Часть 4

Как только все началось, Джулия сразу поняла, что это будет, собственно, не столько допрос, сколько участливое интервьюирование. Эдит настояла, чтобы следователь проводил его прямо в ее больничной палате, а они все собрались вокруг ее кровати, точно родственники у постели умирающей, переживающие по поводу причитающейся им доли наследства. Вероятно, этим и объяснялась скованность детектива: он явно робел в присутствии графини.

Эдит была собранной и позаботилась о том, чтобы хорошо выглядеть – в соответствии с моментом; на ней был роскошный шелковый пеньюар, а зачесанные назад волосы образовывали на подушке нечто вроде эффектного обрамления вокруг ее бледного лица. Можно сказать, что выглядела она определенно по-ангельски, и Джулия с облегчением отметила, какой энергичной и оправившейся от потрясения казалась она спустя всего две ночи после происшествия.

Это был не суетливый госпиталь, а скорее старомодная деревенская больница, плохо приспособленная для лечения тяжелых пациентов. И это было очень кстати, подумала Джулия, поскольку никто из аристократов, заполнявших сейчас эти палаты, не жаловался на что-то более серьезное, чем состояние шока и стресс, вызванный потрясением.

И все же такое собрание сегодня казалось ей неуместным и даже дерзким. Но Эдит настояла на этом, и сейчас Джулии стало понятно, зачем она это сделала. Графиня ловила буквально каждое слово, произнесенное детективом, словно надеясь, что очередной его вопрос откроет ей какую-то важную информацию.

Как удачно, что ей все-таки удалось связаться с Алексом по телефону за день до этого!

Если бы он не рассказал ей столько всего о теории, выдвинутой детективами, они с Рамзесом не смогли бы так хорошо подготовиться. Теперь же Рамзес мог играть со следователем, управляя им, словно музыкальным инструментом. Он искренне соглашался с полицейским, что действительно имела место какая-то изощренная мистификация, что при этом использовались галлюциногены в сочетании с какими-то ловкими трюками и что все это было направлено на то, чтобы отвлечь всеобщее внимание от какого-то непонятного преступления, которое, впрочем, еще необходимо было выявить. А как еще иначе можно было бы объяснить тот подземный ход под храмом?

– А кем была та африканская женщина, о которой упомянули несколько гостей? – спросил детектив.

Эдит нахмурилась. При этом Алекс на это никак не отреагировал, что удивило Джулию. Он сидел на стуле в противоположном конце комнаты, сцепив перед собой руки в замок и неподвижным взглядом уставившись в какую-то точку чуть выше плеча Джулии. Он казался невозмутимо спокойным.

– Ах да, – ответил Рамзес, – это была моя приятельница, Абеба Бектул. Эта женщина благородного происхождения, родом из Эфиопии. Она проделала очень долгий путь только ради нашей помолвки.

– А что вас связывает с этой мисс Бектул?

– Она финансирует и оказывает всяческую поддержку нескольким раскопкам, которые я провожу на территории Эфиопии.

– Эфиопии? Я никогда не слышал, чтобы в Эфиопии когда-либо находили мумии.

– Африка – величественный и таинственный край, дорогой сэр. Край, полный эпохальных находок, большинство из которых еще только предстоит обнаружить.

– Ясно.

То, как резко детектив произнес это слово, предполагало, что он абсолютно не стремится познакомиться ближе с этой самой Африкой. Возможно, он вспомнил, какое сокрушительное поражение эфиопы нанесли итальянцам не так давно, и подумал, что они представляют угрозу и для Британской империи.

– И где же она теперь? – прозвучал его следующий вопрос.

– Она остановилась в отеле «Клариджес». Видите ли, поначалу она собиралась пожить у нас, в нашем доме в Мейфэр. Но после такого стресса предпочла уединение. Она находится сейчас в своем номере и с удовольствием ответит на все ваши вопросы, если таковые у вас возникнут.

На самом деле, конечно, все было не совсем так.

