Часть вторая

Мистер Джонсон заигрывает в Веве

В привокзальном кафе было тепло и светло. Деревянные столешницы, надраенные до блеска, были покрыты полосатыми скатерками, красно-белыми и бело-синими, и на них стояли корзинки с претцелями в глазурованных бумажных пакетиках. Потертые сиденья резных стульев отличались удобством. На стене висели резные деревянные часы. В дальнем конце комнаты виднелась оцинкованная барная стойка. За окном шел снег.

За столиком под часами два носильщика пили молодое вино. В кафе на секунду заглянул еще один носильщик с известием, что Восточный экспресс из Сент-Морица задерживается на час, и тут же скрылся. К столику мистера Джонсона подошла официантка.

– Сударь, экспресс на час опаздывает, – сказала она. – Принести вам кофе?

– Если это вас не затруднит.

– Прошу прощения?

– Не откажусь.

– К вашим услугам.

Мистер Джонсон смотрел в окно на падающий снег, освещенный фонарями на перроне, когда она принесла ему кофе.

– Вы говорите на других языках, кроме английского? – спросил он официантку.

– О да. Я говорю по-немецки и по-французски, а также на местных наречиях.

– Выпить не желаете?

– О нет, сударь. Нам запрещено пить с клиентами.

– А как насчет сигары?

– О, нет. Я не курю, сударь.

– Я тоже, – сказал мистер Джонсон. – Вредная привычка.

Официантка ушла, а мистер Джонсон закурил сигарету и попивал кофе. Настенные часы показывали без четверти десять. Его наручные часы чуть-чуть спешили. Поезд ожидался в десять тридцать; часовое опоздание означало одиннадцать тридцать. Джонсон окликнул официантку.

– Синьорина!

– Что желаете, сударь?

– Не хотите со мной развлечься? – спросил Джонсон.

Официантка покраснела.

– Нет, сударь.

– Ничего такого. Не составите мне компанию, чтобы вместе посмотреть вечерний Веве? При желании можете взять с собой подружку.

– Мне надо работать, – сказала официантка. – У меня есть обязанности.

– Разумеется, – сказал Джонсон. – А если вас кто-то подменит? Во время Гражданской войны так часто делали.

– О нет, сударь. Я должна присутствовать лично.

– Где вы учили английский?

– В колледже Берлитц, сударь.

– Расскажите, – попросил Джонсон. – Шалили на младших курсах? Обнимашки? Выпивашки? Со Скоттом Фицджеральдом не пересекались?

– Прошу прощения?

– Для вас колледж – самое счастливое время? Кого туда набрали прошлой осенью?

– Сударь, это вы так шутите?

– Я почти серьезен, – заверил ее Джонсон. – Вы прекрасная девушка. Так не хотите со мной развлечься?

– О нет, сударь, – последовал ответ. – Вам что-нибудь принести?

– Как насчет карты вин? – сказал Джонсон.

– Да, сударь.

Джонсон с картой вин подошел к столику, где сидели три носильщика. Они подняли на него глаза. Все были уже в возрасте.

– Wollen sie trinken? – спросил он. Один из носильщиков улыбнулся и кивнул.

– Oui, monsieur.

– Вы говорите по-французски?

– Oui, monsieur.

– Что будем пить? Connais-vous des champagnes?

– Non, monsieur.

– Faut les connaître, – сказал Джонсон. – Фройляйн, – позвал он официантку. – Мы будем пить шампанское.

– Какое шампанское, сударь, вы предпочитаете?

– Самое лучшее, – последовал ответ. – Laquelle est le лучшее? – спросил он у носильщиков.

– Le meilleur? – переспросил тот, что заговорил первым.

– Естественно.

Носильщик достал из кармана пальто очки в золотой оправе и просмотрел перечень. Его палец уткнулся в четвертую строчку с названием и ценой.

– «Спортсмен», – объявил он. – Самое лучшее.

– Джентльмены, вы согласны? – спросил Джонсон у остальных.

Один кивнул. Другой сказал по-французски:

– Я сам не пробовал, но о «Спортсмене» слышал, и не раз. Хорошее шампанское.

– Бутылку «Спортсмена», – сказал Джонсон официантке. Он посмотрел цену: одиннадцать швейцарских франков. – Две бутылки. Не возражаете, если я тут с вами присяду? – спросил он у того, кто предложил марку.

