33

Следователи. Репортер. Крот

2017… Подводя итоги схватки… Плодятся «теории заговора»… Клауссен дает о себе знать… Встреча в Ханое… Судьба Преступного гения.

Когда я в следующий раз увидел Кента Бейли в Миннеаполисе, через полгода после процесса, он говорил об этом суде с удивительным благодушием. Кент был, конечно, раздражен ошибками прокуроров, но, казалось, он давно смирился с разочарованием после того, как главная битва – битва с подразделением 960 за Леру – была проиграна. Как и раньше, он думал, что Морану Озу и другим операторам RX Limited место в тюрьме: «В конечном итоге, Кимберли занялась всем этим только потому, что они причиняли вред американцам. Они использовали наши порядки, чтобы гадить тут». Но даже несмотря на оправдательные приговоры, десятки тех, кто был звеньями в преступной сети, понесли разного рода наказания за то, что работали на компанию: доктора, аптекари, операторы. Они признали себя виновными по делам, открытым на пространстве от Детройта до Техаса.

Общий взгляд на события у Бейли совпадал с мнением адвокатов Оза и Макконнела: главным трофеем правосудия должен был стать Леру, единственный, с кем не следовало заключать сделку. «Я на сто процентов уверен, что правда за нами и что они там в Нью-Йорке преследовали личные интересы». За его карьеру обрывалось много дел, но случай с Леру не укладывался у него в голове: «У него, конечно, было информации больше, чем у кого-либо. Но нельзя же забывать, что он заказчик убийств. Он не заслуживает того, чтобы его отпустили. Он должен был бы провести остаток жизни в тюрьме».

Кимберли Брилл выразилась дипломатичнее, когда я спросил, что она думает о сотрудничестве УБН с Леру. Как ни смотри, оправдательные приговоры в Миннесоте показали, насколько рискованно было бы привлекать Пола к суду. Она сказала: «Тогда, возможно, все закончилось бы еще хуже». Но ненадолго она поддалась чувству разочарования, сказав об обвинителях: «Это просто смешно. У них было полно доказательств. Они не смогли толком изложить дело, по-моему. Не знаю, корректно ли так говорить. Но я испытала большое огорчение».

Я годами добивался от Департамента юстиции, чтобы они озвучили причины сотрудничества с Леру и дали мне возможность узнать точку зрения группы 960. В ответ – только вариации на тему «Никаких комментариев». Пресс-секретарь УБН в Вашингтоне несколько раз сказал мне, что никто из задействованных в провокациях агентов не будет со мной говорить. Даже бывшие агенты, работавшие по этому делу, отказывались отвечать и предостерегали меня от попыток копать глубже: «Вам следует быть по-настоящему осмотрительным, если не хотите попасть в число свидетелей», – сказал мне один из них.

В начале 2018 года УБН все же позволило мне переговорить с бывшим агентом, работавшим над делом Леру. Он сказал: «Подумайте сами, он в тюрьме, он больше не убивает». Не удалось проследить за нитями, ведущими в Иран и Северную Корею, но приговорены четверо американцев, из них двое бывших солдат армии США, которые скитались бы по миру, предлагая услуги наемных убийц.

«Стоила ли игра свеч? По-моему, да. Получит он пятнадцать или тридцать лет? Да почти всем, кто был замешан в его предприятиях, следовало бы всадить пулю в лоб. Серьезно. Это далеко не самые хорошие люди. Они никогда не станут полезными членами общества. В чем же справедливость? Я не знаю, я просто делаю свою работу, вот и все».

Прокуроры отказались сказать что-либо о Леру. Пресс-секретарь прокурора США в Южном округе несколько раз не соглашался поговорить, повторяя, что в 2015 году у них «не было никакой информации о Леру для общественности». Подобным образом мне ответили и в Бюро защиты потребителей, где работала Линда Маркс. Когда я представился самой Маркс однажды утром на выходе из зала суда в Миннеаполисе, она с сухой улыбкой сразу сказала: «Никаких комментариев».

