Как легко, оказывается, превратиться из уважаемого законопослушного гражданина в убийцу-нелегала, человека, с необыкновенной легкостью нажимающего на спусковой крючок.

"Легко, с легкостью…"

Слишком быстро, слишком просто, слишком жестоко.

"Но ведь это война, – напомнил он себе, наблюдая, как медленно закипает вода в кофейнике. – А на войне… как на войне".

И Реутов вспомнил 11 мая 1958 года, свою первую настоящую войну, в которую вошел на рассвете того воскресного дня офицером мирного времени из вчерашних студентов и с которой, как теперь выяснялось, так никогда и не вернулся. День был солнечный, а после полудня стало и вовсе жарко. Совсем по-летнему. И небо голубое над головой… Но тогда ему было не до погоды. Принципиально важным являлось только то, что все время хотелось пить, а на убийство германского гренадера, которого он зарезал в рукопашной, Реутов даже внимания не обратил. Вспомнил об этом ночью. Вспомнил и пережил минутный приступ тошноты от внезапно всплывшего перед глазами необычайно яркого и богатого на мало аппетитные подробности образа. А сразу затем накатил ужас. И вот что важно. Корчило его тогда уже не от содеянного – куда там! – а от мысли, что точно так же могло случиться сегодня и с ним самим, и, наверняка, случится завтра, потому что это война. Однако уже в следующее мгновение Реутов спал. Усталость оказалась сильнее омерзения и страха. А потом… Потом он втянулся, привык… Война…

– Нам повезло три раза подряд, – сказал Вадим, возвращаясь к столу и разливая кофе по чашкам. – Три раза, Поля!

Ему страшно хотелось погладить ее по волосам, обнять, прижать к себе, поцеловать, но делать этого сейчас, по-видимому, не стоило.

– Это что-то значит? – Похоже, предел существовал даже у ее способности к адаптации. Усталость, страх, отчаяние, они способны сломать любого, а Полине, на самом деле, всего двадцать три, и она женщина. И значит, теперь одно из двух, или полное разрушение личности, или…

"У нее есть я, – напомнил себе Вадим. – И я этого не допущу".

– Это значит, что теперь против нас начинает играть теория вероятности, – сказал он вслух, усаживаясь напротив нее. – А статистика, можешь спросить потом у Шварца, сильнее ангелов-хранителей.

– Что же делать? – Кажется, его интонация заставила ее думать, и это было хорошо.

– В пятьдесят восьмом… – Сказал Реутов, закуривая. – Нас спасло только то, что мы все время контратаковали. При любой возможности, вопреки всему…

– Но мы даже не знаем, кто они. Кого контратаковать?

– Ошибаешься, – усмехнулся Вадим. – Знаем.

– Как так? – Удивленно подняла брови Полина, втягиваясь в разговор.

– А так, что майор Кабаров дурак и фанфарон, – сказал Реутов тем голосом, каким когда-то ставил боевую задачу своим бойцам. – И через два часа мы будем знать, где он живет, а это уже кое-что.

– Адресов и телефонов сотрудников МВД в адресной книге не публикуют, – возразила Полина и тоже потянулась к сигаретам.

– А нам и не надо, – Реутов отпил кофе и вдруг вспомнил про еще один обязательный пункт тех своих наставлений.

"Про батьку Суворова, ребята, взяли и забылисовсем.Смелые, которые думали, что их пуля боится, в земле лежат, а наша задача выжить и уложить туда германца. Компреву? Поэтомудумайте, что делаете и не забывайте проосторожность…"

Мудрость эта была заемная, цельнопертая, так сказать, из короткой речи полковника Ракитина, которую тот выдал за полчаса перед тем, как панцергренадеры Ползнера ударили по 8-й бригаде, вставшей на их пути к Алитусу. Но чужая не значит неправильная. И вот об этом-то Вадим теперь и вспомнил. До сих пор они ведь всего лишь импровизировали, по ходу дела реагируя на чужие действия. И то, что им так везло, это просто чудо. Однако запас чудес невелик, и спонтанность хороша только на театре. Когда-нибудь везение могло и истощиться.

Было шесть часов утра, когда, пройдя по одной из тихих и, по всей видимости, все еще зеленых – было слишком темно, чтобы сказать наверняка – улочек крепко спящего Сестрорецка, Вадим нашел дом номер девять и деликатно нажал на кнопку звонка, укрепленного рядом с калиткой, прорезанной в высоком – почти двухметровом – заборе. Прошло не более минуты, как за деревянным, крашенным зеленой краской забором раздались шаги – человек тяжело ступал по посыпанной по нынешней моде кирпичной крошкой дорожке – звякнул, откидываясь, запор, и калитка открылась. В желтоватом свете уличного фонаря перед Реутовым возник невысокий, но крепкий мужчина лет пятидесяти с простым лицом и уверенным взглядом умных темных глаз.

– Доброе утро, Иван Фелоретович, – сказал Вадим, выбрасывая недокуренную папиросу. – Извините, что побеспокоил вас в такой ранний час, но мои обстоятельства…

– Знаю я ваши обстоятельства, – усмехнулся мужчина. – Доброе утро, Вадим Борисович, и перестаньте, пожалуйста, извиняться. Я же вам сказал тогда, я ваш должник.

– Мне просто нужна помощь, – возразил Реутов, поднимая перед собой руки, как если бы хотел остановить собеседника.

Оставалось надеяться, что он не переигрывает, но береженого бог бережет, а смелые…

"Смелые лежат в земле", – напомнил он себе.

– Проходите, Вадим Борисович, – предложил Купцов, отступая назад и указывая дорогу.

– Спасибо.

Вадим вошел во двор и пошел за Купцовым к дому. Дом у Ивана Фелоретовича был каменный, двухэтажный, но впечатления ни своими размерами, ни тем более, внешним видом, не производил. Обычный дом обычного зажиточного обывателя. А, между тем, Купцов был не просто состоятельным человеком. Судя по тому, что писали о нем в газетах, он должен был быть как минимум миллионщиком. Да и простым обывателем он тоже не был. Глава василеостровских "Иванов" под это определение никак не подходил. Впрочем, доказать, что Купцов и есть тот, кого в криминальной среде Петрова знали под кличкой "Тадой", прокуратура так до сих пор и не смогла. А ведь ему приписывали не только руководство ватагой попрошаек. За ним числились и не характерные для "Иванов" марвихеры, медвежатники и шниферы. Однако только числились, а слухи, как известно, к делу не подошьешь. Реутову же до сегодняшнего дня, если честно, было глубоко наплевать, чем, на самом деле, занимается или не занимается Иван Фелоретович Купцов.

Пять лет назад, когда Вадим еще занимался частной практикой, Иван Фелоретович пришел к нему на прием со своей молодой женой. Ольге Купцовой было всего тридцать два года и она была диво, как хороша собой, но диагноз, поставленный в Биржевом госпитале, никаких шансов не оставлял. Короткая, полная страданий жизнь, или операция, следствием которой будет несколько более длинная жизнь, но уже совсем другого, непохожего на нее сегодняшнюю человека. Вот такая печальная история. Однако Реутов, который за свою жизнь видел не мало таких вот диагнозов, которые в связи с их характером правильнее было бы называть приговорами, от обследования не отказался. И не из-за денег – а Купцов сулил заплатить любую сумму – а просто потому что знал цену современной больничной диагностике. Знал и не ошибся. Повторные анализы, сделанные там, где их действительно умели делать, и, главное, могли правильно "прочесть", позволили Вадиму отменить прежний диагноз и поставить другой. Впрочем, от того, что опухоль оказалась не вторичной, а первичной, положение Ольги Григорьевны легче не становилось. Астроцитому все равно следовало удалять, иначе она убила бы женщину, предварительно измучив ее болями и медленным разрушением психических функций. Но в том-то и дело, что удаление опухоли задача отнюдь не простая. Особенно если опухоль сидит глубоко в ткани мозга, и следствием операции явится неминуемое разрушение важных отделов Центральной Нервной Системы. Однако Вадиму и тут удалось найти выход из почти безвыходного положения. Томограмма, сделанная по просьбе Реутова в лаборатории Нейрохирургической клиники Петровского университета, и его собственные разработки по триангуляции позволили локализовать астроцитому с той степенью точности, которая обеспечила профессору Оганесяну, несомненно, одному из лучших нейрохирургов каганата, возможность выполнить сложнейшую операцию без необратимой травматизации мозга. Разумеется, в деле были задействованные лучшие специалисты, но к большинству из них Купцов никогда бы не попал ни за какие деньги. Чтобы знать, к кому обратиться, надо было быть доктором Реутовым. И чтобы уговорить далеких от рутинной практики ученых выполнить какое-то сложное и непринятое еще в медицинской практике обследование, тоже надо было и самому быть частью этой, так сказать, корпорации. И с Герой Оганесяном, для которого Вадим выполнил феноменальную по сложности "штурманскую" работу, буквально шаг за шагом расписав уникальную по технической сложности операцию в трехмерной проекции мозга Ольги Купцовой, нужно было дружить и сотрудничать пятнадцать лет, чтобы тот согласился эту операцию провести. И надо отдать должное, Иван Фелоретович все это понял и оценил по достоинству. Поэтому, когда худшее было уже позади, он и сказал Вадиму, что тот всегда может рассчитывать на взаимную услугу. Всегда и во всем.

