23
Золотые лепестки-лопасти крутились все быстрее и быстрее.
«Нет, – отрешенно подумала Сэндис, – я не желаю этого видеть».
Но жужжание амаринта было таким мягким, таким нежным. Из центра артефакта струился яркий свет – не теплый и не холодный. И вдруг амаринт начал подрагивать в такт ее сердцу.
«Я не желаю этого видеть. Я не желаю о нем думать».
Ноздри ее уловили запах меди. «Что-то не так. Совсем, совсем не так».
Сэндис захотелось схватить амаринт, но рук у нее не было. Тела не было.
Темное облако, нависшее над блистающим артефактом, качнулось, и Сэндис посмотрела вверх. Невесть откуда налетевший бешеный ветер обдал ее огнем и жаром. Алые языки пламени вонзились в облачную черноту, изрезали ее, сформировали какой-то образ. Образ тронулся с места, покатился колесом, и…
Два раскосых, сияющих, как алмаз, глаза распахнулись и уставились на Сэндис.
✦ ✦ ✦
Сэндис проснулась. С ее шершавого, неповоротливого языка сорвалось имя: «Колосос».
Еще не пришедшая в себя после заточения, она неловко села в постели.
В карцере было темно, лишь в окошко двери сочился блеклый свет. Сэндис до сих пор томилась в одиночной камере, из которой не могла сбежать, но теперь ей принесли кровать и одеяла, у двери поставили поднос с едой и наполненный водою кувшин, а в углу – отхожее ведро.
Откатившись подальше, на другой конец кровати, она свернулась клубочком. «Что все это значит, Ирет? Что не так с амаринтом?»
А впрочем, какая разница? Амаринт и его владелец для нее теперь в прошлом. Эта мысль болью отозвалась в сердце, наполнила пустотой грудь. «Только не плачь!» – Сэндис с силой вдавила костяшки пальцев в глаза. Она так устала плакать.
«Времени в обрез. Надо взять себя в руки. Надо что-нибудь придумать». Пища и вода помогут ей восстановить силы, но… в то же время они подготовят ее для Колососа. Что лучше: набраться сил и попытаться выжить любой ценой или довести себя до плачевного состояния и надеяться, что Кайзен передумает вселять в ее тело чудовищного монстра?
Она затравленно хихикнула: можно подумать, в ее власти заставить Кайзена передумать!
Глаза Сэндис сомкнулись. «Ирет? Помоги мне! Я не понимаю… Амаринт… В настоящей жизни он никогда не светился так ярко». Уж Сэндис вдосталь насмотрелась на его кружения. Так почему же в ее сне он сверкал столь неистово?
«Неужели Колосос и амаринт связаны между собой? Но это немыслимо. Эфирный мир не пересекается с миром земным, они отделены друг от друга. Так сказал Кайзен, а с чего бы ему врать?»
На лбу ее трепетно забилась горячая жилка. Сэндис приложила ко лбу руки, чтобы удержать тепло как можно дольше, но жилка тут же пропала.
– Как бы мне хотелось все понять, – прошептала она. – Дай мне время.
Но времени у нее не было.
Соскочив с кровати, она подошла к двери и скорчилась над подносом, зябко переступая босыми ногами на холодном полу. Из-за темноты она не могла различить выложенную на подносе пищу, но, проведя по тарелке пальцами, нащупала картофельное пюре, тепловатую подливу и мясо. Обильный завтрак – иначе не скажешь. Ноздри втянули аромат яблочного сидра, поднимавшийся из деревянной кружки. Сэндис вдохнула его полной грудью. «Рон был сам не свой до яблок…»
«Ну вот опять!» На глазах ее закипели слезы. Горло перехватило мучительным спазмом.
Яблочный сидр. Рон пил его в тот самый день, когда они познакомились. Когда он окликнул ее. Предложил свою кружку.
«Зачем? – Горькие слезы жгли ей глаза, и Сэндис моргала, гоня их прочь. – Зачем я повстречалась с тобой? Кому все это было надо, если я снова очутилась здесь?»
Недолго думая, она схватила чашку с сидром и шваркнула ее об стену. Тесная каморка огласилась гулким протяжным эхом. На полу образовалась пахнувшая яблоками лужа.
