Светлое будущее

ПРЕДИСЛОВИЕ

Казалось бы, если за тридцать лет из пятидесяти у так называемого пророка сбылось лишь 66 % предсказаний, ему хватит смирения (или благоразумия) не повторять собственную оплошность. Но я никогда смирением не отличался, а девиз моей первой профессии гласит: «L’audace! Toujours l’audace!»).

Так что преступник возвращается к своему преступлению. Или см.: Книга притчей Соломоновых, глава 26, стих 11. Итак, поехали, дамы и господа, держитесь крепче!

Ошибочку я ляпнул сдуру —

И вот теперь она… повсюду.

Л. Лонг

Пророку не выгодно чересчур углубляться в детали.

Л. Спрэг де Камп

Втюхивая всякую мрачноту, не разбогатеешь.

Уильям Линдсэй Грешам

Покойный Билл Грешам, пока чахотка не сделала из него писателя, был искусным ярмарочным предсказателем. Мог так ловко расписать незнакомому человеку его прошлое, что и мраморная статуя напугалась бы до смерти. В нескольких словах он сформулировал рецепт успеха любой гадалки. Говорите простачку то, что тот хочет услышать. За это простачок будет вас любить и с радостью заплатит, а когда счастливое предсказание не сбудется, все простит, забудет и непременно вернется за добавкой.

Так работают фондовые брокеры: их советы немногим лучше догадок, но вам ведь втюхивают не дивиденды, а счастье. Этой формулой пользовались и пользуются миллионы священников и проповедников: выполняйте (или хотя бы признавайте на словах) несколько коротеньких и вполне терпимых правил, ну и отстегивайте некоторую, не слишком обременительную для вашего кошелька сумму – а в обмен обретете вечное блаженство… И формула работает, хотя за все минувшие годы они не продемонстрировали публике ни одного клиента, который действительно получил обещанное.

Так как же тогда церкви умудряются не прогореть? А так: суля вам «Небесный пирог», они предлагают счастье и спокойствие прямо здесь и сейчас, на земле. Слова Карла Маркса: «Религия – опиум для народа» – это не цинизм и не сарказм, а просто точное определение. В середине XIX века опиум был единственным средством, способным облегчить невыносимую боль. И Карл Маркс имел в виду, что вера в счастливую религию делала жизнь людей бездны терпимой.

Спрэг де Камп – великий знаток практически всего на свете и, вероятно, самый эрудированный из всех ныне живущих авторов научной фантастики и фэнтези. Эти его мудрые слова я услышал еще до того, как в 1950 году написал первую версию статьи «Ящик Пандоры». Почему же я им не внял? По трем причинам: 1) деньги; 2) деньги; 3) я думал, мне сойдут с рук предсказания о 2000 годе н. э. Никак не рассчитывал прожить так долго, ведь у меня были веские причины полагать, что я умру молодым. Но у меня, похоже, больше жизней, чем у кошки. Вероятно, чтобы покончить со мной, надо вогнать мне кол в сердце и зарыть мое тело на перекрестке.

И все-таки это сошло бы мне с рук, ограничься я теми предсказаниями, которые точно не сбудутся до 2000 года н. э. Взять хотя бы те два, где я натурально попал пальцем в небо: номер 5 и 16. В обоих этих случаях я указал конкретный год до 2000 года. Не оставь я без внимания предупреждение господина де Кампа, можно было бы везде, где предсказанное в 1950 году к 1980-му выглядело уже совсем не так многообещающе, делать хорошую мину и бормотать: «А вы еще подождите чуток. Побольше терпения».

Послушайся я умного человека в двух случаях из девятнадцати, сегодня можно было бы нагло утверждать, что я выиграл с разгромным счетом.

Были у меня и точные предсказания. Одно из них – про «безумные годы». (Просто выгляните в окно. Или раскройте утреннюю газету.) Еще одно – кровать с водяным матрасом. Раз какой-то шутник пытался запатентовать водяную кровать, чтобы упредить конкурентов, и выяснил, что сделать этого нельзя, потому что идея находится в общественной собственности и подробно описана в романе «Чужак в чужой стране». Водяная кровать встречалась в моих рассказах еще в 1941 году и несколько раз потом, но только в «Чужаке» была сцена, для которой потребовалось описать принцип ее работы.

Тот, кто пытался запатентовать водяные кровати, не был первым, кто их изготовил. Первый человек в этой области знал, откуда они взялись. Он отправил мне одну в подарок и с оплаченной доставкой, а в телеграмме указал название своей фирмы «Шэр-Уотер Бед». Что и требовалось доказать.

В нашем доме водяную кровать ставить некуда. Абсолютно. Так что она все еще хранится ярдах в двухстах от самого дома. Я являюсь обладателем водяной кровати с тех самых пор, как она впервые появилась на рынке, но ни разу на ней не спал.

А придумал я ее в середине тридцатых, когда сам не вылезал из больничной койки: насос, контролирующий уровень воды; боковой каркас, чтобы можно было «дрейфовать», а не просто лежать на не слишком мягком, наполненном водой матрасе; терморегуляция; система предохранителей, исключающая малейшую возможность удара электрическим током; герметичная емкость, чтобы протечка нанесла не больше урона, чем прохудившаяся грелка, и не превратилась в домашнюю катастрофу; расчет нагрузки на пол (очень важно!); внутренний резиновый матрас; приспособления для освещения, чтения и приема пищи – попытка сконструировать идеальную больничную койку, предпринятая тем, кому проваляться на больничных койках пришлось чертовски долго.

Ничего такого, что можно было бы запатентовать, – ничего нового, разве только какой-нибудь ушлый юрист-патентовед убедил бы комиссию, что для рабочей конструкции, благодаря которой человек может спать на поверхности воды, потребовалось (как это прописано в законе?) «озарение», выходящее за рамки предыдущих решений. У меня и мысли не было патентовать эту идею, я просто хотел создать водяную кровать, но в то время мне даже трибуну для уличных выступлений сколотить было не по карману.

Хотя я точно знаю, как эта идея у меня возникла. В 1931 году уже после происшествия с радиокомпасом, описанного в послесловии к рассказу «Поисковый луч», я получил приказ отправиться на базу Форт-Клейтон в зоне Панамского канала для участия во флотских стрелковых соревнованиях. Во время этих оплачиваемых каникул мне часто случалось возвращаться из Панамы в полной тишине уже после отбоя. Рядом с КПП располагался большой плавательный бассейн, которым пользовались флотские, а наш лагерь был надежно отгорожен от расквартированного там же армейского полка.

Я часто останавливался возле бассейна, раздевался догола и плавал. Не по уставу (рядом никаких спасателей), но вокруг не было ни души, да и правила созданы для того, чтобы их нарушать.

Где-то на середину соревнований пришлось полнолуние, а я принадлежу к числу тех уникумов, которых держит даже пресная вода (в том бассейне она была пресной). Вода имела температуру тела, тишину вокруг нарушал только ночной шум джунглей, над головой сияла луна, и вот я ложился на спину и, полностью расслабившись, смотрел на эту луну, падал в нее, гадал, доживу ли до того дня, когда мы туда доберемся. Временами дремал.

В конце концов я вылезал из бассейна, вытирал ноги носовым платком, натягивал ботинки, вешал на локоть одежки и шел к своей палатке. Не припомню, чтоб хоть раз мне кто-нибудь встретился, но даже если б и встретился – вокруг было темно, на базе расквартированы одни мужчины, по периметру выставлены вооруженные часовые, а я подчинялся только офицеру морской пехоты, который был младше меня, но, как капитан команды, считался моим временным командиром. Ему было глубоко плевать, чем я занимаюсь, лишь бы на стрельбище демонстрировал хорошие результаты (и я демонстрировал – в основном потому, что тренировал меня низенький жилистый сержант морской пехоты по прозвищу Мастер (он потом появляется в роли преподавателя курса по выживанию в романе «Туннель в небе»)).

Несколько лет спустя я мучился из-за пролежней, а каждый сустав ныл, как ни ляг, и мне часто вспоминалось то сибаритство – когда ночью в Панаме лежишь на воде, теплой, как парное молоко. Я жалел, что такую роскошь нельзя устроить прикованным к кровати больным… и в конце концов придумал, как это устроить, проработал в голове все детали задолго до того, как выздоровел настолько, чтобы сделать чертежи.

Но я 1) не рассчитывал, что водяные кровати когда-нибудь изготовят; 2) думал, что люди (за исключением меня) будут использовать их только как больничные койки; 3) не думал, что ими будет пользоваться столько народу; 4) и помыслить не мог, что когда-нибудь их будут рекламировать в мотелях в качестве экзотического дополнения к романтическо-эротическим выходным наряду с порнофильмами по внутреннему кабельному телевидению.

Теперь я подтасую карты и воспользуюсь советами и Билла Грешама, и Спрэга де Кампа. Сначала буду живописать мрачный вариант нашего возможного будущего, а потом набросаю веселенький сценарий того, каким прекрасным оно может стать. Тут можно позволить себе углубиться в детали, поскольку две части будут полностью противоречить друг другу (де Камп), и рискнуть нагнать мрачноты в первой части, потому что в конце я провожу вас с фанфарами (Грешам).

МРАК, ГОРЕ И УЖАС. В нашем обществе усиливаются патологические тенденции; мы явственно видим, что катимся по наклонному пути самоуничтожения. Нас не обязательно завоюют – просто немного подождите, и мы сами упадем прямо в руки тому, кому вздумается нас оккупировать. Я перечислю некоторые такие тенденции и с помощью примеров (не доказательств) поясню свою мысль. Представлять убедительные доказательства – слишком скучно и тоскливо, я же не в президенты собрался. Но доказательства у меня имеются, разложены по папкам прямо в этой комнате. Я начал собирать вырезки и раскладывать их по категориям еще в 1930 году, а моя самая молодая папка появилась в 1945-м.

Очень важна временная перспектива. Понимание – табурет на трех ножках: истории, языках и математике. Вооружившись этими тремя инструментами, можно узнать все, что угодно. Но если у вас недостает хотя бы одного, то вы просто очередной деревенский невежа в изгвазданных навозом сапогах.

Несколько лет назад меня навещал один астроном, молодой и очень способный. Он заявил, что уже много лет читает мои книги, и наша беседа это подтвердила. Я рассказал ему, как однажды мне понадобилась сложная траектория от Земли до космической станции, выполняющей оборот вокруг Земли за двадцать четыре часа. Рассказал, где встречался тот момент. Он знал, о чем там идет речь, потому что прочел книгу в средней школе.

Такая траектория похожа на кометную, но на самом деле включает в себя ряд поправок, необходимых, чтобы прибыть в нужную точку одновременно со станцией; затраченное время – это интеграл негладкой функции, такой в справочнике Хадсона не найдешь, но его можно решить с помощью метода, который использовал для баллистики Сиаччи, – численного интегрирования.

Я женат на женщине, которая знает математику, историю и языки лучше меня. По идее, это должно бы научить меня скромности (и иногда правда действует, минуты на две). Ее ум очень помогает мне в профессиональном плане. И вот я рассказал тому молодому ученому, как мы с женой раздобыли кучу оберточной бумаги, а потом три дня считали – каждый сам по себе. Решили задачу и сверились друг с другом. А потом ответ исчез, преобразовавшись в одну-единственную строчку одного-единственного абзаца («Космический кадет»), но наша работа того стоила, поскольку она определила, что именно я мог делать с точки зрения развития сюжета.

Доктор Как-бишь-его спросил:

– А почему вы не посчитали на компьютере?

Я сморгнул, а потом медленно и ласково ответил:

– Мой милый мальчик. – (Обычно я не обращаюсь «мой милый мальчик» к докторам физматнаук, поскольку питаю к ним глубочайшее уважение. Но то был особый случай.) – Мой милый мальчик… это был тысяча девятьсот сорок седьмой год.

Когда до него наконец дошло, он покраснел.

Возраст не заслуга, а юность не порок. Этот молодой человек был (и остается) исключительно умным малым и прекрасным математиком; в аспирантуре он изучал немецкий и русский. Во время нашей встречи мне показалось, что ему не хватает чувства исторической перспективы… но, если и так, подозреваю, что этот недостаток начал ему досаждать и он устранил соответствующий пробел либо в университете, либо при помощи самостоятельного чтения. Если вдуматься, многие мои исторические познания почерпнуты не из курса истории, а из истории астрономии, военного дела и математики; мое официальное историческое образование закончилось на Александре Македонском и возобновилось на Генрихе Мореплавателе. Но без знания общей истории историю этих трех предметов не понять.

Временная перспектива – упадок образования

Мой отец не учился в колледже. Он окончил среднюю школу в маленьком городке в Южном Миссури с населением в три тысячи с лишним человек, а потом частную двухгодичную академию. Она приблизительно соответствовала сегодняшнему двухгодичному колледжу, разве что была действительно очень маленькой, – а как иначе: пансиона там не было, а в Миссури отсутствовали мощеные дороги.

Вот некоторые предметы, которые он изучал в XIX веке в совершенной глуши: латынь, греческий, физика (естествознание), французский, геометрия, алгебра, начальный курс матанализа, счетоводство, история Америки, мировая история, химия, геология.

Двадцать восемь лет спустя я ходил в среднюю школу в куда более крупном городе. Изучал латынь и французский (но греческий там не преподавали); физику и химию (но геологию там не преподавали); геометрию и алгебру (но матанализ там не преподавали); историю Америки и историю древнего мира (но общую историю там не преподавали). Желающие изучать общую историю могли выбрать себе отдельные курсы (каждый курс занимал пять часов в неделю и длился год) по истории древнего мира, средневековой истории, современной истории Европы и Америки – обратите внимание, что туда не входила вся Азия, вся Южная Америка, Африка, кроме древнего Египта, а Канада и Мексика упоминались исключительно в связи с войнами, которые мы с ними вели.

Мне пришлось наверстывать упущенное путешествиями и личными занятиями… и должен признать, что историю Китая я изучил достаточно подробно только в этом году. Мое историческое образование было настолько фрагментарным, что, лишь попав в Военно-морскую академию и увидев там трофейные знамена, я узнал, что мы воевали с Кореей за целых восемьдесят лет до того безобразия, которое пытаемся расхлебать до сих пор.

Я читал отцовский учебник и знаю, что тогдашний курс мировой истории не был очень подробным (да и как мог он быть подробным?), но в нем хотя бы объясняли, что мир круглый, и не выпускали из поля зрения три четверти планеты.

А теперь позвольте поведать о том, что я видел, слышал, находил, вырезал из газет и других источников и узнавал из книг вроде «Почему Джонни не умеет читать», «Школьные джунгли» и прочих.

В Колорадо-Спрингс, где мы жили до 1965 года, в 1960 году в программу входил годовой курс латыни – на этом все. Цезарь, Цицерон, Вергилий – кто все эти люди?

В средних школах в округе Санта-Крус латынь не преподают. Из рассказов и вырезок я знаю, что ее не преподают в большей части средних школ в нашей стране.

«Зачем так упирать на латынь? Это же мертвый язык!» Братцы, тут как с джазом, говоря словами великого музыканта: «Если спрашиваешь, тебе этого никогда не понять». Человек, который знает лишь свой родной язык, даже своего родного языка не знает. Исходя из теории познания, необходимо знать больше одного человеческого языка. Помимо этого важного момента, латынь – огромное подспорье абсолютно во всех естественных науках, как и греческий, поэтому его я изучал самостоятельно.

Один мой друг, сейчас декан в университете штата, раньше преподавал историю, но его сократили, когда ее исключили из списка обязательных для бакалавриата предметов. Два-три студента по-прежнему выбирают его курс (историю Америки), но он занимается с ними в частном порядке; ему даже аудиторию не выделяют, для университета это слишком накладно.

Недавно в одной статье в «Уолл-стрит джорнэл» описывалась беспощадная драка за рабочие места на ежегодных собраниях американской Ассоциации по изучению современных языков; по всей стране современным языкам (даже английскому) уделяют все меньше внимания; доступных рабочих мест меньше, чем преподавателей в Ассоциации.

В другом месте я писал об одном студенте, круглом отличнике со стипендией, который не знал, как связаны недели, месяцы и годы. И это вполне рядовой случай; ученики старшей школы и студенты колледжа в нашей стране обычно не могут произвести простые вычисления без помощи карманного калькулятора. (Я имею в виду вычисления на бумаге; если попросишь кого-нибудь произвести вычисления в уме, все сразу разевают рты от изумления. Скажем, помножьте 17 × 34 – в уме. Как? Ответ такой: отбросьте число 34, но помните о нем. (10 + 7)² – это, очевидно, 289. Удваиваем: 2(300 – 11) или 578.)

А мой отец назвал бы ответ сразу, поскольку в его сельской средней школе сто лет назад наизусть заучивали таблицы умножения вплоть до 20 × 20 = 400… Поэтому, чтобы решить такой пример, он бы просто удвоил известное ему число (289) и получил 578. Возможно, еще пересчитал бы для проверки: 68 + 510, но вы бы не заметили этой заминки.

Был ли мой отец математиком? Отнюдь нет. А я математик? Нет, черт возьми! Это простейшая бытовая арифметика, но ее больше не знают ученики старшей школы, во всяком случае в Санта-Крусе.

Если они не учат математику, языки и историю, то что же тогда они учат? (Обратите внимание: почти в каждом колледже или университете любой студент может изучать по-настоящему трудные предметы, но только если он или она того пожелает; преподаватели, книги, лаборатории – все это имеется, но студент должен захотеть.)

