15
Корнуолл
Агент по недвижимости и чопорные, подчеркнуто учтивые владельцы замка – семья Брогдонов – заверили ее, что здание представляет собой чуть ли не руины.
Она совершит большую глупость, настаивали они, если арендует его у них пусть даже на один год.
Они явно не хотели злоупотреблять непрактичностью этой высокой богатой темнокожей женщины из Эфиопии.
Их финансы не позволяют им отремонтировать прохудившиеся крыши как башни, так и главного зала, в которых зияли большие дыры. Поэтому об аренде просто не могло быть и речи. Они в настоящее время вели переговоры о том, чтобы продать его под архитектурный заповедник какой-то организации, которая могла бы когда-нибудь в будущем превратить его в достопримечательность для отчаянных туристов, способных взобраться на ступенчатые склоны продуваемого всеми ветрами мыса, на котором стоял замок. При условии, разумеется, что организация эта построит достаточно прочный мост, соединяющий остров с сушей. Расстояние там невелико, но скалы на берегах, под которыми бушевал прибой, были почти отвесными, а нынешний подвесной мостик долго не продержится.
Однако когда она чуть нажала на них, оказалось, что подобные разговоры эта семья ведет уже годами. Они никак не могли сойтись на сумме, и многочисленные отпрыски древней фамилии, каждому из которых принадлежала равная доля в этом старом нормандском замке, гордо носившем имя когда-то славного рода, постоянно препирались из-за любой мелочи. Их маета и несогласованность проявились как в первых телеграммах, так и в последнем письме. Им не хватало средств, чтобы поддерживать в должном состоянии недвижимость, принадлежавшую их семье уже более ста лет, и всех их в этой связи переполняло чувство стыда.
Бектатен пообещала освободить их от этого бесчестья.
Ей надоело жить в лондонском отеле, объясняла она, возле огромного Сент-Джеймсского дворца, каким бы очаровательным он ни казался. Ей хотелось уединенности.
Она не упомянула о том, что с ней, как всегда, были ее драгоценные дневники, содержавшие подробный отчет обо всех ее странствиях. Некоторое время тому назад она решила составить из них новую книгу и издать их на пергаментной бумаге и в кожаном переплете. Такую работу невозможно было проводить в шумном и суетливом Лондоне и в каком-то ненадежном здании, которое может внезапно сгореть дотла в каком-нибудь пожаре, устроенном смертными. И Бектатен для этого требовалась цитадель.
Не сообщила она им, разумеется, и о том, что закончила свое всестороннее изучение газетных материалов о таинственной мумии Рамзеса Проклятого, найденной в Египте, и о не менее таинственном Реджиналде Рамзи, который в скором времени должен был обручиться с наследницей известной транспортной компании «Стратфорд Шипинг».
Однако именно слухи о Рамзесе и Рамзи, которые поползли по всему миру, привели ее из укромного дворца в Испанском Марокко в эти холодные северные края, которых она тщательно избегала во время своих путешествий. Мысли о Рамзесе Проклятом одновременно и возбуждали, и тревожили ее.
Много столетий тому назад она уступила территорию пресловутых Британских островов своему заклятому врагу, бессмертному Сакносу. Ее шпионы часто видели в Лондоне его самого вместе с его так называемыми «фрагментами», но примерно сто лет назад он исчез. Где он сейчас? И жив ли он вообще? Если нет, то возникает вопрос: что могло его уничтожить? Если же он по-прежнему продолжает свое существование, прячась где-то от посторонних глаз, не выманит ли она его из этого убежища, обнаружив себя? Эта возможность пугала ее. Она знала, что привлекает внимание, и понимала, что, оставаясь здесь, может в скором времени стать предметом обсуждения лондонских газет. Вот почему она была готова укрыться в английской провинциальной глубинке, даже не предприняв попытки лично взглянуть на эту пару, на Рамзи и Стратфорд.
– Если вы сдадите на год свой дом в аренду, – доверительно сказала она владельцам замка, – я сделаю прекрасный ремонт во всем здании, и оно станет основой растущего благосостояния вашей семьи.
– Но как вам это удастся? – поинтересовались они. – И почему вы это делаете?
– Просто я – блаженный человек, – заявила она, наугад обронив слово, которому сама не придавала значения, но была уверена, что этим она объяснит им все.
В конце концов семья Брогдонов соблазнилась таким предложением, в результате чего был подписан договор аренды на два года с опцией выкупа замка по истечении срока.
