15
Жужжащий амаринт кружил в воздухе, а по лицу Рона градом катились слезы. Ослепительный свет терзал глаза. Дикий рев чудовища, призванного Кайзеном, и вопли обгорелых бандитов разрывали уши.
Он лежал, вдавившись в землю, в нескольких сантиметрах от Сэндис. Все вокруг полыхало огнем. Сама Сэндис полыхала огнем от макушки до пят.
Амаринт кружился и вертелся, и безумная пляска огня и света отражалась на его золотых лепестках. Рон вдохнул удушающий запах горящей плоти и опалил ноздри. Рубашка на его спине начала тлеть. И хотя разум кричал ему: «Лежи и не шевелись!» – он осторожно приподнял голову.
Из тела Сэндис во все стороны рвался неистовый яркий свет. Он бил в глаза, он ослеплял. Сэндис осталась самой собой, вот только теперь ее окружало сияние белого огня, а глаза… глаза ее почернели, словно угли.
Он не сводил с нее ошарашенных глаз, чувствуя, как кусает кожу нетерпеливое и жадное пламя. Если бы не амаринт, что обволакивал его волшебной защитной мантией, тихонько и напевно жужжа, Рон бы истлел заживо.
На долю секунды Рон забыл, как дышать, и вдруг – раз, и огонь потух. И мир погрузился во мрак.
Со стуком упало чье-то тело.
Рон заморгал, отер слезы, помотал головой, отгоняя плывущие перед глазами разноцветные круги и всполохи. Огляделся. Прищурился. Проулок засыпало пеплом.
Чудище исчезло. Исчезла и Сэндис…
Он живо обернулся. Сэндис, нагая и бездыханная, лежала на изувеченной мостовой.
Рон долго не мог отвести от нее глаз. Но не ее нагота привлекала его. Он смотрел на Сэндис в немом восхищении, пытаясь понять, как такое возможно?
Амаринт иссяк и затих. Внезапная тишина поразила Рона, как обухом по голове. Он очнулся.
Эта схватка закончилась, но главная битва еще впереди.
«Надо бежать. Не мешкая».
Он подхватил Сэндис на руки, и искалеченное плечо отозвалось пронзительной болью в шее. Сложись все иначе, Рон присел бы отдохнуть и помассировал бы его, но сейчас на это не было времени. Почти бессознательно подцепив мизинцем амаринт, он помчался по переулку, поднимая тучи пепла. На развилке дороги увидел раненого – тот стонал и молил о помощи.
Судя по количеству пепла, покрывшего брусчатку, и обгорелым стенам, Сэндис убила далеко не всех оккультников, а только тех, кто стоял поблизости. «Кайзен… Что сталось с Кайзеном? И что сталось с монстром? Они стояли далеко, в самом конце проулка. Если бы нумен истлел, куча пепла наверняка была бы невообразимой. Но ее нет. Получается, Кайзен и нумен сбежали?»
Перед глазами Рона завертелись черные пятна. Он до сих пор на их территории, и далеко ему не уйти: на дворе день, а у него на руках – обнаженная девушка без сознания. «Надо спрятаться. Спрятаться».
Он размашисто зашагал по широкой, засыпанной пеплом дороге, намеренно оставляя за собой отчетливые следы. Затем развернулся и пошел обратно, держась как можно ближе к стене обветшалого дома. Заприметив нехоженую тропинку, свернул на нее, добрался до первого же ветхого жилища, ударом ноги распахнул дверь, вошел и плечом заботливо вернул дверь на прежнее место.
Внутри было темным-темно. Только мутные проблески света из окон на втором и третьем этажах пробивались сквозь полуобвалившиеся перекрытия, грозящие в любой момент погрести под собой и Рона и Сэндис. Полнейшее сумасшествие остаться здесь; полнейшее сумасшествие уйти отсюда.
Пошарив ногой в ворохе мусора и не обнаружив ничего опасного, он уложил на него Сэндис.
– Сэндис, – прошептал он, сжав ладонями ее лицо.
Он почувствовал тепло ее кожи. Тепло, а не жар горячечной лихорадки.
«Неужели ей самой удалось призвать Ирета? Нумен, правда, не овладел ее телом, зато она овладела его огнем».
Рон мотнул головой и легонько похлопал Сэндис по щекам.
– Сэндис! Сэндис! Твердыня Господня! Прошу тебя, очнись.
Сердце его исступленно забилось. На лбу выступил пот. Сэндис дышала ровно и легко, как человек, погруженный в глубокий сон.