На самом деле, кто такой Купцов, Реутов тогда не знал. Да, если бы и знал, все равно взялся бы помочь. Ему просто понравилась эта женщина, и глаза Ивана Фелоретовича, которыми тот на нее смотрел, понравились тоже. Его вообще эта история по-человечески задела. И вдобавок, задача, которую он вдруг перед собой увидел, оказалась именно тем вызовом профессиональной состоятельности, на который он не мог не ответить. А деньги… Что ж, и деньги оказались не лишними, потому что Реутов как раз собрался тогда купить квартиру. Но вот воспользоваться предложенной ему услугой – а Вадим в конце концов все-таки понял, с кем имеет дело – он совершенно не предполагал. Однако, как говорится, человек предполагает, а бог располагает. И оказалось, что в нынешних обстоятельствах брезгливостью можно было и поступиться. На войне, как на войне… А на ней, как известно, все средства – ну почти все – хороши.

Когда несколько часов назад Реутов сказал Полине, что он знает, как найти Кабарова, он ее не обманывал, хотя уверенность его и основывалась всего лишь на предположениях. Прежде всего, за неимением других гипотез, Вадим предположил, что фамилия жандармского майора действительно Кабаров. На самом деле, этот пункт размышлений казался наиболее достоверным, тем более что подтверждался двумя независимыми источниками. Свою фамилию назвал сам майор. При том, назвал в ситуации, когда предполагал, что информация эта дальше баржи, на которой он допрашивал Реутова, не уйдет. А во вторых ее назвал тот раненый в живот ротмистр, которому Кабаров поручил следить за "контактами" Полины. Зато следующее предположение являлось уже насквозь умозрительным.

Жандарм произвел на Вадима впечатление молодого, здорового и хорошо подготовленного физически человека. К тому же, Кабаров был парашутистом-спецназовцем, и это наводило на определенные мысли. Дело в том, что примерно полгода назад в Хазарском доме проходили окружные соревнования армейских команд по боевому дзюдо. Однако по старой имперской традиции флот в этих состязаниях не участвовал, но зато участвовали команды военизированных ведомств, относящихся совершенно к другим министерствам: пограничной стражи, жандармерии, пожарной охраны и финансовой гвардии. И значит, в администрации клуба до сих пор должны были оставаться личные карточки участников, содержащие отнюдь не секретные, но все же не подлежащие широкой публикации личные сведения. А у Реутова, так уж вышло, имелся собственный ключ от одной из дверей большого здания на Каменном острове, в котором, собственно, и размещался Хазарский дом.

Поэтому, допив кофе, они с Полиной, прежде всего, поехали на Черную речку, где в старом, уже несколько лет не используемом по назначению гараже профессора Карпова хранились несколько ящиков со старыми бумагами Реутова. В новой квартире просто не нашлось места для огромного количества бумаги, скопившейся у Вадима после написания докторской диссертации и первых его самостоятельных исследований. А Карпову, с которым они даже друзьями, на самом деле, не были, гараж был уже не нужен, так как Георгий Васильевич последние годы серьезно болел и, не имея возможности водить машину, свой "Русобалт" продал. При этом была велика вероятность, что злодеи, устроившие на Реутова охоту, о существовании этого гаража узнать еще не успели или не смогли.

Тем не менее, на этот раз Вадим действовал крайне осмотрительно, и к гаражу приблизился только после получасового наблюдения за местностью, не выявившего, впрочем, ничего подозрительного. Запасной ключ от карповского бокса, как и раньше, был глубоко засунут в узкую щель под крышей с задней стороны построенного из железобетонных плит гаража. Так что доставать его пришлось, глубоко засунув в щель кончик ножа, и это при том, что без лестницы дотянуться до "тайника" мог только очень высокий человек. Идея, хранить тут ключ, принадлежала самому Реутову, который при всей своей замечательной памяти, регулярно забывал ключи и записные книжки в самых неожиданных местах. Поэтому и внутри гаража кроме принадлежащих ему картонных коробок с рукописями, оттисками старых статей и огромными пачками протоколов экспериментов, имелась еще одна ценная вещь, которая, собственно, Вадиму теперь и понадобилась. Это была стандартная железная коробка для инструментов, внутри которой под лотком для всяких мелких вещиц, типа шурупов и гаек, лежали старая его телефонная книжка и связка запасных ключей "от всех на свете замков", к которым имел касательство Вадим. Был тут и тот самый заветный ключ от Хазарского дома, о котором Реутов так к стати сегодня вспомнил.

За гаражом, как и предполагалось, никто не следил. И ключи, чего и следовало ожидать, оказались на месте. Так что в три часа ночи, Вадим уже бесшумно проник в здание спортивного клуба. Вскрыл захваченной из гаража фомкой дверь в помещение администрации и два стоявших в нем шкафа с документами, и совершенно не удивился, обнаружив в конце концов во втором из них личную карточку майора из бригады "Вой" Андрея Павловича Кабарова. Дело, таким образом, было сделано. Оставалась самая малость: пойти по указанному адресу и взять жандарма за жабры. Но, к счастью, Реутов искушению тут же помчаться на Староприходскую сторону, где жил Кабаров, не поддался. Майор ведь тоже был не дурак. Мог и сообразить, что Вадим, раз уж знает его настоящую фамилию, может придти по его душу. И вообще, одно дело отстреливаться, когда приперло – как это делается Реутов вроде бы не забыл – и совсем другое, захватить живьем хорошо подготовленного противника, и не где-нибудь в лесу или, скажем, в полевых укреплениях, а в городской квартире. Такой подготовки Вадим не имел, и поэтому в четыре часа утра позвонил Купцову и, как вскоре выяснилось, хорошо, что позвонил ночью. Ему опять повезло, но у этой импровизации имелась хорошо выполненная "домашняя заготовка".

– Проходите, Вадим Борисович, – предложил Купцов, открывая перед Реутовым дверь в дом. – Попьем чаю, поговорим. Или вы кофе предпочитаете?

– По времени суток, предпочел бы кофе, – Реутов вошел в прихожую и через открытую дверь прошел дальше, в ярко освещенную электрическим светом гостиную.

– Тогда, подождите пару минут, – сказал, входя, вслед за ним хозяин дома. – Прислуги сейчас, как вы понимаете, в доме нет, так что придется мне самому похозяйничать.

– Разумеется, – пожал плечами Реутов и сел в кресло, стоящее сбоку от высокой стеклянной двери на веранду. – Хозяйничайте, Иван Фелоретович. Или, может быть, вам помочь?

– Нет, – отмахнулся Купцов, направляясь к двери, ведущей на кухню. – Что же вы думаете, я и кофе гостю сварить не сумею?

– Я Ольгу Григорьевну, часом, не разбудил? – Спросил Вадим, прислушиваясь, между тем, к смутным шумам внутри дома. Возможно, это была паранойя, но так же, не исключено, что страхи, как тени духов ада, вставшие за его спиной, после засады в доме ломщика, были небезосновательны. Теперь могло случиться все, что угодно, но Реутов не желал больше наступать на одни и те же грабли.

– Да, нет, – уже из кухни откликнулся Купцов. – Спит она. Дом-то у нас основательный, стены толстые. Наверху и не слышно ничего.

– Ну и, слава богу, – сказал Реутов, шурша газетой, лежавшей перед ним на журнальном столике. Действовал он при этом одной левой рукой, потому что правой снимал в это время с предохранителя заранее перезаряженный марголин.

– Можете говорить в полный голос, – сам Купцов говорил громко, чтобы его было слышно и в гостиной.

– У вас хороший дом, – марголин лег под газету, а нож спрятался в рукаве куртки. Если что, уронить его в ладонь и швырнуть в цель можно было почти мгновенно. А с левой руки Реутов в свое время метал ножи ничуть не хуже, чем с правой.

– Спасибо, Вадим Борисович, – сказал из кухни Купцов, позвякивавший там посудой. – Мне он тоже нравится, хотя некоторые находят, что бедноват.

– Ну это дело вкуса, – Реутов поднялся из кресла и, подойдя к двери на веранду, отдернул штору и посмотрел в залитый предрассветными сумерками сад.

– Вам покрепче? – Спросил Купцов.

– Да, пожалуйста, – попросил Реутов, наблюдая за движением легкой тени, скользнувшей между деревьями. – Всю ночь, знаете ли, на ногах.

Он дождался пока "тень" перебежит полосу света, падавшего из окна верхнего этажа, и скроется за ограждением веранды, удовлетворенно кивнул и вернулся в кресло.

– Еще минута, – сказал Купцов, судя по раздающимся из кухни звукам, сервировавший пока суд да дело чайный столик.

– Да я не тороплюсь, – успокоил его Реутов.