Бектатен заказала этот номер незадолго до отъезда Рамзеса с Джулией из Корнуолла с единственной целью – чтобы это послужило подтверждением их легенды для полиции. Имя Абеба Бектул было вымышленным, одним из множества ее имен; причем при аренде замка она представилась совсем иначе. Она не хотела оставаться совсем уж таинственной личностью, если вдруг потребуется ее участие, но также не имела ни малейшего желания подпускать посторонних близко к своему саду. К счастью, после стольких разных жизней на всех континентах у нее не было недостатка в различных именах, которые она могла бы использовать, если бы оказалась в фокусе внимания следствия.

– Думаю, в этом пока нет необходимости, – ответил детектив, – если, разумеется, вы можете поручиться за ее хорошую репутацию.

– Конечно, мы за нее определенно ручаемся, – подтвердила Джулия.

– Что ж, очень хорошо. – Детектив прокашлялся. – Таким образом, сейчас становится понятным, что нам нужно выявлять кражу и искать, что похищено. За два дня с начала следствия у нас, боюсь, не появилось никакой информации относительно этих пропавших гостей. А поскольку, и я могу вас в этом заверить, совершенно невозможно искать убийцу, если нет тела, если никто из близких, друзей или знакомых не заявлял о чьей-либо пропаже, выходит, что… и расследовать тут, собственно говоря, нечего. Поэтому, если полицейское управление и дальше будет придерживаться этой точки зрения, данное происшествие в дальнейшем будет рассматриваться как кража.

– Или отравление, – вставила слово Эдит, – отравление всех нас. Очевидно же, что нам подсыпали какое-то средство, вызывающее галлюцинации. Оно могло находиться в шампанском!

– Это возможно, миссис, но боюсь, что в панике все шампанское было расплескано, а бокалы из-под него растоптаны, – возразил детектив. – Нам не удалось найти ни единого целого бокала во всем доме, а все откупоренные бутылки загадочно исчезли.

– В таком случае это наиболее хорошо продуманная и сбивающая с толку интрига, какую только можно себе вообразить, – согласилась Эдит.

Она горестно воздела руки к небу, а потом театрально уронила их на одеяло по обе стороны от себя. Джулия не могла сдержать улыбку: в этом простом жесте было столько энергии и жизненной силы – явный признак того, что очень скоро Эдит окончательно восстановится и выйдет из больницы.

– Одного не пойму, – продолжала графиня Резерфорд в раздумье, – почему мы не увидели, например, бабочек или радугу? Зачем нужно было, чтобы мы смотрели на такие отвратительные вещи? Однако, поскольку я не являюсь ни отравителем, ни профессиональным вором, боюсь, что это за пределами моего понимания.

По комнате прокатился робкий смех.

Только Алекс не разделял общего оптимизма.

– Но ведь это довольно странно, вам не кажется? – обращаясь с этим вопросом вроде бы ко всем сразу, Алекс почему-то смотрел исключительно на Джулию. – Я имею в виду, что в своих галлюцинациях мы все видели практически одно и то же.

– Боюсь, «странно» – это слишком мягко сказано для описания произошедшего, – вздохнул детектив. – Но мы хотим, чтобы вы знали, что мы продолжаем относиться к этому случаю очень серьезно. В течение ближайших дней полиция проконсультируется у нескольких профессиональных мастеров спецэффектов. Может быть, они смогут рассказать нам, как подобный фокус можно провернуть с помощью каких-то физических трюков в сочетании с применением наркотиков, как предполагает графиня. Однако я убедительно прошу вас не делиться никакой информацией с прессой. Это в наших общих интересах. Дело очень непростое и деликатное, в котором полиции приходится искать помощи у… фокусников.

Затем все начали любезно прощаться. Но Джулия все не могла оторвать глаз от Алекса. Может быть, он пребывает в шоке? Может быть, доктора в больнице просто не диагностировали его тяжелое состояние, потому что все свое внимание уделяли его матери?

– Очень мило с вашей стороны, что вы оба проделали неблизкий путь, – сказала Эдит.

Джулия успокаивающе пожала ей руку:

– После всего того, что вам, Эдит, довелось пережить из-за нас, я просто не могла…

Она запнулась, и в это момент почувствовала руку Рамзеса у себя на плече. Возможно, он боится, чтобы она не сказала чего-то лишнего?