Вспышка ярости потрясла Сэндис, и она разрыдалась. Глаза ее опалило, словно огнем, бесконечные слезы выжгли их почти дотла. Неистово кусая губы, Сэндис заставила себя глубоко вздохнуть, затем выдохнуть. Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Чем он сейчас занят? Наверняка уже вызволил маму из «Гереха». Неужели одной тысячи ему хватило? Она дернула себя за нос, и мысли ее закружились, будто в водовороте. «Почему ты отказался проверить со мной еще один заемный банк? А вдруг мы нашли бы его там? Он бы спас нас обоих».
«Разве честно, что ты снова обрел семью, а я – нет?»
Поддев указательным пальцем верхушку выложенного горкой пюре, она запихнула палец в рот и с усилием проглотила немного картофеля. Надо все обмозговать, а для этого требуются силы. Она доберется до истины…
Замок на двери защелкал как-то невпопад, и дверь распахнулась – Сэндис едва-едва успела отскочить. На пороге возник Голт. Сэндис замерла: внутри у нее все сжалось.
Бросив взгляд на поднос, Голт свирепо нахмурился.
– Будешь артачиться, я тебе эту еду в глотку запихаю, – пообещал он.
– Я только проснулась, – пискнула Сэндис.
«О, Целестиал, меня кормят на убой, чтобы отвести на заклание».
– Жри давай, – рявкнул Голт. – И поторапливайся.
Подхватив поднос, Сэндис уселась на кровати и принялась за еду. Отыскав у края подноса вилку, она подцепила немного пюре, решив, что для ее истощенного желудка это самая подходящая пища.
Голт заметил разлитый сидр и грязно выругался.
– Да ты совсем сбрендила, что ли? – выплюнул он с ненавистью.
Сэндис молча уткнулась в поднос и запихала в рот очередную порцию картошки.
Голт картинно захрустел костяшками пальцев, намекая, что он чертовски зол, раз вчера ему не дали как следует поработать над Сэндис. Он знал, как бить своих жертв смертным боем, но не калечить. Может, потому Кайзен к нему и благоволил.
«Может, Кайзен сам преподал ему эту науку».
Не успела Сэндис доесть мясо, как Голт не выдержал.
– Хватит. Недосуг мне валандаться с тобою весь день. Пошли.
«Покайся. Покорись. Притихни». Отставив поднос, Сэндис поплелась за ним. Как только она ступила за порог, Голт сжал ее руку так, что она чуть не взвыла от боли. Однако удержалась. И даже не поморщилась.
Наполовину ведя, наполовину волоча ее по коридорам, Голт потащил ее к святая святых – кабинету жреца, который тот делил вместе со своим помощником. Кайзен предпочитал, чтобы его верный и расторопный лакей всегда находился под рукой. Пока Голт ковырялся с замком, Сэндис кусала щеку. Кайзен редко допускал ее сюда, даже в ту пору, когда она ходила у него в любимицах.
Дверь отворилась. Зажженные лампы подсказали ей, что Кайзен или Голт уже побывали здесь ранее. Окон в логове не было, но, по ощущениям Сэндис, там, наверху, должно быть, стояло утро. Втолкнув ее внутрь, Голт вошел следом и плотно закрыл дверь.
Позади необъятного стола Кайзена, заляпанного с правого края темными пятнами, возвышались массивные черные полки, на треть заполненные книгами. Большинство книг, названия которых можно было узнать, лишь взглянув на обложку, представляли собой научные труды. Обычно Сэндис на книги и бумаги даже не глядела, притворяясь, что не умеет читать. Однако сейчас лукавить не имело никакого смысла.
В углу, рядом с полками, на высокой дубовой подставке покоилась раскрашенная под золото астральная сфера. Вытравленные на движущихся пластинах носконские знаки ничего ей не говорили. У подножия сферы стояла маленькая корзинка с двумя свитками. Один из них казался невероятно старым – тронь – и рассыпется, зато второй, хрусткий и белый, – совершенно свежим и новым. Сквозь тонкий лист бумаги просвечивали выведенные чернилами слова, но как Сэндис ни тщилась, она не могла разобрать их.