Рон осмотрел себя: ожогов нет, хвала амаринту, а вот рубашка на спине разлезлась почти на куски. Он стянул ее через голову, и пепел запорошил волосы. Не страшно. Уж новую-то рубашку он может себе позволить. Глаза его привыкли к темноте, и, чтобы не искушать себя, он прикрыл рубашкой Сэндис.
Она ведь спасла ему жизнь. Так что нечего пускать слюни, пялясь на нее, пока она в беспамятстве.
Рон присел рядом с ней, хотел смахнуть рукой пот, но лишь размазал по лицу грязь. Сначала однокрылая женщина с острыми когтями, теперь вот этот… монстр с клешнями. Чем больше он погружался в омут ведовских обрядов, тем страшнее становилось.
Он задумчиво посмотрел на спящую Сэндис, спрятал в карман амаринт. Кайзен хочет вернуть ее. Любой ценой.
«Прах и пепел, что же за леденящее кровь чудовище вселяется в ее тело?»
✦ ✦ ✦
Рон не отважился исследовать их ветхое пристанище (не ровен час, оно сложится как карточный домик, или шум привлечет оккультников и нумена), однако он тихонько побродил на этаже – вдруг отыщется что-нибудь полезное. Нашел груду гвоздей и строительный мусор. Мертвых и живых мышей. Великолепно. Еды он не нашел, но, даже попадись она ему, он ни за что не взял бы ее в рот.
А еще он отыскал штору: уродливую, желтую – зато прочную. Сойдет.
Набросил ее на Сэндис и стал ждать. И вот, когда настал вечер и по мостовой потянулись сумеречные багряные тени, Сэндис пошевелилась.
– Сэндис? Сэндис? – рванул к ней Рон, сияя от радости.
Она застонала, откинула рубашку и штору и приложила руку ко лбу. Распахнула, закрыла и вновь распахнула глаза. С немым удивлением повела вокруг головой, наткнулась взглядом на Рона. И ахнула.
– Мы живы!
– Живы, черт тебя задери, – хмыкнул Рон. – Но говори тише. Мало ли что.
Она заморгала. Огляделась и выпрямилась на своем ложе, завернувшись в ткань и придерживая ее на груди. «Надо же, – подумал Рон, – нагота ее не смутила. Видать, одежда частенько превращалась на ней в труху…»
Конечно, он сам, еще когда решил стать Энгелом Верладом, грезил о захватывающих и лихих приключениях… но у него и в мыслях не было впутываться в подобную неразбериху.
– Мы там же, где и были, – вздрогнула Сэндис.
– Ну да. – Рон привалился к стене. – Не знаю, сколько их там спаслось, но за те шесть часов, что мы тут хоронимся, один человек мимо уже прогулялся. С голой девушкой на руках, знаешь ли, далеко не уйдешь.
– Шесть часов? – изумленно посмотрела она на него.
И ни слова о наготе! Может, в этом действительно нет ничего непристойного и Рону стоит принять это как должное?
Он кивнул.
Сэндис нахмурилась. Поглядела на свои ладони в отблесках блеклого света. Сжала и разжала кулаки.
– Обычно я сплю дольше.
– Дольше?
– Да. – Она осмотрела руки. – Но в этот раз все было иначе.
– Вселение?
Сэндис облизала губы, закашлялась и вместо ответа прохрипела:
– Воды.
Рон скривился, помотал головой. Сэндис понимающе вздохнула.
– Не знаю… Я ничего подобного раньше не делала. Это было… Это был Ирет. Часть его.
– Итак. – Рон запустил пятерню в волосы. – Ты что-то пробормотала… На древнем носконском, да? И превратилась во властелина огня?
– Это было похоже на обряд вселения… – Сэндис подтянула колени к груди. – Тот же жар, та же боль…
– Значит, это больно, – сорвавшимся голосом проговорил Рон и закашлялся.
– Больно так, что и не описать. – Она посмотрела ему прямо в глаза. – Так… словно тебя раздирают на части: клеточку за клеточкой. Словно тебя сжигает негасимое пламя. Словно из тебя лепят кого-то другого…
Рон сжался в комок. Попробовал вообразить себе хоть что-то подобное, но лишь задрожал от отвращения и возблагодарил Небеса, что он – не Сэндис.
– Кошмар какой-то…
Она кивнула. Просто кивнула, точно для нее разыгравшаяся кровавая драма была не более чем привычным и даже немного увлекательным зрелищем.
– Все происходит мгновенно, а затем наступает следующий день, и ты просыпаешься. Но на этот раз… На этот раз все было не так, как обычно.
Упершись локтями в колени, Рон ожесточенно затряс головой. Она говорила о боли, как о налетевшей на прошлой неделе буре. О муках вселения, как о пустячной болезни. Из его груди вырвался тяжкий вздох.