Информационный вакуум заполнялся кое-где дикими теориями насчет Леру и его подвигов. Многие из них дошли до меня, и я должен хотя бы упомянуть о них. Я получал имейлы, в которых высказывались мнения, что Леру – изобретатель биткоина, и я только потратил время, чтобы выяснить, нет ли тут доли истины. Близкий к одному бывшему сотруднику Леру был убежден, что Леру лишь часть глобального заговора, в котором участвуют Клинтоны, Джордж Сорос и так далее и тому подобное, – и посылал мне длинные объяснения того, как все это связано воедино. Мне писали те, кто делился неправдоподобными историями из собственной жизни с участием Пола Леру – где он угрожал убить или разорил их. «Вы проглотили утку, сделанную тремя ведомствами», – сообщил мне один такой корреспондент. Когда я начинал выспрашивать подробности, такие корреспонденты просто исчезали, сказав только: «Все гораздо сложнее, чем вы думаете». И в некотором смысле, это было правдой. Все время вне моего поля зрения оставались люди, обстоятельства, какие-то детали. Даже самые надежные источники иногда передавали мне слухи или присылали списки должностных лиц разных стран, получавших деньги от Пола. Например, он готовил якобы переворот в Зимбабве. Эта сплетня дошла и до самого Пола, который написал однажды кузену Мэтью Смиту: «У вас там много всякого странного дерьма. У вас вроде как говорят, что я планирую свергнуть президента? Меня, в конце концов, убьют из-за того, что болтают люди».

Один журналист рассказывал мне, что Леру вместе с южноафриканскими спецслужбами намеревался вывезти золото, спрятанное ливийским лидером Муамаром Каддафи. Он даже прислал мне предполагаемый план встречи сообщников. Но никак нельзя было удостовериться в его достоверности. Но даже если исходить из того, что лично я знал, с уверенностью не скажешь, что да как. С Леру, содержавшим вооруженные отряды охраны в Сомали и собиравшимся перевозить наркотики с помощью подводного дрона, ничего нельзя было сбрасывать со счетов.

Атмосферу интриги вокруг Пола усиливала судьба «ТруКрипт», программы шифрования данных на диске, созданной анонимными программистами в 2004 году на основе разработанной Полом E4M. За последующее десятилетие «ТруКрипт» стала одной из наиболее широко используемых программ в своем роде, однако авторы ее оставались неизвестны, неясно было и то, имел ли более прямое отношение Леру к ее созданию. Однако он, по крайней мере, доверял «ТруКрипт», он поставил ее на компьютеры своих подчиненных.

Доверие Пола оправдалось событиями 2013 года: Эдвард Сноуден бежал из США с кипой документов Агентства национальной безопасности, в том числе содержавших сведения о том, что в АНБ пытались взломать «ТруКрипт» и не сумели. Однако год спустя сумрак тайны еще более сгустился. На сайте анонимных создателей программы появилось уведомление: «ПРЕДУПРЕЖДАЕМ: использование «ТруКрипт» небезопасно, так как может повлечь за собой неустановленное воздействие на систему защиты данных». Среди пользователей Интернета поднялась буря, начались тревоги и рассуждения на тему: сумело ли АНБ в итоге взломать программу? Или им просто надоело раздавать программу бесплатно?

Время появления предупреждения говорило в пользу того, что арест Леру повлиял на ситуацию с «ТруКрипт» – потому ли, что он сам работал над ней, или потому, что его исчезновение напугало тех, кто в действительности работал. Сам Леру признал только то, что был создателем E4M.

Однако один человек, связанный с Леру, рассказал мне, что Пол хвастал, что он приложил руку к созданию «ТруКрипт», после чего отдал программу другим, но продолжал финансировать их работу. Когда УБН арестовало Пола, он воспользовался позволением выходить в Интернет и сообщил тем, кто занимался программой, что находится в тюрьме. Возможно, разработчики «ТруКрипт» испугались или бросили с ней возиться просто потому, что прекратилось финансирование со стороны Пола. Мой источник сказал: «Это его детище. Не знаю, почему он не поведает всем об этом».

Дольше всего ходили разговоры о том, что Пол работал на правительство США. Шептались, что он или Дейв Смит, или они оба были связаны с ЦРУ, или АНБ, или ФБР. Локлан Макконнел сказал мне, что однажды Пол заявил, будто работал на АНБ в качестве компьютерного аналитика. «Я подумал, что это все лажа», – добавил Локлан. Но многие адвокаты, защищавшие подсудимых по делам, касавшимся Леру, тоже интересовались втихую, не таит ли вся секретность, разведенная властями, более сложной игры, не сводящейся только к сделке о сотрудничестве. Маркус, киллер из ЮАР, говорил: «Я все время думал, что, может быть, каким-то боком за его компанией стоит ЦРУ. Они там натворили столько всякой хрени – и все сходило им с рук».