Слева, возле стены, находился рабочий стол Голта – маленький, неказистый, дрянной, заваленный бумагами, хламом и остатками пищи. Зато мусорная корзинка сияла девственной чистотой.
У дальней стены стоял еще один стол, невысокий, по пояс Сэндис. Ее давний знакомый. В первый раз она лежала на нем лицом вниз, стянутая ремнями, когда ей на спину наносили стигму. Во второй – когда у основания ее шеи выбивали имя Ирета.
– Прах и пепел! – вскипел Голт.
Сорвавшееся с его губ проклятие прозвучало так грубо и оскорбительно, что Сэндис скривилась. У Рона оно выходило не столь сально и скабрезно.
«Ну вот, опять!» Сэндис охватило волнение. Она задрожала, как лист, но тут же заскрежетала зубами, гоня от себя навязчивые воспоминания.
– Он сказал, один час, – буркнул Голт.
Промаршировав в дальний конец комнаты и заглянув за книжные полки, словно надеясь найти там притаившегося Кайзена, Голт вернулся, пинком подвинул Сэндис стул и рявкнул:
– Сядь!
Она села.
Бормоча себе под нос, Голт прошелся взад-вперед по кабинету, подошел к шкафу возле своего стола и открыл дверцу. Из-за его широкой спины Сэндис не удалось разглядеть, что же там находилось. Закрыв дверцу, Голт присел на край стола, сбросил на пол грязный мятый лист бумаги и уперся руками в столешницу.
В коридоре раздались приглушенные крики. Постепенно нарастая, они превратились в негодующий рев, перемежавшийся проклятиями. Где-то упал стул.
– Прах и пепел! – зарычал Голт, кинулся к Сэндис, схватил ее за руку, чуть не сломав запястье, и потащил к своему столу.
Порывшись в ящиках, он достал стальные наручники. Сэндис не вырывалась, но Голт выкручивал ей руку, словно она отчаянно сопротивлялась. Защелкнув один браслет на ее запястье, он пропустил цепочку в скобу на нижнем ящике стола и закрепил на ней второй браслет. Повалил Сэндис на пол.
– Только пошевелись, и я из тебя котлету сделаю, – пообещал он и рысцой припустил вон из кабинета, впопыхах оставив приоткрытой дверь.
В другое время и в другом месте Сэндис сидела бы тихо, как мышка, даже если бы ее руку не сковывали наручники.
Но сегодня она была настроена решительно. Она дернула цепочку, намереваясь вытащить ящик и удрать вместе с ним. Но он, запертый на замок, не поддался.
Что ж, если сбежать не удастся, тогда она с пользой проведет отпущенное ей время. Сэндис поднялась и начала рыться в бумагах, разбросанных на столе у прихвостня Кайзена.
Жаль, конечно, что она не умела бегло читать. Впрочем, это не мешало ей довольно быстро отделять интересное от пустого. Вот, две закладные – похоже, у Кайзена имеются в городе дома; вот, какое-то письмо – почерк, будто курица лапой корябала; вот, чистые листы бумаги, а вот маленький журнал, пустой, если не считать двух строк носконских букв.
Сэндис потянула за верхний ящик. Тот поддался, и она отшатнулась от омерзения – из его недр выкатился полусгнивший огрызок яблока. Кроме него в ящике были только гусиные перья да чернильницы. В самом верхнем ящике тоже не оказалось ничего любопытного – лишь бумаги, линейка и пустой журнал.
Еле-еле дотянувшись до противоположного края столешницы, Сэндис кончиками пальцев зацепила следующий ящик. «Пусто. Кайзен отдает себе отчет, насколько бестолков и никчемен Голт?»
В нутро второго ящика ей уже было не заглянуть, но, пошарив в нем, она обнаружила книгу, еще книгу и что-то круглое. Металлическое…
Ухватив это, Сэндис вытащила… «Ключ! Ничего себе!»
Рев в коридоре сменился остервенелым воем.