– Мы постараемся как можно скорее вернуться в Лондон, – продолжала Эдит. – Я пока не могу себя заставить посетить наше поместье. Что касается Эллиота, то он снова прислал нам откуда-то огромную сумму денег. Теперь я уже совершенно запуталась и не знаю, где он сейчас находится.

– Он, конечно же, приедет домой, как только узнает обо всем этом, – раздраженно сказал Алекс. – Я сообщу ему, как только узнаю его новый адрес.

– Не сердись на своего отца, Алекс, – ответила Эдит. – Ему необходимо побыть одному. А эти звонки из банка о поступлении очередного перевода, они ведь раздаются чуть ли не каждый день. Где бы он ни был, фортуна, похоже, продолжает улыбаться ему, и он охотно делится плодами своей удачи с семьей, наверное, даже в большей степени, чем наслаждается ими сам.

– Прости, мама. – Алекс остановился у кровати матери напротив Джулии, которая стояла с другой стороны и держала графиню за руку. – Просто последние дни были очень изматывающими.

Однако про себя Джулия отметила, что изможденным он не выглядел. Ошеломленным – да; может быть, даже немного хмельным. И на удивление расслабленным. Он поймал на себе пристальный взгляд Джулии и улыбнулся ей странной понимающей улыбкой.

– Да, это так, – ответила Эдит, пожав руку сначала Алексу, потом Джулии. – Дни были тяжелыми. И все это время ты вел себя как образцовый сын.

Взглянув на нее с таким чувством, будто эти ее слова причинили ему боль, он прошептал в ответ:

– Мы всегда были семьей, мама. Ты и я. И отец тоже. И всегда будем единой семьей, независимо от того, где в этом мире окажется каждый из нас. Независимо от того, где каждый из нас надеется оказаться.

– Да, думаю, ты прав, – вздохнула Эдит. – Уверяю тебя, я тоже время от времени скучаю по твоему отцу. Даже в меланхолии можно порой найти свой шарм.

– Алекс, не хочешь ли немного пройтись со мной? – предложила Джулия.

Он молча кивнул, продолжая пристально смотреть на мать.

Но мысли Эдит, казалось, витали где-то далеко. Возможно, поэтому она и не заметила слез в глазах сына. Когда он быстро, почти украдкой, наклонился поцеловать ее в лоб, она ласково потрепала его по щеке. Однако по выражению ее лица было видно, что она уже вновь вернулась к молчаливым размышлениям о странных событиях последних нескольких дней.

Они прошли через небольшую площадь, обсаженную по краям деревьями, и оказались в окружении каменных стен жилых домов и витрин магазинов. Никто из них не был в силах заговорить. Джулия ожидала от него каких-то излияний, бурного всплеска эмоций, и всего несколько дней назад так бы оно наверняка и случилось. Но сейчас, похоже, в нем опять что-то изменилось. Так что сейчас она размышляла, пытаясь сообразить, как выяснить состояние его психики, не раскрывая подробностей, в которые не хотела его посвящать.

– Что ты обо всем этом думаешь, Алекс? – наконец спросила она.

– А что ты хочешь, чтобы я думал, Джулия?

– Я тебя не понимаю.

Однако она поняла, она все поняла. Он подозревал ее. Подозревал в причастности ко всем этим событиям.

– Большинство людей не меняются, верно? – Он вдруг остановился и, сунув руки в карманы, стал провожать взглядом пропыхтевший мимо автомобиль. – Что бы с ними ни происходило. Через что бы они ни прошли. Они делают все, чтобы уберечь свои предубеждения. Свои амбиции, даже если амбиции эти были заложены в них, когда они были совсем юными и глупыми. Это способ существования, образ жизни, каким я его когда-то тебе описывал. Постоянно объяснять свой новый жизненный опыт на основании старых убеждений.

– Насколько я поняла, – ответила Джулия, – образ жизни, который ты мне описывал, предполагал игнорирование душевной боли и попытки отвлечься от нее в повседневной рутине.

– Да. Именно.

– То, что ты увидел, решительно изменило тебя, Алекс?

– Вероятно. Но я не это хотел сказать.

– А что же?