А если студент не хочет изучать ничего такого, ради чего нужно работать головой, в большей части американских колледжей и университетов его будут опекать на протяжении четырех лет, а потом вручат диплом бакалавра просто за то, что он не спалил библиотеку. Девушка из Колорадо-Спрингс, изучавшая тот самый курс латыни (не классической), в 1964 году получила «общую» степень бакалавра в Университете Колорадо. Я был на вручении дипломов и спросил, какая у нее специальность. Никакой. Что она изучала? Да ничего особенного, как выяснилось; по всей видимости, сегодня она все так же невежественна, как и была в старшей школе.

В Санта-Крусе есть большущий шикарный двухгодичный колледж и одно из подразделений Калифорнийского университета, где можно получать степени вплоть до доктора наук. Но поскольку математику, языки и историю можно и не изучать, давайте посмотрим, чем же еще там занимаются.

Калифорнийский университет (это относится ко всем его подразделениям) считается «серьезным вузом». Параллельно с ним работают обычные университеты штата, куда поступить проще, а также местные двухгодичные колледжи (которые всегда именуются «колледжами», не дай бог сказать «двухгодичными»), куда берут вообще всех подряд.

Подразделение Калифорнийского университета в Санта-Крусе (КУСК) задумывалось как элитный колледж («американский Оксфорд»), но из-за вечного недобора им приходится принимать любого, кто соответствует общим требованиям Калифорнийского университета, и теперь КУСК стал типичным «университетом в штате». Чтобы поступить туда, нужно сдать экзамены (обычно через Университетский совет) или воспользоваться своими школьными сертификатами. В обоих случаях для поступления требуется определенный набор изученных предметов: два года математики, два года иностранного языка, год естествознания, год истории Америки, три года английского и средний балл на уровне четверки с плюсом. И еще два дополнительных требования: сочинение и курс истории Америки и американских правительственных организаций. Второе требование означает, что в некоторых старших школах история Америки не является обязательным предметом; если абитуриент подходит по всем остальным параметрам, КУСК разрешает ему восполнить пробел после поступления, пройдя соответствующий обязательный курс (за него полагаются зачетные единицы.)

Чтобы выполнить первое дополнительное требование (сочинение), нужно либо предоставить результаты письменного экзамена, сданного, например, в Университетском совете, либо перезачесть единицы, полученные в другом колледже. Если ни тот ни другой вариант вам не подходит, можно сдать экзамен, который проводится в самом КУСК в начале каждого квартала.

На первый взгляд все названное смотрится вполне приемлемо. Требования для поступающих немного (или даже много) смягчили, но необходимая в данном случае средняя четверка с плюсом выглядит вполне неплохо… если только в старшей школе преподают так, как преподавали два-три поколения назад. Исходя из таких требований в университет могут поступить абитуриенты, составляющие 8 % всех выпускников старших школ в Калифорнии – самых лучших выпускников (требования для абитуриентов из других штатов чуть жестче).

8%, значит, 92 % выпускников отсеиваются по умолчанию. Эти 8 % – интеллектуальная элита молодежи самого большого, богатого и лучше всего образованного штата Севера.

Вернемся к требованиям, касающимся сочинения: как может не выполнить его тот, кто три года изучал в старшей школе английский язык и чья средняя оценка по всем предметам – четыре с плюсом?

Если абитуриент не выполнил это требование, его тем не менее могут принять в университет, но он должен сразу же записаться на курс (зачетные единицы за него не присваиваются) «Предмет А», более известный как «английский для тупиц».

Курс «английского для тупиц» при необходимости нужно проходить снова и снова, пока не получишь удовлетворительную оценку. Несчастный студент, которого заставляют проходить такой курс без зачетных единиц, – это отнюдь не человек, который просто время от времени допускает мелкие стилистические погрешности (с рук сходят даже такие непотребства, как «ну, типа»).

Это человек, который пришел в храм науки, не умея выразить свои мысли в письменной форме.

Это человек, чье владение родным языком не соответствует тому уровню, который демонстрировал девяносто лет назад двенадцатилетний выпускник сельской средней школы. Это человек, который балансирует на грани безграмотности, однако в остальном успеваемость у него такова, что Калифорнийский университет не выставит его вон, но будет подтягивать (без зачетных единиц и за дополнительную плату).

Но раз уж абитуриенты – это 8 % всех учащихся, лучшие выпускники, и у каждого за плечами как минимум три года английского в старшей школе, из этого следует, что «английский для тупиц» приходится изучать только самым злосчастным неудачникам. Правильно? Им всем по восемнадцать лет, они достигли того возраста, когда можно голосовать, заключать контракты и жениться без разрешения родителей, а также заводить детей (и некоторые заводят), в этом возрасте уже вешают за убийство; все они двенадцать лет провели в школе, где одиннадцать лет изучали английский язык (три года – в старшей школе).

(Оговорим следующее: в Калифорнии попадаются особенные случаи, когда у человека английский не родной. Но если такой человек вошел в вышеупомянутые 8 %, то обычно (я испытываю большое искушение написать «всегда») такой человек владеет английским в полной мере.)

Итак, перед нами сливки калифорнийской молодежи, все они научились читать и писать, восемь лет в средней школе проходили правила правописания, основы английской грамматики и синтаксиса, а потом минимум три года совершенствовали свои знания в старшей школе, и еще минимум два года изучали какой-нибудь иностранный язык (данное упражнение хорошо проясняет суть грамматики, даже если человек овладел иностранным языком не в совершенстве).

Вполне логично предположить, что лишь весьма немногим абитуриентам требуется «английский для тупиц». Да?

Нет!

Я только что проверил. В последнем наборе в КУСК «около 50 %» изучают «английский для тупиц», и это нормальный показатель, нормальный показатель для Калифорнии, а Калифорния ничем не хуже большинства других штатов.

8%, лучшие выпускники…

И половина из этих избранных 8 % должна проходить курс «английского для тупиц».

Обвинению больше нечего сказать.

Это безобразие следует отнести на счет учителей средней и старшей школы… многие из которых и сами безграмотны (я знаю!), но их лично нельзя в этом винить, поскольку у нас выросло уже второе безграмотное поколение. Слепые ведут незрячих.

Но что происходит с ребенком (простите, молодым гражданином) дальше, когда он поступает в КУСК?

ПОВТОРЯЮ ТРИЖДЫ ПОВТОРЯЮ ТРИЖДЫ ПОВТОРЯЮ ТРИЖДЫ: если студент хочет получить образование, он может получить его в КУСК, специализируясь в нескольких очень трудных дисциплинах в дополнение к общеобразовательным предметам.

Попрошу вас не забывать об этом ни на минуту, пока мы будем смотреть, как можно проболтаться четыре года в престижном Калифорнийском университете, не работая всерьез, не выучив ничего значимого, и тем не менее получить степень бакалавра. Я привожу примеры из жизни того университета, который знаю лучше всего, но отсюда я могу сделать вывод, что подобное может произойти в любом вузе штата, поскольку во всех них действуют одни и те же принципы.

Есть правила, которые помогут вам проскочить в любом вузе: не поступайте на медицинский или инженерный. Не выбирайте естественные науки, для которых нужно изучать сложную математику. (Естественные науки без сложной математики обычно имеют к наукам такое же отношение, как «Христианская наука», – «наука» в самом широком смысле означает просто-напросто «знание»; таким образом, кто угодно может использовать слово «наука» для какого угодно предмета… избегая при этом предметов, которые нельзя понять без развивающей мозги математики.)

Постарайтесь попасть к глупому, но добродушному куратору. Таких везде много, особенно если дело касается предмета, специализируясь в котором можно получить степень, не прилагая усилий; закон Старджона применим к преподавателям высшей школы точно так же, как и ко всему остальному.

Чтобы получить степень бакалавра:

1. Вам необходимо потратить время, равное одному академическому году, «расширяя кругозор»; но погодите – самое вкусное еще впереди!

2. Вам необходимо в течение времени, равного полному академическому году, изучать на старших курсах предметы по своей специальности (плюс необходимые для этого предметы на младших курсах). Вам необходимо доказать своему куратору, что ваш учебный план, рассчитанный на четыре года, действительно подходит для вашей специальности («Доктор, этот курс я выбрал потому, что он действительно имеет очень мало отношения к моей специальности – чтобы взглянуть на картину в общем. А то я чересчур сузил кругозор». И на лице куратора засияет одобрительная улыбка… а если нет, лучше поискать куратора поглупее).

3. Довольно много времени вы проведете за пределами университета, но все это время засчитывается как работа над бакалаврской степенью. Будет весело, но сюда входит все что угодно: можно вкалывать в море, можно проводить перепись населения и задавать невежливые вопросы о «национальной принадлежности» (нет, извините, я спешу!), можно путешествовать по Европе или Гонконгу и прочее, и кое-где существует риск действительно узнать что-нибудь новое и полезное, даже если вы и не пытались.

4. Вам посоветуют специализироваться в чем-нибудь междисциплинарном и предложат (весьма настоятельно) придумать и обосновать какое-нибудь новое неслыханное направление. Для этого необходим талант, присущий торговцу подержанными автомобилями, поскольку можно логически обосновать и протащить абсолютно любой набор учебных курсов, если ваш «новый» предмет связан с обширными сложными взаимоотношениями между тремя, четырьмя и более традиционными дисциплинами. Но будьте осторожны! Если вам хватит ума провернуть подобное, есть опасность не только действительно заслужить степень бакалавра, но и провести оригинальные исследования, достойные докторской степени (вам ее не дадут).

5. Вам придется участвовать как минимум в одном семинаре для старших курсов. Выбирайте такой, в котором ведущему преподавателю понравится, как от вас пахнет, а вам – как пахнет от него. («Доктор Фелл, вы не по нраву мне, хотя причина не ясна вполне…») У вас будет как минимум два года, за которые вполне можно узнать, какие преподаватели по вашему предмету вам импонируют, а каких следует избегать любой ценой.

6. Вам потребуется написать дипломную работу объемом в десять тысяч слов по выбранному вами непредмету и, возможно, устно ее защитить. Если вы не в состоянии написать десять тысяч слов бредятины по бредовому предмету, то вы допустили ошибку, и, возможно, вам все же придется зарабатывать на жизнь работой.

Вышеизложенные требования оставляют достаточно места для маневра; как минимум три из каждых четырех курсов элективные, а остальные – элективные отчасти; выбирать можно из большого списка. И мы по-прежнему говорим исключительно и только о предметах, не связанных с математикой. Если вы нацелились получить докторскую степень по астрономии, то в КУСК преспокойно можно это сделать… но для начала вам придется заработать степень по физике, подразумевающую сложнейшие курсы по математике, а еще вы будете изучать химию, геологию, техническую фотосъемку и информатику, с негодованием отвергая все то, что не имеет отношения к этому сверхмеждисциплинарному предмету, где под обманчиво простым словом «астрономия» скрывается огромная куча всего.

«Расширение кругозора» – гуманитарные, естественные и общественные науки – одна треть академического года на каждый раздел, общее потраченное на них время должно равняться одному академическому году, но его можно удобным для себя образом распределить на весь срок обучения. В традиционном смысле под «гуманитарными науками» подразумеваются литература, философия и искусство, но сейчас туда добавилась и история, поскольку теперь она не является обязательным для поступления в колледж предметом и превратилась в средних школах в «обществознание». Под «естественными науками» не обязательно понимается то, что следует из названия, – соответствующий предмет вполне может оказаться «безалкогольным джином», см. ниже. «Общественные науки» включают в себя весь тот набор разнокалиберных дисциплин, в которых ответ определяется точкой зрения.

Курсы, которые в соответствии с требованиями «расширяют кругозор»

Гуманитарные науки

«Литература и политика»: моральные и политические дилеммы в литературе.

«Философия „Я“».

«Философия истории в прозе и поэзии У. Б. Йейтса».

«Искусство и процесс восприятия».

«Судьба Фауста».

«Наука и американская культура» (этот курс можно выбрать и как курс по гуманитарным наукам, и как курс по истории Америки и американских правительственных организаций, при этом он не включает ничего ни из естественных наук, ни из основной истории Америки. А в сопутствующий курс «Наука и политика давления», который можно выбрать и в качестве обязательного курса по общественным наукам, и в качестве курса по истории Америки и американских правительственных организаций, входит и того меньше; он изучает период после Второй мировой войны и рассматривает ученых в качестве лоббистов, а также изучает их взаимоотношения (склоки) с членами Конгресса и президентом. Этот курс настоятельно рекомендуется выбрать, чтобы не изучать историю Америки или какие-либо углубленные общественные «науки»).

«Американская музыка кантри»: йу-ху! Играть музыку не надо, только слушать.

«Человек и вселенная»: в некотором роде философия. Не наука.

«Научная фантастика». (От комментариев я воздержусь.)

«Изобразительные искусства»: «Каковы (и существуют ли они вообще) критические и художественные обоснования для оценки в изобразительном искусстве?» – прямая цитата из описания в списке курсов.

«Мистицизм»: то, что и заявлено в названии.

(Выше приведен неполный список.)

Естественные науки

«Общая астрономия»: знания математики не требуется.

«Биология моря»: знания математики не требуется.

«Звуки, музыка и тональность музыкальных инструментов»: не требуется ни знания математики, ни знания музыки!

«Семинар: толкование Дарвина».

«Математические идеи»: для тех, кто не занимается математикой; достаточно того уровня математики из старшей школы, который был нужен для поступления.

«Феномен человека…»: «…заняться вопросом, значат ли что-то еще человеческие ценности». (Ах, как жалко!)

«Физическая география: климат».

«Общественные науки»

Любой курс антропологии; для многих не требуется никаких знаний или предварительных курсов.

«Введение в художественное образование»: искусством заниматься не обязательно; вас учат его преподавать.

«Музыка и просвещение»: не требуется никаких специализированных знаний о музыке. Подразумевается обсуждение того, какое воздействие оказала музыка на философское, религиозное и общественное мышление конца XVIII и начала XIX веков. Вот что там говорится. Курс причисляется к «общественным наукам».

«Романы о супружеской измене»: этот курс тоже причисляется к «общественным наукам». Я совершенно не против изучения или преподавания подобного предмета, но возражаю против того, что это делается на мои (ваши, наши) налоги. (P. S. Тот же малый преподает научную фантастику. Научной фантастики он не пишет; а какие у него познания и умения в другой области, я не знаю.)

«Человеческая сексуальность».

«Культурные основы вербального и визуального выражения»: красивое название очередного курса «писательского мастерства» с дополнительными плюшками – студентов учат, как разговорить представителей «другой культуры». Так там написано.

Все тридцать с лишним курсов «социологии» причисляются к «общественным наукам», но вот эти два меня ужаснули: курс «Политика и насилие», в котором помимо всего прочего изучается «политическое убийство как акт принесения в жертву», и курс «Свободное время и досуг в городской среде» (хлеб и зрелища).

И снова список неполный, приведенные ниже курсы я выбрал за их интригующие названия.

«Зло и дьявол в индуистской традиции: семинар».

«Наука и политика давления»: этот курс уже упоминался выше – он причисляется и к «общественным наукам», и к истории Америки и американских правительственных организаций и при этом содержит минимум миниморум и того и другого. Слепец ухватил слона за хвост.

«Политическая специализация La Raza» – очередной двойной курс, он относится и к «общественным наукам», и к истории Америки и американских правительственных организаций и охватывает более широкий временной отрезок (с 1900-го, а не с 1945 года), но гадать, который из двух курсов ýже в каждой категории, – это как сравнивать горячее и фиолетовое.

Суть игры заключается в том, чтобы составить себе требующий минимальных усилий учебный план, как можно меньше всего учить и при этом «заработать» степень, согласно правилам крупнейшего и престижнейшего в стране государственного университета.

Чтобы выполнить требование о «расширении кругозора» и необходимом курсе по истории Америки, который не входил в обязательную программу старшей школы, рекомендую выбрать «Науку и политику давления», «Феномен человека» и «Американскую музыку кантри». Тогда вы безболезненно достигнете своей цели, не узнав при этом в области математики, истории или языка абсолютно ничего нового… и не замарав своих мозгов наукой.

Вам нужно выбрать специальность… но так, чтобы никакой математики или истории и никакого иностранного языка даже на уровне чтения. Таким образом исключаются абсолютно все естественные науки (которые являются сильной стороной этого университета).

Антропология? Несмотря на все усилия, все равно что-нибудь да выучите; глядишь, заинтересуетесь еще. Искусство? Если нет большого таланта, лучше не выбирать такую специальность. С экономикой может быть трудно, да и того хуже – вдруг вы начнете симпатизировать Чикагской или Австрийской школе и поймете это лишь тогда, когда преподаватель (сторонник кейнсианства или марксизма) вас завалит, поставив большую черную метку против вашего имени. Философия? Легко, очень весело, и при этом вас гарантированно не будут ничему учить, хотя ум ваш раскрепостится. Минуло вот уже более двух с половиной тысяч лет, но за все эти годы ни единого раза не была решена ни одна основополагающая проблема философии… зато усилия, затраченные на решения этих проблем, представляются презанятными. То же можно сказать и о сравнительном религиоведении, выбранном в качестве специальности: вы ничего такого не выучите – не придется грызть гранит науки… но вам будет чрезвычайно интересно, если вас занимает человеческая комедия. Меня вот занимает.

