Было рискованно следовать за этой группой по пятам, и поэтому Бектатен скомандовала кошке подняться по парадной лестнице и выбраться из дома через то же окно, через которое она сюда попала.

С карниза Бастет увидела, как вся группа завернула за угол особняка и направилась к находившемуся неподалеку отдельно стоящему трехэтажному зданию, которое они и называли «клетка». Как только они отошли на достаточное расстояние, Бастет спустилась по стволу ясеня на землю и пошла за ними, стараясь держаться в тени.

Бёрнэм и Сакнос шли впереди. Все молчали, и только трава тихо шуршала у них под ногами. Неровности местного ландшафта, пожалуй, были слишком незначительными, чтобы их можно было назвать холмами.

Строение, к которому они приближались, выглядело очень странно и напоминало чудом уцелевшее здание в центре какого-то разрушенного города.

Чем ближе они подходили, тем сильнее просыпался в Бастет ее звериный инстинкт самосохранения.

В этом доме обитало нечто живое, и это «нечто» пришло в движение с их приближением. Она что-то учуяла. Это была какая-то неузнаваемая смесь причудливых мускусных запахов. Что-то знакомое, но уж больно не к месту в этой ситуации, так что трудно было определить, что это.

– А что царица? – робко спросил Бёрнэм. – Вам что-то о ней известно? – не унимался он.

– Царица спит, – прорычал в ответ Сакнос.

– Но откуда вы знаете, что…

– Она спит, – перебил его Сакнос, словно хотел сразу пресечь последующие вопросы. – Она спит или же покончила с собой с помощью своих ядов. Она думала, что может вечно выдавать себя за целительницу и торговку зельем. Что она может бродить без конца по свету в поисках неизвестно чего. Отсутствие амбиций – источник мучений. Эта неопределенность целей погубила ее. Она привела ее в могилу, которую она вырыла своими руками, я в этом уверен. Будь это иначе, мы бы уже давно что-то услышали о ней.

«Амбиции, ясность целей – так вот какими словами он в двадцатом веке называет собственную алчность и скупость, – подумала Бектатен. – И он считает меня мертвой только потому, что я отказалась потакать его желанию зажать весь мир в кулаке?»

В его интонациях слышалось насмешливое высокомерие. Он и вправду верил в то, что говорил, или просто старался убедить в этом своих отпрысков?

– Но, повелитель, нет ли сомнения…

– Все, Бёрнэм, довольно, ни слова больше о царице. Это не ваша забота, а моя, и так было и будет всегда.

Они уже находились в нескольких шагах от «клетки». Войти туда можно было через единственную дверь, обитую железом; Бектатен была уверена, что первоначально двери тут не было, и что поставили ее намного позже, чем строили дом.

Окна на всех трех этажах были темными.

Один за другим все вошли внутрь. Она выжидала до самой последней секунды.

И снова – шок от необходимости входить в незнакомое помещение вслепую. Но чувства Бастет будоражили не только звериные запахи – тут был еще эти душераздирающие, оглушительные звуки. Вой, лай, рычание, подхваченные эхом от голых каменных стен, – все это сводило с ума. Никакой мебели, чтобы можно было схорониться за ней, здесь не было, только грубая лестница без перил. Именно по ступеням этой лестницы кошка скользнула наверх и там притаилась в тени, наблюдая за всей группой, оставшейся внизу.

Наиболее бросающимся в глаза объектом в комнате была большая стальная решетка, лежащая на полу в одном углу. Вероятно, там когда-то был вход в какое-то подвальное помещение. Теперь же этот подвал превратился в яму, из которой доносился яростный лай и завывания.

Может быть, это присутствие кошки так сводило с ума всех этих псов? Или так они реагируют на появление любых непрошеных гостей?

Одна из женщин-«фрагментов» шагнула вперед; это была миниатюрная элегантно одетая блондинка, пышные волосы которой были прихвачены на затылке заколкой с драгоценными камнями. Открыв свою сумку, она достала оттуда большие куски сырого мяса и бросила их сквозь решетку – четыре, пять, шесть… Бектатен с ужасом досчитала до восьми. И только когда последний из них скрылся за толстыми прутьями, рычание внизу сменилось громким чавканьем начавшегося дикого пиршества.

Чтобы как-то успокоить эту неистовую орду, потребовалось восемь огромных стейков. Вопрос: сколько там этих чудовищ?

– Они бессмертные, – наконец произнес Сакнос. – Вы отдали половину эликсира этим… псам?

– Да, повелитель, – ответил Бёрнэм. – Поэтому они всегда голодны. И чрезвычайно сильны. В прежней жизни они были бойцовыми собаками, приученными преследовать и убивать. И сейчас они способны делать это с невероятной ловкостью.

– Я понял тебя, Бёрнэм. Я все понял.