Понятное дело, они не догадывались, что ее слуги могут залатать зияющие провалы в крыше замка голыми руками. То, на что у десятка смертных могло уйти несколько месяцев, Энамон и Актаму могли выполнить за неделю. Однако Бектатен об этом умолчала.
Пусть Брогдоны считают ее членом королевской семьи из Эфиопии, которая решила временно перебраться на север, чтобы отдохнуть от африканского солнца. Пусть считают ее эксцентричной особой, пожелавшей поселиться, как загнанный зверь, в сыром старом замке, где комнаты продуваются свирепыми ветрами со стороны Кельтского моря, свободно врывающимися в дом через выбитые окна. Им ни к чему знать, что ветры эти не несут для нее никакой угрозы, что она обладает достаточной силой и может выдержать удары не только кулаков нескольких крепких мужчин одновременно, но и самого Неба.
И вот наконец она добралась сюда.
Долгая изнурительная поездка из Лондона завершилась.
Вместе со своими верными Энамоном и Актаму она стояла перед лицом суровой величественной красоты, описанной в книгах по истории.
После ремонта это место станет просто сказочным. А если оно ей полюбится в достаточной мере, оно станет ее собственностью – ее новым убежищем на грядущие столетия. Но этого она пока что не решила.
Новые тайны частенько приводили ее в новые края. Но загадка Рамзеса Проклятого не была похожа на другие тайны.
Наружные стены замка сохранились практически неповрежденными, также как и гордая башня, возвышающаяся над бушующей Атлантикой. Во внутреннем дворе не хватало многих камней, которыми он был вымощен, но это давало возможность разбить здесь небольшой сад. Обходя вместе со своими любимыми слугами башню, она обнаружила множество помещений, где можно было бы разместить тома ее переписанных дневников и сундуки с артефактами, старинными свитками и пергаментами, которые всегда путешествовали с ней. Здесь никто не жил по меньшей мере уже лет пятьдесят. То, каким образом она предполагала обустроить это место, было вполне осуществимо.
– Принимайтесь за работу, – сказала она своим преданным слугам. – Точнее, сначала отвезите меня в деревенскую гостиницу, где мы временно остановимся, пока это место не станет более или менее пригодным для жилья, а потом сделайте здесь все, что сможете. Наймите рабочих из местных, если таковые найдутся. Тратьте столько, сколько будет необходимо.
Через неделю привезли мебель, в том числе гобелены и картины. А еще через неделю Бектатен уже привела в порядок даже самые запущенные углы неухоженного интерьера просторных помещений замка, который в результате засиял царственным блеском, местами став величественным и изысканным.
Но нужно было сделать еще очень многое. Из сообщений свежих газет, которые аккуратно доставлялись в гостиницу, она поняла, что у нее еще есть время, чтобы поразмыслить над тайной Рамзи и Джулии Стратфорд, которые были заняты в Лондоне многочисленными приемами, посиделками за чаем, тем, что навещали старых друзей, ходили по музеям и картинным галереям, а еще, похоже, разъезжали на велосипедах в модных нарядах или катались по городу на новом автомобиле Рамзи.
Но как раз сообщения об их приближающейся помолвке придавали Бектатен уверенности, что скоро она увидит эту пару лично – когда будет к этому готова.
А пока она бродила по окрестным утесам, обследовала пещеры, вымытые прибоем в отвесных скалах. Люди встречались здесь только на оловянных рудниках, находившихся на приличном расстоянии от замка, так что во всей этой местности она нашла именно то, что так искала, – уединение.
По подвесному мосту между сушей и островком с мысом, на котором располагался замок, можно было перенести только самые легкие вещи. Поэтому для переноски мебели и тяжелых сундуков через провал, внизу которого бесновались волны, сюда был доставлен подъемный кран.
Местные жители порой искоса поглядывали на эту закутанную в несовременный наряд одинокую смуглую женщину, которая задумчиво смотрела на неприветливое и определенно чуждое ей северное море. Если же кто-то из них имел смелость поинтересоваться ее историей, Энамон и Актаму повторяли им сказку о том, что она родом из эфиопской королевской семьи и что ей просто захотелось какое-то время пожить вдали от изнурительной жары ее родины.
Впрочем, все это не имело значения.
