Побочный продукт

Второго июля 1979 года меня пригласили выступить на совместном заседании Специального комитета палаты представителей по делам престарелых (председатель – достопочтенный Клод Пеппер) и Комитета по науке и технологиям (председатель – достопочтенный Дон Фукуа). Тема заседания – «Космические технологии для пожилых и недееспособных».

Я смотрел на приглашение с энтузиазмом новобрачного, которого срочно вызвали в жюри присяжных. Космические технологии? О да, я всегда слыл докой в космонавтике, межпланетных полетах, космических кораблях, освоении космоса, космических колониях – словом, во всем мало-мальски связанном с космосом.

Но «космические технологии для пожилых и недееспособных»? Почему не конференция по пчеловодству? Эстонским народным танцам? Трехпалым саламандрам? Тантрической йоге?

К решению проблемы я подошел, как и подобает женатому человеку.

– Милая, как бы мне получше выкрутиться?

– Легко. Скажи, что совершенно не разбираешься в вопросе. Хочешь, составлю ответное письмо?

– Не все так просто…

– Глупости. Кому охота ехать в Вашингтон, особенно в июле. В общем, не валяй дурака.

– Тебе ехать не обязательно.

– И отпустить тебя одного? Шутишь? Не для того я вытаскивала тебя с того света, чтобы ты умер посреди Вашингтона. Если ехать, то вместе.

После продолжительных раздумий я снова отправился к жене:

– Подведем итог. Мы оба знаем, что, вне зависимости от названия, любое слушание в комитете Конгресса сосредоточено вокруг главного – денег: сколько и кому выделять. Еще мы знаем, что космическая программа находится в плачевном состоянии. Вряд ли конференция исправит дело – похоже, космическую программу спасет только чудо, – но вдруг! Чудеса случаются. Единственная проблема: в заявленной тематике я полный профан.

– Ты уже говорил, причем раз двадцать, – напомнила супруга.

– Да, я полный профан – пока. Но к девятнадцатому июля стану настоящим экспертом.

– То же самое я говорила два часа назад.

У нас с Джинни имеется собственная доморощенная разведка, свои «иррегулярные силы» с Бейкер-стрит. Не важно, что интересует нас – билеты или банкеты, охрана или охра: в нашем окружении непременно найдется человек, сведущий в предмете, или знакомый знакомого, сведущего в предмете. Сутки спустя нам уже помогали двадцать одуревших фанатов самоотверженных граждан. Еще через трое суток информация потекла тонкой струйкой, через неделю струйка превратилась в поток, и я сел за письменные показания. Однако готовый текст пришлось забраковать – как раз появились гранки «Технологий для инвалидов и людей преклонного возраста» за авторством Труди Белл (НАСА, июль 1979-го). Брошюру на заседании должен был представить доктор Фрош, руководитель НАСА. Труди Белл потрудилась на славу – 95 % моей писанины можно было смело выбрасывать в корзину.

Поэтому я сел и начал писать заново.

Нижеприведенный текст составлен из моих письменных и устных выступлений.

Господин председатель, леди и джентльмены…

С Новым годом!

Действительно, как прекрасно встречать новый, одиннадцатый год космической эры, величайшей – подчеркиваю, величайшей! – эпохи в нашей истории, невзирая на топливный кризис, загрязнение, перенаселение, инфляцию, войны и угрозы войны. «Все пройдет», а звезды пребудут.

Человечество заполонит космос с его бескрайними пространствами, безграничными запасами энергии и неисчислимыми богатствами. В этом у меня нет ни малейших сомнений.

Однако я сомневаюсь, что рабочим языком его будет английский. Население Соединенных Штатов, похоже, теряет уверенность в себе. Впрочем, не будем отклоняться от темы и поговорим о том, какую пользу из космических технологий могут извлечь люди преклонного возраста и инвалиды.

В любой отрасли шансы ученого – пятьдесят на пятьдесят, ведь не всякая теория находит подтверждение. Но в процессе научных изысканий всегда открывается нечто новое… и зачастую это новое оказывается важнее цели исследований.