У меня накопилось много соблазнительных намеков на то, что связи Пола с США были глубже, чем казалось. Например, его отношения с Бен-Менаше, бывшим израильским разведчиком, который утверждал, что слышал от лиц в зимбабвийской администрации, что Леру американский агент. В конце 2012 года дом Бен-Менаше в Монреале забросали бутылками с зажигательной смесью, как и дом Мэтью Смита в Булавайо тремя годами раньше. Никто не пострадал, и виновные не были пойманы. Были еще слова, сказанные Полом Феликсу Клауссену о том, что у него есть доступ к информации о политических намерениях США относительно Сомали. Кроме того, Пол провел полгода в Вирджинии в девяностых. Существовало общее подозрение, что с таким обилием предприятий в разных странах Пол наверняка служил для кого-то источником каких-то сведений.

Безрезультатно попытавшись найти подтверждение, я в итоге просто спросил напрямую у Кента Бейли, была ли хоть какая-то правда в этих слухах о связях Пола со спецслужбами США. Бейли занимал подходящее положение, чтобы знать или догадываться о чем-то таком, а со мной он общался откровенно, как я полагаю. «Все это чушь, – ответил Бейли. – Мы тоже, среди прочего, думали об этом, и мы кое-что пытались разузнать. Если бы он впрямь работал на ЦРУ, они бы, конечно, никогда этого не признали, но они бы сумели лучше прикрыть его».

В конце 2017 года осталось провести процесс только по одному делу, связанному с Леру, только одна возможность, что он расскажет свою историю. В октябре обвинители в Южном округе добавили Джозефа Хантера к списку обвиняемых в убийстве Кэтрин Ли, где уже значились имена Адама Самиа и Дэвида Стилвела. Леру был назван вероятным свидетелем, что имело основания, так как он-то и заказал это убийство. Из некоторых источников я узнал, что Пол все еще сотрудничает с Отделом спецопераций, подкидывая им новых персонажей для охоты. И поэтому месяцы, если не годы, отделяли его самого от вынесения приговора. В списке Управления тюрем, в котором перечислены все задержанные властями США, его по-прежнему не было.

Неудивительно, что бывшие сотрудники и подручные Леру, осужденные и раскиданные по тюрьмам, считали, что босс, которого они когда-то боялись, переметнулся на другую сторону. Однажды я навестил Скотта Стэмерса, одного из тех, кто получил приговор по делу о северокорейском метамфетамине, в федеральной тюрьме, где ему предстояло пробыть следующие пятнадцать лет. Начальник тюрьмы дал разрешение на интервью не в день посещений, и Скотт ожидал меня один в солнечном углу комнаты для встреч с посетителями. Он сказал, что не может сообщить мне очень многое из известного ему: «В интересах безопасности моей семьи и из-за возможных новых обвинений, – пояснил он и продолжил: – Я не святой, но и не кровожадное чудовище, торговавшее наркотиками по всему миру».

Самое важное, о чем он хотел мне сказать, заключалось в том, что он, в отличие от Леру, отказался от предложений сократить ему срок заключения в обмен на показания против других: «Я прямо не могу поверить в эту сделку, которую они с ним заключили. Он очень умный человек, все просчитывает. Беспощадный. Ему наплевать. Как-то раз он сказал нам, что мы все, все обезьяны. Но, по-моему, себя он не считал одним из нас. Он хотел прыгать из вертолетов, поэтому мы ему и понадобились. Ни во что не ставил человеческую жизнь, вот что я вам скажу. Мне кажется, ему вообще ничего не стоило приказать кого-нибудь убить. Он требовал полной преданности. А потом стал трусом. Не мог поступать по собственной воле».

Другие осужденные, согласившиеся поговорить со мной, казались погруженными в размышления о том времени, когда работали на Пола. Вамвакьяс, получивший двадцать лет тюрьмы строгого режима за подготовку убийства и сидевший в Техасе, написал мне на имейл: «Я всегда считал, что вел исключительный, не всякому доступный образ жизни. Как будто я был сразу Индианой Джонсом, Джеймсом Бондом и Джейсоном Борном. Мы никогда не знали, чего ожидать». Когда я получил разрешение на визит к нему, он вдруг написал, извиняясь, что теперь уже не может говорить со мной. Через несколько месяцев выяснилось, что он пошел на сделку и будет давать показания против Хантера. Вскоре имя Вамвакьяса исчезло из перечня задержанных лиц.