Он перевернул газетный лист, скользнул невидящим взглядом, весь, уйдя в слух, по строчкам газетных статей и черно-белым фотографиям, снова перелистнул… Ощущение было такое, что в доме они не одни. Но те люди, которые скрывались пока за закрытыми дверями, появляться в гостиной не спешили. Получалось, что или он все-таки ошибается, или это всего лишь охранники Купцова. Впрочем, как известно, охранники могут не только охранять.

– Ну вот и кофе, – сказал Купцов, появляясь в дверях. Перед собой он толкал маленький столик на колесах, полностью сервированный к раннему завтраку на двоих.

– Спасибо, – улыбнулся Реутов, рассмотрев, что кроме кофейника, сахарницы и чашек, гостеприимный хозяин разместил на чайном столике и большую серебряную конфетницу с бельгийским шоколадом, и вазочку с домашним печеньем, и даже бутылку арманьяка. – Здесь можно курить?

– Курите, – разрешил Купцов. – Я потом проветрю.

– Спасибо, – поблагодарил Реутов, достал из кармана пачку "Беломора", вытряхнул из нее папиросу и, пока хозяин наливал ему кофе, неторопливо закурил.

– Итак, – сказал Купцов, не спрашивая Реутова, разливавший теперь по хрустальным рюмкам арманьяк. – Чем могу быть вам полезен, Вадим Борисович?

– Видите ли, Иван Фелоретович, – осторожно сказал Вадим. – Мне требуется помощь весьма необычного свойства. Не знаю, в ваших ли силах мне помочь, но больше, если честно, мне идти не к кому.

– Говорите, – предложил Купцов и взял со столика свою рюмку.

– Мне нужно поговорить по душам с одним человеком, – объяснил Вадим, тоже беря в руку рюмку. – Я знаю его адрес, но человек этот не простой, и я не уверен, что смогу в одиночку заставить его говорить.

– Понятно, – кивнул головой Купцов и пригубил арманьяк. – Кто он?

– Жандармский майор.

– Вообще-то мы с этими господами никогда не связываемся, – Реутову решительно не нравилось выражение глаз Купцова. И он был совершенно уверен, что с темой разговора это никак не связано. Ивана Фелоретовича тревожило что-то другое, но причина такого его состояния Реутову, разумеется, была неизвестна. – Но вам бы я в помощи все равно не отказал.

– Но все-таки откажите, – закончил за него Реутов, начинавший понимать, что ощущение тревоги посетило его совсем не напрасно.

– Вы правы, – согласился Купцов и вернул рюмку на место.

– Что-то случилось? – Спросил Вадим, тоже возвращая рюмку на столик и освобождая, таким образом, правую руку.

– Случилось, – Купцов наконец посмотрел прямо на Вадима, и выражение его глаз сказало Реутову все остальное, хотя подробностей при таком способе коммуникации узнать было и нельзя. – Видит бог, я вам обязан, Вадим Борисович так, как мало кому в мире. Ольга для меня все, но если меня не станет, кто позаботиться о ней?

– И что это значит? – Спросил Реутов.

– Я не знаю, во что вы, Вадим Борисович, оказались замешаны и, честно говоря, знать не желаю. Я только удивлен, что это случилось именно с вами… Никогда бы не подумал…

– Не тяните, – усмехнулся Вадим, которому, на самом деле, было не до смеха. Растерянный, испытывающий страх Купцов производил странное и страшное впечатление.

– Мне приказали вас найти и захватить, – с видимым напряжением сказал Купцов и отвел взгляд.

– Чего же вы меня кофеем взялись поить?

– Потому что не по-людски это…

– Не по-людски, – повторил за ним Вадим. – А если я сейчас побегу?

– Поздно, – покачал головой Купцов. – В доме трое моих охранников и они вооружены. Вы и до двери-то добраться не успеете.

– Понятно, – кивнул Вадим. – Значит, решили угостить напоследок и сдать.

– Значит, так, – глухо ответил Купцов. – Мне просто некуда деться.

– Звучит убедительно, – Реутов вдруг почувствовал, как уходят страх и напряжение. Голова была ясной, сердце спокойным, и он знал, что надо делать.

– Иван Фелоретович, – спросил он. – А вы где в войну были?

– Где и все, – удивленно поднял на него взгляд Купцов. – Я же сорок первого года, вот на второй год и призвали.

– А служили где? – Как ни в чем не бывало, продолжил расспросы Реутов.

– Тыловая служба мотострелкового полка, а почему вы спрашиваете?

– Я потому спрашиваю, – ровным голосом объяснил Вадим. – Что я тогда тоже в армии был. Удивлены?

– Признаться, удивлен, – нахмурился Купцов.

Ну что ж, он, наверняка, не стал бы тем, кем стал, если бы не умел чувствовать, чем ветер пахнет.

– Тогда я вас, пожалуй, еще раз удивлю, – усмехнулся Вадим, видя, что его спокойный тон заставляет собеседника нервничать.

– Я, Иван Фелоретович, войсковой старшина в отставке. А служил я в 8-й казачьей бригаде. Черной. Приходилось слышать?

– Старшина? – Ошарашено вскинулся Купцов. – Черной?

– Сиди тихо! – Приказал Реутов, в руке которого уже появился марголин. – И слушай внимательно. Там, – он чуть повел головой в сторону двери на веранду. – Мой напарник с девятимиллиметровым автоматом. Если твои дурни сюда сунутся, пошинкуем в капусту и тебя и твоих телохранителей. А потом я с огромным удовольствием разнесу в дребезги череп Ольги Григорьевны, так что никакой Оганесян ей уже не поможет. Ты меня понял?

– Понял, – тихо ответил Купцов, который, по-видимому, такой разговор понимал очень хорошо. Впрочем, судя по всему, то, что так заговорил с ним "добрый доктор Айболит", которого он совсем уже собрался сдавать какому-то своему пахану – "Ну не полиции же, в самом деле?!" – повергло Ивана Фелоретовича едва ли не в полное изумление. Тем сильнее оказался эффект.

"Психология, однако".

– Ну вот и славно, – снова усмехнулся Реутов, ощущая удивительный подъем, который ему, однако, совсем не понравился.

"Революционный невроз…" – но мысль эта лишь мелькнула на мгновение и исчезла, подавленная требованиями момента.

– Вызовите своих людей и прикажите им сложить оружие, – сказал он вслух.

– Решитесь стрелять? – Кажется, Купцов начал уже приходить в себя.

– Даже не сомневайтесь, – предупредил Вадим, все еще надеясь, что возникшую ситуацию можно будет разрешить миром.

– Степа! – Крикнул Купцов, но, по-видимому, Степа слышал их разговор из-за прикрытой двери, ведущей в глубину дома. И не он один.

Вадим уловил движение в глубине кухни, дверь в которую так и осталась открыта, и в то же мгновение распахнулись еще две двери, та, что вела в прихожую и другая, к которой обернулся Купцов, обращаясь к своему Степану. Коротко ударила автоматная очередь, раздался звон бьющегося оконного стекла, и Реутов вылетел из кресла, стремительно смещаясь с линии огня, и одновременно кидая нож и стреляя из марголина. Все про все заняло считанные мгновения, но большего и не понадобилось. Один из нападавших – "Степа?" – был убит наповал. Второй – с перебитыми автоматной очередью ногами – жутко кричал на пороге гостиной, а третьему нож Реутова по рукоять вошел в правое плечо, так что тот выронил револьвер и теперь с удивлением пялился на свое плечо, вероятно, не до конца еще осознав, что же с ним случилось, и, не успев ощутить боль.

– Поля, сюда! – Крикнул Вадим и, одним прыжком оказавшись около бандита, уже начавшего вытаскивать из раненого плеча нож, подхватил с пола его револьвер и двумя выстрелами добил обоих оставшихся в живых телохранителей Купцова. Сам Иван Фелоретович с ужасом смотрел в это время, на входившую с веранды сквозь оставшуюся без стекла дверь Полину, вооруженную автоматом с глушителем.

– Еще мудаки в доме есть? – Спросил Реутов, оборачиваясь к Купцову, но, одновременно продолжая, следить за всеми тремя дверями.

– Нет, – устало выдохнул Купцов.

– Оружие есть?

– За ремнем, под курткой.

Реутов шагнул к Купцову, сдвинувшемуся на край кресла, задрал домашнюю фланелевую куртку и вытащил из-за ремня старенький потертый "браунинг".

– Как полагаете, Иван Фелоретович, – спросил Вадим, отступая в сторону. – В соседних домах выстрелы слышали.

– Навряд ли, – покачал головой Купцов. – Стены толстые. Разве что звон стекла…

– Ну-ну, – с сомнением в голосе сказал Реутов и, разломив револьвер, вытряхнул из барабана патроны. – Как скажите. Я это к тому, что если они вызовут полицию, то я уйду отсюда не раньше, чем прибью и тебя, и Ольгу. А вот, к стати, и она.

Действительно, за оставшейся открытой дверью в глубине дома раздались быстрые шаги по лестнице и сразу за тем встревоженный голос Ольги Купцовой.

– Иван! – Крикнула Ольга. – У тебя все в порядке?

– Все в порядке, – ответил за Купцова Вадим. – Это я, Реутов. Ваш доктор.