Захлопнув ящик, Сэндис отпрянула назад и опустилась на колени перед запертым тайником. Покосилась на дверь и вставила ключ в скважину. Он подошел идеально! «Ну и тупой же этот Голт. Рон хохотал бы над ним до упаду».
«К чертям Рона».
Открыв ящик, она рванула его на себя, и тот, выскочив из ниши стола, грохнулся на пол. К ногам Сэндис упало меню местного ресторанчика. Сэндис перевернула ящик, вывалила его содержимое на пол и горячо взмолилась Целестиалу, чтобы тот дал ей возможность улизнуть под шумок, разыгравшийся в коридоре, и никто из вассалов при этом не пострадал. Схватив в охапку ящик, к которому была прикована цепью, она уже изготовилась бежать, как вдруг заметила на полу тоненькие, выпавшие оттуда папки.
Папки-досье, точно такие же, как в архиве. На самой верхней значилось имя Хита.
Ей припомнились слова Рона: «Колинов запрещено обращать в рабство. Думаю, твой хозяин – или еще кто – выкрал твое досье, чтобы тебя нельзя было отыскать».
Люди в коридоре продолжали надсаживать глотки. Встав на колени, Сэндис подняла папку. «Хит Оттоберт». Надо же, какая у них с Ристом фамилия, Сэндис и не знала. Под досье Хита лежало досье Риста, а под ним – ее.
Распахнув от удивления рот, Сэндис схватила папку, развернула ее… Да, все верно: вот ее родители, вот дедушка с бабушкой, Талбур – и никакого упоминания об Аноне. Неважно. Это ее досье. Они его действительно выкрали.
И теперь никто не знает, что она существует. Что она – полноправный гражданин Колинграда.
Но ведь ее похитили работорговцы, не Кайзен…
Зачем же ее метрика понадобилась ему?
Рука Сэндис дрогнула, и из папки выпорхнуло два листка.
В коридоре прогремел выстрел, и у Сэндис заложило уши. Голоса стихли.
«Сейчас вернется Голт!»
Подхватив листы, она запихала их в папку. И тут в глаза бросилась фамилия, которую она узнала и прочитала без труда – «Гвенвиг».
Сэндис застыла. Расправила сероватую квитанцию. Вверху стояло «Обмен золота», чуть ниже – «Кредитный банк „Элвита“».
Вот же она, эта бумага, с которой все началось.
Трясясь от волнения, Сэндис пробежала глазами квитанцию. Тремя строчками ниже нашла «Талбур Гвенвиг», а под ним – адрес!
Округ Три, Магдара, четырнадцать.
Дверь распахнулась настежь. Сэндис бросила папки и ключ в ящик, но не успела задвинуть его обратно в нишу.
– Совсем страх потеряла?
Голт, багроволицый (видимо, в коридоре ему пришлось изрядно потрудиться), подскочил к ней, схватил за шиворот и отбросил к стене, позабыв, что она прикована наручниками к ящику. Сталь впилась Сэндис в кожу. Осознав свою оплошность, Голт грязно выругался, нашарил ключ и освободил ее.
Прижал к стене. Надавил правым предплечьем на горло.
– Ты чего о себе возомнила, а? – прошептал он, обдавая ее запахом мяса. – Думаешь, ты тут самая умная?
Левая рука Голта принялась мять ее грудь. Сэндис передернуло от отвращения.
– Знаешь, – плотоядно ухмыльнулся он, почти впиваясь ртом в ее губы, – я ведь могу сделать с тобой все, что пожелаю, а Кайзену скажу, что это дружок твой, гаденыш, с тобой позабавился.
Сэндис чуть не стошнило.
– Кайзен на днях призывал в мое тело Ирета, – ответила она, буравя глазами Голта. – Только попробуй, и он с тебя живого шкуру спустит.
Голт почернел от ужаса.
– Надеюсь, – прозвучал в кабинете голос Кайзена, и Голт отпрыгнул от Сэндис, как от ядовитой гадины, – ты не обижаешь моего вассала, Голт.
Кайзен прошел в кабинет, снял шляпу, достал из жилетного кармана платок и вытер со щеки каплю крови.
– Я просто поучил ее уму-разуму, – буркнул Голт, – поставил на место.