Однако он успел подсказать мне попытаться найти Криса Де Мейера, работавшего долгие годы бок о бок с Хантером. Вамвакьяс написал: «Если вы сумеете до него добраться, то, по моему убеждению, он сможет вам все растолковать. Но вам определенно нужно завоевать его доверие». Из других источников я знал, что Де Мейер ушел из организации где-то в 2011 году и вернулся в Европу. Обвинения против него не выдвигались ни на одном из процессов, касавшихся Леру, хотя его имя и всплыло в письме загадочного адвоката Пола к судье в Миннеаполисе, где говорилось, что он представляет собой опасность для семьи Пола. Оно также появилось в деле об убийстве Нуами Эдиллор на Филиппинах, там он и «Папаша Мак» были указаны как подозреваемые. Бывший агент подразделения 960 сказал мне, что в УБН не смогли установить личность «Папаши Мака», хотя и думали, что он американец самоанского происхождения. Ловить Де Мейера было вне юрисдикции Управления.

В 2017 году я нашел Де Мейера в Фейсбуке и написал ему, спрашивая, не согласится ли он рассказать о своей работе на Леру. Он ответил: «Наверно, какая-то ошибка, я не знаю никого с таким именем. Вы, должно быть, приняли меня за другого парня».

Я заметил, что в его друзьях в Фейсбуке люди, тоже нанимавшиеся к Полу, и что он вывешивал свои фото на Филиппинах в Субик Бэй. На совпадение не тянуло. Сперва он отвечал, что был барменом там, но когда я выложил побольше из того, что знал, он начал уступать.

«С кем вы говорили? – написал он мне. – Если вы все знаете обо мне… ну, тогда вы знаете все. Это клоака, к которой лучше не подходить».

Я ответил, что не могу назвать человека, с которым говорил о нем, потому что «некоторые боятся, что вы убьете их. Я не говорю, что так думаю, просто то, что они боятся». Он в свою очередь написал, что не может ничего больше сказать, и предостерег: «Будьте, пожалуйста, осторожны в таких расспросах, я-то не собираюсь вас убивать, просто советую от чистого сердца».

Я проявил настойчивость, и он сдался. Он сказал, что всех сдал Феликс Клауссен. Он «сыграл со всеми», «подставил Леру». Потом повторил, что больше не хочет ничего говорить, и попросил, чтобы я не публиковал ничего, что на сто процентов не подтверждено: «Не слушайте нариков и алкоголиков с их байками. Уж они-то, мать их, все знают. Хотите репортаж? Интервьюируйте Хантера и ребят. Если пробьетесь к ним. Остальные ничего не знают». И он заключил: «На этом закончим, я ставлю себя под удар уже тем, что говорю с вами. Я никого не убивал по указке Леру или Хантера. Поэтому я и не в тюрьме».

Одно письмо пришло в конце марта на мою электронную почту. Имя автора явно было псевдонимом – Дирк ВанХо. Тема обозначена как «Интересная информация о ПКЛ». Поначалу оно напомнило мне те послания, которые я получал годами, но потом оказалось, что тут совсем другой случай. Я прочел: «Привет, Эван. Не могли бы вы послать мне безопасный адрес вашей почты, поскольку, я думаю, что нам надо пообщаться. Я и есть отсутствующее звено в вашей истории Леру. Тот, у кого есть истинные ответы о его падении».

Он был, по его словам, тем самым человеком, который заманил Леру в Либерию. Его подвигло написать мне раздражение, внушенное оправдательными вердиктами в Миннесоте, и та брешь, которую он видел в моих статьях о Поле: «Бо́льшая часть написана верно, так верно, как будто вы прожили всю жизнь рядом с ПКЛ и работали с ним. Но завершить рассказ вы сможете только с моей помощью».

Мы перешли на зашифрованную переписку, и «ВанХо» переслал мне документы, которые подтверждали, что его сведения надежны. Это он руководил предприятием в Сомали, он проложил УБН дорогу к Леру. Потом, в конце письма, он подписался настоящим именем.