Произнесено это было почти шепотом, и стало непонятно, доволен ли он или раздражен.

Со своего наблюдательного пункта ей было видно мелькание больших собак шоколадного цвета внизу, когда они сражались за остатки мяса. Массивные головы, висячие уши. Мастифы. Огромные мощные мастифы, ставшие еще сильнее благодаря эликсиру.

Лай стих, мясо закончилось. Восемь больших кусков было уничтожено в считаные секунды.

Монстры. В недрах здания, предназначавшегося для потакания ленивым развлечениям давно умерших аристократов, дети Сакноса выращивали монстров.

– И ты рассчитываешь привести Джулию Стратфорд сюда? – спросил Сакнос.

– Да, создатель, – подтвердил Бёрнэм.

По лицам группы «фрагментов» Бектатен было трудно судить, напугали ли их эти слова так же, как и ее.

– Но ты же не хочешь, чтобы она умерла? – уточнил Сакнос.

– Конечно, нет. Но пребывание в «клетке» будет для нее намного худшим вариантом, чем смерть. В какой-то момент она сможет отогнать псов. Возможно, она быстро оправится от ран, как это присуще людям вашей силы. Но цепочка атак, защит и восстановлений будет бесконечной. Она не прервется, пока мы этого не захотим. Она не прервется до тех пор, пока мистер Рамзи не расскажет нам все, что знает сам.

С этими слова Бёрнэм чопорно улыбнулся своим братьям и сестрам. Своему отцу.

– Я назвал их псами Сизифа, – гордо произнес он.

«Чудовищно», – подумала Бектатен.

Но, глядя на эту сцену немигающими глазами Бастет, она ощутила трепет какого-то ожидания в своей человеческой груди. Что это за чувство? Быть может, надежда?

То, что предлагал этот Бёрнэм и что делали здесь эти люди, было гнусным, омерзительным преступлением. По своему характеру эти пытки были сродни выдумкам испанской инквизиции, в эпоху которой Бектатен добровольно надолго погрузилась в свою спячку.

Чувствовал ли Сакнос что-то похожее? Мог ли он вообще чувствовать такое? Был ли способен на сопереживание? Не поэтому ли он так долго молчал, рассматривая этих ненасытных тварей? Может быть, ему виделась несчастная женщина – не важно, смертная она, «фрагмент» или истинная бессмертная, – которая вынуждена снова и снова вступать в схватку с этим свирепым зверьем? А если это так, то не разбудят ли в нем эти варварские фантазии его «фрагментов» того вдумчивого и терпеливого человека, которого она знала тысячи лет тому назад, пока жажда эликсира не превратила его в заложника своего ненасытного аппетита?

«Откажись от этого, Сакнос. Откажись от этого плана. Швырни его создателя в яму с его тварями, чтобы он на своей шкуре испытал ужасы своей задумки. Ведь где-то в глубине души ты и сам знаешь, что ни один бессмертный или тобой созданный „фрагмент“ не должен подобным образом демонстрировать свое превосходство над смертными. Ты ведь знаешь это. Должен знать».

– Бёрнэм?

– Да, повелитель.

Сакнос повернулся к своему сыну и поощрительно похлопал его по плечу:

– Это хороший план, а ты – хороший слуга.

Вдруг все внизу разом резко развернулись и посмотрели в ее сторону. Собаки вновь залились лаем. Только тут она сообразила, что от злости и мучительных страданий заставила Бастет взвыть, и это кошачий крик выдал ее местонахождение.

Она ринулась вниз по лестнице, юркнула между людских ног и бросилась к открытой двери. «Фрагменты» не преследовали ее. Как и Сакнос.

Для них Бастет была всего лишь бродячей кошкой, которую потревожили в ее тайном убежище. Возможно, потом они задумаются, почему эта кошка по собственной воле так близко подобралась к бешеным собакам, но пока что это давало ей время на то, чтобы ускользнуть отсюда. Она молнией пронеслась через лужайку и взмыла на каменную стену.

Впереди она уже увидела укрывшийся в тени ландоле, когда вдруг, словно из ниоткуда, рядом возник Актаму и подхватил ее на руки.

Как только Бектатен увидела глазами кошки себя, она тут же потянулась за носовым платком. Осязания были такие, словно она все делает в темноте, но она уже несколько раз репетировала это движение сегодня вечером. Затем она тщательно стерла пыльцу со своего лица. И постепенно связь с животным стала слабеть.

Еще пару минут она воспринимала движущуюся машину, как кошка, но потом начали возвращаться ее собственные ощущения: она почувствовал свои ноги, прикосновение рубашки к коже, тяжесть шелковой накидки, прикрывавшей ее плечи и руки.

Задумчиво глядя в спины сидящих впереди мужчин, уже полностью придя в себя, Бектатен сказала своим спутникам:

– Похоже, нам с вами необходимо будет посетить одно мероприятие.