– Я хотел сказать, что здравомыслящие люди обычно считают, что они не подвержены изменениям. Что они могут просто отбросить последствия своего нового жизненного опыта. – Он внимательно посмотрел ей в глаза. – Новую информацию…

– Алекс…

– Так что, полагаю, все это можно понять. Наверное, это позволяет прощать тех, кто от тебя так много утаивал. Даже, если сам ты обнажил перед ними свою душу.

Она хотела взять его за руку, но он отстранился. А когда она потянулась к его щеке, сделал шаг назад.

– Не нужно, Джулия. Прощение – это совсем новое чувство для меня. Так что прошу тебя пока что его не проверять.

– О чем еще ты просишь меня?

– Я хочу сказать, что теперь подошла моя очередь. И я прошу удовлетворения. На короткий срок, по крайней мере.

– Твоя очередь? Я что-то не пойму тебя.

– Мой отец никогда не вернется домой. Теперь я это точно знаю. Я знаю это потому, что он так и не пообещал нам этого, как мы с мамой ни настаивали. А еще я знаю, что моя мать испытывает огромное облегчение от этого. При том благосостоянии, которое обеспечивает отец, она счастлива вернуться к выполнению своих обязанностей в качестве графини Резерфорд и заняться всей нашей недвижимостью, которую она с большим трудом и с ничтожным успехом пыталась поддерживать столько лет. По секрету она сказала мне, что пришла ее очередь править нашим маленьким королевством Резерфордов, и ее не очень заботит, увидит ли она когда-либо моего отца снова или нет.

– Понятно, – сказала Джулия.

– Все это, конечно, очень хорошо, – продолжал Алекс. – Но я очень рассчитываю на то, что наконец пришел и мой черед, правда, в несколько другом плане.

– Я по-прежнему не понимаю, что ты имеешь в виду, Алекс.

– Мой отец сейчас наслаждается своими бесконечными путешествиями, вы с Рамзесом наслаждались своими. И скоро уедете снова. А теперь я тоже хочу отправиться путешествовать.

«Он сказал Рамзес, – отметила она. – А не мистер Рамзи».

– Алекс, ты не должен…

– Не должен – что? Прошу тебя, Джулия. Я все понимаю. Правда. Я понимаю. Ты думала, что это убережет мне сердце, если я буду считать ее безумной. Возможно, даже видела нечто положительное для меня в том, что я был единственным в нашей компании, кто не знал истинной цели поездки в Египет. И понятия не имел о ее важном значении. А мой отец, безусловно, знал это, и это в какой-то мере объясняет его долгое отсутствие.

– Алекс, ты должен понять, что я…

– Я понимаю. Джулия. И говорю без всякого сарказма. Мне нелегко произносить такие вещи, и поэтому я прошу тебя относиться к ней с уважением.

– Алекс, ты не знаешь, что она собой представляет.

– Как и ты сама!

От захлестнувшей его злости она вздрогнула, потому что никогда не слышала в его голосе ничего подобного.

– Как не знает этого и Рамзес, – сказал он. – В этом-то все и дело, верно? Вы с ним старались уберечь меня от создания, природы которого на самом деле просто не понимали. И не понимаете до сих пор. Даже она сама не знает, кто она. Ясно только одно: она хочет вернуться в убежище, в котором вы оба хотели ее удерживать. В этом случае вы оба будете удовлетворены, не так ли? Даже если я поеду с ней. На то время, которое ей осталось. И я прошу тебя… Нет. Нет, не прошу. Я требую, Джулия. Я требую, чтобы вы не следили за нами.

«За нами».

– Где она теперь, Алекс? – спросила Джулия. – На ферме у одного из ваших арендаторов? Ты должен мне это сказать.

– Прощай, Джулия.

Голос его немного смягчился, и он даже сделал шаг в ее сторону, сократив расстояние, на которое отпрянул, когда она попыталась коснуться его:

– Прощай. Я понимаю, что вы с Рамзесом стоите на пороге волшебного и пугающего мира, который еще полностью не исследован. Я ни на секунду не сомневаюсь, что ваша новая подруга из Эфиопии явилась как раз оттуда. Я надеюсь, что вы найдете в том мире много радости и удивительных чудес. Но сам я не хочу быть частью этого. Как не хочет этого и она.