В этом и заключается принцип случайного открытия, который давно пора приравнять к эмпирическому природному закону, настолько он незыблем.

Ввиду строгого ограничения полезной нагрузки по весу и объему сегодняшние исследователи космоса стремятся достигнуть большего через меньшее. Отсюда бесконечные до- и переработки с целью сделать каждый предмет меньше, легче, надежнее и прочнее. Как следствие, любое изобретение в данной области может с успехом перекочевать в медицину… и принести пользу как престарелым, так и недееспособным, ведь обе категории граждан как никто нуждаются в медицинской помощи.

В преклонном возрасте (от семидесяти и выше) мы все отчасти становимся недееспособными. Речь не о крайних случаях, когда человек пересаживается в инвалидное кресло, теряет зрение или хватается за костыли, – нет, старческая немощь редко бросается в глаза. Соответственно, каждый из нас не сегодня, так завтра окажется потенциальным пользователем побочных продуктов космических разработок.

(Свидетель демонстрирует брошюру НАСА.)

Не хочу повторяться и перечислять выгоды, описанные НАСА, но должен сказать: с цифрой «сорок шесть» НАСА явно поскромничало. В действительности прикладные программы исчисляются сотнями. Малейший прогресс непременно отзовется во втором, третьем и четвертом поколениях, а каждое поколение представлено великим множеством программ – побочные продукты дают новые побочные продукты, разветвляясь на манер дерева. Для наглядности вспомните, сколько применений нашли вакуумная лампа Ли де Фореста и транзистор доктора Шокли.

Распознать побочный продукт космических разработок довольно просто: если перед вами любого рода микроминиатюризация, миникомпьютеры, миниатюрные источники питания с длительным сроком эксплуатации, долговечные микропереключатели, дистанционные манипуляторы, усилители четкости изображения, компактная и передовая робо- или кибертехника, то знайте, что, вне зависимости от нынешней сферы применения, данное устройство предназначалось для космической программы.

Примеры:

Усилитель четкости изображения. Это чудо техники пропускает рентгеновский или флуоресцентный снимок через специальный компьютер, обрабатывает его и выводит на экран – или сохраняет для повторного воспроизведения. Иногда и то и другое. Он усиливает контраст, убирает шумы, убирает то, что мешает видеть нужную картинку и делает прочие волшебные штучки.

Восхитительная вещица улавливала слабые закодированные цифровые сигналы и трансформировала их в прекрасные, четкие фотографии поверхности Марса во время действия программы «Викинг». Она же подарила нам снимки Юпитера и его лун с «Вояджера». Это достижение науки я впервые увидел в 1977 году, в медицинском колледже при Аризонском университете, когда псу через длинный катетер вводили рентгеновский краситель в мозг. Животное даже не пискнуло; подробности ниже.

Я не слышал ни о каком усилителе, пока не увидел его демонстрацию, а о его связи с космической программой узнал буквально на днях. Думаю, врач тоже не был в курсе. Доктора пользуются инструментами, не догадываясь, что те возникли благодаря космическим разработкам… а пациенты разбираются в подобных вещах не больше, чем упомянутый пес с катетером.

Однако главный парадокс космических программ состоит в том, что сегодня тысячи людей обязаны жизнью побочным продуктам НАСА, но даже не подозревают об этом – и постоянно жалуются: зачем выбрасывать деньги на космическую дребедень, вместо того чтобы решать насущные проблемы здесь, на Земле?

«Зачем выбрасывать деньги!»

С такой философией Колумб остался бы дома.

На годовом бюджете НАСА наше Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения не протянет и десяти дней. Десятилетняя программа наблюдения за Луной стоила гражданам США каких-то пять центов в сутки.

Хотели бы вы оказаться на месте колясочника, попавшего в эпицентр урагана сродни тому, что обрушился на Техас и побережье Луизианы? Благодаря метеорологическим спутникам ученые отследили грядущий катаклизм и заблаговременно оповестили население – в результате успели эвакуировать не только колясочников, но и лежачих больных.