– Это было… невероятно. Ты пылала, словно факел, сжигала всех вокруг себя. Улицу засыпало пеплом…
Сэндис поникла, поколебалась чуть-чуть и прошептала:
– Надеюсь, мне удалось…
– Надеешься?
– Ну! – Она повела плечами. – Никто никогда не рассказывал мне, на что способен Ирет в моем теле. А я обычно помню довольно мало и не могу представить себе целиком всю картину. Хотя сегодня я была не совсем Иретом. Я ведь оставалась в сознании.
– Но как? – вскричал Рон, впиваясь в нее глазами. – Как ты смогла это сделать? Как, став наполовину одержимой Духом, ты стерпела эту чудовищную боль, даже не впав в блаженное беспамятство?
– Я почувствовала, что Ирет меня любит, – бесхитростно ответила она, расцветая в улыбке.
Рон оторопел: подобного ответа он никак не ожидал. Он попробовал возразить ей, смешался, подавился словами и лишь пробормотал:
– А, конь-огонь…
Одно из этих дьявольских отродий, что на каждом углу проклинают священники и те, кто облачен в одежды, расшитые лилиями о четырех лепестках. Свирепый монстр, которым пугают детишек, заставляя их есть кашу и чистить зубы. Беспощадно разящее орудие в руках подонков и мразей, окопавшихся в городе.
Сэндис пожала плечами. «Прах и пепел! Эту девчонку любит огненный конь из преисподней, а она лишь пожимает плечами!»
– Я ощутила его любовь. Мы с ним словно сроднились. Это похоже… Похоже… Не знаю, как тебе объяснить…
Она вскинула голову, посмотрела на окна, темневшие сквозь проплешины в перекрытиях.
– Надо уходить…
Рон погладил заросшую щетиной щеку. Никогда прежде не встречал он подобных девчонок. Но вот что тревожно – ее «странности» нисколько его не беспокоили. А ведь должны бы.
– Надо. Но боюсь, высунувшись, мы попадем в лапы шныряющих тут повсюду оккультников или бандитов. А может, даже полиции. Попробуй мы улизнуть, нам тотчас же сядут на хвост.
Сэндис задумалась.
– Тогда давай еще чуть-чуть переждем и отправимся на фабрику Хельдершмидта.
– Оружейную фабрику? Ты там и правда работала?
– Ага. Пока меня не сцапали работорговцы. Ночью она закрыта, там только уборщики, а их можно не считать. Я знаю, как нам проникнуть внутрь. Укроемся там хотя бы на одну ночь, заодно и вооружимся.
Рон задумчиво облизывал губы. Фабрика Хельдершмидта, конечно, не то чтобы под рукой, но, в общем-то, и не за горами. Если удастся взобраться на крышу, они довольно быстро до нее доберутся.
– Хорошо. Смотри, я проделаю дырки в этой шторе, ты наденешь мою рубашку задом наперед, а уж поверх нее накинешь штору. Не бог весть что, конечно, но… По дороге я что-нибудь для тебя прихвачу с бельевой веревки.
– Нет, – Сэндис вернула ему штору. – Я не хочу ничего красть…
– Тогда ты будешь красть взгляды окружающих. – Он многозначительно поглядел на ее голые ноги, торчавшие из едва прикрывавшей бедра рубахи.
Поглядел – и не смог оторваться.
Сэндис сурово свела брови. Но что ей пришлось не по нраву – его слишком пристальное внимание или положение, в котором она очутилась, – она пояснять не стала и лишь коротко кивнула.
Прикинув на глаз ширину штор, Рон зубами надорвал проймы для рук. Посмотрел на тусклый свет – они оказались примерно на одном уровне – и самодовольно ухмыльнулся.
– А из меня вышел бы неплохой портной.
Сэндис хихикнула.
Не отрывая пристального взгляда от его груди, Сэндис приняла из его рук длинный нелепый балахон.
– Чего ты? – насупился Рон, ощущая странную неловкость.
– Ничего, – тряхнула она головой. – Спасибо.
Рон отвернулся, чтобы она без стеснения обрядилась в это жалкое рубище. Когда девушка предстала перед ним во всей своей задрапированной красе, он увидел, что она связала нижний край штор в узел и сделала некое подобие шаровар.
– Бесподобно, – затрясся он, закрывая рот рукой, чтобы не разразиться гомерическим хохотом и не привлечь к себе ненужного внимания.
– А что с амаринтом?
– Пуст, как высохший колодец. Иначе я бы в том переулке знатно пропекся.
– Господи Боже, Рон! – побледнела Сэндис. – Я не подумала…
В горле ее запершило, голос взвился.