Как так получилось, что эти простые слова задели ее больше, чем что-либо другое, произошедшее с ней за последние месяцы? И какова была настоящая причина тех слез, которые сейчас выступили на ее глазах? Что это было? Чувство вины? Угрызения совести? Раскаяние? Не похоже.

Он взял ее за плечи и, наклонившись вперед, поцеловал в лоб. После того как мгновение назад он отстранился от нее, этот жест был похож на благословение. Затем он быстро развернулся и поспешил через площадь в сторону своего автомобиля. Потому что теперь он боялся. Боялся, что она станет преследовать его. Что предупредит Рамзеса, и тогда они вдвоем начнут искать, где он прячет ее, это создание, которое когда-то в прошлом было Клеопатрой. Но теперь она была все-таки не совсем ею.

Джулия хотела пойти за ним, но, вопреки своему желанию, замерла словно парализованная. Сраженная его откровениями и прямотой, его искренностью, а также вспышками злости, что, как и его уязвимость, проявившаяся в последние недели, было для него совершенно не характерно.

Он сможет измениться. Он сможет принять эту, казалось бы, невозможную реальность. Именно об этом он ей только что и говорил.

Она видела, как его машина неторопливо проехала через площадь и скрылась из виду.

Через считаные секунды она услышала за спиной чьи-то шаги, и Рамзес обнял ее сзади за плечи.

Джулия повернулась к нему и спрятала лицо на его широкой груди. Она догадывалась, что не имеет смысла скрывать от него свои слезы. Потому что он, конечно же, чувствовал их через рубашку, да и ее судорожное дыхание тоже выдавало ее плач.

Неужели ей придется сохранить это в тайне от Рамзеса? Неужели это единственный способ с уважением отнестись к просьбе Алекса? Точнее, к его требованию, как он сам об этом сказал.

– Она с ним, Рамзес. Она с ним. Он знает все, что известно ей. А теперь он попытается скрыться с ней и требует, чтобы мы их не преследовали.

– Он сердился на тебя? – спросил Рамзес.

Она подняла на него глаза.

– Не очень, – прошептала она в ответ. – Не настолько, чтобы это могло объяснить мои слезы. И угрызения совести или раскаяние с моей стороны тут тоже ни при чем. Так что мне сложно объяснить ту печаль, которая переполняет меня.

– Зато я могу это объяснить, дорогая.

– Ты, конечно, можешь.

– Мы очень многое от него утаивали. Твое беспокойство за него и наше торжество в его доме. Все это лишь продлевало вашу с ним многолетнюю связь. Алекс был последним звеном, связывающим тебя с твоей смертной жизнью. А теперь, попросив тебя отпустить его, он тем самым окончательно отпустил тебя.

– Да, действительно. Он сказал мне, что мы, то есть ты и я, стоим на пороге волшебного и пугающего мира, который еще полностью не исследован. Но он не хочет быть частью этого мира. И она тоже.

– Но они уже все равно стали его частью, – тихо возразил он.

– Так мы можем удовлетворить его просьбу?

– Можем, конечно, можем. Но теперь у нас есть царица, перед которой мы тоже должны держать ответ. Есть еще и Сибил, чье желание отыскать Клеопатру намного сильнее нашего.

– Мы должны все им рассказать?

– Мы должны рассказать Бектатен. А говорить об этом Сибил или не говорить, будет решать уже она. Но что бы мы ни рассказали, мы обязательно должны упомянуть просьбу Алекса о том, чтобы оставить их в покое. Их обоих. Если, конечно, ты сама хочешь удовлетворить его просьбу.

– Другими словами, если я сама хочу освободиться, ты хотел сказать. Если я захочу прервать последнюю ниточку, связывающую меня с моей смертной жизнью… Чтобы окончательно шагнуть в твой волшебный и пугающий мир.

– Наш мир, моя дорогая Джулия, – поправил ее Рамзес. А когда она подняла к нему свое лицо, он ответил на ее слабую улыбку нежным поцелуем и повторил: – Наш мир.