Схожее несчастье постигло недавно Бангладеш. С помощью тех же спутников приближение урагана заметили, но предупредить население не смогли, не было технической возможности. В итоге тысячи человек погибли. В Соединенных Штатах от оповещения не скрыться, у нас телевизоры есть даже в домах без канализации.

Метеорологические спутники – не побочный, а прямой продукт космической программы, однако о них нельзя не упомянуть, ведь инвалиды и старики страдают от непогоды больше молодых и здоровых.

Портативный аппарат искусственной почки. Если отказали почки, у человека два варианта: подключиться к аппарату или умереть. Для многих перспектива провести остаток дней на диализе хуже смерти, поэтому уровень самоубийств неуклонно растет. Благодаря миниатюризации появились портативные аппараты, которые обеспечивают пациентам более-менее нормальную жизнь, возможность путешествовать и тому подобное, регулярно очищая кровь и не позволяя токсинам скапливаться в организме.

Аппарат изобрели сравнительно недавно, немногие успели его опробовать, но массовое внедрение не за горами. Уровень самоубийств резко сократился – жизнь снова заиграла яркими красками, вернулась надежда.

Компьютерная аксиальная томография (КАТ), или «сканирование мозга»: врачи привязывают вас к столу, фиксируют голову, сами прячутся за перегородку, нажимают на «пуск» – и автоматический рентгеновский аппарат делает снимки всех участков мозга. Специальный компьютер сводит их воедино; когда набирается порядка двадцати снимков, мы получаем трехмерное изображение мозга в мельчайших деталях.

Ультразвуковой доплеровский стетоскоп – еще один побочный продукт космической программы. Он соотносится с обычным, как «роллс-ройс» с «фордом».

(Свидетель встает и поворачивается в разные стороны.)

Взгляните на меня. Мне никогда не завоевать титул «Мистер Америка», не попасть в олимпийскую сборную. Мои подвиги остались в далеком прошлом.

Тем не менее я здесь, живой и вполне дееспособный.

Четырнадцать месяцев назад мой мозг стремительно умирал, грозя превратить меня в овощ. Я спал по шестнадцать часов в сутки и все равно не годился ни на что в оставшиеся восемь.

Если бы не выдающийся талант доктора Нормана Чатера, а также некоторые побочные эффекты космической программы, я доживал бы свои дни овощем либо, при известном везении, умер бы от мозгового инсульта.

Моему отцу не повезло – тот же недуг обрек его на многолетнее мучительное существование. Когда он умер, операцию, спасшую мне жизнь, еще не изобрели, а в медицине еще не начали применять побочные космические разработки.

Считать ли меня престарелым? Мне семьдесят два года. Я страдал от характерной старческой болезни, несвойственной молодым.

Считать ли меня немощным? Безусловно. Однако немощь не мешает мне работать и радоваться жизни. Сорок с лишним лет назад ВМС окончательно и бесповоротно признали меня инвалидом, даже выдали соответствующий документ. Но я ни на секунду не поверил. Тот клочок бумаги давно сгинул, я – нет.

В 1976–1977 годах мы с миссис Хайнлайн исколесили страну вдоль и поперек, агитируя соотечественников стать донорами крови. Наши усилия увенчались успехом: за два года к акции примкнуло несколько тысяч «добровольцев». Дело, конечно, благородное, но выматывающее. Под конец 1977-го мы решили отдохнуть и отправились в круиз. Гуляя по пляжу Муреа, на Таити, я обернулся взглянуть на горный хребет – и вдруг что-то произошло.

– Милая, – позвал я, с трудом балансируя на левой ноге, – не хочу тебя расстраивать, но, по-моему, у меня инсульт. В глазах двоится, правая половина тела полностью онемела.

Жена волоком дотащила меня до корабля и помогла подняться на борт.

Путешествовавший вместе с нами доктор Армандо Фортуна успокоил: это не инсульт, а транзиторная ишемическая атака. К моменту нашего прибытия в Калифорнию диагноз подтвердился, но все равно приятного мало, если учесть, что за ишемическим приступом неизменно следует инсульт.