– Я чуть тебя не убила! Прости меня!
Она шагнула к нему, протянула руки, но сразу же неловко уронила их. Казалось, она вот-вот разрыдается.
Рон растерянно заморгал. Подумать только: оккультники, огненный конь и нагота для нее – трын-трава, ее заботило только одно – жив он или мертв… «Да быть такого не может!»
Что-то щемящее и болезненное и в то же время теплое и радостное разлилось в его груди, на краткий миг растопив глодавший внутренности свинцовый шар.
Сэндис не плевать на него. Отцу на него плевать, а Сэндис… Сэндис – нет.
– Да брось, – закашлялся Рон, скрывая смущение. – Может, я и без этой штуковины обошелся бы, притаился бы у тебя за спиной – и вся недолга. В общем, не из чего тут тарарам устраивать.
Сэндис так рьяно кивнула головой, что чуть не сломала себе шею. Живот ее заворчал, и она ткнула его кулаком.
– Бежать можешь? – спросил он, глядя на ее босые ноги.
«Черт его знает, сколько сил высасывает из одержимого обряд вселения».
– Думаю, да, – неуверенно произнесла она и грустно вздохнула, понимая, что другого выхода у них просто нет.
– Отлично, – сказал Рон и посмотрел на стропила. – Тогда попробуем забраться наверх.
✦ ✦ ✦
На этот раз прыжки по крышам не доставляли ему ни радости, ни ощущения свободы. Сердце его билось сильно и часто. За ними гнались. Амаринт исчерпал свою волшебную силу. А Сэндис, белая, как смерть, еле ковыляла следом. Это невообразимое полувселение выпило из нее все соки, и Рон ничем не мог ей помочь.
Кроме одного – он достал ей одежду. С первой же бельевой веревки он сдернул платье и швырнул ей. Она покорно натянула одежку и кивнула, благодаря его даже не за платье, а за минутную передышку.
Возле дымового кольца они спустились на землю. По заводским крышам не особо-то и попрыгаешь – сплошные трубы да вентиляционные шахты. Хороши одни лишь крыши длинных хлопковых фабрик – гладкие и ровные, почти без наклонов.
К сожалению, на хлопковых фабриках работали и днем и ночью, так что, вздумай Рон и Сэндис проникнуть внутрь, их наверняка бы заметили и либо вышвырнули вон, либо сдали в полицию. А Рону сейчас не с руки затевать свары с местными стражами порядка – хлопотать о нем некому. Мать за решеткой, а отец… Отец – бездушная тварь.
И вновь свинцовый шар выпустил зубы. Мама. До сих пор гниющая в застенках. Из-за него.
«Я приду за тобой, обещаю», – мысленно воззвал к ней Рон, оглянулся по сторонам и стремглав миновал перекресток, волоча за собой Сэндис. Погони он не заметил. Но то, что за ними гнались, он знал. Чувствовал. Как чувствовал хрустящих под подошвой жучков, что копошились в трещинах мостовой. Всякий раз, когда он оборачивался, карабкался по трубам и бежал, спасая свою шкуру, его плечо отзывалось пронзительной, пульсирующей болью. Обычно летом оно ему так не досаждало.
Вскоре они очутились у оружейной фабрики.
– Сюда, – с трудом прохрипела Сэндис.
На город опустилась ночь, улицы опустели. Возле фабрики Хельдершмидта слонялся лишь жалкий бродяга, да парочка ребятишек, прижавшись головами друг к другу, читали какую-то замусоленную книжку.
«Интересно, как Сэндис проникнет на фабрику? – подумал Рон. – Вряд ли она станет взламывать замок – маячивший у входа бугай-охранник этого явно не одобрит. Возможно, она припрятала под ковриком ключ или знает тайный подземный ход. В любом случае канализационные трубы слишком узки, чтобы можно было пробраться по ним».
Сэндис свернула за угол в тесный, шириной не более метра, закоулок, отделявший один корпус фабрики от другого. По кирпичным стенам змеились трубы. Протиснувшись сквозь их густую сеть, Сэндис подошла к водомерному узлу, взобралась на него и, дрожа, как в лихорадке, начала карабкаться вверх.
– Сэндис? – шепотом окликнул ее Рон.
Сэндис не отозвалась, и он полез за ней. И дважды чуть не сорвался – между трубами оказался слишком широкий зазор, но в первый раз его спасла выемка в отбитом кирпиче, а во второй – выступающий карниз окна, и он, подтягиваясь на руках, кое-как перебрался с трубы на трубу. Нога Сэндис тоже разок соскользнула, но она успела вовремя нащупать опору. Наконец они добрались до какого-то грязного оконца. Сэндис толкнула раму, надавила, и окно, скрипнув, отворилось.