Она жила во многих местах, разбросанных по всему земному шару, и таких мест было слишком много, чтобы какое-то из них можно было бы назвать ее домом. Это была целая сеть замков и поместий, управляемых смертными, которые приняли своего рода клятву верности ей, основанной на любви к ней и обожании. Со многими из них она познакомилась так же, как с Брогдонами: через предложение службы финансового спасения. Это были далекие потомки некогда зажиточных семей, которые боролись за то, чтобы как-то поддерживать внушительную и престижную в прошлом фамильную недвижимость, приходящую в упадок. И тут, словно ниоткуда, появлялась она, предлагая все восстановить за свой счет. И даря людям надежду.
Ее секрет был известен всего нескольким смертным.
Но никто из них не знал всей ее истории. Истории, содержащейся лишь в ее дневниках, которые она не позволяла читать никому и никогда. Написанные древним языком ее утерянного царства, они описывали не только ее правление, но и все, что последовало за ним. Она называла свои дневники «шактани», и именно к ним она обратилась сейчас в ожидании возвращения из Лондона Энамона и Актаму.
В башне, в комнате, которую она превратила в свою библиотеку, окно было отремонтировано и застеклено в первую очередь, и здесь в камине сейчас уютно горел согревающий ее огонь.
Итак, Рамзес Проклятый. Листая страницы недавно переписанных дневников, она уже через несколько минут нашла то, ради чего пересекла океаны и что заставило ее поселиться среди зелени этого холодного большого острова, хотя в далеком прошлом она поклялась, что никогда нога ее не ступит на эту землю.
* * *
Во времена правления Рамзеса II через империю хеттов до севера Египта прокатилась волна мора.
Это был не тот мор, который когда-то уничтожил остатки ее древнего царства. Но жертвы его были многочисленны, поэтому она со своими слугами направилась в Хеттскую империю позаботиться о выживших больных.
В своих странствиях она обнаружила много чудодейственных растений, которые цвели на неприступных вершинах гор или скрывались в глубоких темных расщелинах. Некоторые из них творили чудеса только для тех, в чьей крови был ее эликсир. Одно из таких растений – удушающую лилию, содержащую сильнейший яд мгновенного действия, – она открыла для себя, когда отважный красавец-леопард, которого она сделала своим бессмертным компаньоном, на ее глазах обратился в пепел, после того как отщипнул пару лепестков этой лилии.
Но она никогда не отказывалась от своего призвания целительницы – роли, которую добровольно взяла на себя задолго до того, как стала царицей Шактану, – и поэтому продолжала находить новые лекарственные растения и создавать снадобья поразительной животворной силы, чтобы использовать их для лечения смертных.
Она, конечно, стремилась излечить весь мир, но это желание всегда было и остается неосуществимым, это просто шквал ее опрометчивых эмоций без четкой организующей цели. Распоряжаясь эликсиром, она рисковала тем, что он мог попасть в руки людей, которые могли использовать его для завоевания власти и собственного возвеличивания. И когда она думала о такой опасности, то буквально цепенела от горьких и гневных воспоминаний о Сакносе.
Однако чума, с ее ужасами и непомерным количеством забранных ею жизней людей, многих из которых, вероятно, можно было исцелить, всегда привлекала Бектатен, как зов сирены.
Мысли о чуме всколыхнули в памяти мучительные воспоминания о последних часах Шактану.
И поэтому в тот год, который сейчас считается 1274 годом до нашей эры, она отправилась в царство хеттов лечить сраженных болезнью, прихватив с собой свои многочисленные лекарства и зелья.
Там, в землях хеттов, с Бектатен произошла странная трагическая история. Она попала под действие чар одной бесстрашной жрицы-отшельницы, которая поклонялась богине целительства Камрусепе. Звали жрицу Марупа.
Марупа обладала удивительной силой и была независима. Устав от жизни в городах и при царских дворах, она удалилась в горы, где построила святилище своей богини, куда многие приходили лечиться. С точки зрения Бектатен, Марупа была по-своему красива, но дикой красотой уходящей молодости. В ее волосах уже поблескивали седые пряди; иногда она вытягивала шею, прислушиваясь к голосу своей богини, а потом вдруг начинала бешено танцевать и петь какие-то песни, пугая тех, кто пришел обратиться к ее волшебной целительной силе. Но ее узловатые пальцы приносили людям облегчение, ее зелья снимали боль и могли даже лечить кости. Она никогда никого не прогоняла от алтаря Камрусепы.
Марупа сразу же поняла, что Бектатен – необычное человеческое существо, хоть ей этого никто не говорил. Однако она испытывала сочувствие и благоговейный трепет по отношению к этой странной эфиопке, которая собиралась так щедро делиться с людьми своими лечебными снадобьями.
