Алекс Саварелл шел за своей матерью по каменным ступеням лестницы, ведущей к просторной западной лужайке поместья Резерфордов.

Эдит Саварелл, графиня Резерфорд, ростом практически не уступала сыну; ее тронутые серебром волосы нравились Алексу сейчас почти так же, как и в те времена, когда они были еще белокурыми. Глядя на нее, элегантно одетую в мягкий приталенный жакет и узкую юбку, с аккуратной прической, ему казалось, что в ней все еще живет ее былая красота, не страшащаяся времени.

Слухи о приближающейся помолвке Джулии с Рамзи расползлись по всему Лондону. Об этом уже дважды писали газеты в светской хронике. Торжество собиралась посетить одна известная американская писательница и целый ряд прочих светил в области литературы и искусства. Пройдет еще несколько дней, и на этой земле соберутся представители самых зажиточных семейств Британии.

При подготовке к этому празднику поместье, долгое время лежавшее тяжким бременем на всей семье, было основательно отремонтировано и отреставрировано – все благодаря нескончаемому потоку денежных переводов из-за границы от Эллиота и ожившему энтузиазму Эдит. Их пришедшая в упадок родовая недвижимость возродилась, и теперь Эдит, шедшая впереди Алекса, объясняла ему, как все будет выглядеть, широкими жестами показывая, где должны располагаться тенты, столы и стулья для гостей.

За последние несколько недель садовникам удалось аккуратно подстричь живые изгороди, окружавшие западную лужайку со всех сторон. Они удалили вьющиеся растения, которые за последние несколько лет оплели деревья сада. Непосредственно в доме паркетные полы были натерты воском и отполированы, гобелены – вычищены, а через огромные окна, сияющие безукоризненной чистотой, открывался прекрасный вид на зеленые холмы деревенского пейзажа. Унылые обои викторианской эпохи в гостиной были заменены новыми, современными, предложенными известным декоратором Уильямом Моррисом, отчего складывалось впечатление, что сочная зелень с улицы ворвалась внутрь и была укрощена и облагорожена с помощью элегантной обстановки.

Эдит, красивая американка с сильным характером, унаследовавшая большое состояние, была идеальной парой для отца Алекса, человека, склонного к долгим путешествиям и «приступам затворничества», как она сама когда-то выразилась. Эдит никогда не жаловалась на финансовые проблемы семьи, много лет назад поглотившие все ее наследство, умудряясь вести хозяйство доступными способами и находя должные оправдания поведению Эллиота, порой весьма эксцентричному.

Женщина с более значительными эмоциональными потребностями просто не смогла бы этого вынести, думал Алекс. Он был бесконечно рад видеть свою мать столь безудержно счастливой. Хотя он плохо разбирался в нюансах женских аксессуаров и одежды, ему было понятно, что эти жакет с юбкой – дорогие и модные (нужно сказать, что ее гардероб сейчас был забит подобными нарядами), а это жемчужное ожерелье на ней до этого долгие годы пролежало в банке в качестве гарантии обеспечения долгов, которые теперь были все погашены. На его мать все эти хлопоты действовали благотворно. Она этого заслуживала. Она заслуживала того, чтобы гордиться собой, и ее переполняли планы различных светских мероприятий, среди которых прием по поводу помолвки Джулии, безусловно, был лишь началом.

Страдал ли сейчас его отец от своих обычных бунтарских настроений, от своих постоянных отказов признавать обязанности, возложенные на него титулом и высшим обществом? В этом ли заключалось объяснение странствий Эллиота по всей Европе? Как бы там ни было, это никак не объясняло огромных сумм денег, которые он присылал домой. Да, в своих письмах он упоминал о выигрышах в казино. А от одних старых друзей семьи пошел слух, что его видели в Баден-Бадене.

В банке ходили разговоры о нецелесообразности приобретения какой-то земли в Африке. Но при таком потоке поступающих средств никто особо не возражал против этого. По крайней мере Эдит не возражала. Она продолжала очень разумно инвестировать половину каждого из этих удивительных новых переводов с учетом того, что рано или поздно удача может отвернуться от ее мужа-игрока. И в первую очередь ей удалось осуществить капитальное восстановление их поместья.

– Несколько странно, что Джулия хочет провести все торжество на свежем воздухе, – заметила Эдит, оборачиваясь к сыну. – Сезон для этого наступит еще только через несколько недель, по меньшей мере.

У Алекса была одна догадка на этот счет, но он решил, что его матери это не касается. Джулия по-прежнему непонятным образом стеснялась того необычного превращения, которое произошло с ее глазами. И поэтому она выбирала открытый воздух, чтобы ей было проще оправдать ношение своих экстравагантных солнцезащитных очков.

– Но погода, похоже, благоприятствует нам, – сказал Алекс.

– Боюсь, что это ненадолго. Температура может упасть в любой момент. И что тогда? Раздавать всем свитера и теплые одеяла?

– В этом случае мы просто перенесем все в дом, который благодаря твоим трудам и стараниям выглядит впечатляюще.