Не в силах скрыть свою радость, Сэндис шумно выдохнула и забралась внутрь. Рон скользнул следом, оказавшись в вонючей комнате отдыха для мастеровых.
– Как-то раз Анон сломал щеколду на этом окне и побоялся признаться, – пояснила Сэндис, затворяя раму. – Охранники внизу – сущие звери.
Сэндис подскочила к стоящему в углу водяному насосу. Рон чуть не цыкнул на нее, боясь, как бы насос не наделал шуму, но Сэндис столь явно изнывала от жажды, что он промолчал и просто помог накачать воды.
Сэндис присосалась к шлангу, как пиявка, и Рон испугался, что она скорее лопнет, чем оторвется от помпы. Но Сэндис напилась и уступила ему место. Напился и он. Вода показалась затхлой, с металлическим привкусом, но ему было все равно.
Где-то поблизости раздалось глухое «бум».
Сэндис замерла.
– Уходим отсюда, – шепнула она. – Тут недалеко…
Рон кивнул и последовал за ней в коридор, освещенный скудным светом ламп, не дававшим охранникам заблудиться впотьмах. Озираясь, Сэндис поспешила к лестнице. Застыла. Рону послышались шаги наверху, над головой. Вероятно, то же послышалось и Сэндис, потому что она отпрыгнула от лестницы и бросилась к дверям в коридоре. Дернула одну ручку – заперто, другую – открыто.
Они выскочили на некое подобие балкона, под которым раскинулся сборочный цех; цех был заставлен несметным количеством станков и другого баснословно дорогого, по мнению Рона, оборудования.
Сэндис вцепилась в поручни, перегнулась, и Рон на секунду испугался, что она решила сигануть вниз. Она пару мгновений напряженно вглядывалась в черноту под ногами, затем отступила, повернулась и уставилась на живот Рона.
Метнулась к нему, схватилась за ремень, поддерживавший его брюки.
– Не то чтобы я возражал… – расплылся он в масляной улыбке (ну что тут поделаешь, он готов паясничать даже перед лицом смерти), – но я предполагал, что мы займемся здесь кое-чем другим…
Пропустив его скабрезную шутку мимо ушей, Сэндис отстегнула пряжку и так стремительно выдернула ремень из шлевок, что Рон чуть не согнулся пополам от боли. Затем она подскочила к двери, крест-накрест обвязала ремнем дверные ручки и увлекла Рона вниз, на лестницу.
«Зря я не стянул для нее платье черного цвета», – огорчился он. С другой стороны, это яркое мелькало во мгле, как свет маяка, и не давало потерять ее из виду и заплутать в неведомых ему доселе цехах.
Соскользнув с лестницы, они прокрались между конвейерами и станками сборочного цеха. Сэндис увидела стол и потащила его на себя. Ножки надсадно заскрипели, царапая пол, и они застыли, оглушенные гулким эхом, – так они переполошат всю охрану! Рон пару раз глубоко вздохнул, примерился и приподнял край стола.
– Придется его нести, – шепнул он. – Куда?
Сэндис кивком головы указала на угол позади огромного сооружения, похожего на плавильную печь, замурованную в стене под высоким окном. Неплохое местечко, чтобы укрыться, хотя и не самое подходящее для сна.
Рон поднял свой край стола над полом, а Сэндис, подсунув плечи под столешницу, подняла свой. Еле дыша, они направились к печи и очень осторожно положили стол на бок. Получилась невысокая, но стена. Перемахнув через нее, Сэндис ринулась к другому столу и с помощью Рона подтащила его к первому.
– Там, – Сэндис схватила его за рукав и ткнула пальцем в сторону дальней стены, – небольшой ящик с полусобранными ружьями. Принеси мне пару-тройку.
Взглянув, куда указывала Сэндис, Рон с сомнением поджал губы; хотел было ей возразить, но, услышав шаги над головой, передумал, кивнул и, перепрыгнув через опрокинутые столы, поспешил к ящику, стараясь ничего не перевернуть по дороге. Пока он пробирался по цеху, сердце его бешено колотилось в горле, но все прошло гладко: он добрался до ящика без приключений и заглянул в его недра, набитые ружьями, которые какой-то чудак, похоже, распилил пополам. Приклады, затворы, курки. Прихватив два обреза, Рон заторопился назад.
И снова гулкое «бум» сверху, только уже дальше… Севернее? Грохот упавшего тела. Охранник? Неужели их отыскали так быстро? Может, за фабрикой все время следили лазутчики и не нападали только потому, что ждали остальных?