Хотя сама Бектатен не молилась никаким богам и уже давно считала все божественные пантеоны обманом, она тем не менее восторгалась истовой верой Марупы, которая настойчиво утверждала, что на самом деле слышит голос Камрусепы.
Так Марупа стала самой значительной ее компаньонкой. И однажды, поддавшись собственному одиночеству, которое так часто подталкивало Бектатен делиться своими секретами, она рассказала Марупе все. Они могли беседовать часами. Со временем эти часы перешли в недели, а недели – в месяцы. Вдохновленная добротой Марупы, Бектатен изливала своей новой подруге все свои сомнения, печали и великие страхи.
Самым сокровенным секретом, хранившимся на самом дне ее души, которым она поделилась с Марупой, было признание, что она пожалела о том, что открыла волшебный эликсир; она опасалась, что никогда так и не узнает, как использовать его, чтобы кому-то помочь. Она признавала, что он был особенным, непохожим ни на какие другие зелья или лекарства. Марупа слушала ее со слезами на глазах, без осуждения или неодобрения.
Наконец Марупа обратилась к ней с просьбой: «Позволь мне дать этот эликсир голубям из моего храма, священным птицам великой Камрусепы. И позволь поставить чашу с твоим странным варевом перед моей богиней, чтобы она сказала нам, плохое оно или хорошее, уничтожить его или сохранить, и если оно полезно, то как оно может помочь человечеству».
А ведь Бектатен даже не верила в существование этой Камрусепы! Но все же сдалась перед ласковым голосом и улыбкой Марупы, перед ее безграничной верой.
Вот так получилось, что на алтаре в горном святилище была установлена не только чаша с эликсиром, но и возложена каменная табличка с написанными на ней секретными ингредиентами. А еще эликсир действительно дали птицам. После чего Марупа сказала Бектатен, чтобы та набралась терпения в ожидании вердикта великой богини.
Бектатен не была удивлена, когда богиня, обычно такая разговорчивая и откровенная, на этот раз ничего не сказала своей преданной жрице. Марупа никогда бы не обманула Бектатен. «Подожди, – сказала Марупа, – дай великой Камрусепе время, чтобы вынести свое суждение». И Бектатен согласилась подождать. Алтарь, табличка, чаша и бессмертные птицы, которые теперь вечно кружили вокруг святилища, – все это вселяло в Бектатен радужную надежду. Она и не помышляла о том, что надежда эта могла умереть вместе с Марупой.
Бектатен вновь отправилась бродить по горам, навещая одиноких пастухов, нуждавшихся в ее лечении, и собирая растения, которые могли ей пригодиться в будущем. Верные Энамон и Актаму были с ней.
Но как-то утром, вернувшись к святилищу, она застала у входа небольшую толпу причитающих местных горцев. Когда она начала расспрашивать их, что случилось, сердце ее сжалось от страха. Войдя внутрь, она обнаружила у подножья алтаря Камрусепы изувеченный труп Марупы. Ни чаши, ни эликсира не было, лишь на полу валялись осколки самой чаши вместе с обломками таблички, на которой была записана секретная формула.
В ужасе Бектатен издала такой истошный крик, что перепуганный горный народ в страхе разбежался. Ее преданные слуги ничем не могли ее утешить. Они посчитали своим долгом предать земле тело отважной одинокой жрицы, не пожалевшей жизни ради своей дорогой подруги Бектатен.
Марупа, которая никогда не просила у нее эликсир для себя и которой Бектатен, скорее всего, сама в один прекрасный день дала бы его вместе со своим благословением, была похоронена в безымянной могиле на продуваемом всеми ветрами голом горном склоне.
«Кто сделал это? – расспрашивала Бектатен местных горцев. – Кто мог совершить такое святотатство?»
Но она так этого и не узнала. Те, кому она задавала эти вопросы, в страхе разбегались от нее. Был ли это Сакнос? Могло ли так случиться, что он, вечно преследуя Бектатен, украл не только сам эликсир, но и секрет того, как готовить его самую совершенную и действенную версию?
Этого она не знала.
В конце концов она покинула царство хеттов, и убийца Марупы остался безнаказанным. Она ушла из этой страны с ее мором и войнами, когда великий Рамзес II, фараон Египта, разбил хеттского царя Муваталли в битве при Кадеше.
Со временем судьба вновь свела Бектатен с Сакносом, но только для того, чтобы она убедилась – он не был тем вором и убийцей, которого она искала. В знаменитом Вавилоне, городе с населением в сто тысяч человек, Энамону и Актаму было легко проследить за ним издалека, и они подкупали его смертных слуг для получения нужной информации о нем.
