Пишет читательница

Она сидела у себя в спальне за столиком, разложив перед собой газету, и только изредка поглядывала в окно на падающий снег, который сразу же таял, ложась на крышу. Она писала вот это письмо – писала набело, не видя необходимости что-либо вычеркивать или исправлять.

Роунок, Виргиния.

6 февраля 1933 г.

Дорогой доктор, позвольте обратиться к Вам за советом по важному для меня делу, – мне надо прийти к какому-то решению, и я не знаю, на кого можно больше всех положиться, родителей спрашивать я не смею, и вот пишу Вам – и даже Вам признаюсь только потому, что это можно сделать заглазно. Так вот как все обстоит. Я вышла замуж за военнослужащего США в 1929 году, и в тот же год его услали в Шанхай в Китае. Он пробыл там три года и вернулся – его демобилизовали несколько месяцев назад – и поехал к своей матери в Хелену, штат Арканзас. Он мне написал, чтобы я тоже туда выехала, я приехала и узнаю, что он проходит курс лечения уколами, и я, конечно, спросила, и оказывается, его лечат от… не знаю, как это слово пишется, но на слух вроде «си. филюс». Вы, наверно, понимаете, о чем я говорю. Так вот, скажите, не опасно ли мне будет жить с ним, – у нас ни разу ничего не было с тех пор, как он вернулся из Китая. Он меня уверяет, что все наладится, когда врач кончит его лечить. Как Вы считаете, правда ли это, – я помню, мой отец часто говорил, что лучше умереть, чем стать жертвой этой болезни. Отцу я верю, но мужу своему хочу верить еще больше. Умоляю Вас, скажите, что мне делать, – у меня дочь, которая родилась, когда ее отец был в Китае.

Заранее Вас благодарю и всецело полагаюсь на Ваш совет. С уважением…

И она поставила свою подпись.

Может, он скажет, как мне быть, думала она. Может, все-таки скажет. Судя по портрету в газете, он должен это знать. Лицо такое умное. Наверно, каждый день дает людям советы. Такой должен знать. Я хочу поступить, как надо. Но так долго ждать! Так долго! А сколько я уже ждала. Господи! Сколько же можно ждать! Он должен был ехать, куда бы ни послали, знаю, знаю. Но почему такое должно было случиться с ним? Почему, Господи? Что бы он там ни сделал, зачем это с ним случилось? Господи, зачем, зачем? Ведь не обязательно ему было схватить это. Как же мне быть? Не хочу, чтобы он болел. Зачем он этим болеет?

Швейцарии, с уважением

Часть первая

Портрет мистера Уилера в Монтрё

В привокзальном кафе было тепло и светло. На деревянных столешницах, надраенных до блеска, стояли корзинки с претцелями в глазурованных бумажных пакетиках. Потертые сиденья резных стульев отличались удобством. На стене висели резные деревянные часы. В дальнем конце комнаты находился бар. За окном шел снег.

За столиком под часами два носильщика пили молодое вино. В кафе на секунду заглянул еще один носильщик с известием, что Восточный экспресс из Сент-Морица задерживается на час. К столику Уилера подошла официантка.

– Сударь, экспресс на час опаздывает, – сказала она. – Принести вам кофе?

– Если вы считаете, что он меня не взбодрит.

– Прошу прощения?

– Принесите.

– К вашим услугам.

Мистер Уилер смотрел в окно на падающий снег, освещенный фонарями на перроне, когда она принесла ему кофе.

– Вы говорите на других языках, кроме английского? – спросил он официантку.

– О да, сударь. Я говорю по-немецки и по-французски, а также на местных наречиях.

– Выпить не желаете?

– О нет, сударь. Нам запрещено пить с клиентами.

– А как насчет сигары?

– О, нет. Я не курю, сударь.

– Ну что ж.

Мистер Уилер снова уставился в окно, выпил свой кофе и закурил сигарету.

– Фройляйн! – позвал он.

Официантка подошла.

– Чего изволите, сударь?

– Вас, – сказал он.

– Вы не должны так шутить.

– Я не шучу.

– Не говорите так.

– У меня нет времени на споры, – сказал мистер Уилер. – Через сорок минут приходит поезд. Если вы поднимитесь со мной наверх, я вам дам сто франков.

– Вы не должны произносить такие вещи. Я попрошу носильщика, чтобы он поговорил с вами.

– Я не хочу носильщика, – сказал мистер Уилер. – И полицейского, и торговца сигаретами. Я хочу вас.

– Если вы будете вести такие разговоры, то вам лучше покинуть заведение. Здесь подобное не поощряется.

– Тогда почему бы вам не уйти? Тогда я не смогу вести с вами разговоры.

Официантка отошла. Мистер Уилер проследил за тем, обратится ли она к носильщикам. Не обратилась.

– Мадмуазель! – позвал он. Официантка подошла. – Принесите мне, пожалуйста, бутылку сьонского.

– Да, сударь.

Мистер Уилер проводил ее взглядом, и вскоре она вернулась с бутылкой вина. Он сверился с настенными часами.

– Я вам дам двести франков, – сказал он.

– Я вас прошу не говорить такие вещи.

– Двести франков – большие деньги.

– Не смейте так говорить! – она с трудом подбирала английские слова. Мистер Уилер с интересом ее разглядывал.

– Двести франков.

– Мерзкий тип.

– Почему бы вам не уйти? Тогда я не смогу вести с вами разговоры.

Официантка ушла в бар. Мистер Уилер пил вино и улыбался себе под нос.

– Мадмуазель! – позвал он. Официантка сделала вид, что не слышит. – Мадмуазель! – еще раз позвал он. Официантка подошла.

– Вы что-то хотите?

– Еще как. Я вам дам триста франков.

– Мерзкий тип.

– Триста швейцарских франков.

Она ушла, провожаемая его взглядом. В дверях появился носильщик, которому мистер Уилер поручил свой багаж.

– Прибывает поезд, сударь, – сказал он по-французски.

Мистер Уилер поднялся.

– Мадмуазель! – позвал он. Официантка подошла к столику. – Сколько с меня за вино?

– Семь франков.

Мистер Уилер отсчитал восемь франков и положил на стол. Он надел пальто, готовый выйти вслед за носильщиком на перрон под идущий снег.

– Au revoir, мадам, – бросил он напоследок.

Официантка смотрела ему вслед. Безобразный, мерзкий тип, подумала она. Триста франков ни за что. Сколько раз я проделывала это задаром. Да и негде здесь. Совсем, что ли, не соображает? Ни времени, ни места. Триста франков – за что? Эти американцы…

Стоя на цементной платформе рядом со своим багажом и глядя на лобовой прожектор приближающегося локомотива, мистер Уилер думал о том, как дешево ему обошлась эта забава. Если не считать ужина, он потратил всего семь франков на вино и один на чай. С нее хватило бы и семидесяти пяти сантимов. Это только подняло бы ему настроение. Один швейцарский франк – это пять французских. Мистер Уилер направлялся в Париж. Он был весьма бережлив и безразличен к женщинам. Он уже бывал на этой станции и знал, что наверху нет свободных комнат. Мистер Уилер исключал всякий риск.