– Ты мне льстишь, – ответила Эдит. – При достаточном финансировании с этой задачей справился бы любой. К тому же ты ведь мне тоже очень помогал.

– То, что ты сделала здесь, мама, иначе как чудом не назовешь. Настоящим прекрасным чудом.

Он оглянулся на дом. На фоне кирпичной кладки каменное обрамление вокруг эркерных окон, которому вернули его изначальный сочный красный цвет, вычищенное и обновленное, радовало глаз. Поместью Резерфордов была возвращена его былая элегантность, присущая всей архитектуре яковианской эпохи.

– Возможно, – согласилась его мать. – Но ведь ты знаешь, ради кого все это делалось, не так ли?

– Ради отца, быть может? Чтобы заманить его обратно домой?

Эдит досадливым жестом взмахнула рукой, словно отгоняя навязчивую муху:

– Ничего подобного. Я уже давно отказалась от попыток обуздать твоего отца. И прошу тебя, не считай, что я за что-то осуждаю его. Я люблю его, правда люблю. Но нас с ним по жизни несут разные течения. Как знать? Вероятно, мы живем в разных мирах. Как бы там ни было, мы, похоже, свыклись с этим положением. Я никогда не задавала ему никаких вопросов и не собираюсь делать этого и в будущем.

Эдит поднялась по ступеням. Алекс вдруг смутился от того внимания, которое его мать, оказалось, безраздельно уделяла только ему.

– Кроме того, – продолжала она, – отец изо всех сил старается заботиться о нас. Все эти деньги, которые он отсылает домой… Хоть он и утверждает, что ему внезапно начало безумно вести за игорным столом, но, видимо, это все-таки связано с каким-то его новым рисковым бизнесом.

– Понятия не имею.

– Я тоже. Но на данный момент давай просто будем ему за это благодарны. Будем надеяться, что и на этот раз он выйдет сухим из воды, как с ним всегда бывало раньше. Но при этом давай все же внесем ясность относительного одного важного момента. Что касается этого праздника, то я его устраиваю исключительно для одного-единственного человека, и этот человек – ты, мой славный мальчик. Только потому, что ты меня об этом попросил.

– Все верно, мама.

– И попросил ты меня об этом, как я догадываюсь, потому что это было важно для тебя. Потому что произошло нечто такое, что позволило тебе отпустить Джулию раз и навсегда.

– Наверное, да, мама. Наверное, это так.

– О, если ты останешься сегодня на ночь, у меня есть для тебя подарок. Это последняя запись Энрико Карузо, ария Радамеса из оперы «Аида» – мне говорили, что это звучит бесподобно. Пластинка ждет тебя в доме рядом с граммофоном.

Поразительно, но эти мягкие, сказанные с любовью слова подействовали на него как удар. Та же ария, «Божественная Аида». Опера. Каир. Он чувствует ее руку в своей руке, потом оборачивается и видит, как она, это изумительно прекрасное создание, излучающее почти сверхъестественную энергию, ускользает в соседнюю ложу. А затем она сгорает, поглощенная пламенем взрыва.

– Алекс? Все правильно, это она? «Аида»? Ведь именно эту оперу ты слушал тогда в Каире? И она тебе так понравилась?

В голосе матери чувствовалось беспокойство и вопрос. Она взяла его за плечи и развернула к себе лицом. В его глазах стояли слезы. Как непростительно. В последний раз он плакал перед матерью подобным образом, когда был еще совсем маленьким мальчиком.

– Алекс? Что с тобой? Это из-за Джулии? Но не можешь же ты на самом деле…

– Нет, мама. Она здесь ни при чем. Я уже полностью отпустил Джулию. И боль мне причиняет не она.

– Значит, есть кто-то другой?

– В некотором смысле – да.

– Алекс, я все-таки твоя мать. И выражения наподобие «в некотором смысле» в нашем общении меня не устраивают, потому что мне нужна правда.

– Да, есть кто-то другой. Точнее, была, я бы сказал. Но, кажется, и она ускользнула из моих рук.

– О, дорогой мой. Это кто-то из тех, с кем ты познакомился в той египетской поездке, о которой, кстати, ты мне почти ничего не рассказывал?

– Да.

– Что ж, понятно.

– Понятно? – удивленно переспросил Алекс и буквально отшатнулся от матери, поразившись той боли, с которой у него сжалось горло. Перед глазами все затуманилось; он так давно не плакал, что эти забытые ощущения напугали его.

Он быстро сделал шаг назад. Эдит подняла было руку, словно надеялась, что сможет вновь привлечь его к себе одним только этим жестом, и все еще стояла с поднятой рукой, когда он бросил в ее сторону стыдливый взгляд.

– Мама, мне действительно очень страшно, – сказал Алекс. – Очень тяжело открывать кому-то свое сердце. Думаю, невозможно передать словами свои ощущения тому, кто не испытал подобных утрат. Понимаешь, все говорили мне, что она сумасшедшая. Что она какая-то старинная подруга мистера Рамзи. Но она была… В общем, я еще никогда не встречал такой женщины и сомневаюсь, что встречу когда-нибудь в будущем.