Рон перелез через столы и чуть не умер со страху, не увидев Сэндис. Но она тотчас вынырнула из узкой ниши в стене, придерживая у груди подвернутый подол. Опустившись на колени, она вывалила на пол груду металла, в котором Рон с трудом узнал разрозненные части винтовок: спусковой механизм без спускового крючка, ствол и патронник. Магазин.
Забрав у него один обрез, Сэндис начала собирать его, словно детскую игрушку, – сноровисто и быстро, щелк-щелк. Руки ее, будто крылья птицы, так и парили то над прикладом, то над стволом.
– Так вот почему ты все время спрашивала, есть ли у меня оружие, – прошептал Рон.
– Да. Я трудилась здесь несколько лет. Даже в конце сборочной линии.
– В конце сборочной линии?
Сэндис прижала собранную винтовку к плечу, взглянула в прицел. Для полноты картины ей не хватало только мишени.
– Я проверяла собранное оружие.
Рон чуть не присвистнул, но вовремя спохватился. По правде говоря, он и стрелять-то толком не умел. У него никогда не было пистолета. Отец, само собой, выступал против оружия, да и сам он считал его слишком громоздким и громким и никогда не использовал в своей работе.
Со вторым обрезом Сэндис справилась еще быстрее, хотя патронник поначалу никак не входил в паз и ей пришлось разобрать ружье и собрать заново. Когда все было готово, она протянула винтовку Рону.
Вдалеке, над ними, раздались шаги. Много шагов. Вряд ли это охранники. Тех ведь не так уж и много. Их преследуют, а значит, Кайзен, вероятнее всего, остался жив. Либо они с Сэндис найдут неохраняемую дверь и выберутся наружу, либо затаятся здесь и будут сидеть тихо-тихо, как мыши.
Сэндис закусила губу, вскочила.
– Куда? – Рон схватил ее за руку.
– Нам нужны патроны. Я мигом.
Она казалась такой решительной, что Рону не достало сил ей сопротивляться, и он ее отпустил. Сэндис скрылась во тьме. Рон прислушался. Шаги то приближались, то удалялись, звучали то громче, то тише. От напряжения у Рона взмокли ладони.
Сэндис вернулась с коробкой боеприпасов, и Рон испустил еле слышный вздох облегчения. Сэндис присела и начала заряжать винтовки. В голове у Рона внезапно засвербила мысль.
– Сэндис, – прошептал он, хотя сейчас они были одни и можно было разговаривать не таясь, – кто такой Анон?
Она сконфуженно посмотрела на него.
– Ну, ты сказала, что Анон сломал щеколду на окне… – Он махнул рукой в сторону балкона.
– Анон – мой брат, – произнесла она печально. – Был моим братом.
Так это его она искала, когда ее сцапали работорговцы! Рон до сих пор не мог в это поверить. «Надо же, в Дрезберге орудует шайка работорговцев, которая похищает людей в темных переулках… В голове не укладывается… Но Сэндис не станет о таком лгать», – одернул он себя. Он знает ее всего ничего, но уверен – в ее честности можно не сомневаться.
– Ты ведь так и не нашла его, – напомнил он.
– Не нашла. Но он мертв, – ссутулилась Сэндис. – Утонул в канале.
– Ты видела его тело?
– Нет. Мне рассказал об этом Кайзен.
– И с каких это пор мы верим Кайзену?
– Он умер, Рон! – Сэндис вскинула голову, смахнула упавшие на лицо волосы.
– Но с чего…
– С того! Он три дня не приходил домой… Поэтому я и отправилась его искать, когда… – Горло у Сэндис перехватило, и она тряхнула головой. – Я знаю Анона. Он обязательно пришел бы за мной. Даже если Кайзен солгал… Тогда… Мой брат явился бы за мной, и Кайзену бы это очень не понравилось, понимаешь?
Рон кивнул. Куда ни кинь – всюду клин. И мертвый брат.
Согнув колени, он обхватил их руками. На миг ему почудились шаги в цеху… Но нет, он ошибся, шаги раздавались на верхнем этаже.
– Мой папа работал на хлопковой фабрике. – Сэндис отложила ружья и принялась выковыривать грязь из-под ногтей. – Я не знаю точно, что произошло. Может, кто-то закурил прямо в цехе. Вспыхнул огонь. И мой отец сгорел. Когда меня клеймили, я подумала… это чем-то похоже на смерть в жарком пламени…
– Ох, Сэндис, Сэндис, – застонал Рон. Плечи его сникли, в груди защемило.
Эта девочка переворачивала его привычный мир вверх дном.