Было вполне очевидно, что он собрал вокруг себя алхимиков, платя им безумные деньги, и что создал секретную лабораторию, где безуспешно пытался воссоздать эликсир в его чистой неискаженной форме, найти формулу, которую он так просил у Бектатен в Иерихоне. Ее даже опечалило, что он до сих пор бился в цепях этой навязчивой идеи.
Однако она не стала искать встречи с ним. Более того: она покинула Вавилон, даже не поговорив с ним. Но с тех пор создала сеть шпионов из числа смертных, которые постоянно докладывали ей о местонахождении и действиях Сакноса. Временами агенты теряли Сакноса и он исчезал из поля ее зрения, но только затем, чтобы снова появиться, в новое время и в новом месте, занимаясь все теми же безуспешными экспериментами. Смертные передавали ей рассказы об одном сумасшедшем, который щедрой платой и туманными обещаниями заманивал к себе целителей и алхимиков, и платил бешеные деньги за каждое новое лекарственное растение, снадобье, зелье или даже просто очистительное средство, появляющиеся на рынке.
Так кто же все-таки убил Марупу? И кто похитил эликсир у мертвой жрицы? Бектатен взглянула на газетные вырезки, старые и свежие, которые были разложены на ее столе.
«Проклятье мумии убивает магната, владельца компании „Стратфорд Шипинг“», «Рамзес Проклятый наносит поражение потревожившим его покой», «Богатая наследница бросает вызов проклятью мумии: Рамзес Проклятый прибудет в Лондон».
И наконец:
«Торжество по поводу помолвки Реджиналда Рамзи и Джулии Стратфорд привлекло известную писательницу из Америки и других знаменитых гостей».
Могло ли случиться так, что сам Рамзес II лично натолкнулся на эту пещеру много-много лет тому назад? Неужели это он тогда выпил эликсир до последней капли, а потом сразил беззащитную Марупу своей саблей?
Сведения из древних времен не сообщили Бектатен ничего нового. Но что означают синие глаза, невероятно красивые синие глаза того загадочного египтянина и такие же синие глаза Джулии Стратфорд, которые, по ее словам, стали такими в результате неизвестной болезни, которую якобы она подхватила в Каире?
Бектатен встала, чтобы расшевелить угли в очаге, потом прошлась по небольшой библиотеке с каменными стенами и, наконец, остановилась у окна, глядя на открывшийся перед нею суровый морской пейзаж.
Время остудило ее гнев. Это правда. И хотя боль, которая поселилась в ее сердце после потери Марупы, никогда не уходила, она была вынуждена признаться самой себе, что в данный момент ее скорее мучило любопытство, чем жажда мести.
Снова усевшись за стол, Бектатен краем глаза заметила, как в комнату вошла ее любимая кошка Бастет; она медленно подошла к ее креслу и принялась тереться спиной о его ножки, путаясь в полах длинных одежд хозяйки. Бектатен, не глядя, подхватила ее на руки и, поцеловав, начала сквозь густую шерсть длинными пальцами массировать ее тело.
Бастет взглянула на нее своими синими глазами, как делала это последние триста лет с того дня, когда ее хозяйка дала ей эликсир. Тогда Бектатен думала, что это не будет жестокостью по отношению к таким животным, этим ласковым существам, живущим исключительно текущим моментом, поскольку, рассуждала она, всем им суждено просто наслаждаться каждой секундой своей жизни, не ожидая от нее ничего большего, нежели еды в виде кусочка рыбы или ягнятины да чистой прохладной воды в блюдце, и не терзаясь воспоминаниями о прошлом.
– Бывают времена, когда я желаю знать не больше твоего, моя красавица, – сказала ей Бектатен, поднимая кошку и чувствуя, как ее шелковистая шерсть щекочет ей щеку. – Бывают времена, когда я вообще ничего не желаю знать.
Рамзес Проклятый. Проклятье мумии. Легенды.
Три тысячи лет прошло с тех пор, как Бектатен, рыдая, стояла на коленях в той пещере, а внушающий ужас фараон Египта вел свои войска в земли хеттов на яростный бой у берегов реки Оронт. Конечно, с тех пор он многому научился, как и сама Бектатен. И возможно, это было намного важнее, чем оборвать жизнь опального царя одним прикосновением удушающей ядовитой лилии. А может быть, это и не так.
Бектатен должна была все изучить, должна была хорошенько все обдумать, должна была больше узнать о человеке, который называл себя Реджиналдом Рамзи.