Помните компьютерную аксиальную томографию? Мне провели ее с целью выявить опухоль мозга, но не нашли ничего, за исключением сужения кровеносных сосудов. Приглашенный невролог назначил лечение с помощью разжижающих кровь медикаментов длительностью в полгода.

Однако спустя два месяца мое состояние ухудшилось настолько, что меня транспортировали в мединститут Калифорнийского университета Сан-Франциско. Помните усилитель рентгеновского изображения и пса из Аризонского университета, который даже не пискнул? Так вот, со мной проделали аналогичную процедуру, без наркоза – совсем не больно.

Отсюда (свидетель указывает на правую часть паховой области) катетер вводят в дугу аорты, где сосредоточены три крупные артерии, ведущие прямиком в мозг. С помощью катетера в артерии поочередно вводят рентгеновский краситель… Процедура занимает порядка двух часов… но скучать не приходится. Почему? Через замкнутую телевизионную систему усилитель четкости выводит изображения на экран (свидетель тычет пальцем в место над левым виском), позволяя рентгенологу, его помощникам и пациенту, то есть мне, беспрепятственно наблюдать за процессом.

Многим ли довелось увидеть биение собственного сердца? Потрясающее зрелище! Я видел, как бьется сердце, как вздымается и опускается диафрагма, как расширяются и сокращаются легкие, видел, как краситель проникает в мозг… и как ликуют кровеносные сосуды. Ради такого стоит потерпеть!

Как выяснилось, у меня была полностью закупорена левая внутренняя сонная артерия, что спровоцировало кислородное голодание в левом полушарии; кислород поступал туда крохотными дозами из правого полушария, а также из позвоночных артерий, расположенных на пересечении кровеносных сосудов, преимущественно в виллизиевом круге.

Однако здесь (свидетель указывает на область над левым ухом) находится ваш речевой центр, ваш текстовый процессор, а для писателя – еще и генератор идей. Неудивительно, что я одурел и не мог ни сочинять, ни читать ничего, требовавшего умственного напряжения.

Моя левая сонная артерия по-прежнему закупорена, блокада слишком высоко, ни один хирург не доберется. В конечном итоге меня направили в госпиталь Франклина, к доктору Чатеру, и тот подключил на помощь левому полушарию левую поверхностную височную артерию. Операция подробно описана на страницах 62, 63 журнала «Сайентифик Америкен» за апрель 1978 года, поэтому не стану утомлять вас лишними деталями. Желающие найдут там всю необходимую информацию.

Вкратце процедура выглядит следующим образом: пациента скальпируют, делая надрез над левой бровью, оттуда вверх, до сосцевидного отростка височной доли за левым ухом. Отделяют от скальпа височную артерию. За ухом выпиливают круглое отверстие, проникают в латеральную борозду головного мозга, находят главную артерию и терминолатерально соединяют ее с височной. Этот обходной путь обеспечивает бесперебойную подачу кислорода в левую височную долю через внешнюю височную артерию. «Стыковка» проводилась под микроскопом с помощью крохотных стежков, которые не различить невооруженным глазом.

Затем циркуляцию кислорода проверяют посредством доплеросонографии, отверстие закрывают пластиной с выемкой для трансплантированной артерии, зашивают скальп – и спешат на обед. Хирург оперировал четыре часа и успел проголодаться, в отличие от пациента.

Очнувшись в палате интенсивной терапии, я увидел огромный монитор, испещренный непонятными линиями и огоньками. Однако врачам и медсестрам они давали полную клиническую картину: ЭКГ, уровень давления, пульс, температура, мозговые волны и бог знает что еще. Прибор отличался невероятной чувствительностью: стоило мне шевельнуться, как одна из кривых резко устремлялась вверх.

Это чудо техники я упомянул лишь потому, что не был к нему подключен.

Очередной побочный продукт космических разработок, с его помощью доктор Берри наблюдал за астронавтами на орбите.

Присматривать за подопечными издалека – вынужденная мера для полковника Берри и совсем необязательная в моем случае. Но преимущества налицо: я не лежал опутанный проводами, точно муха в паутине. Благодаря микроминиатюрным датчикам я не ощущал ни малейшего дискомфорта, и тем не менее медперсонал мог узнать о моем состоянии в любой момент времени.