– Вадим Борисович? – Удивленно воскликнула Купцова, входя в гостиную, и только в этот момент увидела, что здесь произошло. – Что это значит?

– Это значит, – спокойно объяснил Реутов, протирая револьвер носовым платком. – Что Иван Фелоретович решил, знаете ли, со мной расплатиться. От всей души, так сказать. Извольте ручку, господин Купцов!

Зажав обмотанный платком ствол французского "Манухина" в руке, Вадим протянул его рукояткой вперед к по-прежнему сидящему в кресле Купцову.

– Пальчики! – Приказал он, видя, что Купцов медлит. – А вы, Ольга Григорьевна, лучше вон на диван присядьте и, бога ради, не делайте резких движений. А то у моей девушки, знаете ли, нервы сейчас на взводе, неровен час, стрельнет…

Как ни странно, его слова сильнее всего подействовали не на Купцову, которая тут же, не заставляя повторять просьбу дважды, прошла к дивану и села, а на ее мужа. Купцов протянул руку и без колебаний сжал в пальцах рукоять револьвера.

– Что-то еще? – Спросил он усталым голосом.

– Ваня? – Тихо спросила Ольга. – Ты…?

– Молчи, – приказал Купцов.

– Поля, – попросил Реутов. – Найди, пожалуйста, на кухне полиэтиленовый мешок. А вы, Иван Фелоретович возьмите бумагу, – он кивнул на блокнот-ежедневник, лежащий на лаковом телефонном столике. – И ручку и возвращайтесь в ваше кресло.

– Так, – сказал Реутов, когда, вооружившись бумагой и цанговым карандашом, Купцов вернулся на свое место. – Пишите! Я, имя, фамилия, отчество, номер общегражданского паспорта…

– Зачем? – Спросил Купцов, поднимая на Реутова взгляд.

– Без вопросов, – приказал Реутов. – Иначе, я начну стрелять по Ольге Григорьевне. Не верите?

– Верю, – Купцов тяжело вздохнул, придвинул к себе блокнот и, наклонившись над ним, начал писать.

– Правильно делаете, что верите, – кивнул Реутов. – Мне свою женщину надо спасать. Написали? Теперь пишите под мою диктовку. Являюсь агентом-осведомителем особого отдела жандармерии с 1987 года. Последние два года нахожусь на связи с майором Андреем Павловичем Кабаровым, служащим в аэромобильной бригаде Корпуса Жандармов "Вой". Написали? Подпишитесь.

По-видимому, Купцов уже все понял, но деваться ему было некуда. Он подписался, вырвал страничку из ежедневника и протянул ее Реутову.

– Держите.

– Спасибо, – Реутов спрятал листок в карман, затем вложил револьвер, из которого были убиты двое из телохранителей Купцова, в принесенный Полиной целлофановый пакет и тоже убрал в карман. – Это, как вы понимаете, Иван Фелоретович, мои страховые полисы. Один для властей, другой – для ваших друзей.

– Значит, мы можем договориться?

– Естественно, – кивнул Реутов. – Мы сейчас уйдем, а вы решите проблему с трупами и захватите для меня этого жандарма. Записывайте адрес, – и Вадим продиктовал Купцову адрес, телефон и приметы Кабарова.

– Отлично, – сказал он, убедившись, что Купцов все записал правильно. – Сегодня в полночь за старым казино "Ампир". Знаете, где это?

– Знаю, – ответил Купцов.

К сожалению, в этом пункте приходилось импровизировать, и Реутову, который не мог так сходу вспомнить ни одного подходящего места, пришлось воспользоваться литературной подсказкой. О "руинах" бывшего казино, которое никак не могли снести уже целых три года из-за разногласий между хозяевами земельных участков совсем недавно писали в "Петровских Ведомостях". Между прочим, автор статьи упомянул и о том, что в необитаемом пространстве между пустующим зданием и железнодорожными путями Новгородской линии возникло "слепое" пятно, в котором уже было совершено несколько преступлений.

– В двенадцать, – повторил Реутов. – Связанным и с кляпом во рту. Со всеми документами и табельным оружием. И, разумеется, с сотовым телефоном.

– Хорошо, – кивнул Купцов.

– И последнее, – Реутов смотрел прямо в глаза Ивану Фелоретовичу. – Ольга Григорьевна должна в двенадцать ровно стоять на автобусной остановке около зоопарка. Если она там не появится, я на встречу не приду. Если попробует уйти раньше, чем я вам позвоню, ее убьют. Вы меня поняли?

– Понял.

– Тогда, самое последнее. Кто?

– Оно вам надо? – Хмуро спросил Купцов.

– Хотите сорвать сделку? – Вопросом на вопрос ответил Реутов.

– Митрофан.

– Кто это?

– Смотрящий по Петрову.

– У него есть гражданское имя?

– Немеровский Аркадий Александрович.

– Это который гастрономы Немеровского? – Уточнил Реутов.

– Да, – подтвердил Купцов. – Он самый.

– Прощайте.

– Ты ему веришь? – Спросила Полина, когда они уже выехали из Сестрорецка и мчались по скоростному шоссе в Петров.

– Ты проедешь мимо зоопарка в полночь, – ответил Вадим. – Движение там в это время оживленное, но ты поедешь не на машине, а на автобусе. Посмотришь, выйдешь через две остановки и позвонишь мне. Потом возьмешь извозчика и снова проедешь, но уже в обратную сторону.

– А не очень ты круто? – Осторожно спросила Полина.

– Нет, – покачал головой Вадим. – Я думаю, в самый раз. У нас нет другого выхода.

– Но так нельзя, – возразила Полина, на которую, по-видимому, сильное впечатление произвел вид сломленной, "в дребезги разбитой" Ольги Купцовцовой.

– А как можно? – Спросил Вадим. – Этот Купцов преступник, но когда он пришел ко мне за помощью, я его не спрашивал о том, чем он зарабатывает на жизнь. Я Ольгу не просто с того света ему вернул, я ее из ада вытащил. А он побоялся ослушаться приказа своего хозяина. И ведь он не мог не знать, что для меня это хорошо не кончится.

– Наверное, ты прав, но все равно… Все это… Не знаю.

– А ты не думай, – предложил Реутов. – Или думай, но смотри с другой стороны.

– Знаешь, – сказал он через несколько секунд, разрушая воцарившееся в машине молчание. – В шестьдесят первом, в сентябре, я был в Кенигсберге. Ну смотреть там тогда было уже не на что. Одни развалины. И мы пошли на могилу Канта. Собственно, кафедральный собор тоже лежал в руинах, но северное крыло, как ни странно уцелело… И вот стояли мы там, и я вдруг подумал, что уже три года сражаюсь с соплеменниками человека, сказавшего, " Всегда поступай так, чтобы максима твоего поведения могла стать всеобщим законом. Поступай так, как ты бы мог пожелать, чтобы поступали все". Представляешь?

– Это была война, – тихо сказала Полина.

– Война, – согласился Вадим. – А у нас с тобой сейчас что? Мир что ли?

День выдался нервный, впрочем, ничего другого, если честно, Караваев от этих дней и не ожидал. Тут ведь любой салажонок юнкер догадается, что если крутить такого масштаба операцию в такой спешке, то оперативные вопросы запросто сожрут последние нервы. Тем более что, как достоверно знал Илья, за ту сторону тоже не дети играли. Однако не было забот, да купила баба парася. Около полудня позвонил Реутов и озадачил Илью совершенно неожиданным – во всяком случае, из его уст – вопросом.

– Скажи, Марик, – спросил Вадим. – Ты не знаешь, где можно найти двух опытных людей на одну ночь? Ну, ты меня понимаешь, в нашем смысле опытных. Мне одно дело прокрутить надо…

– Какое дело? – Сразу же "взял стойку" Илья.

– Я могу говорить? – Осторожно поинтересовался Реутов.

– Вполне. Я же тебе говорил, по этой линии можешь.

– Я нашел Кабарова.

– Какого Кабарова? – Не понял Илья, голова которого была занята сейчас совсем другими делами.

– Ну, того жандарма, который меня допрашивал, – объяснил Вадим. – Майор Кабаров из бригады "Вой".

– Так, – сказал Илья, припомнив детали. – И как же ты его нашел?

– Не важно, – отмахнулся Вадим, явно уходя от ответа. – Мне его в полночь должны доставить в одно место готовым к употреблению.

"Н-да, – покачал мысленно головой Караваев. – Быстро же ты освоился…"

– Ну и зачем он тебе понадобился?

– Как зачем?! – Удивился Реутов. – Он же моя единственная надежда распутать клубок. Баржа исчезла, а по фамилии я только его знаю.

– А что знает он?

– А он знает, кто тот полковник, который там, на барже, всем распоряжался.

– Резонно, – согласился Илья. – Но если ты возьмешь этого майора, полковник поймет, что ты идешь по его следу.

– А я о чем?! – Удивленно воскликнул находящийся в бегах Реутов. – Мне его должны передать в полночь. Ну, скажем, часа два на допрос, значит, за полковником можно будет отправиться еще ночью.

– Есть шанс, – все больше поражаясь, адаптивной способности Реутова, сказал Илья. – Но тем людям ты не доверяешь.