– Хм… – Кайзен прошел мимо помощника и ненароком уронил платок. – Смотри, как бы я не поставил на место тебя.
Голт безмолвно кивнул, поднял платок и засунул себе в карман.
Подняв глаза на Кайзена, Сэндис с изумлением обнаружила, что он поглядывает на нее… с добродушной лукавинкой.
– Не переживай из-за всего этого сыр-бора, девочка моя. Я нашел вассала тебе на замену, а его владелец начал ерепениться – ему, видите ли, пришлось не по душе, как я заключаю сделки. Пришлось с ним повозиться. Ну да теперь все улажено.
Слова Кайзена не сразу достигли сознания Сэндис. Она растерянно заморгала.
– Мне на замену?
И вдруг ее озарило. Она поняла… Холод сковал ее члены. Пальцы окоченели, язык распух. Из нее точно выпустили воздух.
Как же она сразу не догадалась? Замена! Кайзен собирается вселить в нее Колососа, но, пока она посвящена Ирету, никакой другой Дух не может завладеть ее телом.
Рыдания перехватили ей горло. Она отшатнулась, ударилась спиной о столик, стоявший у дальней стены.
– Только не это, нет, прошу тебя, – жалобно застонала она. – Умоляю тебя, Кайзен.
Упав на колени, она, словно защищая Ирета, обхватила руками шею.
– Прошу тебя, только не это!
– Ну как, Голт, справишься? – вздохнул Кайзен. – Я хочу покончить с этим без проволочек и лишнего шума.
Голт направился к ней.
– Нет! – завизжала Сэндис, молотя руками и ногами.
Она потянулась к макушке, чтобы призвать Ирета, но Голт крепко стиснул ее запястья. Она попыталась ударить его, как научил Арни, но Голт был слишком силен и проворен. Вздернув ее наверх, он сдавил ее, словно железными тисками.
– Нет! – захлебнулась криком Сэндис. – Нет, Кайзен! Нет! Прекрати!
«Только не Ирет. Только не Ирет».
Ирет – все, что у нее осталось.
Голт с размаху швырнул ее ничком на стол. Ударившись подбородком о столешницу, Сэндис прикусила щеку.
Она неистово брыкалась и лягалась, но, когда Голт навалился на нее всем телом, затихла – ей стало нечем дышать. Он чуть не раздавил ее, она даже не почувствовала, как Кайзен стянул ремнями ее руки и ноги.
– Прошу, выслушай меня! – завывала она, омывая слезами стол. – Кайзен, послушай! Не делай этого! Голт! Не смей!
– Сэндис, мы с тобой служим великой цели, – произнес Кайзен. – Вскоре ты сама все поймешь.
Накинув ремни ей на плечи, он покрепче затянул их и зашептал ей прямо в ухо:
– Я выведу их на чистую воду. Докажу, что был прав.
Голт тем временем достал из шкафа бутылочку и протянул ее Кайзену. Кайзен вылил содержимое на шею Сэндис.
Сэндис рванулась. Один ремень развязался.
– Голт, – мягко пожурил помощника Кайзен, давая понять, что еще один такой промах, и тому несдобровать.
Голт взобрался на стол и уселся верхом на Сэндис, пристроив ноги ей на руки.
Сэндис затихла: она не могла издать ни звука, не могла пошевелить ни пальцем.
Кайзен поднял обсидиановый скребок, похожий на лезвие бритвы, и поднес его к шее Сэндис.
«Ирет? Ирет, ты меня слышишь? Ты здесь? Ирет, прости меня, я…»
Лезвие щекотало, царапая ей шею. Достаточно обрезать одну буковку, чтобы разрушить волшебство. Малюсенькая ошибка в имени – и Ирет больше никогда не найдет дорогу в ее тело.
Опустошенное, разбитое сердце Сэндис съежилось. В душе образовалась холодная, сосущая пустота.
Кайзен отошел от стола, любуясь творением своих рук. Голт соскочил с нее, но Сэндис не двигалась. Не кричала. Почти не дышала.
Вот и все. Раз-два, и Ирета нет.
«Нет».
«Нет».
Теперь она правда осталась одна. Одна как перст.
