Памяти доктора Эдварда Э. Смита
Август 1940-го, по проселочной дороге близ Джексона, Мичиган, мчится «шевроле»-седан 1939-го года выпуска. За рулем Док Смит, я сижу рядом, душа в пятках, но изо всех сил стараюсь не ударить в грязь лицом перед автором «Галактического патруля». Док вдавливает педаль газа в пол… потом склоняет голову к плечу и, упираясь затылком в раму открытого окна, пытается уловить, не скрипит ли кузов.
Попробуйте принять такую позу – ни в коем случае не на ходу, а в припаркованной машине – и обзор упадет практически до нуля.
Забыл добавить: в тот день Док был без очков.
Вот ясное и наглядное свидетельство его незаурядного чутья, почти сверхчеловеческих рефлексов, способности мгновенно обрабатывать необходимую информацию и быстро принимать верное решение.
Чем не Серый Ленсмен?
По-моему, вылитый. Больше скажу: никто так не походил на своего персонажа (не по внешности, а в смысле талантов и ума), как скромный доктор, его создатель.
Док умел буквально все, и если что-то делал, то быстро и на совесть. В тот раз он выбирал и тестировал для меня подержанный автомобиль. Отвергнув множество вариантов, он в итоге остановился на упомянутом «шевроле». Я купил его не колеблясь. Запомните дату: август 40-го. Через год мы вступили в войну и прекратили выпуск автомобилей. Машина прослужила мне верой и правдой целых двенадцать лет. Когда я все же решился ее продать, наш постоянный механик первым встал в очередь на покупку… ведь даже спустя тринадцать с лишним лет и несколько сотен тысяч миль мой седан оставался отличным автомобилем. Док не упускал ни малейшей детали.
Как называлась коняшка? Разумеется, «Жаворонок-пять».
Насколько мне известно, Док не умел только играть на цимбалах (впрочем, не удивлюсь, если он просто скрывал свое музыкальное дарование). Вот перечень профессий, в которых, как я знаю, он преуспел.
Химик и химик-технолог, – если вы принимаете эти специальности за одну, значит вы не химик и не технолог. (Моя супруга – химик и по совместительству авиационный инженер, но никак не технолог. Разобрались? Нет? Тогда задержитесь после урока.)
Металлург – непостижимое искусство на обманчивой границе темной магии и науки.
Фотограф – все металлурги профессиональные фотографы, но не обязательно наоборот.
Лесоруб.
Специалист по химии зерновых культур.
Повар.
Химик, ответственный за разработку испытания и приемку взрывчатых веществ.
Кузнец.
Слесарь-механик высшей категории.
Плотник.
Шахтер – смотрите четырнадцатую главу «Первого Ленсмена» под названием «Шахта». Эта глава написана человеком, который был там. Ее одной достаточно, чтобы опровергнуть распространенное заблуждение, будто научная фантастика прекрасно обходится без науки. Кто спросил: где там наука? Сплошной профессиональный сленг и наглядное изображение горнодобывающих процессов…
Копните чуть глубже – наука (и не одна!) лежит буквально на поверхности… ею проникнуто каждое слово. Я сорок лет – конечно, с перерывами – работал на рудниках, и меня можно обмануть в чем угодно, но только не в этом.
Или возьмем роман «Космические гончие», главы с третьей по четвертую, страницы сорок – восемьдесят и в особенности – страницу пятьдесят два издания «Фэнтези пресс», где выдающиеся познания и навыки главного героя, «Стива» Стивенсона, его умение смастерить из груды металлолома все необходимое для спасения себя и Нади целиком и полностью позаимствованы у автора. Мы с Доком детально обсуждали обе главы, и я доподлинно убедился, что он, Эдвард Элмер Смит, справился бы с этим нелегким делом не хуже своего протагониста… а мне, инженеру-технологу, не повесишь на уши лапшу. (Впрочем, не в правилах Дока вешать людям на уши лапшу; его всегда отличали бескомпромиссная честность и отвага.)
Какими еще талантами он обладал? Пожалуй, талантом распорядителя кадрили. Конечно, всякий умеет танцевать кадриль… но чтобы стать распорядителем, требуется немало усилий и времени. Понятия не имею, как он все успевал, – хотя чему удивляться, ведь Док постигал любую премудрость втрое быстрее простых смертных.
И он, и его очаровательная Дженни были на редкость радушными хозяевами. Помню, я останавливался у них, когда в доме гостило еще девять человек – и супруги не роптали, наоборот, радовались.
Но главное, Док Смит был истинным джентльменом, благородным рыцарем без страха и упрека.
И все вышеупомянутые качества нашли отражение в его историях.
Сегодня среди самопровозглашенных «критиков» принято нещадно ругать произведения Смита; под раздачу попадают сюжет, герои, диалоги, мотивация, моральные устои, ценности и прочее. «Безнадежно устарело!» – вот один из самых мягких вердиктов. Однако, как говорил Эл Смит: «Давайте посмотрим фактам в лицо».