Психология, социология, политология, социоантропология – здесь вы рискуете не только чему-нибудь научиться (не многому, но хоть чему-нибудь), но в каждом из этих направлений, возможно, придется действительно работать, долго и упорно.

Если вы хотите победить в этой игре, набрав максимальное количество очков, то выбора у вас, по сути, нет – остается только американская литература. Я полагаю, что вам не пришлось проходить курс «английского для тупиц» и вы умеете печатать на машинке. В университете без педагогического факультета (а в КУСК его нет) английская литература в качестве специальности – очевидный выбор, если вы хотите четыре года валять дурака. Нужно будет подстраиваться под выкрутасы преподавателей, которые знают о действительно важных вещах не больше вашего… но подстраиваться под наставников нужно в любой дисциплине, не основанной на математике.

Вы заметили, что у преподавателей английского языка и/или американской литературы не предполагается профессиональных навыков в той сфере, в которой они преподают? Медицине учат доктора медицинских наук на примере живых пациентов; инженерному делу учат инженеры, строившие настоящие мосты, которые не падают; юриспруденции учат юристы; музыке – музыканты; математике – математики, и так далее.

А вот, к примеру, курс «Американский роман» преподают авторы американских романов?

Да. Иногда. Но это случается так редко, что исключения резко выделяются на общем фоне. Джон Барт. Пятьдесят лет назад Джон Эрскин. Несколько авторов научной фантастики (почти все – продаваемые авторы задолго до того, как их завербовали). Один маленький полк в целом стане батальонов, составленных из преподавателей английской словесности.

Чтобы получить степень в области американской или английской литературы, аспиранту нет нужды писать литературные произведения; предполагается, что он их будет критиковать.

Можете себе представить, что человеку присудили степень в медицине за то, что он критиковал великих врачей, а сам при этом никогда не учился удалять аппендикс или диагностировать Herpes zoster? А потом с такой вот диссертацией его наняли учить студентов медицине?

Разумеется, для подобного безобразия имеется причина. Деньги, которые зарабатывает опытный писатель, намного превышают жалованье преподавателей английского даже в наших самых престижных университетах, поэтому хорошо освоившего свое ремесло писателя преподавание уже не манит.

Существуют и исключения – успешные писатели, которым по-настоящему нравится преподавать, настолько, что они не бросают это дело и пишут только летом, на каникулах, по вечерам, выходным, во время творческих отпусков. Я знаю нескольких таких, но ключевое слово здесь «несколько». По большей же части члены писательской братии, чьи произведения продаются, ленивы, своевольны и настолько не приемлют жесткого расписания, что пойдут буквально на все (даже сдадут рукопись в срок), лишь бы не устраиваться на работу.

В основном преподаватели английской словесности не в состоянии писать романы, которые бы публиковались… многие не в состоянии писать и приличную публицистику – а если и в состоянии, то, конечно же, ей недостает того стиля, индивидуальности и изящества (а также глубины), какие демонстрировал преподаватель биологии Томас Г. Гексли. Или преподаватель астрономии сэр Фред Хойл. Или преподаватель физики Джон Р. Пирс. Почти все преподаватели английского публикуются, но в университетских изданиях или профессиональных журналах. А посоревноваться в заработках с публикациями в «Плейбое» или романами о Тревисе Макги? Не могут они и не будут!

Но если вы поведете себя осторожно и не будете тыкать их носом в этот унизительный факт, а, наоборот, с уважением и вниманием отнесетесь к их мнению даже о (фу!) «писательском мастерстве», они помогут вам безболезненно дотянуть до бакалаврской степени.

У вас останется куча времени для курсов по выбору, которые понадобятся для учебного плана; вот несколько забавных вариантов, где вы практически ничему не научитесь.

«Судьба Фауста».

«Мистицизм».

«Поиски нового образа жизни».

«Американская дилемма: все ли люди равны?»

«Энология»: история, биология и химия в виноделии. Здесь-то вы чему-нибудь да научитесь, но такой лакомый кусочек слишком жалко упускать.

«Западный оккультизм: магия, мифы и ересь».

Целый колледж, предназначенный для игр и веселья («эстетическое обогащение»). Можно выбрать курсы, за которые начисляются зачетные единицы, но в своем учебном плане для ленивых вы сможете позволить себе и курсы без зачетных единиц, к тому же абсолютно любой предмет можно превратить в курс с зачетными единицами, если правильно сосватать его своему куратору и/или учебной методической комиссии. Я уже перечислил девять курсов, добавлю еще:

«Массовая культура» – плюс клубы и кружки по садоводству, фотографии, кинематографии, книгопечатанию, керамике, шелкографии, оркестровой музыке, джазу и так далее.

Сюда же можно отнести «Театральное искусство». За такие курсы полагаются зачетные единицы, в том числе за:

«Фильмы о фантастическом и вымышленном»: фэнтези, ужасы, научная фантастика и т. д. (!)

«Кинематографический семинар».

«Кинопроизводство».

«История и эстетика немого кино».

«История и эстетика кинематографа в эпоху звукового кино».

«Введение в мировой кинематограф».

Просмотр фильмов, конечно же, можно приравнять к получению степени по английской словесности. В кино и телевидении пользуются услугами писателей (как можно меньше, это правда). Хоть что-то, хоть какая-то связь тут имеется.

Радуйтесь жизни, пока можете. Эта эпоха динозавров скоро закончится.

Двухгодичный колледж для всех подряд предлагает еще более шикарную программу, чем КУСК. Это хорошее профессиональное училище, где можно освоить, например, профессию помощника стоматолога, но при этом в вашем распоряжении целый банкет, где предлагаются на выбор всевозможные развлечения: «Символизм и таро», «Курс среднего уровня по бридж-контракту», «Фолк-музыка на гитаре», «Лоскутные одеяла», «Ковка лошадей», «Китайская кухня», экскурсии в Херс-Касл, современный джаз, даосизм, хатха-йога, айкидо, терапия полярности, пантомима, керамика раку, велоспорт, танец живота, точечный массаж, армянская кухня, откровения и пророчества, искусство сдобы, методика продажи страховых полисов, сексуальность и духовное начало, домашний хлеб, ткацкое искусство Эквадора, дао физики и много еще чего! В числе новейших курсов «Антропология в научной фантастике», я все еще пытаюсь разобраться, что это значит.

Не имею ничего против всего вышеперечисленного… но почему же этот детский сад оплачивается из налогов? Хлеб и зрелища.

Впервые я начал замечать упадок образования в письмах моих читателей. Вот уже сорок лет я храню эти письма. Вскоре после Второй мировой я обратил внимание, что самые молодые читатели пишут не прописью, но печатными буквами. К середине пятидесятых упадок в чистописании и правописании стал очень заметным. Письмо сегодняшнего ученика средней или даже старшей школы обычно трудно, а иногда вообще невозможно прочитать: почерк ужасающий (в девяти случаях из десяти пишут мягким карандашом на заляпанной бумаге), правописание хромает, грамматика туманная и загадочная.

Мало кого из молодых людей сегодня учат, как складывать лист формата 8,5 × 11 дюймов, чтобы он уместился в конверт одного из двух стандартных размеров, специально предназначенный для этого формата.

А потом все эти особенности стали появляться и у студентов колледжей. Очевидно, «английского для тупиц» (как я слышал, в наши дни его преподают везде) недостаточно, чтобы исправить недочеты учителей средней и старшей школы, которых по большей части и самих не обучали должным образом.

Прогрессирующий упадок мне виден так явственно еще и потому, что часть писем приходит из-за границы, в частности из Канады, Великобритании, Скандинавии и Японии. Любой корреспондент из стран Содружества пишет аккуратно, разборчиво, грамматически и орфографически правильно, демонстрирует вежливость. То же можно сказать и о письмах из Скандинавии. (Подростки из Копенгагена обычно разговаривают и пишут по-английски лучше, чем большинство подростков из Санта-Круса.) Корреспонденты из Японии всегда пишут аккуратно, но иногда у них странный синтаксис. Вот уже четыре года мне регулярно пишет один молодой человек из Токио. В первых письмах почерк был почти каллиграфический, но я едва понимал суть предложения. Сейчас, четыре года спустя, почерк не изменился, но автор превосходно овладел грамматикой, синтаксисом и стилистикой, лишь иногда необычный выбор слов придает письму экзотический колорит.

Наши государственные образовательные учреждения больше не предоставляют качественное образование. Мы по-прежнему сильны в точных науках и инженерном деле, но даже студентам этих специальностей сильно мешают недостатки начального и среднего образования, а также сокращающееся финансирование исследований и на государственном, и на частном уровне. Одного только этого серьезного упадка в образовании достаточно, чтобы уничтожить нашу страну… Но никаких мер я тут предлагать не стану, потому что единственные меры, которые, по моему мнению, помогут, настолько радикальны, что их можно счесть неслыханными.

Временная перспектива – упадок патриотизма и вооруженных сил

Средняя школа, в которой я учился (с 1919 по 1924 год), стала одной из первых, где ставили эксперимент по разделению на среднюю и старшую среднюю школу. Сначала последние два года в средней школе – неполная средняя школа, а потом еще три года старшей средней школы.

В последнем классе неполной средней школы функционировало одно младшее отделение корпуса вневойсковой подготовки офицеров резерва, а в старшей средней школе – два старших таких отделения. За курсы военной подготовки не ставились оценки, они не были обязательными; никто не призывал и не отговаривал детей туда ходить. Мальчик мог записаться или не записаться, в зависимости от собственных и родительских предпочтений. Некоторые школьники, только закончившие предпоследний год неполной средней школы (в возрасте около тринадцати), едва в состоянии были поднять винтовку «Спрингфилд».

В Канзас-Сити квартировал полк Федеральной Национальной гвардии США: одно санкционированное занятие строевой подготовки в неделю – по три часа вечером каждую среду, – за которое рядовой получал шестьдесят девять центов, рядовой пехотного класса – доллар, а капрал – аж целый доллар и восемнадцать центов.

Но этим обязательным и оплачиваемым занятием дело не ограничивалось: почти половина полка являлась по воскресеньям в «Военный загородный клуб» – огромный лес, который потом усилиями его членов превратился в стрельбище с помещением для встреч, конюшней и так далее. За воскресные собрания ничего не платили. Ежегодные военные сборы продолжительностью в две недели оплачивались. Почти для всех членов полка это были единственные каникулы (тогда две недели считались стандартным сроком).

Комплектация личным составом в том полку составляла около 96 %.

Где-то в 1921 году Конгресс санкционировал создание Службы военной подготовки гражданского населения (СВПГН). Организация оказалась весьма популярной. Кандидат в течение четырех лет проходил летом месячную подготовку на военной базе и в результате мог (если демонстрировал удовлетворительные отметки) получить звание офицера запаса. В СВПГН для гражданских действовала военная дисциплина, но под трибунал их не отдавали. Нарушившего закон могли отправить домой или выдать гражданской полиции, в зависимости от тяжести проступка. Но таких было очень мало.

Кандидатам из СВПГН оплачивали дорогу туда и обратно по три цента за милю – и больше ничего.

В 1925 году я стал курсантом военно-морского училища. На это место претендовал пятьдесят один профпригодный кандидат.

Двести сорок человек из моего класса успешно закончили обучение; сто тридцать выбыли. Лишь один человек из этих ста тридцати ушел добровольно, всех остальных отчислили принудительно, большинство – на первом курсе за академическую неуспеваемость (обычно в области математики), других – на следующих трех курсах за академическую неуспеваемость, по спортивно-физкультурным показателям или другим причинам. Несколько человек отчислили в день выпуска, потому что они не прошли медицинскую комиссию, необходимую для присвоения звания. Еще трое где-то год прослужили на флоте, а потом подали в отставку, но эти трое добровольно поступили на военную службу после нападения на Перл-Харбор. Двадцать восемь человек из тех ста двадцати девяти отчисленных смогли вернуться на действительную службу во время Второй мировой.

Таким образом, за исключением четырех человек, все мои одноклассники оставались на флоте столько, сколько флот готов был их терпеть. Около 25 % погибли при исполнении или позже от ран. Ни разу ни в Академии, ни на флоте я не слышал, чтобы курсанты или офицеры выражали желание отчислиться или уйти в отставку. Вполне вероятно, что кто-нибудь обдумывал такую возможность, но в разговорах все безоговорочно соглашались, что флот – это наша жизнь, наш дом и уйдем мы либо ногами вперед, либо если нас выдворят на пенсию по старости.

Что касается военнослужащих рядового состава: когда я поступил на флот (еще до биржевого краха 1929 года и где-то за год до того, как безработица превратилась в серьезную проблему), флотские специалисты по профотбору отклоняли заявки девятнадцати из двадцати добровольцев; в армии отклоняли пять заявок из шести. Показатель повторных контрактов был высоким, показатель дезертирства – таким незначительным, что его не измеряли.

Временная перспектива – вооруженные силы сегодня

Я много раз говорил о своей позиции: я против обязательного призыва на воинскую службу в принципе – и во время войны, и в мирное время – по нравственным соображениям, не подлежащим обсуждению. В остальном же я постараюсь исключить здесь свои личные чувства, как сделал это, описывая радужную картинку в предыдущей части. Я придерживался фактов, а не давал волю эмоциям.

Не стану пересказывать здесь данные, свидетельствующие о том, что сегодня СССР сильнее нас в военном плане, поскольку эта проблема бесконечно обсуждалась и обсуждается в новостях, Конгрессе и профессиональных журналах. В сегодняшних общественных обсуждениях неохотно признается военное преимущество СССР и делается упор на то, насколько именно они нас опережают и что следует предпринять по этому поводу. Подробности этих обсуждений невероятно важны, поскольку нет ничего затратней вторых по боеспособности вооруженных сил – хороших, но недостаточно хороших для победы. В настоящий момент от глупой смерти нас спасает нынешний треугольник, временная ничья… но я не берусь предсказывать, сколько продлится патовая ситуация, поскольку мы не контролируем ключевые факторы и ни правительство, ни граждане, по всей видимости, не желают переходить к политике «пушки вместо масла» в таком масштабе, чтобы нарастить достаточно мощи и чтобы никто не рискнул на нас напасть. Судя по результатам опросов, решающее число избирателей считает, что мы и так слишком тратимся на вооруженные силы.

Нижеизложенную информацию я в основном почерпнул из статьи Ричарда А. Габриэля, профессора политологии из колледжа Сент-Ансельм в Нью-Гемпшире, автора книги «Кризис командования». У меня слишком мало опыта, связанного с сегодняшним состоянием армии, но то, что говорит по этому поводу профессор Габриэль, совпадает с тем, что я слышал от других и о чем читал (я вхожу во все три ассоциации – армии, флота и ВВС, добавьте к этому Военно-морской институт США и Ассоциацию отставных офицеров ВО США; я получаю много данных из вторых рук, но больше не вижу ситуацию своими собственными глазами, не слышу ничего собственными ушами).

Очень прошу читателей, у которых есть личный опыт военной службы в Корее, Вьетнаме и в других точках уже после вьетнамского позора, написать мне и рассказать о том, что известно им и неизвестно мне, особенно касательно того, где я допустил серьезные ошибки.

Кратко обобщаю статью «Как медленно умирает американская армия» профессора Ричарда А. Габриэля в журнале «Гэллери» в июне 1979 года (с. 41 и далее).

Что касается армии, полностью комплектуемой по найму: в начале этого года в Пентагоне признали, что во всех подразделениях ВС норма по ЛС не выполнена.

30 % от общего числа добровольно поступивших на военную службу увольняют за правонарушения еще до истечения первого срока службы. Из оставшихся с каждой сотни семидесяти человек двадцать шесть впоследствии не заключают новый контракт. Уровень дезертирства высочайший в истории… и этот факт частично скрывают, увольняя из армии без суда (то есть: «Вы уволены!»), не прибегая к трибуналу и не применяя взысканий – и то только если дезертир объявился. Никаких усилий, чтобы найти дезертиров, не прикладывают.

По словам профессора Габриэля, который ссылается на генерала Джорджа С. Бланчарда и прочих, сейчас в армии активнее, чем когда-либо, употребляют сильнодействующие наркотики (не марихуану, а героин, кокаин, «ангельскую пыль»), особенно в Европе, по средним оценкам от 10 % до 64 %. Марихуана не учитывается, но я бы не хотел, чтобы в сражении меня прикрывал человек, обкуренный до одури.

59 % добровольно поступивших на службу в армию составляют люди категории 3B и 4 (градация от туповатых до умственно отсталых)… и это притом что рядовые в наше время имеют дело с очень сложным оружием и механизмами. Добавьте к этому меняющееся соотношение: типичный рядовой может быть американским мексиканцем или пуэрториканцем, типичный сержант – чернокожим, типичный офицер – белым. К тому же офицеров переводят очень часто, а сержантов и рядовых – довольно часто, в такой ситуации попросту невозможно выпестовать дух войскового единства (а отряд без духа войскового единства – это не войсковое подразделение, но вооруженная банда. – Р. Э. Х.).

Сегодня у нас в армии больше высших офицеров, чем было во время Второй мировой. Соотношение количества офицеров к военнослужащим рядового или сержантского состава в два с лишним раза больше, чем в боеспособных армиях прошлого. Но офицер не успевает пробыть со своими подчиненными достаточно долго, чтобы сделаться для них командиром, – он просто-напросто менеджер, не лидер.

В заключение профессор Габриэль пишет: «Самый важный пункт – необходимость вернуть призыв».

Не соглашусь.