– Но что произошло, Алекс? – Эдит с нежностью положила руку на плечо сына.

– Произошел жуткий несчастный случай. Мы всей компанией отправились в Оперу, вечер был чарующий. Просто чарующий. Я рассказал ей о себе все. Абсолютно все. В том числе и о том, что у меня есть титул, но нет денег, чтобы оправдать его.

При этих словах Эдит вздрогнула и потупилась, как будто лично она была виновницей всех финансовых проблем их семьи.

– Но все эти вещи не имели для нее никакого значения, мама. Ни малейшего. То, что она испытывала ко мне, выглядело как какое-то обожание. Это чувство возникло мгновенно и было очень сильным. Невероятно сильным.

– И ты ответил такими же чувствами к ней, – закончила его мысль Эдит.

Это был не вопрос, а утверждение, и в голосе ее звучали жалость и сочувствие.

– Но затем она просто укатила в ночь, и я не мог ничего сделать, чтобы остановить ее, – продолжал он. – Ее машина застряла на железнодорожном переезде, и она даже не пыталась выбраться из нее. Я умолял ее об этом, старался вытащить силой. Однако с ней как будто произошла непонятная мне пугающая трансформация. Как будто она впала в какое-то паническое замешательство. Как будто ее смущало буквально все вокруг. За исключением того, что она испытывала ко мне. Это было настоящее, и она была в этом уверена, мама. Она была в этом абсолютно уверена.

– Ох, Алекс… Почему ты не рассказал мне об этом раньше?

– Потому что не мог сделать этого… без эмоций.

И действительно, очень трудно выглядеть джентльменом, по-детски растирая кулаками слезы на щеках.

Его мать как истинная американка принялась мягко поглаживать сына по спине, и он, немного успокоившись, вновь прильнул к ней.

– Это я во всем виновата, – наконец произнесла Эдит.

– Но это же полный абсурд, мама.

– Да, ты можешь думать подобным образом, но на самом деле все обстоит именно так. То, что соединяет нас с твоим отцом и что всегда было между нами, – это добрая дружба, но не более того. Говорить о том, что у нас с ним когда-то была великая страстная любовь, – это в лучшем случае было бы заблуждением, а в худшем – обманом. Это было соглашение для взаимного удобства и решения финансовых проблем; во многом подобным предполагался и твой брак с Джулией. Когда задумываешься о таких вещах заранее, все, в общем, оборачивается, я считаю, не так уж плохо. Однако все, что мы с твоим отцом когда-то совершили, никоим образом не подготовило тебя, нашего сына, к сильным чувствам. Так что, как бы абсурдно это ни звучало, я виню в случившемся себя.

– Нет, ты не должна этого делать, – возразил Алекс. – Кроме всего прочего, что такого ты могла бы сделать в свое время, чтобы подготовить меня к страстной любви сумасшедшей женщины?

– Если она в действительности была сумасшедшей, – многозначительно заметила Эдит.

Его поразил тон ее голоса, прозвучавшего рассеянно и задумчиво. При этом смотрела она куда-то вдаль.

– Ты считаешь, что с ней происходило что-то другое? – спросил Алекс.

– Меня там не было, – задумчиво ответила мать, но, перехватив его взгляд, быстро отвела глаза в сторону. Может быть, она уже пожалела о сказанном? – Наверное, если она на самом деле была умалишенной, то до ее гибели ведь должны были бы проявиться хоть какие-то признаки ее безумия?

– Но они были, были, неужели ты не понимаешь?

– Боюсь, что не понимаю, дорогой. Мы с ней все-таки незнакомы.

– А ее влечение ко мне, а скорость, с которой все произошло? И эта страсть. Все это было как-то ненормально.

– Так ты считаешь лишенным рассудка каждого, кто испытывает влечение к другому человеку с первого взгляда? Мой дорогой Алекс, не хочешь ли ты этим сказать, что мы с отцом не воспитали в тебе чувства самоуважения?

– Будь серьезней, мама.

– Я говорю совершенно серьезно.

– Увы, все это не имеет уже значения. Никакого значения вообще. Потому что ничто уже не может повернуть время вспять и предотвратить тот несчастный случай и тот пожар.

– Это верно. Важно лишь то, чтобы ты все это мужественно преодолел, Алекс.

– Я постараюсь, обещаю тебе. Я постараюсь изо всех сил.

– И послушай пластинку, – неожиданно добавила его мать. – Я настоятельно советую тебе найти в себе силы прослушать ее. Не позволяй, чтобы воспоминания о том волшебном вечере были отравлены его трагическим концом. Постарайся наслаждаться тем, что есть. Бережно сохрани в памяти те моменты, которые стали для тебя бесценны. Может быть, не сразу, не прямо сейчас. Но не затягивай, Алекс, – попросила Эдит и снова обняла сына. – Не затягивай, обещай мне.

– Я обещаю тебе, мама. Я попробую. И очень скоро.