– Да, – сразу же подтвердил его догадку Вадим. – Во-первых, они могут попробовать меня захватить. Я ведь один… А во-вторых, с ними я за полковником уж точно не поеду.

– Хорошо, – ответил Илья, который успел уже все обдумать. – Где назначена встреча?

– На пустыре за казино "Ампир". – С явным облегчением в голосе ответил Реутов. – Знаешь где это?

– Нет, – ответил Илья, мысленно досадуя, что плохо еще знает город.

– Это на Стрелецкой улице, – начал объяснять Вадим. – Там вся нечетная сторона идет вдоль полосы отчуждения Новгородской железной дороги. Задние дворы обнесены высокими заборами, но между заборами и насыпью идет техническая дорога. Казино – большое зеленое здание в три этажа. Оно закрыто…

– Достаточно, – остановил его Илья. – Встречаемся в десять у памятника Скуратову. Это ведь недалеко оттуда, я правильно понял?

– Да, – подтвердил Вадим. – Опричная идет как раз параллельно Стрелецкой. Опричная, Новослободская, Стрелецкая…

– Ну вот и славно, – снова остановил его Илья. – Я буду там в десять. А пока скажи, ты знаком с Домфроном?

– С кем? – Не понял Реутов.

– С Филиппом Домфроном.

– Нет. А кто это?

– Не важно, потом объясню. Но этот тип тебя ищет.

– Меня много кто ищет, – каким-то усталым голосом ответил Вадим, и тон этот Илье решительно не понравился.

– А кто еще? – Сразу же спросил он.

– Митрофан.

– Кто это?

– Митрофан? – Переспросил Реутов. – Ну как тебе сказать. Я и сам не знал. До сегодняшнего дня. В общем, мне сказали, что это "смотрящий" по Петрову.

– Смотрящий? – Не понял Илья.

– Ну типа, как крестный отец в Испании или Аргентине.

– Вот как, – здесь было над чем подумать. В Петрове появился Домфрон и ищет Реутова. И Митрофан этот тоже ищет Реутова… И что, спрашивается, им всем вдруг понадобилось от Вадима?

"Интересно, они его вместе ищут или пораздельности?"

– Ладно, до встречи, – сказал он, завершая разговор, но прошло еще, как минимум, минут пять, прежде чем он снова смог заняться насущными делами. Впрочем, возвращаясь к чтению записей ночных переговоров Домфрона, Илья сначала все же позвонил "Сигме" и поручил ему провести рекогносцировку на местности, имея в виду это сраное казино "Ампир", где ему предстояло ночью страховать Реутова.

– Под ноги посмотри, – вежливо попросил Реутов и даже пальцем показал, на что следует смотреть.

Долговязый посмотрел – а чего ему было волноваться, если его прикрывали двое напарников – и сразу же напрягся, увидев, как крошечное рубиновое пятнышко дрогнуло, переместилось на носок его ботинка и медленно поползло вверх по ноге, пока не замерло точно в центре ширинки.

– Ты все понял?

– Да, – хрипло выдохнул Долговязый и инстинктивно сделал шаг назад.

– А вот двигаться не стоит, – остановил его Реутов. – Снайперы ведь могут подумать, что ты не понял.

"Двое на втором этаже казино, одинза насыпью, – голос Греча в ушном телефоне звучал отчетливо и, казалось, настолько громко, что его может слышать не только Вадим, но и все прочие, находящиеся в радиусе десяти-пятнадцати метров, тоже слышат его голос. – И еще у них машина на Стрелецкой".

– Хорошо, – кивнул Реутов, видя, как замирают долговязый и его быки. – Теперь, аккуратно роняем оружие на землю и делаем пять шагов назад.

"Звонила Полина, – снова ожила рация. – Купцова с остановки исчезла. Я приказал ей ехать к Опере, мой человек ведет извозчика".

"Черт! – Выругался про себя Реутов, не выпуская, однако, бандитов из поля зрения. – Хорошо еще, что я к Марику обратился…"

С глухим звуком упали на землю два пистолета и автомат, и бандиты Купцова начали медленно пятиться назад.

– Молодцы, – кивнул Реутов. – Теперь, прикажи своим мудакам выйти из казино и прийти сюда, и тому сукину сыну, что сидит за железной дорогой тоже. У тебя пять минут. Время пошло.

– Мне мобилу вытащить надо, – угрюмо сказал долговязый, державший сейчас руки разведенными в стороны, хотя об этом его никто не просил.

– Вынь, – предложил Вадим. – Только медленно и плавно. Ты меня понял?

– Да.

"За Полиной хвост, – сообщил Греч. – Две машины. Но ты не волнуйся, до Оперы еще минут двадцать ехать и все по оживленным улицам".

– Кирпич? – Сказал в трубку долговязый. – Мы влипли. Ты под прицелом. Иди сюда, но оружием не балуй.

– Казино, – напомнил Реутов.

– Сейчас, – огрызнулся долговязый и стал набирать следующий номер.

"Ольга в метро, едет по Московской линии".

– Вася? Оба сюда, но медленно и без резких движений. Нас ведут.

– Сейчас будут, – сообщил он Реутову, выключая телефон и собираясь спрятать его в карман.

– Не торопись, – остановил его Реутов. – У тебя еще машина на Стрелецкой. Отправь ее, пожалуйста, на х-й.

– У тебя здесь что, рота что ли? – Удивленно поднял брови долговязый и тут же стал набирать другой телефон.

– Отбой! – Сказал он в трубку. – Уезжайте, и побыстрее. Куда хотите!

– А теперь звони хозяину, – приказал Вадим, как только разговор был закончен.

"Машина отъехала, движется в сторону канала".

– Зачем?

– Ты не спрашивай, а звони, давай! – Повысил голос Вадим.

– Это я, – сказал долговязый в трубку через пару секунд. – Нет. Потому что он не один.

"Ольга пересела наВыборгскуюлинию".

– Сделали нас, – виновато сказал долговязый, а Реутов увидел, как появившаяся над плохо освещенной насыпью тень материализуется в жидком свете уличного фонаря, превращаясь в крепкого широкоплечего парня в рабочем комбинезоне дорожника. – Приказал вам звонить. Сейчас.

– Хозяин на линии, будешь говорить? – Спросил долговязый, и как раз в этот момент без скрипа открылась одна из служебных – "заколоченных" – дверей казино, и на захламленный двор вышли еще двое людей Купцова.

– Нет, – покачал головой Вадим. – Через тебя. Скажи, что я не люблю, когда мне врут, а еще больше не люблю, когда меня держат за дурака.

– Он говорит… Ах, слышали… Он тебя слышит.

– Ольга в метро, едет по Выборгской линии.

– Чего ты хочешь? – Спросил долговязый через мгновение.

– Первое, убери своих хвостов от моей женщины.

– Да, понял, – сказал долговязый и посмотрел на Реутова. – Пара минут.

– Хорошо, – кивнул Вадим. – Ждем. А пока прикажи своим сложить оружие и встать у машины.

– Стволы на землю, – покорно продублировал его приказ долговязый, все время нервно кося глазами на свою ширинку. – Встаньте у машины.

– Я тебя к стати не успел спросить, – сказал Реутов, наблюдая за бандитами. – Товар-то вы привезли или тоже фуфло?

– Привезли, – сразу же ответил долговязый.

– Живой?

– Живой.

– И где он?

– В багажнике.

– Ну тогда, пока суд да дело, прикажи двоим вынуть его и отнести вон туда, к тем ящикам.

– Гера, Стасик! – Похоже, долговязый был сейчас готов на все. – Слышали, что сказано? Быстро!

"Ольга вышла из поезда, идет к эскалатору".

– Ольга Григорьевна решила подняться наверх, – сказал Вадим спокойным голосом. – У вас не больше минуты. В машину я ей сесть не дам.

– Уже! – Выкрикнул долговязый.

– Я жду подтверждения, – усмехнулся Вадим. – И рекомендовал бы ей постоять немного около машины.

– Хорошо, – продублировал долговязый ответ Купцова.

"Пусть откроюткапотмашины и вырвут кабели", – посоветовал Греч.

– Так, – сказал Реутов вслух, наблюдая за тем, как двое бандитов несут к куче разбитых деревянных ящиков извивающееся связанное тело. – Осветите-ка ему лицо!

Бандиты покорно свернули с маршрута и через несколько шагов оказались в полосе света, показав Вадиму лицо Кабарова.

– Порядок, – кивнул он. – А ты прикажи пока кому-нибудь открыть капот машины и вырвать кабели.

"Хвост отстал, но пусть дамочка еще постоит!"

– Селим!

– Один момент!

– Хозяин спрашивает, женщина может ехать?

– Нет пока, – ответил Реутов. – Это еще было только "во-первых", а у нас тут долг образовался.

– Что еще? – Обреченно спросил долговязый.

"Поторопись! – сказал в ухо Греч. – Время!"

– Мой адрес [email protected], запомнил? Надо записать?

– Еще раз, пожалуйста, и по буквам.

– Эл, два раза о, кей, 622, кулич, почта, каг. – Продиктовал Реутов. – Записал?

– Да.