– Садитесь. Пожалуйста, располагайтесь, – улыбнулся ему носильщик. Он сложил очки и спрятал их в футляр. – У господина день рождения?

– Нет, – ответил Джонсон. – Я не праздную. Жена решила развестись со мной.

– Вот как, – сказал носильщик. – Надеюсь, обойдется.

Второй носильщик покачал головой. А третий, кажется, был глуховат.

– Конечно, дело житейское, – сказал Джонсон, – вроде визита к дантисту или первых месячных у девочки, но я расстроился.

– Вас можно понять, – сказал самый старый носильщик. – Я вас понимаю.

– Из вас, господа, никто не разводился? – спросил Джонсон. Он оставил свои языковые штучки и перешел на хороший французский.

– Нет, – ответил тот, что заказал «Спортсмен». – Здесь редко разводятся. Отдельные случаи.

– У нас не так. Практически все в разводе, – заметил Джонсон.

– Да уж, – покивал носильщик. – В газете писали.

– А я вот припозднился, – продолжал Джонсон. – Первый раз развожусь. А мне ведь уже тридцать пять.

– Mais vous êtes encore jeune, – сказал носильщик. И объяснил своим товарищам: – Monsieur n’a que trente-cinq ans.

Они покивали.

– Совсем молодой, – сказал один из них.

– Вы правда первый раз разводитесь? – спросил первый.

– Истинный крест, – сказал Джонсон. – Мадмуазель, вы не откроете бутылку?

– Это очень дорого?

– Десять тысяч франков.

– Швейцарских?

– Нет, французских.

– То есть две тысячи швейцарских франков. Все равно не дешево.

– Да уж.

– Зачем тогда разводиться?

– Так попросили же.

– А зачем попросили?

– Чтобы выйти замуж за другого.

– Глупость какая-то.

– Совершенно с вами согласен.

Официантка наполнила четыре бокала. Все подняли их перед собой.

– Prosit, – сказал Джонсон.

– A votre santé, monsieur, – сказал носильщик.

Двое других откликнулись:

– Salut!

Шампанское напоминало сладкий розовый сидр.

– В Швейцарии принято отвечать на другом языке? – спросил Джонсон.

– Нет, – ответил носильщик. – Французский считается более культурным. Кроме того, это романская Швейцария.

– Но вы говорите по-немецки?

– Да. В моих родных местах говорят по-немецки.

– Понятно, – сказал Джонсон. – И вы, значит, никогда не разводились?

– Нет. Слишком дорогое удовольствие. К тому же я не женат.

– Вот оно что. А эти двое джентльменов?

– Они женаты.

– Вам нравится быть женатым? – поинтересовался Джонсон у одного из них.

– Что?

– Вам нравятся брачные узы?

– Oui. C’est normale.

– Именно, – сказал Джонсон. – Et vous, monsieur?

– Ça va, – ответил второй.

– Pour moi, ça ne va pas, – заметил Джонсон.

– Месье собирается разводиться, – пояснил первый носильщик своим товарищам.

– О, – отреагировал второй.

– Ага, – отреагировал третий.

– Тема, кажется, исчерпана, – сказал Джонсон. – Мои злоключения вам неинтересны, – эти слова он адресовал первому носильщику.

– Ну почему же, – не согласился тот.

– Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

– Как вам будет угодно.

– О чем же?

– Вы спортом увлекаетесь?

– Нет, – ответил Джонсон. – В отличие от моей жены.

– А чем вы занимаетесь для удовольствия?

– Я писатель.

– Это приносит хорошие деньги?

– Нет, но когда становишься известным, все меняется.

– Как интересно.

– Нисколько, – возразил Джонсон. – Извините, господа, но я должен вас покинуть. Не забудьте, вас ждет вторая бутылка.

– Но до прихода поезда еще сорок пять минут.

– Я знаю.

Подошла официантка, и он расплатился за выпивку и за ужин.

– Вы уходите, сударь? – спросила она.

– Да, – сказал Джонсон. – Прогуляюсь. Багаж пока оставлю здесь.

Он надел шарф, пальто и шляпу. Снег уже валил вовсю. Выйдя из кафе, он посмотрел в окно на сидящих за столом носильщиков. Официантка разливала по бокалам остатки шампанского. Неоткрытую бутылку она унесла обратно в бар. На этом каждый заработает около трех франков, подумал Джонсон. Он зашагал по перрону. В кафе ему подумалось, что если он выговорится, то это притупит боль, но нет, не притупилась, только остался неприятный осадок.