Кроме того, система телеметрического дистанционного мониторинга способна транслировать сигнал сразу на несколько экранов. Жена говорит, что второй монитор висел в ординаторской. Не поручусь, но, возможно, третий был в кабинете доктора Чатера. Впрочем, пара сотен ярдов – не проблема для прибора, изначально рассчитанного на четверть миллиона миль: именно такое расстояние отделяет Хьюстон от Луны.

Побочные продукты космических технологий нашли применение и в постоперационном уходе; выдающийся пример микроминиатюризации – доплеровский ультразвуковой стетоскоп, в разы превосходящий по чувствительности обычный. Усиление можно регулировать, благодаря эффекту Доплера; квалифицированный оператор может определить объем и направление потока жидкости. Высокая частота ультразвука сочетается с узкой направленностью, чем не может похвастаться обычный стетоскоп.

Прибор испускает узкий ультразвуковой луч, не воспринимаемый невооруженным ухом. Луч проникает в определенную область и рикошетит, создавая слышимые интерференционные помехи. В целом очень похоже на доплеровский радар, но там вместо ультразвуковых волн используются электромагнитные. Этот неинвазивный метод позволяет исследовать организм без какого-либо вмешательства, не подвергая пациента опасному рентгеновскому излучению… и «видит» недоступные рентгену мягкие ткани.

Оба фактора сделали ультразвуковой стетоскоп незаменимым средством диагностики беременности и состояния будущих малышей. Нет, я ни в коем случае не отклоняюсь от темы: младенцев и беременных необходимо отнести к категории «лиц с временной, но тяжелой формой инвалидности».

Доплеровский ультразвук испытывали на мне до, в ходе и после хирургического вмешательства.

По завершении реабилитации меня снова направили на аксиальную компьютерную томографию, которая не выявила ни малейших отклонений, не считая пластины в черепе.

Нейрохирургия сама по себе не является побочным продуктом космической программы… но вспомните, с каким количеством производных я столкнулся во время лечения и после. Надо сказать, моя операция требовала филигранного мастерства, каким может похвастаться лишь горстка специалистов во всем мире. Из тысячи с небольшим операций такого рода доктор Чатер провел порядка трехсот, а его статистика смертности не такая удручающая, как у коллег. Здесь нужно отдать должное не только таланту, но и подходу врача: он всегда стремится использовать самые передовые, новейшие технологии.

Когда жить осталось всего ничего, нужно цепляться за любую возможность. Чаша весов склонилась в мою пользу во многом благодаря побочным результатам космических технологий.

Стоило оно того? Безусловно. Даже если бы я умер во время одного из четырех кризисов – согласитесь, лучше умереть, чем медленно впадать в маразм и угасающим сознанием схватывать весь ужас происходящего. В первых числах прошлого года мне хватало ума понять: всё, надеяться не на что. В отчаянии я решил пойти ва-банк: либо выздоравливаю, либо сыграю в ящик.

Оправдалась ли моя тактика? Из больницы я выписался год назад и с тех пор прочел двухлетнюю подшивку технической периодики, снова занялся самообразованием – всегда считал, что учеба продлевает молодость и жизнь. Хотите верьте, хотите нет, но лично мы с женой придерживаемся такого принципа. Сейчас я освежаю в памяти символическую логику, примеряюсь к n-пространственной и неевклидовой геометрии, плюс постигаю совершенно новый для себя предмет – историю Китая.

При этом я продолжаю работать: недавно закончил весьма объемный роман и написал примерно половину следующей книги.

Мой пример доказывает одно из двух: либо я полностью излечился… либо пластина в голове – не помеха фантасту.

В контексте беседы о престарелых и инвалидах нельзя не упомянуть особенно важный побочный продукт – моральный.

«Не хлебом единым сыт человек». Любой врач подтвердит: главное условие выздоровления – это воля к жизни; и наоборот, пациенты со страшным диагнозом умирают, когда перестают бороться.