– Через час я хочу иметь все данные на того человека, о котором мы говорили.

– Он спрашивает, ты уверен, что хочешь с ним связываться?

– Все данные.

– Твое право.

"Карета подана".

Реутов услышал, как за его спиной въезжает на пустырь автомобиль, и кивнул.

– Все, – сказал он вслух. – Теперь все живо в свою машину и полчаса из нее не высовываться и никому не звонить. Ольга может ехать.

Реутов отступил на пару шагов назад и, получив, разрешение Греча, повернулся и побежал к темной "Ладоге", остановившейся около лежащего на земле человека.

– Хвоста вроде нет, – сказал Марик, когда, покрутившись по переулкам Чухонки, "Ладога" пулей вылетела на Радиан – новую скоростную дорогу, пересекавшую старый центр большей частью ниже уровня фундаментов – и понеслась на юго-запад.

– "Вроде" или нет? – Спросил Реутов, догадывавшийся, что Греч говорит сейчас не о них, а о Полине.

– Вроде, – повторил Греч и показал глазами на водителя.

"Значит, не доверяет… Учтем".

– Принято, – кивнул Вадим и, достав телефон, вызвал Полину.

– Ты как? – Спросил он ее, как только она ответила.

– Вроде нормально.

"Да, что вас всех заело на этом "вроде"?!"

– Тогда, действуй по плану "Бэ" и не спорь! – Сказал Реутов, опасаясь, что Полина будет возражать.

Но, кажется, прошедшие сутки многое расставили по своим местам. И он снова был мужчиной, а она женщиной, со всеми вытекающими из этого последствиями.

– Хорошо, – сразу же согласилась Полина. – Не волнуйся, я все сделаю, как договорились.

План "Бэ" был прост и неоднократно описан в детективной литературе, но от этого менее эффективным Реутову не казался. Сейчас Полина находилась в районе Оперы, где было полно проходных дворов. А в кожаном рюкзачке у нее за спиной имелись куртка-ветровка, парик, очки, и две – разного цвета – матерчатых сумки, так что, войдя во двор с одной улицы брюнеткой в светлом плащике, она должна была выйти на другую улицу блондинкой в ветровке с простой сумкой на плече. После этого, не мешкая, следовало взять извозчика до Китай-города, где в одной из ночлежек еще днем был снят номер – регистрации в таких заведениях не делали – чтобы еще через полчаса выйти оттуда черным ходом в своем подлинном облике, сесть в припаркованный неподалеку "Дончак" и ехать "домой".

– Отзванивайся каждый час, – не столько попросил, сколько приказал Реутов. – И будь внимательна. Доберешься до "точки" и жди меня.

– А ты резкий, – хмыкнул Греч, когда Реутов закончил разговор.

– Станешь тут резким, – усмехнулся в ответ Вадим, понимая, впрочем, что Марик прав. – При такой-то жизни.

– Приехали, – сообщил водитель, не оборачиваясь.

Машина вывернула со скоростной трассы и, проехав немного по пустынной в этот час улице, въехала под опоры нового моста через Неву.

– Спасибо, – сказал Греч, открывая дверцу и выбираясь наружу. – Подожди, мы только груз заберем, и езжай себе.

Вадим тоже вылез из машины, потянулся и подошел к распахнутому уже Гречем багажнику.

– Дай мне, – сказал он, отодвигая Марика в сторону и наклоняясь над притихшим жандармом.

– Как скажешь, – Греч отошел в сторону, а Реутов рывком достал из багажника крепко связанного Кабарова и взвалил себе на плечо.

– Куда? – Спросил он Греча.

– Погоди, – Греч захлопнул багажник и дважды стукнул по нему ладонью.

Водитель понял, что называется, с полуслова и, не заставляя просить себя дважды, тут же отъехал. Еще несколько секунд, и габаритные огни "Ладоги" скрылись за поворотом.

– Вот теперь можно, – кивнул Греч и первым пошел вперед, показывая дорогу.

Впрочем, далеко идти не пришлось. И, слава богу, поскольку Кабаров оказался тяжеловат даже для Реутова, так что и те полсотни шагов, которые пришлось пройти с тушкой майора на плече, достались отнюдь не просто. А машина Марика – стального цвета "Майбах-Мистраль" – была припаркована на противоположной стороне широкого мостового перехода, в глухой тени за бетонным фундаментом первой опоры.

– Давай его в багажник, – бросил Греч, открывая машину, и тут же остановился и с озабоченным видом сунул руку в карман.

– Слушаю, – сказал он, включая свой телефон, который, видимо, был поставлен на вибрацию. – Да. Нет. Принял.

– Что-то случилось? – Спросил Реутов, укладывая Кабарова в багажник и захлопывая крышку. Голос и выражение лица Греча ему решительно не понравились.

– Не знаю, – ответил Марик, начиная набирать какой-то телефон. – Подожди, Вадик, я сейчас.

– Доброй ночи, – сказал Греч в трубку. – Не надо подробностей. Вы где?

Реутов огляделся, но под мостом они по-прежнему были одни.

– А зачем вы туда поперлись? – Холодно спросил Греч.

"Крут, – Реутов достал папиросы и, пока суд да дело, закурил. – Но, с другой стороны, что я о нем знаю? "

– Нет, – сказал Греч в трубку. – Да. Напрасно! Я же предупреждал, что это может плохо кончиться. Для вас плохо. Впрочем, чего теперь! Заприте дверь и сидите, как мышь. Окна есть? Нет? Хорошо. Ее тоже заприте и никому кроме меня не звоните! Отбой.

– Еще минута, – бросил Греч, набирая следующий номер.

– Да хоть две, – пожал плечами Вадим и, кое-что, вспомнив, открыл дверцу "Майбаха" и заглянул в салон, разыскивая глазами оставленную тут с вечера сумку.

– Твою мать! – Выругался Марик, которому никто так и не ответил.

– Выпить хочешь? – Спросил Реутов, доставая сумку и извлекая из нее фляжку с коньяком.

– Пей, – коротко бросил Греч, не отрываясь от телефона.

– Это я, – сказал он вдруг. – Да. Как там у вас дела?

– И на что это похоже? – Спросил Марик своего собеседника через несколько секунд. – А сам ты, как считаешь?

– Спасибо. Продолжай наблюдение. До связи.

– Что у тебя там? – Спросил он, пряча телефон в карман и поворачиваясь к Реутову.

– Армянский коньяк, – ответил Вадим и протянул Гречу фляжку. – Что-то случилось?

– Дай подумать, – лицо Марика было совершенно спокойно, но по ощущениям Реутова Греч спокойным только выглядел.

– Вадик, – сказал Греч через минуту, возвращая фляжку, которую, сделав пару аккуратных глотков, так и держал все это время в руке. – Коротко. У меня тут проблема одна возникла еще до того, как мы встретились. У меня есть женщина, а у нее бывший муж. Из тех же кругов, что и твой Митрофан. Коллизию понимаешь?

– Да, – коротко кивнул Вадим. – Это тот Домфрон, о котором ты меня спрашивал?

– Быстро ты… – Усмехнулся Греч, закуривая. – Впрочем, ты и всегда… Проехали. Я сел ему на хвост, а он ответил, и, похоже, серьезно. А у меня сейчас, как назло, никого под рукой нет.

Он мог не продолжать, Реутов его и так хорошо понял. У Марика Греча случился форс-мажор, а ресурсы ушли на помощь Вадиму. Да, если бы даже и не ушли, или ушли, но не к нему…

– Я в твоем распоряжении.

– Спасибо, Вадик, но там, вполне возможно, придется стрелять.

– Я сказал.

– Тогда, поехали, – и, ничего больше не добавив, Греч полез за руль "Майбаха".

– Оставайся здесь, – сказал Илья Реутову, когда они оказались в узком переулке между двумя старыми университетскими корпусами. – Держи выход, – кивнул он на оббитую железом дверь с кодовым замком метрах в ста от них на противоположной стороне довольно просторной площади. – И… Ну сам понимаешь, сейчас, хоть и ночь, но это университет. Тут и сторожа, наверное, есть, и полицию запросто вызвать могут.

– Да знаю я, – кивнул Реутов, едва видимый в заполнявшей щель между двумя брандмауэрами полумгле.

– И за спиной следи, – напомнил Илья. – Неровен час, сзади могут подойти.

– А я вон на пожарную лестницу влезу, – указал рукой вперед и вверх Вадим. – Хрен, кто меня там заметит.

– Хорошая идея, – согласился Караваев, сетуя на себя за то, что сам железную лестницу, повешенную всего в нескольких метрах от выхода из переулка, не заметил. – Надеюсь, что инфракрасной оптики у них нет.

– А уж как я надеюсь, – усмехнулся в ответ Вадим и, достав из сумки свой "Чекан", снял его с предохранителя, а саму сумку перекинул за спину, чтобы не мешала. – Иди!

– До встречи, – бросил Караваев и, развернувшись, побежал прочь.