Я давно подозревал, что он и был осведомителем подразделения 960, это следовало из обрывков информации, попавшей ко мне за годы разысканий. Но я никогда не мог определить его местонахождение или найти хоть одно убедительное доказательство в пользу того, что заподозрил. УБН так хорошо спрятало этого человека, что я лишь дважды видел его имя на десятках тысяч страниц документации по Леру.

Я несколько месяцев поддерживал переписку с «Феликсом Клауссеном» – он согласился рассказать что-либо под единственным условием: что я буду использовать вымышленное имя. Он по частям сообщал мне то, что ему известно, а я старался уговорить его встретиться со мной. После ареста Леру он стал профессиональным наемным информантом, внедрялся в другие преступные сообщества и добывал нужные сведения для работодателей. Он уже стал участником еще одного важного ареста в среде международной наркоторговли, но теперь сомневался, стоит ли дальше рисковать жизнью. Обитал он в Юго-Восточной Азии, но свидеться со мной там не испытывал желания. Наконец, он написал, что поедет во Вьетнам, и если я окажусь там на полдня, когда ему будет нечем заняться, мы встретимся и он ответит на мои вопросы.

Спустя месяц в удушливый день я истекал потом в мраморном вестибюле отеля возле ханойского Старого квартала. Я написал Клауссену, что я на месте, и через несколько минут он вышел из лифта, высокий и загорелый, в сорок лет сохранивший юношескую фигуру пловца. Мы заказали выпить, и наш разговор начался.

– Я видел столько всего совершенно безумного, мог бы написать книгу сам, просто о приключениях, – сказал Клауссен и рассмеялся. – Полное сумасшествие.

Тринадцать часов, перебираясь из лобби в ресторан, а оттуда в номер Клауссена и обратно, мы говорили об этих приключениях. Он признался, что после всего случившегося он не в состоянии вернуться к обыденной жизни. Он попробовал было вернуться в родную страну, но не смог ужиться с теми людьми, среди которых вырос: «Страшная скука – они устраивают драмы на пустом месте, из-за глупых мелочей». Поэтому он вернулся в строй, работая информантом. Оказалось, что у него хорошо получается, и ничто не могло сравниться, по его словам, с ощущением, что помогает обезвреживать преступников. Но и оплата не была скудной. Он получил от американцев такое вознаграждение за участие в деле Леру, что обеспечил будущее своих детей.

Он часто останавливался на размышлениях о собственных мотивах, тех, что побудили его вступить в организацию Пола, и тех, что заставили его посвятить себя ее уничтожению. «В сухом остатке, я, конечно, работал на негодяя. Поэтому и меня тоже можно назвать преступником, – сказал он. – Ведь я знал, чем он занимается, и все равно не уходил, поскольку мне приходилось нарушать не так-то много законов. Чем больше я узнавал, тем большее презрение я испытывал к Леру».

И все же Леру мог бы избежать ареста и прочего, если бы он отпустил Клауссена на все четыре стороны, а не приказывал его убить. «Меня и сейчас это бесит. Он без причины, чисто импульсивно, решил прикончить меня. Вот это было ошибкой, – сказал Клауссен и вернулся к телефонном разговору, произошедшему между ними. – Я обещал раздавить его и раздавил».

Насколько бы Клауссен ни презирал Пола, он испытывал почти страх перед блеском его ума. Леру один руководил сразу дюжиной разных предприятий, все держал в голове: «Неважно, какой он мерзавец, неважно, скольких он убил, сколько преступлений совершил, неважно, что его ненавидели, – он все равно самый изворотливый преступник в истории».

Как поступят американцы с Полом теперь? Во всех моих разговорах о Поле с кем бы то ни было неизбежно поднималась эта тема. И почти все удивлялись тому, с какой легкостью Пол превратился в помощника госслужб. Казалось, он уже близок к тому, чтобы ему простили даже убийства.

«Когда он понял, что выхода нет, он просто подался назад. И так умно повел себя, перехитрил в итоге всех», – заметил Клауссен. Выгодность Пола как осведомителя была, до известной степени, иллюзорна: большинство тех, кого он сдал УБН, действовали во всем по его указаниям. Он подставил троих человек, в том числе одного бывшего американского солдата, которые собирались за деньги убить агента УБН, и еще восьмерых, намеревавшихся ввозить наркотики в США. Но в сравнении с тем, что в УБН было известно о самом Поле, трудно уйти от мысли, что он поманипулировал Управлением, заставив агентов забыть о тяжести его собственных преступлений. Даже агенты, пошедшие на сделку с Леру, подозревали, что он неискренен.