Я трижды был на волосок от смерти, только неизменная поддержка супруги сохраняла во мне желание жить… и вот я здесь. Кроме того, последние шестьдесят лет меня питала вера в межпланетные перелеты, постоянный стимул, рождавший внутренний голос: «Не падай духом, крепись!» Жена со мной полностью солидарна; она давно решила умереть на Луне, а не тут, среди смога и толпы. Теперь я выздоровел и не собираюсь сдавать позиции, планирую дожить до той счастливой поры, когда мы наконец сможем купить билет на Луну… и провести остаток дней в блаженной низкогравитационной роскоши «Луна-Хилтона» на шестом нижнем уровне Луна-Сити.

Глупость, скажете вы? Однако все сидящие в этом зале достаточно повидали на своем веку и по опыту знают: что было глупостью вчера, станет мудростью завтра. Помнится, в свое время верхом остроумия считалось кричать из окна авто: «Эй, безлошадные!» Ну и как бы то ни было, то, что дает мощный стимул для жизни, не может быть уж совсем глупым.

Мне регулярно приходит огромное количество писем, причем большинство – от людей преклонного возраста и инвалидов. Нельзя быть фанатом моей прозы и не ратовать за освоение космоса. Впрочем, корреспонденты сами это подтверждают. Вот несколько примеров.

Слепой от рождения профессор университета никогда не видел звезд и Луны, однако книги, которые он читает и перечитывает (точнее, слушает в исполнении секретаря), посвящены сугубо космическим странствиям. Ему стоило немалых трудов разыскать меня – и все ради того, чтобы обсудить космическую программу.

Подросток, прикованный к инвалидному креслу, спрашивал, каковы его шансы стать конструктором космической техники, – какой-то «друг» сказал, что калекам такое не светит. Я поспешил заверить его, что конструктору в принципе не нужны ноги, посоветовал записаться на специализированные курсы и прочесть произведение Артура Кларка о безногом, управлявшем космической станцией.

Домохозяйка с тяжелой формой эпилепсии, которая не смеет даже мечтать о космосе… однако космическая программа – ее единственная отрада посреди серых будней.

Многие пожилые люди, написавшие мне сразу после высадки на Луну, благодарили Бога за счастье дожить до великого дня.

Примеры можно приводить бесконечно. Просто поверьте: у меня достаточно доказательств того, что космическая программа никому не принесла столько пользы, как нашей целевой категории граждан. Для многих из них телевизор – единственное окно в мир; с завершением программы «Аполлон» они лишились чего-то светлого и насущного.

Даже если бы космическая программа не приносила никакого иного побочного продукта, разве этот не стоит пяти центов в день?

Послесловие

Как выяснилось, нет: для большинства граждан США космическая программа вкупе с побочными продуктами не стоит и пяти центов, о чем наглядно свидетельствуют соцопросы и обращения в Конгресс. Кроме того, они не верят даже в эти пять центов, даже если их ткнуть носом в расчеты. Народ продолжает ворчать по поводу «бешеных денег, потраченных ради каких-то камней». При желании легко доказать, что космическая программа окупилась многократно, если считать увеличение ВВП… новейшие технологии… спасенные жизни. Но доказывать нет смысла, все равно не поверят.

У НАСА есть два заметных достижения: во-первых, невероятно успешная космическая программа, а во-вторых, беспрецедентно нелепая, глупая и некомпетентная пропаганда. Как пояснил юрист из Конгресса, ни НАСА, ни другие государственные организации не вправе рекламировать свою деятельность.

Да бросьте! Пресс-агента определяют в первую очередь поступки, и не важно, называется должность «специалист по связям с общественностью» или «рекламщик». У человека, который руководил НАСА во время Лунной программы были замашки Денниса-мучителя. Его уже нет, а нанесенный делу урон остался… и продолжает разрушать программу.

И все же… если вы не намерены сдаваться, если не хотите зубрить японский или китайский, тогда пишите своему конгрессмену и обоим сенаторам. Копию направьте Дону Фукуа (демократ, палата представителей) и Барри Голдуотеру-старшему (республиканец, сенат).

У сильной космической программы много друзей в обеих палатах и партиях – но пора напомнить им, что и у них есть друзья.