Ту дверь, что "держал" Реутов, Илья решил оставить на самый крайний случай. Все-таки отсюда было слишком далеко до выхода с территории университета, а он еще надеялся вывести Климова без стрельбы и погони. Но и без присмотра дверь эту оставлять не хотелось, поэтому он и привел сюда Вадима, а сам бегом бросился через сложный лабиринт старинного кампуса к главному входу в лабораторию, откуда сразу можно было выйти на Свевскую перспективу. Но все это было релевантно только в одном случае, если люди Домфрона до Мыша еще не добрались. Если же они уже были в лаборатории, то, судя по всему, о черном ходе или не знали, или просто не подумали второпях. И тогда, черный ход автоматически превращался в весьма ценный резерв.

Через десять минут Караваев был на центральной аллее кампуса, куда выходил парадный фасад лаборатории прикладной математики. Но, к сожалению, из двух вариантов развития событий на его долю выпал сейчас худший. Чистильщики уже были на месте, и Илья даже не знал, как давно они сюда прибыли. Однако ничего еще не кончилось.

Он отошел в тень здания, стоявшего чуть в стороне от лаборатории и, держа в поле зрения открытые въездные ворота, за которыми прогуливались две невнятные личности в штатском, и машину, здоровенный черный "Коч", стоявшую прямо у лестницы, ведущей в лабораторию, набрал номер Климова.

– Они взламывают дверь! – Даже не дослушав приветствия, заорал Мышь.

– Возьмите себя в руки! – Приказал Илья. – Я вас вытащу, но вы должны мне помочь.

– Они…

– Молчать!

– Но они…

– Жить хочешь? – Холодно спросил Илья.

– Да, – неожиданно успокоился Климов. – Что я должен делать?

– Вынь жесткий диск с информацией и иди к черному ходу.

– А если они…?

– Запри за собой дверь, сломай ключ в замке, и иди к черному ходу, но на улицу без моего приказа не выходи. Если что, звони. Вперед.

Дав отбой, Илья побежал обратно, на ходу вызывая по телефону пожарную охрану. Звонить в полицию он не стал, так как предполагал, что у Домфрона там все может быть схвачено, но вот то, что сюда приедут пожарники, боевики Князя могли и не учесть. А зря, в каганате пожарники выезжают в общественно значимые места только в сопровождении полиции, причем не районной, а городского подчинения.

– Але! Пожарная? – Закричал Илья в трубку "срывающимся от волнения" голосом. – Горим!

– Успокойтесь, – попросил его приятный женский голос. – Скажите, где вы находитесь, и мы вам обязательно поможем.

– В университете, – выдохнул Караваев, прибавляя скорость.

– В каком университете? – Терпеливо уточнила дежурная.

– В Петровском! Мы горим, вы, разве, не понимаете?!

– Понимаю, – успокоила его женщина. – И мы вам обязательно поможем, но вы пока не сказали, что горит.

– Лаборатория моя горит!

– А как называется ваша лаборатория? – Спросила женщина, но Караваеву уже было не до нее, потому что он услышал выстрелы.

– Прикладная математика, – крикнул он. – Ради бога!

Дал отбой и прислушался. Впереди снова раздался выстрел, и тут же задрожал в руке телефон.

– Да? – Уже тихим голосом сказал Илья, умеривший бег и теперь осторожно подбиравшийся к месту перестрелки.

– Это я, – сказал Климов и добавил потрясенно: – Там стреляют.

– Слышу, – вполне двусмысленно ответил Илья. – А как дверь в лабораторию?

– Не знаю, я все двери по дороге позакрывал. А теперь я тут, а на "Блюдце" стреляют.

Кажется, Климов совсем уже собрался впасть в истерику.

– На каком "Блюдце"? – переспросил Илья.

– Ну мы так площадь, которая…

– Понял, – остановил его Караваев. – Жди.

Он наконец добрался до этого самого "Блюдца", но не в том месте, где оставил Реутова, а несколько сбоку, с другой стороны здания, образовывавшего одной из своих стен щель, в которой должен был прятаться Вадим. Однако, выглянув из-за угла, Караваев сразу же понял, что снова опоздал. Однако нынешнее его опоздание имело совсем другой, отличный от первого, характер. Судя по тому, что увидел Илья, Вадим решил возникшую здесь проблему самым кардинальным образом. У оббитых железом дверей лежал человек, вооруженный помповым ружьем с укороченными стволом и прикладом, не оставлявшими места для сомнений в отношении профессиональной принадлежности своего хозяина. А метрах в десяти от него виднелся еще один гражданин, который, вероятно, попытался от Реутова отстреливаться. Однако безуспешно, потому что лежал он, уткнувшись лицом в брусчатку старинной мостовой, далеко выкинув вперед руку с зажатым в ней пистолетом, и не двигался.

– Это я, – сказал Илья, как только Реутов откликнулся на его вызов.

– А это я, – тихо ответил Вадим.

– Ты…?

– У меня тут гости образовались, целых трое.

– Двоих вижу, – сразу же сказал Илья.

– А третий здесь, в переулке. Я на него спрыгнул.

– Больше никого?

– Пока нет, – ответил Вадим.

– Тогда, прикрывай дверь, я выпускаю своего человека.

Илья дал отбой и сразу же позвонил Климову.

– Выходи, – приказал он. – И сразу же беги в переулок напротив. Только дверь за собой закрой.

– Я… – Сказал Климов. – Да. Сейчас. Да, я уже…

– Ну и ночка, – выдохнул Реутов, когда, пропетляв с четверть часа по лабиринту старого кампуса, который он, слава богу, знал лучше собственной квартиры, они задами вышли на улицу Эйлера и разместились в "Мистрале" Греча.

– Да, уж, – с трудом переводя дух, откликнулся, заводивший машину Марик. – Почитай с войны так не бегал.

"Майбах" тронулся, и Реутов посмотрел наконец на часы. Было всего лишь без четверти два, а по ощущениям выходило, будто всю ночь из боя не выходили.

– Куда теперь? – Спросил он, имея в виду непроясненность ситуации со все еще лежащим в багажнике майором Кабаровым и новым персонажем истории, худым сутулым парнем лет двадцати пяти, трясущимся сейчас от пережитых в кампусе треволнений на заднем сидении машины.

– Дай подумать. – Греч дышал по-прежнему тяжело, но машину вел уверенно.

– Позвони пока девушке, – сказал он через минуту.

"И то верно, – сообразил вдруг Вадим. – Она же, наверное, добралась уже до гостиницы".

– Привет, – сказал он в трубку, когда услышал голос Полины. – Ты как?

– У меня все в порядке, – говорила она напряженно, но при всем при том голос ее звучал вполне убедительно.

– Ты где? – Приняв во внимание намек Греча, по имени Реутов ее называть не стал.

– Уже в машине. Через полчаса буду дома.

– Молодец, – похвалил Вадим. – И… Ну, в общем, извини, что так вышло.

– Дурак, – коротко ответила Полина. – Еще раз извинишься, уйду к другому.

– Не надо, – сказал Реутов, пытаясь понять, чем он умудрился ее обидеть.

– Как скажешь. – А сейчас он был уверен, что она улыбается.

"Хрен их поймешь", – мысленно покачал головой Вадим.

– Доберешься до дома, отзвонись, – сказал он вслух.

– Слушаюсь и повинуюсь.

– Мне не до шуток.

– Мне тоже. Пока!

– Пока.

– Климов, – сказал Греч, когда Реутов отключил телефон. – Ты там как? Язык себе не прикусил?

– Н… нет, – раздалось с заднего сидения. – В… вроде, нет.

– Ну и ладно, – закрыл тему Марк. – Что ты делал в лаборатории?

– Я…

– Только правду! – Жестко приказал Греч. – От этого теперь зависит, жить тебе или нет.

– Я…

– Ну!

– Я в сеть "Палаццо" вошел.

– В какую сеть? – Греч явно не понимал, о чем идет разговор.

– Во внутреннюю, – объяснил, почти перестав стучать зубами, Климов. – У них там есть закрытый контур…

– А разве можно зайти в автономную сеть? – Удивился Марк.

Реутов тоже удивился. Как ни мало он знал о вычислительных сетях, все же такие вещи казались ему очевидными.

– А они ее "распечатали", – охотно объяснил Климов. – Они же еще вчера договорились, что им будут какие-то данные сбрасывать, и время указали. Вот я с потоком данных и…

– Тебя кто-то об этом просил? – Вкрадчиво спросил Греч.

– Нет, но…

– А они тебя тут же и сцапали, – холодно сказал Греч. – И если бы только тебя…

– Но я же не знал! – Начал оправдываться Климов. – Я только…

– Ты только провалил все дело, – жестко остановил его Греч. – Теперь ты или труп или до конца жизни будешь бегать.

– Ой! – Кажется, до Климова начало доходить.

– Ладно, – устало сказал Греч, не реагирую на невнятные всхлипы, доносившиеся с заднего сидения. – Проехали. Ты что-то добыл?

– Не знаю, – сквозь всхлипы простонал Климов. – Там всего и было, что полторы минуты…

– Значит, и здесь пролет.

– Нет, – возразил "ломщик", а Реутов уже догадался, кого они с Гречем вытаскивали из университета. – Информация шла… У меня там такая программа… Она все подряд гребет…

– Ну и что она могла за полторы минуты выгрести?