И не из моральных соображений. Забудьте о том, что я когда-либо высказывался против солдат-рабов; представьте меня в виде эдакого кровожадного старика, готового абсолютно на все ради победы.

Возвращение призыва нас не спасет, даже если мы внедрим все предлагаемые профессором Габриэлем изменения, чтобы сделать этот призыв «честным».

Как всем известно, мы перескочили из огня да в полымя: переход на контрактную армию вместо создания боеспособной профессиональной армии – это и есть полымя. А профессор Габриэль призывает нас прыгнуть обратно в огонь, но с некоторыми улучшениями – национальная лотерея и никаких отсрочек в принципе.

Ничего не имею против политики равных шансов… но вот почему я думаю, что предложение профессора Габриэля не сработает.

Лотерея, даже самая честная, не заставит человека добровольно пойти в атаку на дот почти без надежды выжить. Такого рода готовность черпает силы из эмоционального источника. Невозможно вытянуть в лотерее дух войскового единства и патриотизм.

Воинская повинность (среди свободных людей) работает лишь тогда, когда она не нужна. Я застал две мировые войны, и в обоих случаях мы прибегали к призыву… но в обоих случаях это делалось для того, чтобы исправить ситуацию с численностью военнослужащих, а не для того, чтобы заставить людей сражаться. Обе войны пользовались популярностью.

Потом у нас было еще две не-войны – в Корее и Вьетнаме – в «мирное время» и с участием призывников. И обе эти невойны обернулись позорной катастрофой.

У меня нет элегантного решения для этой проблемы. Если американцы потеряли желание сражаться и умирать за родину, этого призывом в армию не исправишь. Если такое эмоциональное состояние не изменится (а как его изменить, я не знаю), мы обречены на поражение, несмотря ни на какие разработки в области оружия. Это может произойти разом, или мы будем скатываться постепенно в течение долгих лет – десяти, двадцати, тридцати. Но результат тут один. Если каким-то образом не восстановится прежний дух нашей страны, это будет означать последнюю стадию упадка, конец нашей истории.

Иностранные хозяева, возможно, милостиво разрешат нам сохранить флаг и даже географическое название, но «свободных оплот и храбрых страна» погибнет.

Временная перспектива – инфляция

Зимой 1923–1924 года я заплатил уличному торговцу пять центов за немецкую купюру номиналом пять миллиардов марок – и переплатил: 5 000 000 000 немецких марок стоили чуть больше цента. А немного позже уже не стоили ничего.

В 1955 году у подножия Акрополя я купил небольшую мраморную статуэтку – копию Венеры Милосской – за десять тысяч драхм. И меня не надули – эта сумма равнялась трем с половиной долларам США.

Британский фунт, турецкая лира, итальянская лира, мексиканское песо и еще несколько названий денежных единиц – все они означают один фунт серебра. Поищите в газете слова «обмен валюты» и «биржевые товары»; достаньте карманный калькулятор и посмотрите, насколько все подверглось инфляции.

Когда мне было лет пять, мы с братьями использовали для игр толстенные пачки стодолларовых купюр. Доллары Конфедерации…

Два века спустя в Америке все еще бытует выражение «не стоит и континентального доллара» в значении «не стоит ломаного гроша». Ущерб, нанесенный инфляцией, помнят долго.

До изобретения бумажных «денег» инфляция происходила из-за того, что в серебро и/или золото добавляли неблагородный металл, при этом название монеты не менялось. Таким образом в течение первых трех веков нашей эры полностью обесценился римский денарий. Но инфляция началась не с Октавиана Августа. На заре Римской республики еще до Пунических войн единицей расчета служила либра (римский фунт, равный 273 граммам, или около 60 % нашего эталонного фунта в 454 грамма). Такую большую единицу сложно использовать в каждодневной торговле, и ее разделили на 12 унций.

Один римский фунт серебра назывался асс. Одна двенадцатая часть асса, отчеканенная в виде монеты, являлась ходовой валютой. А потом начались война и инфляция…

Постепенно тот изначальный асс, равнявшийся когда-то одному фунту серебра, так обесценился, что стоил уже приблизительно как мелкая монета. Специальным указом Август вернул в обращение серебряный и золотой стандарт и создал денарий – 3,87 грамма чистого серебра. Двадцать пять денариев приравнивались к одному ауреусу (7,74 грамма золота), то есть курс составлял двенадцать с половиной к одному. («Неограниченный выпуск серебряных монет по курсу шестнадцать к одному!» Великий простолюдин и император Август имели сходные представления о твердой валюте.)

Один августовский денарий по сегодняшней лондонской котировке соответствовал бы приблизительно трем десятым грамма золота или 3,83 доллара (385 долларов за тройскую унцию). Это ничего не говорит нам о его покупательной способности – просто свидетельствует, что августовский денарий был серебряной монетой без примесей весом и размером почти с тот серебряный четвертак без примесей, которым мы пользовались до того, как правительство навязало нам нынешние «слойки». Сколько в Риме около 1 года нашей эры на эту монету можно было купить оливкового масла или сколько раз расплатиться за обед – можно приблизительно определить по сохранившимся записям. Но за все золото Рима вы не купили бы ни таблетки аспирина, ни коробка спичек. Так что сравнивать тут нечего. К тому же в ходу были только металлические деньги – ни бумажных купюр, ни банковских чеков, ни безналичных переводов, – но я не могу подробно объяснять, как это все влияет на покупательную способность, потому что тогда придется написать книгу по фискальной теории вдвое толще этой (я бы с удовольствием это сделал, но такую книгу никто не купит).

Август стабилизировал римские деньги, определив их в двух видах товарно-сырьевого ресурса, каждый из которых был сам по себе ценен и практически неуничтожим и стабильно имелся в наличии; кроме того, он определил официальный курс между этими двумя денежными единицами – попытка перехитрить закон Грешема, тогда о нем еще не имели представления, но Август словно нутром чуял. (Я не про Билла Грешама, а про другого Грешема – Томаса.) Но и у биметаллизма имеются свои недостатки; в свободной экономике курс обычно начинает расходиться с официальным, и тогда вступает закон Грешема. Впрочем, с монетами все происходит очень медленно: не сравнить с той катастрофической инфляцией, которую вызывает печатание необеспеченных бумажек или уменьшение содержания благородных металлов в деньгах.

Цезарь Август умер в 14 году нашей эры.

Не успело его тело остыть, как принялись за работу стервятники. Тиберий, Калигула, Клавдий, Нерон – даже Клавдий не сделал ничего, чтобы остановить разграбление. В 80 году нашей эры Тит попытался по примеру Августа вернуться к честным деньгам, но в сентябре следующего года он умер, а его преемник оказался форменной катастрофой даже по меркам цезарей.

«Не надейтесь на князей». В следующие двести лет деньги продолжали обесцениваться при каждом цезаре. Диоклетиану (годы правления: 294–305 нашей эры) достался в наследство полностью обесцененный денарий. Он вернул в Рим биметаллизм на уровне чуть ниже августовского, но при этом нещадно расплодил бюрократию, ввел непомерные налоги, чтобы оплатить свои «реформы», и установил официальные цены – и получилось то, что обычно и получается.

После его ухода (не убийства!) обесценивание денег возобновилось, при этом налоги остались высокими, и Рим покатился под откос. Упадок Рима и упадок денария происходили параллельно.

У меня есть соблазн вспомнить тут катастрофическую гиперинфляцию во Франции в эпоху Великой революции (а также последующие три) и инфляцию в еще нескольких странах в другие исторические периоды. Но все они однообразны и отличаются от обесценивания металлических денег в основном тем, что из-за изобретения бумажных денег упадок национальной валюты успевает полностью выйти из-под контроля еще до того, как люди это замечают. В начале двадцатых годов в Германии покупатели ходили в бакалейные лавки с тачками – не для того, чтобы увозить домой покупки, но чтобы отвозить деньги бакалейщику. Однако на ранних стадиях катастрофическая инфляция кажется «расцветом». Зарплаты и доходы растут, становится проще расплатиться по старым долгам, процветает коммерция.

И только позже люди замечают, что цены и налоги растут быстрее, чем зарплаты и доходы, что все труднее сводить концы с концами.

Есть такое стойкое убеждение, подкрепленное эмоциями, что «доллар – это доллар». (Гитлер говорил: «Марка – это марка!») Но можно пересмотреть его с позиции цены на хлеб или с количества минут, за которые можно этот доллар заработать. Да еще не забудьте налоги! Как минимум каждые первые три месяца в году вы работаете исключительно на оплату налогов, и уже потом зарабатываете первый доллар для себя. А если нет, то, значит, вы так или иначе сидите на пособии. Возможно, вам кажется, что вы платите не так много: удерживаемые из зарплаты и скрытые налоги взымаются под наркозом. Попробуйте разделить федеральный бюджет на количество работающих (причем не на государственной службе), а потом прикиньте, где тут окажетесь вы сами. Не забудьте проделать то же самое на уровне штата, округа, города. Все люди делятся на тех, кто производит, тех, кто забирает, и тех, кто жульничает, четвертого не дано, и сегодня количество забирающих и жульничающих (а также их избирательных голосов) превышает количество производящих.

В наши дни на выплату национального долга каждый год уходит больше долларов, чем составлял полный бюджет последнего и самого дорогого года Корейской войны. Не стану приводить здесь сумму нашего государственного долга. Если вы давно не слышали эту цифру, вы просто не поверите. Если не знаете, позвоните своему конгрессмену и поинтересуйтесь. У него должно быть местное представительство где-нибудь в ваших краях. Если телефонная информационная служба не сможет (или не захочет) дать его номер, то его точно знают в новостной редакции абсолютно любой газеты.

Мы никогда не сможем выплатить наш национальный государственный долг. Точка невозврата пройдена. Инфляция продолжит расти, все быстрее и быстрее… а принимать на себя основной удар по-прежнему будут старики с фиксированным доходом и молодые люди, пытающиеся завести семью.

Каждому конгрессмену, каждому сенатору прекрасно известно, чем вызвана инфляция… но он не может (не хочет) выступить в поддержку радикальных реформ, чтобы ее прекратить, потому что это может (и, скорее всего, будет) стоить ему места. Решения у меня нет, только один совет: купите себе тачку.

Век неразумности

Меня воспитали в одном из штатов «библейского пояса» в атмосфере наифанатичнейшего религиозного фундаментализма, когда каждое слово из Библии короля Якова буквально считалось словом Божьим; я вырвался на свободу лишь в тринадцать, когда мне в руки впервые попали «Происхождение видов» и «Происхождение человека», – так что мне не следовало бы удивляться набирающим обороты в нашей стране антиинтеллектуальным и антинаучным настроениям.

Я знал, что наш американский темперамент, с одной стороны, практичный, как остро заточенное орудие, с другой – всегда лишь на три четверти дюйма отстоял от безмозглой истерии. Я это знал – моя первая повесть называлась «Если это будет продолжаться…», ее сюжет строился на следующем допущении: мои соотечественники расстались со своими так дорого купленными свободами и подчинились грубой и нелепой религиозной диктатуре.

(Сорок лет я получаю письма, касающиеся этой повести, и ни разу никто не критиковал в них само допущение, из чего я заключаю, что не единственный верю в подобную возможность.)

Я много читал о ку-клукс-клане во времена трагической эпохи, беседовал со многими, кто застал тогдашние события, а потом сам увидел возрождение этого явления по всей стране в начале 1920-х. Я наблюдал различные проявления идиотизма, начиная с танцевальных марафонов и заканчивая сидением на флагштоках, и подробно изучал поведение толпы и массовые заблуждения. И подмечал, не особенно вдумываясь, развивавшиеся поначалу медленно антиинтеллектуальные и антинаучные движения.

И тем не менее эта дрянь застала меня врасплох.

Позвольте перечислить здесь некоторые признаки:

а) гадание по «Книге перемен»;

б) культы, пропагандирующие возвращение к природе;

в) крах общего образования;

г) нынешнее уважительное отношение «интеллигенции» (например, преподавателей вузов, представителей нью-йоркских литературных кругов и так далее) к астрологии;

д) «эксперты» в области ядерной энергетики и ядерного оружия, которые не имеют ни малейшего представления о математический физике и с довольным видом это признают;

е) «эксперты» в области экологии Северной Аляски, которые никогда там не бывали и не обладают математическими знаниями, необходимыми для анализа связанных с экологией проблем;

ж) люди, которые по несколько часов в день смотрят телевизор, черпают оттуда все свои мнения – и открыто их излагают;

з) люди, которые по несколько часов в день смотрят телевизор;

и) возрождение креационизма: «Яхве следует уделять в образовательной программе столько же времени, сколько уделяется теории эволюции»;

к) возрождение ведьмовства.

Безмозглые болваны, люди, которые не прибегают к индукции или дедукции, но, подобно дикарям, мыслят линейно, люди, которые раньше уважали подкрепленное знаниями мнение или, по крайней мере, держали язык за зубами, – все они нынче решительно пошли в атаку. Факты и логика не имеют значения, «правду» подсказывает им интуиция.

И если хотя бы один из перечисленных выше пунктов кажется вам разумным, то я не буду ничего с вами обсуждать, вы сами являетесь частью проблемы.

Но я проиллюстрирую свои доводы там, где, по моему мнению, может возникнуть недопонимание.

А. Гадание по «Книге перемен» – ничего хорошего о нем сказать нельзя, разве что оно проще прорицания авгуров. По точности мало отличается от китайского печенья с предсказанием, но во втором случае вам хотя бы достается печенье. И тем не менее к этой восточной чепухе относятся с превеликой серьезностью многие «образованные» люди. Она настолько популярна, что выгодно стало торговать соответствующими книгами, аксессуарами, журнальными статьями и частными уроками. Вместе с гаданием по «Книге перемен» широко распространилось гадание по картам Таро. Раньше предсказания по картам были веселой салонной забавой, элементом брачных игр: девица на выданье, ограниченная выбором слов и правилами приличия, присущими последнему десятилетию XIX века, могла сообщить пребывающему в состоянии полового возбуждения молодому человеку практически что угодно, определенным образом «прочитав его судьбу», – и при этом все очень пристойно. Но ни он, ни она не относились к картам серьезно.

Раньше Таро пользовались только цыгане или гадалки, притворявшиеся цыганами. Этими картами никто не торговал, их трудно было отыскать. Сегодня их, как и книги, анализирующие их «толкование», можно раздобыть с той же легкостью, с какой доставали спиртное во времена сухого закона. Ужасающее количество людей совершенно серьезно относится к чтению Таро – появление повешенного может ввергнуть в серьезную тоску.

Б. Культы, пропагандирующие возвращение к природе, – под ними я не подразумеваю нудистские курорты или пляжи для «раскрепощенных». Растущее осознание того, что человеческое тело – это не бесстыдство, является для нашей безумной культуры вполне здравым и здоровым контртечением. Под культами, пропагандирующими возвращение к природе, я подразумеваю людей, которые, сбившись вместе, «возвращаются к земле» – выращивают себе еду без пестицидов, без минеральных удобрений, без машин, целиком полагаясь лишь на свои собственные силы… но при этом не осознают, что для производства садовых вил требуются угольные шахты, железная руда, доменные печи, металлургические комбинаты, заводы и так далее. А чтобы построить что-нибудь более сложное, чем хижина из бревен или дерна, нужна строительная промышленность и так далее.

Реши мы все вдруг вернуться к природе, бóльшая часть быстро начала бы голодать. Эти чокнутые любители всего природного просто не умеют считать.

В. Крах общего образования – нет смысла повторяться.

Г. Астрология. Точка отсчета: пятьдесят с лишним лет назад астрологию в основном считали нелепым суеверием, из которого выросли практически все, за исключением крошечного меньшинства. А сегодня это общепринятая норма для многих, вероятно – для большинства. Подобные патологические изменения происходят параллельно с упадком государственного образования.

Специально оговорим: древние астрологи выступали в качестве ученых в том смысле, что могли предсказать определенные явления описательной астрономии (например, затмения, положение солнца, луны, видимых невооруженным глазом планет и так далее). Верили ли они в те предсказания, которые делали для своих королей, покровителей или клиентов, – не важно. Проверить науку можно по ее способности точно предсказать что-либо; халдейские жрецы, к примеру, делали выдающиеся предсказания с помощью изготовленных вручную инструментов для наблюдений невооруженным глазом.

Уже давно известно, что Солнце является тепловым двигателем, контролирующим нашу погоду. Недавно, когда были открыты солнечный ветер, радиационные пояса и так далее, мы узнали о различных факторах, влияющих на нас и нашу погоду, о которых и понятия не имели раньше, и точные предсказания делаются эмпирически – без какой-либо убедительной теории.

«Вы кто по гороскопу?» – не припомню, чтобы слышал этот вопрос до Второй мировой войны. Сегодня же практически невозможно избежать его на какой-либо встрече (включая вечеринки, где присутствуют почти исключительно университетские преподаватели с супругами) – либо его задают вам, либо вы слышите, как его задают соседу.

Сегодня астрология получила такое широкое распространение, что ее поборники убеждены: все встречные тоже обязаны в нее верить, а если вы не верите, значит вы, видимо, немного того. Не знаю, сколько именно людей в процентном соотношении верит в астрологию, анализирующую время рождения человека (простите за это неуклюжее выражение, но я хочу ввести конкретный термин, под которым подразумевается, что день, точное время и географическая точка рождения, а также положения солнца, луны и планет по отношению к знакам зодиака в это конкретное время влияют на жизнь соответствующего человека в степени, сопоставимой по значимости с генетической наследственностью и с воспитанием и образованием). Не знаю, каков процент истинно верующих в нее, но он достаточно высок, ведь редакторы газет готовы отказаться от второстепенных новостей или тематических статей в пользу ежедневного гороскопа.

