркуа па? Почему бы нет? Мой пенсион, как я уже упоминал, весьма скуден. И потом – раз за это так хорошо платят, может, мне попробовать сталь литератором? Как вы считаете, штабс-капитан? Мне есть что рассказать и про Японию, и про американскую войну за независимость, и про нашу мексиканскую кампанию – вы уж поверьте!

– Действительно, почему бы нет? – с нарочитым энтузиазмом поддержал идею француза Берг. – Кстати, через несколько дней я возвращаюсь в Россию. И обязательно увижусь там с вашим старым другом Эномото Такэаки. Разумеется, я передам ему от вас горячий привет…

– Непременно, непременно, штабс-капитан! Мне бы тоже хотелось повидать старика Буё…

– Слушайте, сержант! – Берг сделал вид, что эта мысль пришла ему в голову только что. – Слушайте, мсье Буффье, а что с вашими воспоминаниями? Я мог бы передать копию вашему другу Буё – уверен, что ему будет очень приятно!

– Я почти закончил писать, но… Видите ли, – замялся француз. – Мои литературные труды уже обещаны другому человеку, японцу. Я не уверен, что ему понравится копирование моей рукописи.

– С вашего позволения, дружище, я попрошу хозяина доставить нам ещё бутылочку этого вина. Или сразу две – чтобы не гонять его в погреб лишний раз! А мы с вами выпьем и порассуждаем, как люди военные, конкретные…

– Разумеется, разумеется, мой друг! А-а вот, кстати, и наши рёбрышки подоспели! – Буффье едва не выхватил блюдо из рук гарсона, с наслаждением принюхался и без лишних церемоний переложил в свою тарелку большую часть дымящегося аппетитного мяса.

Через четверть часа, когда от аппетитных рёбрышек на столе осталась лишь куча обглоданных костей, а одна из принесённых бутылок почти опустела, француз откинулся на спинку стула, закурил толстую вонючую сигару и благожелательно поглядел на Берга.

– Так что вы хотели обсудить со мной, мой друг? Надеюсь, вы позволите старому ветерану называть вас другом?

– Разумеется, дружище! Я хочу спросить у вас: а за каким чёртом, извините, вы стараетесь для этого япошки? Неужели за те несчастные 500 франков?

– Н-ну, мой друг, для меня и 500 франков – серьёзная сумма, если уж говорить о деньгах!

– Я полагаю, что вы достаточно натерпелись от японцев за годы службы военным советником, сержант! Кстати, а когда вам пришлось спешно уезжать из Японии, вы успели получить расчёт?

– Не до расчётов было – голова бы уцелела!

– Слушайте, сержант, у меня к вам предложение: пошлите этого японца к дьяволу! Пусть командует своими самураями, а не бравыми французскими ветеранами!

– Вы правы, чёрт возьми! К чёрту! – француз стукнул кулаком по столу, но тут же спохватился. – Но как же тогда быть с обещанным гонораром?

– Пошлите япошку к чёрту! – посоветовал Берг. – Эти японские деньги вряд ли принесут вам удачу – ну их к дьяволу! Ну, хотите, я сам заплачу вам за ваши мемуары? И не 500, а, скажем, 700 франков? Безо всяких дополнительных свидетельств, а? Сержант, вы вставите большой фитиль азиатам, а я подарю ваши мемуары моему другу Эномото! Это будет прекрасный подарок! Кстати, и от вас тоже!

– Ну, прямо не знаю… Я ведь обещал, в конце концов. Хоть и азиат, но всё равно как-то неудобно. Извините, штабс-капитан, но вы уверены, что мы говорим об одном и том же человеке? О Буё?

Берг, сыграв возмущение, соскочил со стула:

– Вы, кажется, сомневаетесь в слове русского офицера, сударь? Уж не полагаете ли вы меня мошенником?!

– Помилуйте, как можно! Я не сомневаюсь в вашей искренности, штабс-капитан! Но ведь прошло столько лет… И последний раз я видел этого человека в тюрьме, приговорённого к смертной казни за бунт и вооружённый мятеж. Ни один император не милует за такое своих подданных, штабс-капитан! А уж японцы! Как он мог оказаться в России? Он бежал из тюрьмы?

– Удостоверьтесь, господин полковник! – Берг вынул бумажник, достал фотографию кабинетного формата и положил её на стол. – Узнаете Эномото? А человека рядом с ним?

– Да это он, несомненно. Постарел, конечно, и причёска другая… И мундир какой-то незнакомый… Раньше он, как истый самурай, выбривал волосы на лбу, вот здесь, – Буффье показал рукой. – А рядом с ним – вы, конечно! Простите моё невольное сомнение, сударь, я не желал вас обидеть! Так он жив, здоров и имеет какой-то высокий чин… А что он делает в России, штабс-капитан?

– Выполняет некое поручение своего начальства, по-видимому, – схитрил Берг, снова садясь. – Меня с ним связывают только дружеские узы.

– Удивительно, – пробормотал Буффье. – В Японии я видел своими глазами, и не один раз, отрубленные головы бедолаг, провинившихся в гораздо меньшей степени. Что ж, коль вам угодно, я напишу мемуары и для старого Буё…

– «И для старого Буё»? – Бергу не понравился оборот речи собеседника. – По всей вероятности, вы желаете продать один товар два раза, сержант?

– Вы меня не совсем так поняли, штабс-капитан, – запротестовал было француз. – Впрочем, какая будет беда, если этот азиат получит копию того, что я сделаю для вас? Ему же вовсе не обязательно знать об этом!

Бергу алчность француза не понравилась, но настаивать на эксклюзивности своей покупки он пока не решился.

– Поступайте, как вам подсказывает ваша совесть, мсье! – холодно заявил он, вновь вставая и подзывая гарсона, чтобы расплатиться. – Я буду настаивать только на одном условии: свою копию мемуаров я должен получить раньше вашего азиата.

– Как вам будет угодно, – пробормотал Буффье. – Свои записки я закончу, самое позднее, завтра к обеду. Чтобы перебелить их, потребуется ещё пара дней… Либо мне придётся приглашать канцеляриста-переписчика. А их услуги недёшевы, сударь!

– Свои 700 франков вы получите только в том случае, если я получу ваши мемуары не позднее чем завтра утром, сержант! – Берг из отчёта сыщиков знал, что встреча Буффье с японцем назначена на послезавтра и не желал рисковать. – Услуги переписчиков я оплачу отдельно, сержант! Соблаговолите принять аванс – 300 франков. И расписку в получении, позвольте… Честь имею!