«Я думаю, его представления об убийстве и ответственности за него отличались от наших, – сказал мне бывший агент 960. – Он говорит Дейву Смиту, если надо было убить филиппинца: «Просто разберись с этой проблемой». И когда человека убивали, он не думал о том, что кто-то погиб, он думал: «Я приказал им разобраться с проблемой, меня не касается, как они это сделали».

Дальнейшая судьба Леру остается неясной, ей распоряжается федеральный судья в Южном округе Нью-Йорка, который вынесет приговор, когда будут завершены дела, по которым он предоставляет информацию. Варианты будущего сорокашестилетнего Леру различны: от пожизненного заключения до десяти лет тюрьмы по федеральным нормам. Он не будет обвинен ни в одном из семи убийств, в которых признался, поскольку он условился с представителями государства, что ни при каких обстоятельствах его не будут судить за убийства.

Если дело пойдет так же, как и с другими сотрудничающими обвиняемыми, то однажды прокурор из Департамента юстиции должен будет напоминить судье, что помощь Леру обязывает смягчить приговор. Он сам просил в самолете, летевшем из Либерии в США, только о том, чтобы вся его жизнь не прошла в тюрьме. И, похоже, ему это гарантировали. Находясь под стражей более пяти лет, он может выйти на свободу еще пятидесятилетним. Но, как написал сам Леру, «нет никаких гарантий, и, по-моему, мне дадут пятнадцать».

Если Пол будет освобожден, его могут поместить под программу защиты свидетелей. Его могут депортировать из США, чтобы он начал новую жизнь или продолжил вести старую. Формально, признав себя виновным, Леру должен возместить судебные издержки. Но опять же официально благодаря процессу против одной RX УБН конфисковало 300 000 долларов. Гонконгская администрация поживилась, ясно, еще больше. В своих показаниях Пол назвал смешную сумму, которая составляла все его богатства на момент ареста, а все прочее, по его словам, было расхищено. Трудно было найти хоть кого-то из его бывших подчиненных или из американских госслужб, кто бы верил этому.

Бейли сказал, что УБН обнаружило один банковский счет на Маврикии с 8 000 000, но деньги испарились, прежде чем Управление успело завладеть ими. Кто их снял, Бейли не знал. «Леру утверждал, что через десять лет у него были бы миллионы, но он решил, из самосохранения, что единственный способ выпутаться – сотрудничать, предоставить всю информацию, сделать все, что потребуют, в надежде вырваться на свободу, где его дожидаются денежки. Гарантирую, вот, что он придумал. И надул их».

Бывший сотрудник гонконгской инвестиционной компании, связавшийся со мной после первой серии статей про Леру, утверждал, что у Леру осталось огромное множество активов, чтобы начать дело заново. Это гонконгская компания помогла ему вложить часть состояния в фонды на британских Виргинских островах, через счета в Гибралтаре и Нидерландах. Дивиденды с этих денег должны были получать дети Пола и Лилиан. Я мог проверить названия фондов, но не наличие самих вложений. Мой собеседник из Гонконга сказал, что через упомянутые счета проходили десятки миллионов, причем еще в конце 2014 или начале 2015 года, уже когда Пол находился под стражей УБН.

«С ним еще не все кончено, будьте уверены, – заключил Клауссен свой рассказ. – От этого жутковато. Он выйдет на волю, и с его бизнесом не покончено. У него еще есть тайники, вряд ли он все указал. Не все. И что бы ни забрало правительство, все равно у него еще что-то останется. Он не идиот».

Единственный, кто мог бы пролить свет на планы Леру, – сам Леру – как и прежде, был скрыт от глаз. Через два года я наконец-то узнал, кто его адвокат. Его имя Джозеф Ди Бенедетто, он обитатель Манхэттена и известен тем, что участвует в политизированных уголовных процессах. Он часто появлялся в программе «Фокс Ньюс» и других, где обсуждаются громкие судебные дела. Он не ответил ни на мои звонки, ни на мои письма, когда я просил его объяснить, почему он защищал Леру анонимно.