– А затем моя мама махнула на жизнь рукой, – продолжала она. – Взяла и… перестала ходить на работу. Перестала есть. Пить. Легла на кровать и не вставала с нее, пока не умерла. Анон первым устроился сюда на работу… – Сэндис взглянула на тени, извивавшиеся на стене. – Несколько лет мы вполне сносно держались на плаву. А потом Анон пропал… Ну, остальное ты знаешь.
Рон нахмурился. Да, остальное он знал.
– Сколько тебе было, когда умерли родители?
– Одиннадцать. Анону было девять.
Рон потер руки. Он не замерз, он просто не знал, куда их деть. Неудивительно, что она так стремится найти этого Талбура.
Его сиятельного папашу Сэндис видела, а вот маму – нет. Чувство вины свинцовым шаром перекатилось в его желудке туда и обратно. Если он не вытащит маму из «Гереха», история ее жизни окажется столь же печальной, что и у матери Сэндис.
– Три года назад, когда мне было двадцать два… – начал он и запнулся, ощущая неловкость: еще никому и никогда он не рассказывал о себе. – Я все еще работал в канализации. Чистил трубы на улице, где жил Куртц.
Не удержавшись, Рон расплылся в мальчишеской улыбке, хотя ничего смешного и не сказал.
– Очищал канализационные тоннели от всякого хлама. Когда мусорщики не успевают вывозить оставленный людьми мусор, те начинают кидать его в канализацию. Умники…
Сэндис улыбнулась.
– В общем, я ковырялся в воде, когда тоннель обрушился.
Сэндис вытянулась. Застыла.
– Как видишь, я выкарабкался, – хмыкнул он, – хотя и получил какой-то глыбой по спине и повредил плечо. – Напоминая о себе, плечо заныло, и он протянул руку, чтобы помассировать шишку, набухшую у основания шеи. – Когтями я процарапывал ход наверх, а вокруг крошился бетон и срывались булыжники. И вдруг завалы пронзил солнечный свет, и что-то сверкнуло. Рука у меня отнялась, голова истекала кровью, но я все-таки нырнул – не такой уж я дурак, чтобы отказываться от золота.
Оторвавшись от зудящего плеча, он полез в карман и вытянул амаринт. Подбросил его и снова поймал.
– Так я и нашел эту цацку. Первые колины сровняли с землей носконские постройки, не удосужившись покопаться в них. Думаю, в древние времена тот тоннель служил усыпальницей. Правда, биться об заклад не стану – тел я не видел, да и не искал. Я собирался продать побрякушку, но один хмырь чуть не спятил, когда увидел ее у меня, и попытался ее стащить. Если бы не Куртц, плакал бы мой амаринт горючими слезами.
– Куртц тебя спас? – загорелась она.
– Я сам себя спас, – расхохотался Рон. – Второй раз в жизни я воспользовался тем, чему он меня обучил, сечешь? В общем, в конце концов я смекнул, что к чему, и… – Рон глубоко вздохнул, – опля! Превратился в Энгела Верлада, бросил работу и начал зашибать деньгу.
– И чем же занимается Энгел? – осторожно спросила Сэндис.
Рон слишком резко дернул плечом и поморщился.
– Тем, на что у других кишка тонка. Краду, шпионю, свожу одних людей с другими.
– Чтобы те их убили? – отшатнулась Сэндис.
– Понятия не имею, что одни с другими делают. – Рон потянулся к ноющему плечу, помял его. – Я не спрашиваю. Но сам я никого не убиваю. Такие предложения я отметаю сразу.
Кем-кем, а убийцей он не был. То ли философия Куртца пустила корни в душе глубже, чем ему бы хотелось, то ли проповеди отца – еще в те времена, когда они жили одной семьей, – слишком прочно засели в его голове. Одним словом, если можно было избежать общения с бандюгами и оккультниками, он его избегал. Слишком темные дела они творили. Слишком грязные.
– Как-то я подрядился на одну работенку… – Рон покачал пальцем, на котором висел амаринт, – для Маральда Стеффена.
– Того старика, которого ты избил.
– Да, прости, – мучительно скривился он.
Сэндис пожала плечами.
– В общем, из-за него-то все и завертелось, и мою маму заточили в «Герех». Я пытался подкупить Смотрителя, пытался предложить себя вместо нее, однако… – В отчаянии он замотал головой. – Твердыня Господня, как же я все тут ненавижу.
Они помолчали. Рону больше нечего было сказать, а Сэндис… Сэндис, возможно, выносила ему свой приговор. Ну разумеется, она жизнью готова рискнуть, лишь бы отыскать родственника, которого и в глаза не видела, а он, Рон, позволил бросить свою неповинную мать за решетку. Он ждал, что Сэндис скажет ему: «Почему ты не продашь амаринт, Рон? Неужели твоя мама того не стоит?..» Эх, если бы Сэндис могла его понять, если бы…
Но Сэндис не сказала ни слова; встала на колени и отняла руку Рона от раненого плеча.