Можно даже сказать, что истинно верующие полагают астрологию более важным фактором, чем наследственность и среда, поскольку с полной серьезностью считают, будто положение планет и звезд при рождении влияет на каждый день жизни: благоприятные дни для деловых начинаний, плохие дни для путешествий и так далее до бесконечности.

Проверить науку можно по ее способности точно что-либо предсказать. Среди самых уважаемых американских астрологов есть одна дама, которая не только ведет ежедневную колонку во многих крупных газетах, но также ежегодно публикует предсказания на предстоящий год.

Вот уже десять лет я собираю и подшиваю ее ежегодные предсказания. Эту даму охотно рекомендуют, и, по всей видимости, в свои предсказания она искренне верит. Так что я намеревался гарантировать ей презумпцию невиновности.

У меня в руках ее предсказания на 1974 год, опубликованные в воскресенье 13 января 1974 года.

Некоторые выдержки оттуда: «…Никсон… благополучно переживет Уотергейтский скандал… переживет испытание импичментом и требования уйти в отставку… останется в истории как великий президент… найдет виновных в трагедии Перл-Харбора» (оправдание Киммела и Шорта…) «в… 1978 году… официально объявят об изобретении лекарства от рака… результат долгих исследований». (1974). «Доллар сильно укрепит свои позиции, так как платежный баланс отражает экономическую независимость в области нефтедобычи». «Трагическое положение дел в Ирландии сохранится до 1978 года (курсив мой. – Р. Э. Х.)». «Вилли Брандт» (будет переизбран) «и останется у власти на долгое время. К середине 1978 года он будет пользоваться фантастической популярностью». (6 мая 1974 года Брандт ушел в отставку во время шпионского скандала.) Там много других предсказаний, которые либо слишком расплывчато сформулированы, либо относятся к слишком отдаленному будущему и проверить их нельзя. Я опустил тут ее многочисленные предсказания, касающиеся Джеральда Форда, потому что все они исходили из того, что он останется вице-президентом.

О событиях, связанных с вышеупомянутыми людьми и реалиями, вы можете прочитать в подшивках большинства крупных газет.

Д и Е. Нет необходимости в комментариях.

Ж и З. Нет необходимости в комментариях, разве что отмечу, что эти категории накладываются друг на друга, но друг друга не дублируют. Еще следует добавить сюда «людей, которые разрешают своим детям смотреть телевизор по несколько часов в день» (распространение телевидения, как и распространение автомобилей, предсказывали часто… но серьезных последствий этого распространения не предсказывали никогда).

И. Возрождение креационизма. Если вам нравится верить, что Яхве создал вселенную так, как это описано в Книге Бытия, не буду с вами спорить. Но я не обязан уважительно относиться к вашей вере и не думаю, что закон, обязывающий включать в учебники для государственных школ библейскую версию, честен или соответствует конституции. Как тогда насчет Ормузда? Урана? Одина? Существует бесчисленное множество религий, и у каждой имеется свой уникальный миф о Сотворении мира. Нужно ли преподносить один из них в школах в виде научной гипотезы потому лишь, что сторонники соответствующей религии могут обеспечить большинство на выборах или собрать инициативную группу в столице штата? Это тирания толпы, навязываемая меньшинствам вопреки поправкам к конституции.

Откровению место не в научных книгах, но в трудах по религиоведению. Космогония – труднейшая область астрономии, и результаты у нее пока скромные. Космологи сами же первые это подтвердят. Но черт побери, они все-таки пытаются! Пытаются, прибегая к логической методологии и доказательствам по мере их обнаружения, и соответствующие гипотезы беспрестанно и безжалостно критикуют их ученые коллеги.

Они не должны уступать место на кафедре или в учебниках людям, которые проповедуют древние мифы, основываясь лишь на «Божественном откровении».

Даже если предположить, что менее одной миллионной части граждан США верят в Брахму, но практически все верят в Яхве и Книгу Бытия, это не изменило бы конституционное положение. Ни тому ни другому не место в учебнике, который изучается в школе, содержащейся на деньги налогоплательщиков. Но если уж Яхве там оказался, то должен оказаться и Брахма. А как тогда насчет бога из религии эскимосов, создавшего мир весьма неприятным способом? В нашей стране много граждан эскимосов.

К. Возрождение ведьмовства. Раньше считалось, что монополией на культы фактически обладает Южная Калифорния. Теперь все изменилось. («Культ и религия» – этим иллюстрирующим их отличия определением я обязан Л. Спрэгу де Кампу. «Религия» – вера, в которой человек воспитывался с рождения; а «культ» – вера, в которую добровольно обратился взрослый человек. Слово «культ» сторонники более старых религий часто используют как оскорбление, чтобы выразить пренебрежение к религиям более молодым. Но тут часто возникают противоречия. В I веке нашей эры христианство воспринималось как культ-выскочка и Синедрионом, и римскими жрецами. Слово «культ» также используют, чтобы выразить пренебрежение к религиям со «странными идеями» и «странными ритуалами». Тут вы еще скорее уцепитесь за собственный хвост. «Странный» – это по чьим меркам?

Глядя на определение господина де Кампа, можно сделать определенный вывод о той ситуации, когда взрослый и предположительно находящийся в здравом уме человек обращается в какую-нибудь известную и старую религию – вроде ислама, синтоизма или англиканской церкви… Но самый важный вывод, который можно сделать из этого определения, таков: человека, который с рождения воспитывался, скажем, как пресвитерианин, не сочтут странным или неразумным, если он останется пресвитерианином до конца дней своих, даже потеряв веру, – его сочтут всего лишь прагматичным. Жена и отпрыски – пресвитериане, церковь вроде как положительно влияет на детей, многие друзья – пресвитериане. Удобная привычка, обеспечивающая определенный статус среди соседей.

Но если такой человек внезапно облачится в оранжевые одежды, обреет темечко, а потом отправиться на улицу плясать и кричать: «Харе Кришна!», то в ближайшем будущем он, скорее всего, потеряет свою фирму по продаже «шевроле». И богословие тут вовсе ни при чем.)

Один из симптомов нынешнего Века неразумности, антинаучного и антиинтеллектуального: в США – явственный расцвет новых культов. Новые культы были у нас всегда. В XIX веке они плодились в Новой Англии словно мухи. Потом настала очередь Южной Калифорнии. А сегодня создается такое впечатление, что они возникают вообще повсюду, да еще с готовностью заимствуются из-за границы. Дзен-буддизм просуществовал здесь уже столько, что обычно к нему относятся с уважением… но все же слишком недолго (1950) – мало кто из взрослых американцев неяпонского происхождения может утверждать, что воспитывался в этой религии. В Японии это древняя религия, а у нас – все еще культ: возьмем, к примеру, Алана Уотса (1915–1973), который из католического священника сделался англиканским священником, а потом священником-дзен-буддистом. Сомневаюсь, что есть какие-то точные данные, касающиеся количества дзен-буддистов в Америке, но показательно, что слова «сатори» и «коан» появились во всех четырех стандартных американских словарях только через шестнадцать лет после того, как дзен-буддизм распространился среди неяпонского населения.

Еще есть муниты, и сайентологи, и те странные люди, которые собрались все вместе, поехали в Южную Америку и устроили там массовое самоубийство, и последователи того толстяка из Индии, и… просто оглянитесь вокруг. Проверьте телефонный справочник. Я никоим образом не выражаю никакого мнения о догматах вышеупомянутых религий – просто отмечаю, что со времен Второй мировой американцы толпами уходили из своих «традиционных» церквей и вступали в церкви, новые для этой страны.

Ведьмовство не ново, оно никогда не вымирало окончательно. Но фактически из-за огромного количества ведьм-неофитов для большей части ее сегодняшних последователей это новая религия. («Колдун» – оскорбительно, поэтому в отношении и мужчин, и женщин считается правильным использовать слово «ведьма». Сама религия обычно называется «Древняя религия» или «Искусство», а не «ведьмовство».)

По природе своей «искусство» тяготеет к подполью; ведьмы не могут забыть повешенных в Салеме, сожженных в Германии и завет «Ворожеи не оставляй в живых» (Исход, 22: 18), обычно применяемый в отношении древней религии. Даже во времена нынешнего воскрешения я обнаружил лишь четыре ковена, а поскольку я сам не ведьма, на шабаше мне бывать не приходилось (в масонскую ложу попасть и то легче!).

«Искусство» не является ни поклонением дьяволу, ни черной мессой, хотя и эти два явления в последние годы получили некоторое распространение.

Если раньше ведовство не попадало в ваше поле зрения, зайдите в любой большой книжный магазин и обратите внимание, сколько новых изданий связано с этой темой. В основном это скороспелые фальшивки, написанные не ведьмами, всего лишь попытка нажиться, – но само их существование весьма красноречиво. Выкажите интерес – и, возможно, какая-нибудь ведьма рискнет обнаружить себя, обронив нечто вроде: «Эту не стоит брать. Вот эту попробуйте». Проявите дружелюбие и вежливость – и, быть может, узнаете гораздо больше.

Я очень удивился, когда обнаружил, что в нашей стране существует больше десятка (насколько больше – гадать не берусь) периодических изданий, посвященных исключительно древней религии.

Временная перспектива – резкое и злокачественное разрастание правительства

Уилл Роджерс говорил, что нам повезло: у нас не столько правительства, за сколько мы платим. Он был (и остается) категорически прав… но Роджерс умер 15 августа 1935 года. За последние двенадцать месяцев его несправедливо короткой жизни федеральное правительство потратило 6 400 000 000 долларов. В год его рождения (1879) федеральное правительство потратило 274 000 000 долларов – тот год получился накладным, поскольку мы возобновили обмен бумажных денег на металл после инфляции необеспеченных долларов, выпущенных во время Войны Севера и Юга, – 346 700 000 долларов необеспеченными деньгами.

Что бы подумал Уилл Роджерс о бюджете в 300 миллиардов долларов и более?

(Цифры взяты из «Статистической истории США», опубликованной Бюро переписи населения США)

(Цифры за 1980 год – экстраполяция = исключительно предположения.) (Осторожные?) Чересчур осторожные! – вы знали это, когда их читали, и я знал это, когда делал расчеты. По этим цифрам я построил графики на миллиметровке, сгладил кривые, запретил себе думать о том, что я знаю по памяти (даже сдержался и не стал обращаться к справочникам из серии «Всемирный альманах», чтобы перекрыть промежуток в девять лет с момента окончания данных «Статистической истории»), и экстраполировал кривые до 1980-го – не касательные, а сами кривые.

Исходя из самых точных цифр, какие удалось раздобыть на сегодня (20 ноября 1979 года), наш бюджет составляет 547 600 000 000долларов; предполагаемый дефицит 29 800 000 000 долларов; а текущий государственный долг оценивается в 886 480 000 000 долларов (!!!).

Финансовый год закончится 30 сентября – только через десять месяцев. За десять месяцев многое может произойти. Неожиданные события всегда влекут за собой неожиданные расходы… но, если очень повезет, дефицит не особенно увеличится, а размер государственного долга не превысит 900 000 000 000 долларов.

В случае войны любые прогнозы теряют смысл.

Происходит то, что всегда происходит во время инфляции необеспеченных денег: после определенного момента, который сегодня невозможно предсказать из-за бесчисленных человеческих переменных факторов, она выходит из-под контроля, а соответствующая валюта обесценивается. Обычно потом устанавливается диктатура. А дальше может случиться все что угодно – но уж точно ничего хорошего.

Инфляция «гринбеков» – необеспеченных долларов времен Войны Севера и Юга не привела к краху доллара и конституционного правительства только потому, что не произошло отказа от обеспечения золотом, – его просто отложили на сравнительно короткое время. Партия гринбекеров хотела по-прежнему печатать бумажные деньги и не возвращаться к размену бумажек на металл – но в конце концов мы выстояли и оплатили металлом необеспеченные доллары, которыми финансировалась война со стороны Союза. С 1862 по 1879 год золото и серебро не имели внутреннего хождения. Наш пассивный торговый баланс за 1861–1865 годы, который не обеспечивался золотым запасом, составлял 296 000 000 долларов. Тяжелые времена и высокие налоги, но мы справились.

Инфляция во времена Французской революции была вызвана необеспеченной эмиссией. С апреля 1790 года по февраль 1796 года отпечатали 40 миллиардов ливров или франков. Потом их сменили новые бумажные деньги (мандаты); на следующий год было объявлено, что и те и другие больше не являются законной валютой (просто бумажки!); а еще через два года к власти пришел Наполеон, чтобы «спасти Республику» (!).

Мы все еще можем предотвратить полное банкротство, для этого надо вернуться к какому-то твердому стандарту (золото, серебро, уран, ртуть, бушель пшеницы – да что угодно). Но это будет непросто, потребуются непопулярные меры, и для всех наступят тяжелые времена, пока мы не оправимся от сильнейшего похмелья. Думаете, найдутся члены Конгресса и президент, которые смогут избраться с подобной программой?

В броне любой демократии есть одно слабое место: когда плебс понимает, что можно наголосовать себе хлеб и зрелища, он обычно так и голосует… вплоть до того дня, когда не остается ни хлеба, ни зрелищ. И тогда простой народ начинает линчевать сенаторов, конгрессменов, банкиров, сборщиков налогов, евреев, бакалейщиков, иностранцев, представителей любого меньшинства – на ваш выбор. Поскольку простой народ точно знает: виноват не он. Гражданин поддерживает государство до тех пор, пока не наступает пора принять вину за свою гражданскую позицию, – и тогда он требует козла отпущения.

Я привел официальные цифры без комментария, стремясь показать, что происходило у нас за последние семьдесят лет… и как мы дошли до сегодняшнего безобразия. Но хотя я и полагаю, что наше правительство в большей степени почти честно с нами, чем некоторые другие правительства со своими гражданами (см. послесловие к «„Интурист“ изнутри»), в этих официальных цифрах много чего не сходится. К примеру, налоги на социальное страхование поступают в общий фонд и тратятся. Если бы социальное страхование на самом деле было страхованием (а именно под таким соусом нам его и навязали во время рузвельтовского «Нового курса»), соответствующие средства должны были бы учитываться отдельно и инвестироваться, а не отображаться в статье дохода… Или же компетентный страховой актуарий вместе с сотрудниками рассчитывал бы соответствующие обязательства, и они отображались бы в национальном государственном долге.

(Тот факт, что любой долг с годами погашается, не отменяет того факта, что это долг. Именно погашение ипотеки и вынудило меня заняться нынешним ремеслом. Я плохо спал из-за перспективы годами выплачивать ежемесячные платежи.)

По-прежнему выплачивать деньги по социальной «страховке» моему поколению правительство может лишь одним способом – взымая все больше и больше налогов с вас, молодых… а с каждым годом стариков становится все больше и больше, а молодых все меньше и меньше. Подстегивать печатные станки тут бессмысленно; в этом случае дорожает еда, повышается арендная плата и так далее – и вот люди старше шестидесяти пяти начинают давить на Конгресс… а приближаются выборы. (В каждый конкретный момент всегда приближаются какие-нибудь выборы.)

Из собственного участия в избирательной кампании одно я усвоил наверняка – люди моей возрастной группы (за редкими исключениями) хотят следующего: 1) стричь купоны, и плевать им, что при этом будет со страной; или же: 2) получить то самое увеличение социального страхования (план Таунсенда, «яичница с ветчиной» и далее по списку), и плевать им, что при этом будет со страной.

(Я не причисляю себя к альтруистам. Но есть одно отличие: я практичен и хорошо понимаю, что если США полетят к чертям, то и я полечу туда же.)

Термином «федеральный государственный долг» я пользуюсь потому, что под термином «государственный долг» обычно подразумевается отнюдь не весь наш государственный долг. Существуют также долги на уровне штатов, административных округов, городов и специальных округов. Выяснить точные цифры по этим долгам сложно, но общая сумма, по всей видимости, превышает федеральный государственный долг. Я не могу даже приблизительно предположить, какова величина обязательств по социальному страхованию… но совокупно все наши обязательства по выплате долга, по всей видимости, превышают два триллиона долларов. Триллион – это сколько? Это значит, что родившийся сегодня младенец должен одному лишь федеральному правительству как минимум 4 347,83 доллара, а он еще толком глаза не успел открыть. (Неудивительно, что кроха вопит.) Это значит, что семья по принципу нулевого прироста населения (помните, а ведь она-то и должна была нас всех спасти), состоящая из отца, матери и 2,1 ребенка, должна 17 826 долларов в дополнение к личным долгам (ипотека, автомобиль, колледж для 2,1 ребенка).

Разумеется, папа все это не выплатит; и долг увеличится. Но одно лишь «обслуживание» своей доли обойдется папе в 2000 долларов в год (сумма растет); это в дополнение ко всем налогам, за которые он получит хоть что-то (еще больше законов).

Триллион секунд – это 31 688 лет, 9 месяцев, 5 дней, 8 часов, 6 минут и 42 секунды; за это время из-за прецессии земной оси место Полярной звезды займет Вега, потом вновь Полярная и, наконец, Альдерамин в созвездии Цефея. Или, если отсчитывать в обратном направлении, за это время мы оказались бы в 29 708 году до н. э… за двадцать пять с лишним тысяч лет до Сотворения мира по хронологии архиепископа Ашшера.