– Теоретически много.

– Диск ты взял?

– Да.

– Ладно, потом посмотришь. Может быть, хоть не зря… – Сказал Греч и снова замолчал.

Дергать его Вадим не хотел, хотя и понимал, что время уходит. Но, с другой стороны, Греч ведь и сам это знал.

Однако долго ехать не пришлось. Минут через пятнадцать, как раз сразу после того, как Реутову позвонила Полина, доложившаяся, что уже добралась до квартиры, Греч неожиданно свернул в узкий переулок, немного проехал вперед и снова свернул направо, где за слабо освещенной подворотней оказался крошечный дворик, в котором массивный "Майбах" не смог бы даже развернуться.

– Приехали, – сообщил Марик и, заглушив мотор, вылез из машины.

Вадим тоже выбрался наружу и огляделся. С двух сторон треугольный дворик был замкнут глухими стенами брандмауэров, так что окна имелись только в стене дома, у двери в который они остановились. Однако на первом этаже здесь было лишь одно, закрытое фанерным листом окно, а из темных окон второго и третьего этажей увидеть можно было только часть крыши машины, да и то с самого верха, для чего, правда, пришлось бы по пояс высовываться наружу.

– Бери нашего приятеля и пошли, – сказал Греч, открывая багажник.

Помощи он, однако, не предложил.

"Похоже, выдохся, – понял Реутов, склоняясь над сразу же затрепыхавшимся и замычавшим майором. – Оно и понятно. Пятьдесят три… или больше?"

Он выдернул Кабарова из багажника, взвалил на плечо, увидел обалдевшего при виде его действий Климова, усмехнулся снисходительно, и хотел было уже войти на лестницу, когда сообразил, о чем, собственно – но, главное, как! – он сейчас подумал.

"Вот черт!" – Получалось, что о Грече, который был ему если и не ровесником, то, в любом случае, вряд ли много старше его самого, он подумал, как о старике.

"А я, тогда, кто?"

Но ответа на этот вопрос у Вадима по-прежнему не было.

"Монстр, – подумал он с некоторой оторопью. – Монстр и есть!" – и шагнул на лестницу.

Как оказалось, у Греча здесь была "конспиративная" квартира. Две комнаты, кухня, ванная и уборная вид имели совершенно не жилой. Обстановка была старая, как в трущобах каких-нибудь. А убирались здесь в последний раз хорошо, если меньше года назад. Везде, на полу и на "мебели", толстым слоем лежала пыль, валялись какие-то грязные тряпки и обрывки старых пожелтевших газет, и отчетливо пахло мышами и плесенью.

– Н-да, – сказал Реутов оглядываясь. – Давненько я…

– Не брюзжи, – отрезал Греч и подошел к оторопело оглядывавшему дом "ломщику".

– А вот тебе, парень, – сказал он, глядя тому прямо в глаза. – Придется здесь пару дней пожить.

– Здесь?! – С ужасом переспросил Климов.

– Или сразу на кладбище, – равнодушно пожал плечами Марик и, открыв принесенную с собой сумку, стал в ней что-то искать. – Да, не стой, как болван. Сними пиджак и закатай рукав!

– Зачем? – Явно "поплыл" Климов.

– Затем, – Греч нашел наконец то, что искал, и снова повернулся к "ломщику". – Ну!

Реутов, между тем, свалил свою ношу на то, что когда-то, по-видимому, называлось софой и теперь, закурив папиросу, молча наблюдал за развитием событий. Дожатый до упора Климов послушно снял пиджак и начал было закатывать рукав рубашки, но тут сообразил наконец что делает Греч, и остановился.

– Что это? – С подозрением и даже, пожалуй, ужасом спросил он, кивая на ампулу, из которой Марик, только что, отломив ей головку, тянул шприцем какую-то прозрачную жидкость.

– Не бойся, герой, – хмыкнул Греч, не отвлекаясь от своего занятия. – Убить я тебя мог бы и более простым способом. Это снотворное. Сильное.

– А зачем? – Спросил Климов, отступая назад.

– Затем, – объяснил Греч, кидая, пустую ампулу обратно в сумку и оборачиваясь к собеседнику. – Во-первых, стресс снимет. Поспишь часов десять, и как рукой… А во-вторых, мне сейчас лишние уши здесь ни к чему. Так что, выбирай. Спать будешь, или сразу шею свернуть?

– Буду спать, – поспешно ответил Климов и с готовностью протянул у руку.

– И правильно, – кивнул Марик, захватывая руку Климова. – От сна никто еще не умирал.

– Доктор, – оглянулся он на Реутова. – Будьте любезны, наложите пациенту жгут.

Реутов не стал спорить, подошел ближе, заглянул в сумку, и, найдя взглядом, резиновый жгут, принялся за дело. Через минуту все было кончено, и слегка обалдевший Климов сел на стул и закурил.

– Вот это верно, – кивнул Греч. – Как раз минут через пять лекарство начнет действовать, а в кровати курить не стоит, а то можно и пожар устроить. А где кстати диск?

– Вот, – Климов достал диск из кармана куртки.

– Я его пока у себя подержу, – усмехнулся Греч, забирая у "ломщика" кусок железа. – Целее будет.

– Клиент живой? – Спросил он, обернувшись к Реутову и кивая на притихшего Кабарова.

– Вполне, – ответил Реутов, ища взглядом что-нибудь, что могло бы заменить пепельницу.

– Ну и славно, – Греч открыл рассохшийся платяной шкаф с почти уже ничего не отражающим зеркалом и, достав оттуда грязную щербатую чашку, протянул ее Вадиму. – Держи! Вполне себе пепельница.

– Спасибо! – Реутов бросил докуренную почти до гильзы папиросу в чашку и тут же достал новую. – А выпивки у тебя здесь случайно нет?

– Случайно есть, – усмехнулся в ответ Греч. – Это же квартира "на всякий крайний случай".

– А случай вот он и представился, – после короткой паузы, добавил Марк несколько другим голосом. – Ладно, что сделано, то сделано. Посмотри на кухне, там должна быть картонная коробка.

Реутов кивнул и пошел искать кухню, а Марик сразу же взялся за телефон. Разговор Греча был слышен плохо – тот говорил тихо, да и стены в этом старом доме оказались, что надо – но все-таки Вадим разобрал, что пока он искал кухню и распечатывал заклеенную липкой лентой большую коробку, стоявшую прямо на кухонном столе, Марик успел коротко и невнятно пообщаться с двумя или тремя собеседниками. О чем шел разговор, Реутов, разумеется, не понял, но ощущение было такое, что ни о чем хорошем.

Наконец, ему удалось раскрыть коробку, в которой были аккуратно сложены банки с консервами, пакеты с крекерами, плитки шоколада, банка растворимого кофе, сахар в пакетиках, блок сигарет и пара бутылок крымского бренди. Имелись тут, как ни странно, и маленький электрический чайник, и две стопки разовых стаканчиков, картонных – для кофе, и пластиковых для воды, которой было запасено, правда, всего три бутылки.

"Предусмотрительный, – усмехнулся Вадим. – Но воды мог бы и больше приготовить".

Он взял одну из двухлитровых бутылок, свинтил колпачок, наполнил чайник, и, найдя розетку, включил его в сеть. Есть он не хотел, но чувствовал, что кофе сейчас лишним никак не будет.

– Хочешь кофе? – Крикнул Реутов через всю квартиру, услышав, что в разговорах Греча образовалась пауза.

– Давай! – Сразу же откликнулся Марик. – Мне две ложки и ложку сахара.

– Сейчас принесу! – Реутов споро распечатал пачку картонных стаканов, нашел в ящике пакет с пластиковыми ложками и быстро приготовил две порции кофе. Потом засунул в один карман куртки бутылку с бренди, а во второй – пару пустых стаканов, залил кофе кипятком – как раз и чайник поспел – размешал, и, подхватив два быстро набирающих температуру стакана, пошел обратно.

В комнате за время его отсутствия произошли некоторые изменения. Во-первых, исчез "ломщик" ("Спекся голубь, – небрежно бросил занятый своей сумкой Греч. – Теперь сутки будет спать, как дитя малое"), а, во-вторых, рукав рубашки на правой руке Кабарова был распорот до плеча, и резиновый жгут уже был на месте.

– А это для чего? – Спросил озадаченный Реутов.

– А ты что, его пытать собирался? – Спросил Греч, набирая в шприц какую-то желтоватую жидкость.

– У тебя есть сыворотка правды? – Начиная понимать, что к чему, вопросом на вопрос ответил удивленный Вадим.

– Ну если у тебя есть автомат, почему бы и у меня чему-нибудь не заваляться? – Пожал плечами Греч и, подойдя к майору, очень ловко ("Ну прямо фельдшер квалифицированный!") всадил иглу во вздувшуюся вену.

– Что это? – Спросил Вадим, подходя ближе. – Пентотал? Амитал?

– Каллокаин, – коротко бросил Греч, выдирая иглу и поворачиваясь к Реутову. – Ну что ж, минут через пять клиент будет готов к вдумчивому употреблению, а пока выпьем что ли с устатку?