Суд в Миннесоте предал огласке письмо Ди Бенедетто 2016 года. Там говорится кое-что о семье Пола: его бывшая жена и дети находятся в Европе, подвергаясь опасности, а Синди Кайанан вернулась на Филиппины, но вскоре обратила внимание на каких-то людей, следовавших за ней по пятам, и вместе с дочерью скрылась. Ди Бенедетто писал, что «нынешние партнеры Леру пытаются перевезти его семью в США ради безопасности. Позже бывший агент 960 сказал, что этот план перемещения родных Пола в США никогда не был серьезным: «Честно говоря, тут мы только позировали. Ему самому было наплевать на них. Он притворился, что беспокоится о них, а беспокоился только о самом себе».

Согласно письму не исключалась вероятность того, что Леру получит прикрытие по программе защиты свидетелей. Клауссен сказал: «Наверняка он подумывает о новом паспорте. Если они помогут ему исчезнуть, тем лучше для него. Самое время приняться за следующий замысел, теперь, когда он знает, как все работает в Америке. Арест сделал его только умнее».

Очень многие сообщники Леру опасались, что, выйдя из тюрьмы, он начнет мстить им. Но тот, кто предал Пола в большей степени, чем кто угодно, Феликс Клауссен, сомневался, что Пол станет искать его. «Если я столкнусь с ним случайно в аэропорту, он улыбнется и подаст мне руку. Это ж Леру».

Другие сами хотели отомстить за то, что, спасая себя, Леру выдал их. Южноафриканский наемный убийца Маркус сказал мне: «У меня есть горы информации, документы, фото. Пол должен помнить одно: если он появится в ЮАР или хоть попытается приехать сюда, я его вышвырну к чертям».

Может ли Пол измениться, находясь в Америке под стражей, спрашивал я мнения у многих. «Вот уж сомневаюсь, – ответил Мэтью Смит. – Ему нравилось то, что он вытворял. По-моему, для него это было весельем, я даже думаю, что он хотел большего. Он хотел дурной славы. Он говорил мне не раз, что, когда его поймают, об этом расскажут во всех новостях». Чего хотел Леру и почему, на эту тему я размышлял годами. Один ответ очевиден: денег. Он был соблазнен ими, влюблен в них, испытывал зависимость от чувства, что груды денег проходят через его руки, больше, чем можно истратить. Но были люди, которые ставили ему более серьезный диагноз. Один израильтянин, некоторое время работавший на Леру и находивший ему женщин, сказал мне: «Он конченый социопат. Читаешь определение социопата, неспособность к сочувствию и прочее, и сразу думаешь: это он, один в один». Мои репортерские данные показывали, что он, по меньшей мере, чудовище, преступник, который не задумываясь приказывал искалечить или убить кого-нибудь из собственного окружения. Бывало, что в нем показывался садист, наслаждающийся кровью.

Некоторые предполагали, что им двигало тайное страдание, болезненное ощущение от того, что он был приемным сыном, или какое-то перенесенное в детстве унижение, за которое он никогда не сумел бы до конца отомстить миру. Я подозревал, что отчасти ответ заключался в его жизни программиста. Леру нашел свое место в цифровом мире, вселенной, действительность которой подчинялась его воле. Мне казалось, что он применяет к реальной жизни логику компьютерных программ. Поэтому замыслы УБН пришлись ему по душе. Бывший агент подразделения 960 сказал: «Для него ничто не зависит от эмоций, все просчитывается». Его отношение к жизни было математическим, а не моральным: заставь программу работать и наблюдай.

Однажды в Тель-Авиве я встретился в шумном кафе с одним из бывших подчиненных Пола. Мне трудно было вообще добиться от него согласия на разговор. Он сказал, что расквитался с организацией Леру, и вел совсем другую жизнь. Ни в одном из уголовных дел он не упоминался, несмотря на то что он имел отношение и к фармацевтической торговле, и к операциям наемников Пола. Однако он признался, что в ближайшие годы не спешит в США, просто на всякий случай. День за днем отвечая отрицательно на мои просьбы о встрече, он, наконец, уступил и предупредил, что хочет сохранить анонимность. Мы проговорили около часа и уже собирались расстаться, когда я спросил: так чего же хотел Леру?

– Он хотел быть величайшим преступником из когда-либо пойманных, – ответил израильтянин. Он указал на мой ноутбук. – Если вы опубликуете книгу, вы-то и дадите ему то, чего он жаждал всегда. И я тоже, поскольку я говорю с вами. Именно этого он хотел. Чтобы история была рассказана.