Сумма в триллион долларов укладывается у меня в голове не лучше, чем временной промежуток в триллион секунд. Я просто знаю, что лучше бы нам прекратить тратить деньги, которых у нас нет, если мы не хотим встретиться с тем самым диктатором.

Хотя вряд ли мы прекратим «дефицитное финансирование» (этот эвфемизм звучит куда лучше, чем «фиктивные чеки»).

Возможно, вы заметили одну важную цифру – количество государственных служащих в 1970 году (не экстраполированные на 1980 год, но официальные данные за 1970 год, прямиком от Бюро переписи населения США).

Эта цифра не включает военнослужащих. И некоторые особые категории. Проще узнать, сколько рабов импортировали в 1769 году (6736), чем точно выяснить, сколько людей в нашей стране получает жалованье от государства. А выяснить, сколько именно людей получает от государства чеки, не обеспечивая при этом никаких услуг, не просто трудно, а невозможно в принципе. (Или не чеки, а талоны на продовольствие. Талоны на продовольствие – это деньги?) Одно можно сказать наверняка: количество людей, которые имеют право голосовать и при этом получают деньги от какого-либо правительственного органа (дети-иждивенцы на пособии; судьи Верховного суда; не выращивающие пшеницу; вывозящие мусор; губернаторы штатов – да кто угодно), превышает количество людей, которые имеют право голосовать, но не получают никаких субсидий и выплат ни от какого правительственного органа.

Вы давно читали Федеральный реестр? Вы вообще когда-нибудь читали Федеральный реестр? Воспользовавшись властью, делегированной Конгрессом, определенные назначенные служащие могут опубликовать в Федеральном реестре новый правовой акт, и, если Конгресс не воспрепятствует, после положенного по закону времени такой акт получает силу закона – становится законом для вас и для меня, хотя юрист сможет выискать тут разного рода нюансы. Я очень все упростил, но единственная моя цель – продемонстрировать, что «административное право» охватывает все сферы нашей жизни и является значительнейшим показателем повсеместного и удушающего внедрения федерального правительства в наши частные дела.

Я не вижу в конституции законов, которые бы позволяли Конгрессу делегировать свою законотворческую власть… но Верховный суд говорит, что так можно делать, а это значит, что мое мнение яйца выеденного не стоит.

На этом я остановлюсь. Можно обсудить еще превеликое множество других мрачных тем: дефицит нефти, дефицит энергии (что не одно и то же), загрязнение среды, перенаселенность, прогнозируемые изменения климата, которые могут обострить (и, вероятно, обострят) проблемы перенаселенности и еды, спровоцировав внезапный и жесткий кризис, уличная преступность, обанкротившиеся города, наше невообразимое падение с позиции самой уважаемой до позиции самой презираемой страны в мире (и тем не менее считается, что именно мы должны платить по счетам). Билл Грешам был прав, но кое о чем он не сказал: втюхивая всякую мрачноту, мало что не разбогатеешь – еще и никакой радости тебе от этого не будет.

Так что теперь прошу со мной…

«В ЦАРСТВО УТОПИИ…»

Прошло всего десять дней, как новый президент вступил в должность, а уже всем (и его собственной партии, и «верноподданнической оппозиции») стало ясно, что глава государства из него получился еще более кошмарный, чем предрекал соперник на выборах. И тем не менее вся страна ужаснулась, когда, проведя на своем посту даже меньше времени, чем девятый президент США, он погиб в авиакатастрофе – разбился на частном самолете, который сам же и пилотировал. Вместе с ним погибли трое главных помощников: секретарь, глава администрации Белого дома и пресс-секретарь.

Ни в одном американском или канадском СМИ не заикнулись об алкоголе и различных инцидентах, в которые президент попадал в прошлом, – авиакатастрофу назвали трагическим несчастным случаем. Газеты и телевидение в других странах подобной сдержанности не проявили.

Первым увиделся с бывшим вице-президентом (еще до принятия присяги) глава новой палаты представителей: он имел на это право, поскольку занимал первоочередное место по порядку преемственности. И сразу же перешел к делу:

– Я готов снять с ваших плеч этот груз. Мы оба знаем, что место вице-президента вам предложили, просто чтобы поддержать предвыборную кампанию. Никто и никогда не собирался возлагать на вас подобную ответственность. Вот как мы поступим: вы немедленно подаете в отставку, а потом мы вместе встречаемся с прессой – после того как я принесу присягу. Говорить буду в основном я. Обещаю, все это не слишком вас обременит.

– И я так думаю. Вы свободны.

– Ха!

– Можете идти. Вернее, прошу вас уйти. Мне думалось, вы пришли, чтобы быть рядом, когда я приму присягу… но у вас на уме нечто совсем иное. Вам не понравится, если вы останетесь; мне не понравится, если вы останетесь.

– Вы еще пожалеете! Вы совершаете ошибку!

– Если тут и имела место ошибка, ее совершили на собрании по выдвижению кандидатур. Совершили, насколько я понимаю, вы и еще пятеро. Меня там не было. Да, возможно, я об этом пожалею, но именно такую ответственность мне полагается взять на себя, коль скоро мною было принято назначение на должность вице-президента. А теперь выметайтесь. Pronto!

Через сорок минут после принятия присяги в кабинет к новому президенту вызвали директора административно-бюджетного управления.

– Объясните-ка мне это все.

Директор изворачивался и так и этак, говорил, что бюджет – слишком специализированная тема, ее невозможно объяснить тому, кто впервые оказался на государственной службе…

…и услышал следующее:

– Принимаю вашу отставку. Пришлите своего заместителя.

Где-то через неделю был сделан следующий звонок:

– Адмирал? Говорит президент. Если я приеду к вам домой, ваше состояние здоровья позволит вам меня принять?

И тут схлестнулись две сильные воли. Адмирал одержал победу лишь потому, что вовремя напомнил, что никогда не следует подвергать президента США ненужному риску и провоцировать убийц… к тому же он в любом случае дважды в неделю ездит в Пентагон на своем новом автомобиле, специально приспособленном для инвалидного кресла.

– Признаю, я стар, родился еще в тысяча девятисотом. Но я вполне жив и в состоянии рапортовать своему главнокомандующему. И я, и вы знаем о недавних угрозах.

В следующий раз победа осталась за президентом. Адмирала вкатили в кабинет, и он начал подниматься с кресла.

– Сидите, пожалуйста!

Но старик не оставлял попыток встать, опираясь на руку своей медсестры.

– Прозвучало как просьба, но по сути это приказ. Сядьте.

Адмирал немедленно уселся, отдышался и начал по всей форме:

– Мэм, рапортую – и с превеликим удовольствием! – президенту Соединенных Штатов Америки.

– Спасибо, что приехали, сэр. Учитывая разницу в возрасте… и ваше здоровье, я решила, что пора покончить с протоколом. Но вы правы: в мой адрес действительно поступило множество угроз, гораздо больше, чем сообщали в новостях. Становиться мишенью для злоумышленников я не собираюсь… по крайней мере, до тех пор, пока не примет присягу новый вице-президент.

– Мадам, не становитесь мишенью никогда. Вас будут оплакивать абсолютно все, в обеих партиях. Ммм, если мне будет позволено высказаться, во плоти вы еще прекраснее, чем на экране.

– Абсолютно все оплакивать не будут, это уж точно, в противном случае мне не пришлось бы беспокоиться из-за возможных покушений. А что касается второго замечания, я не красавица, и вам это известно. Свои сильные стороны я знаю. Я умею создавать образ. Но дело тут не в физической красоте. Так делают профессионалы – профессиональные актрисы: создают образ всем своим существом. Голосом, выражением лица, руками, телом. Целостный образ – и правильные черты лица играют тут наименее важную роль. Их может и вовсе не быть, как в моем случае.

Президент улыбнулась, встала, обошла огромный письменный стол и, наклонившись, поцеловала адмирала в лоб:

– Но вы просто душка, спасибо за комплимент.

Адмирал шумно прокашлялся:

– Мэм, какое значение имеет ваше мнение, если миллионы мужчин думают иначе?

– Оставим эту тему. За работу! Адмирал, объясните мне, почему у нас столько проблем с атомными электростанциями на берегу и при этом у вас никогда не случалось никаких затруднений с атомными подводными лодками?

Президент стукнула кулаком по столу и смерила главу делегации сердитым взглядом:

– Прекратите! Заискивать перед белыми будете в другом месте. В этом кабинете нет ни черных, ни синих, ни белых, ни зеленых, ни желтых – одни только американцы. Кроме того, вы называете себя черным, представляющим интересы черных. Да ну! Никогда еще не слышала такого лживого…

– Меня оскорбляет это замечание, миссис Ни…

– Сбавьте обороты! И «госпожа президент», пожалуйста. А президента прерывать никто не смеет. Я сказала, что ваше заявление лживо. Так и есть. Я как минимум на три тона темнее вас… и тем не менее я не черная, но темно-коричневая. – Она оглядела участников делегации. – Не вижу среди вас ни одного человека с по-настоящему черной кожей. Хм, лишь один темнее меня. Мистер Грин, правильно? Вас так зовут?

– Да, госпожа президент. Из Бруклина.

– Белые предки имеются, мистер Грин? Возможно, мне следовало бы сказать – «представители белой европеоидной расы»?

– Возможно. Но я не знаю, мэм.

– Мы все в похожем положении… включая всех белых. Любому, кто заявляет о стопроцентной уверенности в своих предках дальше трех поколений, лучше воздержаться от пари. Но коль скоро вы из Бруклина, помогите мне донести одну мысль. Важную мысль, я сделаю на нее особенный упор сегодня вечером в телеобращении, но мне понадобится помощь многих, чтобы абсолютно все поняли, что я настроена серьезно. У черного, которого избрали в Бруклине, должно быть много друзей-евреев, людей, которые ему доверяют.

– Все так, госпожа президент.

– Послушайте сегодня вечером мое обращение, а потом объясните это другим своими словами. Наша страна раскололась на сотню, если не больше, отдельных группировок, влиятельных группировок, каждая из которых пытается урвать кусок пожирнее. Этой ситуации пора положить конец! Пока она нас не сгубила. Никаких больше черных американцев. Никаких американцев японского происхождения. Наша родина не Израиль и не Ирландия. Те, кто называют себя «La Raza», пусть имеют в виду под этим словом человеческую расу – всю целиком, – или же я буду обращаться с ними как с ку-клукс-кланом. У американцев индейского происхождения, которые желают получить какие-либо поблажки, два варианта: либо выходите, становитесь американцами и принимайте на себя ответственность, подразумеваемую статусом гражданина… либо возвращайтесь в резервации и сидите тихо. Их предков незаконно притесняли. Но точно так же дело обстояло и с вашими, и с моими предками. В живых не осталось белых, которые принимали участие в бойне на ручье Вундед-Ни или в битве на реке Литтл-Бихорн, так что пора наконец об этом забыть.

Но я имею в виду не только расу, цвет кожи и национальность предков. Я отказываюсь иметь дело с какими бы то ни было отдельными группировками, заявляющими о том, что они, в отличие от остальных граждан, заслуживают особого отношения. На любой законопроект, извращенный ради подобной цели, я наложу вето. Фермеры, выращивающие пшеницу. Обанкротившиеся корпорации. Обанкротившиеся города. Главы профсоюзов, якобы представляющие интересы рабочих… хотя рабочие эти в большинстве своем открещиваются от подобных лидеров. Такие же насквозь фальшивые ведущие представители бизнеса. Любой, кто стремится втихую подтасовать карты в силу некой своей «исключительности».

Президент набрала в легкие побольше воздуха и продолжила:

– Любая такая группировка полетит куда подальше. Но две группировки полетят с такой скоростью, что ветер засвистит! Я женщина и негритянка. Мы устранили законы, дискриминирующие негров; и я наложу вето на любой попавший в этот кабинет закон, дискриминирующий в обратную сторону. Дискриминация? Конечно, она все еще есть, но нельзя искоренить предубеждения, приняв какой-то там закон. Их можно искоренить своим поведением, своими достижениями, а не какими-то законодательными уловками.

Еще более решительно я настроена в отношении женщин. Мы, женщины, образуем большинство, и перевес составляет миллионы, так что на выборах мы можем разгромить противника. И разгромим, в любом деле, в любой момент, когда только женщины того пожелают. Поэтому женщинам не нужно никаких поблажек; им просто нужно окончательно решить, чего же они хотят, – а потом это получить.

Президент снова поднялась:

– На этом все. Я собираюсь посвятить этот президентский срок так называемым «неотчуждаемым правам» – и это касается всех. Никаких отдельных группировок. Идите и скажите всем. А теперь выметайтесь… и не вздумайте возвращаться! В виде отдельной группировки. Возвращайтесь как американцы.

Делегаты направились к дверям. Их бывший глава что-то бормотал себе под нос.

– Что вы сказали, господин председатель? – требовательно спросила президент.

– Я сказал, – ответил тот громко, – что на второй срок вас не изберут.

– Так я и подумала, – рассмеялась она. – Черномазый, переизбрание на второй срок меня не волнует. Меня волнует исключительно то, сколько я успею сделать за четыре года.

(Редакторская колонка в спрингфилдовском «Игл»)

ПОПЫТКА ЗАСТРАХОВАТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ?

Неожиданное решение президента назначить на освободившуюся должность вице-президента лидера от партии меньшинства в палате представителей породило разные мерзкие домыслы. Самые злые языки утверждают, что президент опасается покушения на свою жизнь, организованного теми же самыми махинаторами, благодаря которым смог победить на выборах ее предшественник; поэтому она решила сорвать их планы, устроив все так, чтобы в случае ее смерти или другого несчастного случая президентом стал представитель оппозиционной партии…

…Склонен поверить ее заявлениям о том, что ее главная цель – снова объединить страну, а помочь в этом смогут все вместе мужчины и женщины, республиканцы и демократы, белые и черные.

Спикер палаты представителей все еще не прокомментировал назначение, но руководитель партийной фракции и выдвинутый на должность вице-президента лидер оппозиционной партии присутствовали, когда президент объявила о своем решении. Временный председатель сената заявил: «Не вижу никаких препятствий – нового вице-президента должны быстро утвердить. Уже тридцать лет знаю Дона; думаю, я не настолько узколоб, чтобы не разглядеть президентский потенциал в представителе другой партии…»

…Традиционно является представителем той же партии, существует такая же старинная (и гораздо более важная) традиция, когда президент назначает такого вице-президента, которому он или она доверяют и который может продолжить его или ее политический курс.

Давайте же поддержим их чем только можно! Давайте все снова станем американцами!

– Спасибо, что пришли.

– Госпожа президент, вы послали за мной машину, а потом еще прокатили через всю страну на сверхзвуковом военном самолете, так что это мне следует вас благодарить. Первый раз преодолел скорость звука – и первый раз попал в Овальный кабинет. Никогда не рассчитывал здесь оказаться.

– Я тоже, – с усмешкой ответила она. – Особенно по эту сторону стола. Перейдем к работе. – Она достала книгу. – Узнаете?

– Э-м… – Его лицо вытянулось от удивления. – Да, мэм, узнаю. Как не узнать!

– Да, как не узнать. – Она открыла заложенную страницу и прочла вслух: – «Но зато я кое-что знаю об инженерах. Если что-то должно быть сделано, инженеры найдут способ сделать это экономически выгодным». Это правда?

– Во всяком случае, я так считаю, мэм.

– Вы сами инженер.

– Но морально устаревший, мэм.

– Я и не рассчитываю, что вы сами будете все делать. Вам известно, как я поступила с ядерными энергетическими установками.

– Вы доверили задачу нужному человеку с превосходной репутацией. Я видел корабль с энергоустановкой, пришвартованный рядом с Пойнт-Суром. Превосходная идея. Разом решены и инженерная задача, и проблема с общественным мнением.

– Я не совсем это имею в виду. Да, я проконсультировалась с адмиралом. Но выполнил задачу его первый заместитель, офицер, которого он готовит себе на смену. И другие флотские специалисты. Сейчас мы работаем над тем, чтобы поставить на все ключевые позиции в области ядерной энергетики (особенно те, что связаны с безопасностью) бывших подводников с атомных подлодок. Но при этом нельзя украсть у флота всех подводников. В тех вопросах, в которых я не смыслю вообще ничего (а для моей нынешней должности почти все вопросы такие!), я консультируюсь с кем-то, кто знает, – и таким образом выхожу на человека, который может выполнить задачу. Поскольку я очень мало знаю о том, как быть президентом, то почти всегда спрашиваю совета.

– Мэм, мне, да и многим другим, кажется, что вы просто созданы для этой работы.

– Едва ли. Нет, политика мне знакома, отец находился в должности, когда я еще была малышкой. Но в четырнадцать лет я снялась в первой телевизионной рекламе и подсела. Если бы не «передышка» между контрактами, я бы отказалась от предложения губернатора – я должна была лишь выполнять роль «спеца по показухе», но избирательная кампания меня тоже интересовала. Позже, когда я все еще оставалась «спецом по показухе», он проследил, чтобы я попала в его кандидатский список. Потом, когда возникло безвыходное положение с тремя ведущими кандидатами, мой покойный предшественник разрешил его в свою пользу, назвав меня своим претендентом на место вице-президента. Я согласилась, внутренне усмехаясь: во-первых, думала, что эта уловка не сработает, а во-вторых, была уверена, что, если ему и удастся стать кандидатом в президенты, он так или иначе вывернется – попросит меня подать в отставку и назначит на мое место второго ведущего кандидата или что-нибудь в этом роде.