Эдвард Элмер Смит родился в 1890 году – за сорок лет до упадка американского языка; задолго до того, как в школы проникло идиотское понятие «скудный словарный запас»; и наконец, за полвека до необратимых лингвистических пертурбаций, когда частота употребления стала превалировать над правилами грамматики.
Как следствие, доктор Смит легко нашел применение своему богатейшему лексикону, предпочитая точные слова более распространенным и туманным. Он не чурался сложных конструкций, мастерски оперировал условным и сослагательным наклонениями, превосходно разбирался в изъявительном. Док никогда не расщеплял инфинитивы, понимал разницу между «как» и «как будто», а ругательства сводил к прямой речи, где раскрывалась суть персонажей.
(«А эти диалоги! Жуть!») В произведениях Смита все протагонисты невероятно умны, образованны, отзывчивы, деятельны, скромны… и безумно похожи на автора – умного, образованного, отзывчивого, деятельного и скромного.
В повседневной речи Дока проскальзывали клише… которые благополучно перенимали его герои. Великий литературный грех? Сомневаюсь. В обычной жизни многие тяготеют к специфическому набору собственных устойчивых клише. Однако арсенал Дока был не в пример красочнее, особенно по сравнению с современной «риторикой», больше смахивающей на «семь слов, запрещенных к употреблению в телеэфирах». С таким вокабулярием сильно не разбежишься.
(«А эти нелепые любовные сцены!») Юность Э. Э. Смита пришлась на «лиловое десятилетие»; предполагаю, тогда же у него сформировалось отношение к прекрасному полу. В 1914-м, незадолго до начала войны в Европе, он познакомился с Дженни – и, клянусь, даже спустя сорок семь лет (последний раз мы виделись перед его смертью) он не переставал удивляться и благодарить Небо за то, что это восхитительное создание согласилось связать с ним жизнь. Помните, как было принято изображать романтическую любовь в довоенные годы? А, вы еще не родились на свет. Ничего страшного, романы Дока вам в помощь. И здесь возникает важный вопрос. Действие саги о Ленсменах происходит в далеком будущем. Тогда почему в них преобладают современные (около 1979 года) отношения полов, а не те, что царили до 1914 года?
(Я утверждаю, что существует множество других возможных моделей. Но мы сейчас сравниваем только эти две.)
На мой взгляд, нынешняя модель отношений ведет прямиком к вымиранию; будучи временной, она, по сути, является одним из многочисленных симптомов стремительных и губительных перемен, какие переживает (от каких умирает?) наша культура.
Напротив, ценности, которые были общепринятыми до 1914 года, при всех своих недостатках зиждутся на незыблемом восприятии мужчины как защитника женщин и детей. Они нацелены на выживание!
(«А эти банальные сюжеты!») Да, сюжеты банальны – и вот почему: различные ходы, представления о космосе, запутанные линии, внезапные повороты были в новинку, когда только-только вышли из-под пера Смита. Однако за последние полвека десятки фантастов заимствовали и переиначивали их на все лады, лишая самобытности и оригинальности. Типографская краска на «Жаворонке» не успела высохнуть, как появились сотни подражателей. Не переводятся они и по сей день – пигмеи на плечах титана.
Однако все мнимые огрехи «Жаворонка» меркнут по сравнению с главной (зачастую умалчиваемой) претензией: Док Смит категорически отвергал всякую мерзость, именуемую сегодня системой социальных ценностей.
Он верил в добро и зло.
Не разделял морального релятивизма, принятого у нео-(светских) – фрейдистов.
Отказывался признавать, что «посредственность» лучше «совершенства».
Не терпел жалоб на судьбу.
Не считал мужчин и женщин равными – с тем же успехом можно сравнивать яблоки с апельсинами. В его творчестве мужчины и женщины разные, у них разное предназначение, разные обязанности, функции. Но при всех различиях они дополняют друг друга и не могут существовать автономно.
Хуже того, в величайшем и самом масштабном произведении, саге о Ленсменах, насчитывающей шесть томов, Смит открыто заявляет: люди изначально не равны, а культ «простого человека» – весьма опасное заблуждение. Поэтому свой грандиозный роман автор строит на идее плановой генетической селекции, которая спустя тысячелетия позволит вывести новую высшую расу сверхлюдей… суперменов, способных защитить цивилизацию.
Сага о Ленсменах осталась незавершенной, планировался еще как минимум седьмой том. Док, по обыкновению, продумал все до мельчайших деталей, но (насколько мне известно) не записал… книгу просто-напросто не приняли бы к публикации – по крайней мере, тогда. Однако он успел рассказать мне концовку, тет-а-тет и по секрету. Раскрывать ее не стану – неэтично. Как знать, вдруг рукопись существует – очень надеюсь! Скажу только, что финал логически проистекает из намеков, разбросанных в «Детях Линзы».
А теперь мы сами по себе. Подлинный Серый Ленсмен покинул нас внезапно – срочное дело в дальних краях потребовало мастера к себе, лишив нас новых шедевров.