– Что…
Сэндис, не дав ему договорить, нежно приподняла его голову и легонько провела пальцами по плечу.
– Здесь?
– Ну да…
Нащупав узел, она тихонько нажала на него. Рон вздрогнул.
– Повернись.
Рон не понимал, что она задумала, но шаги над головой затихли, и он, подчиняясь ее воле, повернулся спиной.
– Докторов у оккульников нет, – прошептала она ему на ухо, разглаживая пальцами его лопатки и позвоночник, – но Кайзен следит, чтобы его вассалы находились в добром здравии. Иначе они не способны ко вселению.
– Ты говоришь о себе, точно о вещи.
– Для Кайзена я и есть вещь. – Руки Сэндис добрались до его шеи. – Рада, что с тобой все по-другому.
– С чего вдруг…
Одну руку Сэндис положила ему на шею, другой обхватила его плечо и дернула на себя. Кости звонко хрустнули (хрясь!), и Рон еле-еле – только чтобы не выдать их местонахождение врагам – сдержал вопль ярости. Грубо отпихнув Сэндис, он схватился за плечо.
– Какого черта, Сэндис? – вскипел он.
Плечо не ныло.
Рон осекся. Пощупал узел, который собрался массировать, но узел исчез.
– Какого черта?.. – растерялся он.
– Лучше? – качнулась она на пятках.
– Да, – кивнул он, оглаживая плечо. – Как тебе удалось?
– Когда живешь с оккультниками, приходится учиться заботиться о себе, – усмехнулась она, когда он присел рядом. Посмотрела вдаль и тихо добавила: – Иногда они дают сдачи. Люди, которым угрожает Кайзен. Нумену их тумаки как об стену горох, а вот вассалу порой приходится несладко. Его могут серьезно покалечить. Поэтому нам надо знать, как лечить свои раны. Однажды… – Она заколебалась. – Когда я только-только попала к Кайзену, я увидела, как один вассал умер. Кайзен так рассвирепел… ты и представить себе не можешь…
– Что, больше, чем когда гнался за нами по улицам?
– Да.
– Он просто псих ненормальный!
И вновь между ними повисла тишина. Вдали, за фабричными стенами, залился трелью полицейский свисток. Рон задержал дыхание, прислушался. Свист не повторился.
«Может, „алые“ обнаружили оккультников и наконец-то зачесались? Было бы неплохо», – ухмыльнулся он.
С каждой минутой беспокойство его нарастало сильнее и сильнее. Где оккультники? Когда нанесут удар? Глаза слипались, но он не позволял себе погрузиться в сон. У него зачесался нос, нога, рука. И чем больше он переживал, тем усерднее чесался.
Вытянул амаринт, повертел на пальце, крутя лопасти друг вокруг друга.
Вдруг Сэндис распахнула рот и схватилась за сердце.
– Что? – вытянулся Рон и оглянулся, уверенный, что в цех пробрался оккультник.
– Я… – задыхаясь проговорила Сэндис, не отрывая глаз от амаринта, – я что-то почувствовала. Я смотрела на него, и…
– И что же?
Ее темные и бездонные глаза, в которых затаился ужас, встретили его взгляд.
– Я словно коснулась обжигающей меди. Он опалил…
Закончить она не успела: дверь, ведущая на балкончик, та самая дверь, в которую они вошли, затряслась. Кто-то рвал и дергал ручки, но ременная петля держалась крепко.
Сэндис схватила ружье. Пальцы ее тряслись.
Она тоже не хотела никого убивать.
Рон потянулся за своей винтовкой. Сэндис, не отрывая глаз от двери, взвела курок и уперлась прикладом в плечо. Возможно, лишь затем, чтобы унять дрожь.
Рон положил руку ей на плечо. Она подняла на него взгляд, и на миг он позабыл о том, что в дверь ломятся оккультники. О том, что она – вассал. О том, что эта ночь может стать последней в их жизни.
Ему захотелось поцеловать ее. В последний раз, перед тем как кануть в небытие, ему захотелось ощутить на губах трепет жизни. Правда, если они выживут, ему не поздоровится – Сэндис вряд ли стерпит подобное самовольство и задаст ему ту еще взбучку.
Дверь заходила ходуном. Сэндис отпрянула, метнулась глазами к балкону.
В дверной щели сверкнуло лезвие ножа, и чья-то невидимая рука принялась пилить державший ручки ремень.