Она пожала плечами:

– Но он не стал так делать – а может быть, не смог. Не знаю, первое или второе. Мы редко разговаривали. Я имею в виду настоящие беседы, а не просто обронить «доброе утро», «вы хорошо долетели?» и уйти, не дождавшись ответа.

Мне было все равно. Я наслаждалась каждой минутой предвыборной кампании. Иногда актрисе выпадает шанс сыграть королеву… но я на эти четыре месяца стала королевой. Думать не могла, что мы победим на выборах. Я знала, что за… Нет, de mortuis nil nisi bonum, а нам лучше вернуться к рабочим вопросам. Что бы вы предприняли с загрязнением рек?

– Э-м… Но эту проблему уже решили. Кажется, в какой-то скандинавской стране. Нужно просто обязать потребителей помещать устройство по забору воды ниже по течению собственного устройства по стоку – непосредственно за ним. Из самосохранения пользователь будет очищать свои сточные воды. Самопринуждение. И нет нужды делать пробы воды, пока не пожалуется кто-нибудь ниже по течению. Что происходит редко. Это отрицательная обратная связь. Мэм, необходимо сделать так, чтобы соблюдать закон было выгоднее, чем его нарушать, – или у вас будет порочный круг.

Она сделала себе пометку:

– Возможно, так мы сможем очистить Миссисипи. Но меня беспокоят и реки внутри штатов. Возьмем, к примеру, Миссури, ее самая большая часть, расположена в одном штате – в Миссури.

– Мэм, полагаю, вы обладаете юридической властью над всеми судоходными реками.

– Да?

– Мэм, в вашем распоряжении такая власть, о существовании которой вы даже не подозревали. «Судоходная река» – это, если не ошибаюсь, любая река глубиной в три фута. Возможно, вы прямо сейчас можете отдать нужное распоряжение в соответствии с уже принятым законом. Если там есть параграф или даже просто предложение о расположении стоков и заборов, вы почти наверняка можете издать соответствующий указ. Прямо сегодня. Начальник инженерных войск наверняка в курсе этих дел. Главный кто-то там. Французская фамилия.

Она нажала на кнопку:

– Вызовите ко мне главу инженерных войск. А как бы вы избавились от радиоактивных отходов с атомных электростанций? Отправить их на Луну на ракете, как предложили на прошлой неделе? Может, лучше тогда на Солнце? На Луну мы в один прекрасный день можем вернуться.

– Нет, конечно нет! Ни то ни другое, мэм.

– Почему нет? Я слышала, некоторые отходы сотни лет остаются ядовитыми. Разве нет?

– Это так. Но у по-настоящему опасных элементов короткий период полураспада. А те, у которых он долгий (сотни или даже сотни тысяч лет или более), хранить очень просто. Но выкидывать их не надо, мэм. Во всяком случае, не туда, откуда потом трудно будет достать.

– Почему? Мы же имеем дело с отходами. Насколько я понимаю, мы выжали из них все, что можно было использовать.

– Да, мэм, все, что можем использовать мы. Но наши праправнуки вам спасибо не скажут. Вы знаете, что делали с нефтью древние римляне? Использовали ее в медицинских целях. Не знаю, как будут использовать изотопные отходы через сто лет… точно так же и римляне не подозревали, какое значение приобретет нефть. Но в любом случае я бы не стал отправлять эти так называемые отходы на Солнце! Во-первых, ракеты иногда падают… а кому хочется посыпать радиоактивными элементами сразу несколько штатов? Да еще стоимость топлива, стоимость стали и десятка других дорогих компонентов, которые требуются для постройки ракеты. В итоге может оказаться, что вы потратили больше денег на то, чтобы избавиться от отходов, чем заработали, продавая энергию.

– Но что же тогда с ними делать? Говорят, в океане их захоранивать нельзя. И на Южном полюсе тоже. Соляные копи?

– Госпожа президент, давайте уж начистоту, это одна из тех несущественных проблем, которыми так одержимы чудики, выступающие против технического прогресса. Хранить радиоактивные отходы не сложнее, чем мусор. Или горящие угли. Или еще что-нибудь, что не следует трогать голыми руками. И по количеству их мало, в отличие от того же мусора или золы, оставшейся после сжигания угля. Существует как минимум полдюжины простых способов. Простейший – смешать их с мелким или крупным песком и сцементировать в кирпичи, а потом сложить в каком-нибудь не используемом уголке пустыни. Или изготовить стеклянные кирпичи. Или высушить и запечатать в стальных бочках (такие используются для нефтепродуктов), а потом отправить в те самые старые соляные копи, о которых вы говорили, кирпичи можно вообще не убирать. Конечно же, все это следует делать при помощи дистанционного манипулирования; инженеры в области радиоактивных материалов только так и работают. Манипуляторы. Их придумали давно. И никаких проблем.

– Вы, кажется, говорили, что морально устарели.

Он застенчиво улыбнулся:

– Болтать-то легко, мэм. Я же знаю, что это молодым придется делать всю ту утомительную работу, которая необходима, чтобы что-нибудь создать. Но решения, которые я предлагаю, практичны. Никаких новых открытий тут не требуется.

– А как насчет загрязнения воздуха?

– Какого именно, мэм? Есть два основных источника загрязнения: двигатели внутреннего сгорания (грузовики и автомобили) и промышленные выбросы. Это две очень разные проблемы.

– Выберите одну.

– Загрязнение, связанное с транспортом, скоро разрешится само – либо по-плохому, либо по-хорошему. Нефть, как наша, так и из ОПЕК, слишком ценная штука, чтобы жечь ее в машинах и грузовиках. Это основа нашей химико-технологической промышленности: удобрения, пластики, пестициды, смазочные материалы и так далее. Так что даже безотносительно проблемы энергетики пора прекращать ее жечь. Можно либо ждать, когда нам придется сделать это в режиме катастрофы… либо самим заняться вопросом транспорта и обеспечить себе самодостаточность и на случай мира, и на случай войны. В обоих случаях загрязнению, связанному с транспортом, придет конец.

– Прекрасно, но какая другая энергия обеспечит работу транспорта?

– Ну, есть как минимум с полдюжины разных вариантов. Надо полностью отказаться от двигателя внутреннего сгорания – и бензинового, и дизельного – и вернуться к системе внешнего сгорания и пáру. Двигатель внутреннего сгорания никогда нельзя было назвать рациональным: процесс постоянно прерывается и начинается сызнова – происходит неполное сгорание, зазря расходуется топливо, образуется смог. Загрязнение воздуха. В двигателях внешнего сгорания такой изначальной нелепости нет: вне зависимости от типа топливо горит непрерывно, и можно обеспечить полное сгорание. В автомобилях марки «Стенли Стимер» использовался керосин. Но тут мы снова возвращаемся к нефти. Я бы для начала применил древесный спирт – каждый раз расстраиваюсь, когда, проходя мимо лесопилки, вижу, как жгут стружку и остатки пиломатериалов.

Но у древесного спирта имеются свои недостатки. В один прекрасный день мы, возможно, научимся жечь водород. Или хранить электричество в более легких и менее объемных носителях. Или хранить энергию в маховиках. Но все это, даже водород, лишь способы хранения энергии. А сама проблема энергии остается.

– А водород? Вы же сказали, что мы будем его сжигать, разве нет?

– Будем, в определенных целях. Это в некотором роде идеальное топливо, единственные отходы тут – водяной пар. Но мэм, в нашем распоряжении не водород, а вода – и даже при максимальном КПД (а его никогда не удается достичь) энергия, которую вы получите, сжигая водород, не сможет превысить энергию, которую необходимо затратить для получения этого водорода путем электролиза. Сначала нужно генерировать электричество.

– Понимаю. Даром ничего не получишь.

– Даром никогда ничего не получишь. Но проблему энергии можно решить несколькими способами… с помощью возобновляемых источников. Мы используем невозобновляемые источники: уголь, нефть, деревья, которые мы вырубаем быстрее, чем они успевают вырасти.

– Возобновляемые источники – это ветряки, энергия воды и солнца?

– Энергия ветра и воды – это прекрасно, но у нее есть свои ограничения. Я же имею в виду фактически неограниченный источник энергии. Взять, к примеру, тот новый подход к термоэлектрической энергии, основанный на разнице температур в океане между поверхностью и глубиной. Но для такой добычи энергии мало удобных мест. Вы упомянули один источник энергии, неограниченный и доступный повсюду. Солнечная энергия.

– И что же? В какой пустыне можно построить металлургические заводы не хуже, чем в Гэри?

– Не в пустыне, мэм. «Сьерра Клуб» будет против.

– Я собираюсь объяснить членам «Сьерра Клуба», что они не являются правительством США. Но в более доступных выражениях.

– С удовольствием послушаю, госпожа президент. Члены «Сьерра Клуба» любят пустыни и не любят людей. Но наших пустынь в любом случае будет недостаточно. Солнечная энергия – да, но неограниченная. На орбите.

ЮЖНАЯ АФРИКА ВОЗМУЩЕНА

На фондовых биржах поднялась суматоха из-за неожиданного решения США вернуться к золотому обеспечению с курсом 350 долларов за тройскую унцию высокопробного золота.

«Естественное и логичное условие, необходимое для продолжения нового курса, нацеленного на возвращение к сбалансированному бюджету», – заявил пресс-секретарь министра финансов.

«Возобновить – значит возобновить».

Адам Смит,

редактор финансового раздела

Вашингтон. Министр финансов зачитал перед представителями прессы краткое обращение президента, касающееся возобновления обмена бумажных денег на металл по курсу 350 долларов за унцию золота, а затем подчеркнул, что это не тактический маневр с целью «укрепить доллар», не публичная продажа драгоценного металла, подобная тем, которые устраивали в прошлом, но долговременная политика, проводимая в соответствии с общим курсом нынешнего правительства. «А я добавлю, что это возвращение к нашей традиционной политике. Сто лет назад из-за войны мы вынуждены были на пятнадцать лет приостановить платежи золотом, но отнюдь не намеревались принимать вместо этого необеспеченные деньги. Похожие проблемы мы испытывали с 1971 года в результате трех войн. Позволив доллару плавать, пока мировая цена на золото относительно доллара не установится, мы определили так называемую естественную цену. И соответственно, возобновили обмен бумажных денег на металл в соответствии с четким золотым курсом. Дай бог, чтобы так оставалось всегда».

Это заявление прозвучало в ответ на недружелюбное замечание журналиста из лондонской «Таймс» о том, действительно ли министр рассчитывает, что кто-нибудь захочет покупать наше золото по такой цене. Министр ответил, что мы не собираемся «продавать золото», но гарантируем обмен наших бумажных денег по золотому курсу. Вопрос британского журналиста был вызван тем фактом, что при закрытии торгов в пятницу по котировкам лондонского рынка курс равнялся 423,195 доллара за тройскую унцию, а курсы цюрихского, виннипегского и гонконгского рынков (последний зафиксирован лишь за несколько часов до сделанного в Вашингтоне заявления) не выходят за пределы лондонских котировок.

«Правда»:…капиталистические уловки…

В Москве не было свободного золотого рынка примерно с 1914 года, но Россия является золотодобывающей страной, и потому среагировала на нашу политику возобновления обмена бумажных денег на металл еще более резко, чем разразившийся жалобами Йоханнесбург. Цюрихский золотой рынок сегодня не открылся. Лондонский открылся вовремя, но цена сразу же упала, первая сделка осуществилась по курсу 397,127 доллара, на этом спад замедлился, но не прекратился. Виннипегский рынок открылся с опозданием на час – почему, стало ясно, когда премьер-министр объявил о привязке канадского доллара к американскому по курсу один к одному – постфактум, поскольку курсы этих двух валют за последние семь месяцев практически не отставали друг от друга, разница не превышала 1 %.

Объявление было сделано в пятницу, и, таким образом, у всех стран мира оказались в распоряжении целые выходные, чтобы обдумать ситуацию. Цель, по всей видимости, заключалась в том, чтобы уменьшить колебания. Нью-Йоркская фондовая биржа отреагировала резким повышением. Индекс Доу – Джонса при закрытии составил…

– Господин председатель, неофициальные данные, которые я, как и все вы, сейчас вижу перед собой, верны? Или же мои источники ввели меня в заблуждение? Возьмем, к примеру, данные об употреблении сильнодействующих наркотиков.

– Госпожа президент, не знаю, что вам на это ответить.

– Не знаете? Вы являетесь председателем Объединенного комитета начальников штабов, а до этого четыре года возглавляли свой род войск. Если эти цифры неверны, насколько сделать поправку и в какую сторону?

– Мэм, этот вопрос следует задать отдельно каждому штабу, не мне.

– Неужели? Генерал, вы освобождаетесь от должности. Ваше прошение об отставке будет одобрено сегодня же. Можете идти. Генерал Смит, теперь председатель вы.

Президент дождалась, когда за бывшим председателем закроется дверь, а потом спокойно продолжила:

– Господа, мне не доставляет никакого удовольствия завершать карьеру человека с таким длинным и блестящим послужным списком. Но я не могу допустить, чтобы ведущую позицию в моем официальном окружении занимал офицер, который не может или не желает отвечать на вопросы. На такие вопросы, на которые, по моему мнению, необходимо ответить, если я собираюсь по-прежнему выполнять обязанности главнокомандующего. Ответь он: «Не знаю, но сейчас же начну выяснять и не успокоюсь, пока…» – но ничего подобного. Я дала ему две попытки, он же отмел их в сторону. – Президент вздохнула. – Видимо, ему не нравится выслушивать приказы от человека без военного опыта; я не считаю, что тут сыграли какую-либо роль мой пол и цвет кожи. Генерал Смит, вы оказались председателем внезапно и не по своей воле, поэтому я не могу спрашивать у вас о других штабах. Но что вы скажете про свой собственный? Сильнодействующие наркотики.

– Полагаю, мэм, эти цифры занижены. С тех самых пор, как год назад я получил назначение на эту должность, я пытался раздобыть достоверные сведения об употреблении сильнодействующих наркотиков. Чаще всего, чтобы доказать факт их употребления, требуется свидетельство военного врача… а все наши врачи завалены работой, у нас их гораздо меньше, чем нужно. Что еще хуже, некоторые военные доктора сами торгуют наркотиками. Двоих таких поймали.

– И что же с ними сталось? Полетели клочки по закоулочкам?

– Нет, мэм. Увольнение. Гражданская процедура, я полагаю.

– Но боже мой, почему? В армии забыли, что такое трибунал? Двое наркоторговцев просто отправились домой, не потеряв при этом медицинской лицензии, – и даже могут по-прежнему выписывать рецепты. Генерал, я в ужасе.

– Мэм, можно ли мне высказаться в свою защиту? Потом, если пожелаете, я подам прошение об отставке.

– Говорите, пожалуйста.

– Эти случаи имели место до того, как я возглавил свой штаб. Когда поймали тех двоих, я занимал должность начальника военной академии; там проблемы наркотиков нет. Когда у меня в подчинении в последний раз было строевое подразделение, я сам придерживался тактики приравнивать употребление сильнодействующих наркотиков к уголовному преступлению, как это допускается и требуется уставом. Но максимум, чего мне удалось добиться, – это отправить кое-кого из преступников в госпиталь управления по делам ветеранов для лечения и реабилитации. При нынешних законах, если адвокат у человека хороший (а у них обычно хороший), такой человек может отвертеться от трибунала и обжаловать дело в гражданском суде. Этим обычно все и заканчивается.

– Госпожа президент, можно мне добавить?

– Конечно, адмирал.

– Вы слышали о бунте на бриге «Сомерс»? Это случилось около ста пятидесяти лет назад.

– Я… Да, думаю, слышала! Был такой роман. «Плавание…» «Плавание к первому декабря». Верно?

– Да, был какой-то роман. Наверное, он. Я не читал. Тогда вы знаете об этом трагическом скандале: бунтовщиков повесили на реях. Я же хотел сказать вот что: думаю, цифры, касающиеся употребления наркотиков на флоте, более-менее верны – не такие высокие, как в армии, конечно; условия тут разные. Но на самом деле флот убивают (если забыть о нехватке людей, годящихся в кадровые офицеры) вышедшие из-под контроля бунт и саботаж… ведь о преступлениях, которые раньше карались повешением на рее, теперь говорят: «Мальчишки есть мальчишки». Во многом это действительно происходит из-за изменений в законодательной структуре, как и отметил генерал. По мне, так лучше пять кораблей, поддерживаемых в образцовом порядке и должном состоянии, с командой должного уровня, чем десять кораблей, на которых не хватает людей, а тех, что есть, и вовсе не следовало брать на службу. Глупый и мрачный моряк хуже, чем ничего.

– Книга Судей, глава седьмая, – сказала президент.

Вид у адмирала сделался озадаченный, но командующий морской пехотой вдруг воскликнул:

– Войско Гедеона!

– Именно. Полагаю, мы в первую очередь пытаемся выполнить норму по количеству человек, вместо того чтобы ставить во главу угла качество. Уверена, не все так просто, но, по-видимому, это часть проблемы. Генерал, в ВВС ситуация отличается?

– Нет, мэм. Думаю, флот и морская пехота все сказали за меня. И армия… хотя проблемы Смита отличаются от наших. Наша самая большая проблема – удержать подготовленных людей… мы многому их обучаем, особенно в области пилотирования и электроники, а за эти навыки очень хорошо платят на гражданке. Но я еще кое-что добавлю. В вашем списке наркотиков нет марихуаны. Вполне возможно, травка и правда немногим хуже спиртного. Но ни спиртное, ни травку нельзя употреблять, если водишь летательный аппарат. Или вообще имеешь дело с самолетом. С теми, кто курит травку, труднее справиться. Порцию марихуаны припрятать проще, чем бутылку, а обкуренного труднее распознать, чем пьяного. И гораздо труднее что-либо доказать. Буду рад предложениям.

– Вероятно, как и все мы. Хотя, полагаю, ключевые моменты мы обозначили. Качество важнее количества. Господа, давайте каждый самостоятельно поразмышляет обо всем этом дней десять и постарается сформулировать основные проблемы… потом мы снова встретимся и обменяемся идеями. В письменной форме. Пишите как есть, как вы это видите, не бойтесь ранить чьи-либо чувства, не обращайте внимания на священных коров. Адмирал, с вашей точки зрения, система военной юриспруденции работает не так, как следует? Проанализируйте все, пожалуйста, и подготовьте конкретные рекомендации. Если вы и правда считаете, что пора снова килевать и вешать на рее, так и напишите.

– Я так не считаю, мэм. Но мне действительно кажется, что текущие уложения подходят скорее для лагеря скаутов, нежели для вооруженных сил. Наказание должно быть быстрым и неотвратимым, нечего нянчиться с бунтовщиками. Нам нужен новый устав.

– Поработайте над этим. Думаю, у вас есть консультанты-юристы. Господин министр обороны, я не собиралась сегодня единолично захватывать трибуну. Перед тем как мы закроем совещание, я бы хотела услышать ваше мнение о проблемах, связанных с дисциплиной. И комментарии о предоставленных мною цифрах – по всем родам войск. И не только о них. Пожалуйста, выскажитесь по любому интересующему вас вопросу. Думаю, дисциплина в вооруженных силах действительно представляет собой серьезную проблему… и самую сложную.

– Дисциплина не входит в обязанности министра обороны.

– Да? А что же входит в ваши обязанности?

– Управление моим ведомством. Дисциплиной должны заниматься эти господа. Не я. И уж конечно же не вы. Вы лезете совершенно не в свое дело.

– Вы кое о чем забываете, сэр. Президент непосредственно входит в командный состав ВС, причем занимает там главенствующее положение и не может снимать с себя ответственность ни за какие аспекты командования. А вот министр обороны не входит – он выполняет обязанности исполнительного секретаря при президенте. Но раз уж вы расцениваете свою должность всего лишь как управленческую, а моральный дух и дисциплина вас совершенно не волнуют, не буду настаивать. У меня есть ваше подписанное прошение об отставке, оставшееся еще от моего предшественника. Я его принимаю. Сейчас же.

Бывший министр расхохотался, откинувшись в кресле:

– Типично для женщины! Погладили против шерстки, и вот она уже рвет и мечет. Ничего, коротышка, я и не собирался задерживаться так долго. Готов был уйти после смерти шефа. Но Чарли попросил подождать чуток, присмотреть за тобой. Мне известно, как ты с ним обошлась в тот трагический день – встала у него на пути, а он ведь имел на это место право. Ты всегда была всего-навсего красивой мордашкой для предвыборной кампании. Неужели тебе никто не говорил?

– Можете идти. Вы свободны.

– Да уж пойду. У меня пресс-конференция через десять минут. Но вот еще что: ты сказала, мол, Джо не понравилось выслушивать твои приказы, потому что у тебя нет военного опыта. Чушь собачья. Любой высокопоставленный вояка привык выслушивать приказы от гражданских. Но ни один настоящий мужчина не станет подчиняться ниггеру, да еще и девке.

Начальник корпуса морских пехотинцев вскочил так стремительно, что опрокинулось кресло, сдернул бывшего секретаря с места и заломил ему руки за спину. Он успел сделать это первым лишь потому, что сидел ближе всех.

– На колени, свинья! Проси прощения! Ты с президентом Соединенных Штатов разговариваешь! – В голосе генерала отчетливо слышался южный акцент, насыщенный, как густая похлебка гамбо, который он обычно тщательно скрывал.

– Пусть уберет от меня руки!

– Держите его, генерал. Спасибо вам, сэр. Но не стоит колотить его слишком сильно. Адмирал, будьте, пожалуйста, любезны – проверьте, прямо за той дверью должны стоять два морских пехотинца и два агента секретной службы. Попросите кого-нибудь из них позвонить в службу полиции Белого дома. Я хочу, чтобы этого человека вывели из здания и больше никогда сюда не пускали. И в Пентагон, соответственно. Особенно в его бывший кабинет.

– С удовольствием, мэм!

– Спасибо, сэр. Надеюсь всех вас увидеть здесь в это же время через четверг. Генерал Смит, прошу вас временно взять на себя обязанности председателя, в дополнение к вашим основным. Можете закрыть совещание, когда вам будет удобно, а я пока удаляюсь. Пойду прилягу. Меня немножко трясет…

CND 406CRH

ШАЙЕНН – ЗАКОН ПРИНЯТ ОБЕИХ ПАЛАТАХ

БОЛЬШИНСТВОМ ПЕРВОМ ВТОРОМ ЧТЕНИИ ЭКСТРЕННАЯ МЕРА ПОВТОРНОЕ ВВЕДЕНИЕ КЛЯТВЫ НЕИМУЩЕМ ПОЛОЖЕНИИ ПОЛУЧАТЕЛЕЙ ЛЮБЫХ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ПОСОБИЙ ПОВТОРЯЕМ ЛЮБЫХ ОТВЕТ ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ УТВЕРЖДЕНИЕ ГУБЕРНАТОРА НЕ БУДЕТ ДЕНЕГ СЛЕПЫХ И АБСОЛЮТНО БЕСПОМОЩНЫХ ЕСЛИ ГОСУДАРСТВО НЕ ВЕРНЕТСЯ СИСТЕМЕ ПРОВЕРКИ ПРАВОМЕРНОСТИ 19 ВЕКА

ДОПОЛНЕНИЕ

CND 409CRH

ШАЙЕНН – АМЕРИКАНСКИЙ СОЮЗ БОРЬБЫ ГРАЖДАНСКИЕ СВОБОДЫ ПОДАСТ КОЛЛЕКТИВНЫЙ ИСК ФЕДЕРАЛЬНЫЙ СУД ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ ПОВТОРНОГО ВВЕДЕНИЯ КЛЯТВЫ НЕИМУЩЕМ ПОЛОЖЕНИИ ПОЛУЧАЮЩИХ ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПОСОБИЯ

– Входите, сенатор! Спасибо, что согласились сделать мне одолжение!

– Госпожа президент, я бы с удовольствием навестил вас в любое время, даже не будь вы президентом. Возможно, даже с большим удовольствием.

– Не знаю, что ты имеешь в виду, дядя Сэм, но мне приятно. А теперь за дело! Готов на меня работать?

– Ты же знаешь, что готов, дорогая. Но у меня есть и свой избирательный округ.

– Я не имела в виду, что тебе нужно уйти в отставку и перейти на работу сюда. Но может быть, ты сумеешь заключить соглашение о взаимном неголосовании или что-нибудь в этом роде? Мне очень нужна твоя помощь – сейчас, да и потом тоже.

– Все, что только президент пожелает. Да, я могу заключить соглашение о неголосовании… даже если только формально покину округ. – Он внимательно на нее посмотрел. – Проблемы?

– Мне нужно выполнить одну работу, а я и понятия не имею как. Необходимо назначить двадцать три судьи, и больше это откладывать никак нельзя. А я совершенно не представляю, как отличить законченного болвана от нового Оливера Уэнделла Холмса. Видишь ту большую стопку? И вот эту? Это письменные заключения кандидатов на место судьи (или же другие написанные ими юридические документы, если кандидат еще не является судьей). Никаких имен, все детали, по которым можно опознать кандидата, вычеркнуты. Только номера. Я думала, что смогу все это прочесть и определить, у кого голова набекрень, а у кого нет. Но не тут-то было. Я не разбираюсь в юридических вопросах, я не юрист.

– Ясноглазая моя, я тоже не юрист.

– Но ты ведущий в мире специалист по семантике. Я подумала: если уж ты что-то не сможешь понять, значит это полнейшая чушь.

– Хороший способ. Если человек с нормальными умственными способностями и относительно полным образованием не может понять текст, значит это действительно не текст, а полная ахинея. Но тебе не следует этим заниматься, тебе о стране надо думать. У меня тоже нет времени, но я его найду. Мои подчиненные достаточно компетентны и вполне смогут пока возиться с моими избирателями, вытирая им носы и держа за ручку. Я все устрою.

– Сделай, пожалуйста! Дядя Сэм, ты прелесть!

– Но я хочу взятку.

– Взятку? А я-то думала, полагается не у меня требовать взятки, а мне их предлагать.

– А я оригинал. Беру взятки только у милых девчушек, с которыми давно знаком.

– Да, ты точно оригинал. Что это у тебя на голове такое болтается? Лепешку коровью нацепил?

– Дорогая моя, у тебя дальтонизм. Госпожа президент, я предлагаю поправку к конституции и хочу вашего содействия в этом вопросе… по счастливому стечению обстоятельств текст этой поправки случайно оказался у меня с собой.

– Готова поспорить, ты и во сне с этим текстом не расстаешься. Нет, просто положи на стол. А теперь объясни, что в ней.

– Она позволит любому гражданину оспорить конституционность любого закона, федерального или местного, на основании того, что этот закон противоречив, допускает двойное толкование или же его не в состоянии понять человек со средними умственными способностями. «Средние умственные способности» определяются в параграфе два. В параграфе три определяются и ограничиваются способы проверки, с помощью которых можно тестировать законы. В четвертом параграфе оговаривается, что в проверках не могут участвовать студенты-юристы, выпускники юридических вузов, юристы, судьи и юристы без лицензии. Я назвал ее «семантической поправкой».

– Нет, лучше пусть будет «поправка о человеческом языке». Это шоу-бизнес, дядя Сэм. Сенатор, а сможет ли гражданин, воспользовавшись этой поправкой, оспорить закон о подоходном налоге на том основании, что вынужден нанимать специалиста, чтобы заполнить свою налоговую декларацию?

– Конечно сможет. И добьется своего, поскольку в хоть сколько-нибудь сложной ситуации трое служащих налогового управления не могут получить одинаковый результат, проверяя одни и те же данные.

– Ммм… А если гражданин достаточно умен, но не умеет читать?

– Параграф три.

– А как насчет федерального бюджета? Это же не закон в обычном значении этого слова, но Конгресс за него голосует, и в соответствующих случаях он имеет силу закона.

– Параграф один. Если оно крякает как утка, ходит как утка, – это утка.

– Постараюсь прочитать все сегодня перед сном. Сенатор, это мы протащим!

– Я бы не был так уверен, госпожа президент. Юристам очень не понравится… а в Конгрессе и законодательных собраниях штатов юристы составляют большинство.

– И каждый из них не горит желанием потерять работу. Это их слабое место… ведь разжечь ненависть к юристам чертовски просто. Сенатор, этот законопроект представят сами юристы. В обеих палатах. В обеих партиях. Не ты, ты ведь не юрист. Дядя Сэм, я президент-любитель, зато в шоу-бизнесе профессионал. Это отлично прокатит даже в самом глухом уголке Кентукки.

Два президента сидели особняком на первом ряду заполненной трибуны. В двух километрах от нее сверкал в лучах мексиканского горного солнца космический корабль. Он показался бы маленьким по сравнению с установкой для запуска шаттла, но был почти одного размера с самим шаттлом. Голос, который словно бы доносился отовсюду, вел отсчет:

– …Шестьдесят одна секунда… одна минута… пятьдесят девять… пятьдесят восемь…

– Как ваш испанглийский, Señor el Presidente? – спросила она.

– Как и раньше, Doña la Presidenta, – ответил он, улыбаясь и пожимая плечами. – Я понимаю, что это очень простой язык. Слышу, как разговаривают на нем ваши и наши… и понимаю. Но времени учить нет. Когда уйду с поста… – Он развел руками.

– Знаю. Может быть, через два года… Поверить не могу, что я занимаю эту должность всего только шесть лет. Такое впечатление, что прошло уже шестьдесят.

– Вы сделали для государства столько, сколько не сделаешь и за шестьдесят. Весь мир в восхищении.

– …Сорок один… сорок… тридцать девять…

– Никогда нельзя было сказать, господин президент, что с моей страной что-то серьезно не так. Мы допустили некоторое количество глупых ошибок, а потом усугубили их из-за своего упрямства. Взять хоть ту же Стену. Какой смысл в Стене, которая не выполняет свою функцию? Вот я и сделала так, что ее снесли.

– Мадам, это был самый творческий ваш политический ход! Без этого проявления веры мы с вами никогда бы не заключили наше Соглашение о взаимном сотрудничестве. И не состоялась бы еще дюжина крупных начинаний, которые мы затеяли в его рамках. И вот это вот все. Мы бы с вами здесь не сидели.

– Да. Никаких больше нелегальных иммигрантов, зато есть вот это вот все. Господин президент, я до сих пор не понимаю, как луч света может поднять на орбиту космический корабль.

– Я тоже, госпожа президент, я тоже. Но я верю вашим инженерам.

– И я, но меня это пугает.

– …Пятнадцать… двунациональная солнечная энергозона на резервном питании… девять… восемь…

– Ой! А можете подержать меня за руку. Пожалуйста!

– …Четыре!.. три!.. два!.. один!.. СВЕТ!

Тысяча человек разом вздохнули, а потом голос, словно бы доносившийся отовсюду, тихо и с трепетным благоговением произнес:

– Глядите, как шпарит, чертяка!

– …Прямиком из поселения О’Нила, сектор-пять. Сегодня у нас прекрасный денек. Здесь всегда все прекрасно, но сегодня у нас счастливейшая из фиест. Малышке Ариэль Хенсон Джонс, первому рожденному в космосе ребенку, исполняется год. Тут собрались ее бабушки и дедушки – все четверо. Бабушка и дедушка по отцовской линии прибыли из Утопии, сектор-четыре, через комплекс Луна-Сити, чтобы присутствовать здесь в этот знаменательный день. Никому не говорите, но мне тут птичка на хвосте принесла, попугайчик, что одна из бабушек Ариэль снова беременна. Которая – не скажу. Но это прекрасные новости лично для всех нас, обитающих в небесах, потому что, если это правда (а я вас уверю, что правда), налицо еще один весьма важный факт в быстро растущем списке показателей, свидетельствующих, что молодость во всех ее проявлениях заметно продлевается просто-напросто из-за жизни в невесомости. Поправка: в условиях незначительного ускорения на оболочке нашего поселения… но можно в любое время заняться спортом в невесомости возле оси.

Вы тоже можете попробовать. Этот выпуск новостей спонсирует торговая палата поселения О’Нила. Мы рады гостям. Вы ничего еще не видели на свете, если ни разу не катались на световом луче. Это самый дешевый из когда-либо изобретенных способов переправиться на тысячу километров, дешевле как минимум в сотню раз… и к тому же весьма удобный, даже в первые несколько секунд, ведь теперь установлены гидравлические кресла. И вы еще ничего не видели на свете, если не смотрели наш балет в невесомости! Думаете, в Лас-Вегасе умеют устраивать шоу? Вот посмотрите сначала на кориолисов танец с факелами – тогда и говорите. А как воздействует невесомость на бюст у женщин с пятидесятым размером! Это, я вам скажу, зрелище! А если вы азартный игрок, мы с удовольствием приберем ваши денежки – у нас имеются совершенно новые игры, не хуже, чем в Монте-Карло или Атлантик-Сити. Узнайте в своем туристическом агентстве о доступных турах.

А может, не просто тур? Доля в поселении стоит дешевле, чем дом в крупном городе внизу. А если вы еще молоды, здоровы и обладаете определенными нужными нам умениями, то сможете при переезде на небеса получить спонсорскую помощь. Позвоните в наше бюро по трудоустройству и узнайте подробности – расценки на связь те же, что и для звонков из Сан-Франциско в Нью-Йорк. Ой! Чуть не забыл: требуется знание промышленного испанглийского, плюс дополнительное очко за любой другой иностранный язык…

И так могло было бы на самом деле быть – как в этой утопии. Как говорила госпожа президент, нельзя сказать, что с нашей страной или с нашим миром что-то непоправимо не так, – просто накопились в ужасном количестве глупые ошибки, которые можно исправить при помощи здравого смысла и желания.

Здесь живет множество здоровых и умных людей, владеющих разнообразными полезными навыками, ремеслами и профессиями. У нас большая прекрасная страна, все еще без переизбытка населения и пока еще с настоящим, реальным благосостоянием – да, на бумаге мы банкроты, но это всегда можно исправить – настоящим богатством, волей и трудом. На самом деле быть счастливыми и богатеть гораздо проще, чем катиться под откос. Есть столько факторов в пользу этой страны, что потребуется много усилий вкупе с упрямством и заблуждением, чтобы ее сгубить. Это нелегко.

А пока далеко не уходите. Осталось еще множество священных коров, которых я не пнул, но собираюсь… в один прекрасный день. Так что, если меня не собьет такси, пока я, опираясь на палочку, глазею на молоденьких девиц, я к вам еще вернусь.