32. Последние распоряжения

Поп не смог бы существовать без фанатичного отрицания прошлого и столь же фанатичного поклонения настоящему. Он раскололся бы надвое: в лучших своих проявлениях стал бы бедным родственником традиционной культуры, а в худших – современным ответвлением популярной культуры. Возможно, в конце концов именно так и произойдет.

Джордж Мелли

Посвященные могут считать саунд-арт вездесущим трен-дом, однако для большинства он остается авангардной диковинкой. То же самое относится и к возведению в статус высокого искусства музыки Бейонсе, Бьорк, Боуи (и/или их самих), которое совершают академические специалисты и прочие интеллектуалы. До недавних пор заявление поп-звезды о том, что она (или он) является произведением искусства, считалось проявлением дурного тона. Конечно, всегда существовали окольные пути: можно было прикрываться явной иронией, ложной скромностью или ограничиваться многозначительными намеками, давая возможность окружающим самим распознать в тебе истинного творца. Сегодня поп-музыканты и их менеджеры стали действовать более прямолинейно: они идут на контакт (часто по собственной инициативе) и сотрудничают с любыми художественными институциями, которые могут организовать историческую ретроспективу с акцентом на визуальную сторону их творчества.

Первой и здесь была «великолепная четверка». Выставка «Искусство The Beatles» состоялась в ливерпульской галерее Уокера еще в 1984 году. А ко второму десятилетию XXI века смотры «искусства поп-музыки» пошли чередой: из тех, что имели место в Лондоне, вспомним хотя бы такие, как «Сид Барретт: искусство и словесность» («Syd Barrett: Art and Letters», галерея Idea Generation, 2011) – детальное исследование раннего междисциплинарного творчества Pink Floyd – и «Blur 21» («Blur 21: The Exhibition», арт-центр Londonewcastle Project Space, 2012).

Пиком этого бума выставок, посвященных поп-иконам, стала – по крайней мере, в плане посещаемости – многогранная, высокотехнологичная и «обязательная к посещению» экспозиция-блокбастер «Дэвид Боуи – это…» (2013) в лондонском Музее Виктории и Альберта. Неплохо подготовиться к ней позволял показанный накануне в Тейт-Ливерпуль «Глэм! Представление стиля» («Glam! The Performance of Style»). В следующем году тенденцию продолжили «Миксы: поп-музыка в современном искусстве» («Mixtapes: popular music in contemporary art») в галерее Льюиса Глюксмана (под эгидой Британского совета). Тогда же Музей современного искусства (MoMA) в Нью-Йорке представил очередной этап своего арт-поп-проекта – выставку «Музыка становится современной» («Making Music Modern»).

Однако весной 2015 года поднялась волна критики. Ее главным объектом стала выставка «Бьорк» в том же MoMA, навлекшая на себя град насмешек. Не подлежит сомнению, что Бьорк блестяще проявила себя в качестве эксцентрично-эзотеричного независимого экспериментатора и наладила тесные связи с передовыми визуальными художниками и режиссерами, такими как Крис Каннингем и Мэтью Барни (ее бывший партнер). И всё же попытка представить саму певицу в качестве произведения искусства (в противовес образу музыканта, смело вторгающегося в область визуальных практик) казалась надуманным кураторским ходом. К тому же выставка открылась сразу после передвижной версии «Дэвид Боуи – это…» в чикагском Музее современного искусства, которая исчерпала и свою тему, и энергию освещавших ее массмедиа, и силы публики. Складывалось впечатление, что MoMA тужился изо всех сил в нелепой попытке угнаться за модой. В итоге показалось, что мыльный пузырь лопнул и мир искусства потерял доверие к такого рода проектам, но череда летних блокбастеров на тему поп-музыки не прекратилась: в апреле 2016 года в лондонской галерее Саатчи открылась экспозиция «Напоказ: The Rolling Stones» («Exhibitionism: The Rolling Stones»), а еще через год – «Pink Floyd: их бренные останки» («Pink Floyd: Their Mortal Remains») в Музее Виктории и Альберта.

* * *

В 1986 году «банальное наблюдение», согласно которому искусство и изучающие его студенты сделали поп-музыку такой, какая она есть, побудило Фрита и Хорна написать книгу «Из искусства в поп». Теперь оно стало ходячим клише, отразившимся, среди прочего, в названии одного альбома, вышедшего в конце 2013 года. Этот альбом завершил первый этап карьеры певицы, которую до той поры превозносили за поразительные стилистические новшества. Кое-кто даже считал, что она может даровать спасение всей поп-музыке постисторической эпохи.

По признанию самой этой певицы – Леди Гаги, никогда не стеснявшейся называть себя «произведением искусства», – ее альбом «ARTPOP» был «уорхоловской экспедицией наоборот», то есть, надо полагать, от (высокого) искусства к (низкому) попу. Для годичного марафона, устроенного ради продвижения проекта, команда Леди Гаги набрала себе в союзники впечатляющий список громких имен из мира современного искусства. «Танец школ искусств» официально обрел товарную форму, представ в виде тура «Арт-рейв: бал арт-попа», в который Леди Гага отправилась в 2014 году.

Частью предпринятого ею арт-коллажа стало сотрудничество с Робертом Уилсоном (в прошлом работавшего с Джоном Кейджем и Мерсом Каннингемом): в 2013 году он был приглашен для сценографического и светового оформления номера Леди Гаги на церемонии MTV Video Music Awards (обратите внимание, что теперь слово «video» вышло на первое место). Получившийся визуальный ряд включал отсылки к коллаборации Тони Ослера и Дэвида Боуи «Лицом к лицу» («Face to Face», 2012), к «Рождению Венеры» Боттичелли и к серии Уорхола «Мэрилин». Тем же летом Леди Гага скооперировалась с заслуженной звездой арт-мира Мариной Абрамович: та восхитилась креативным нахальством певицы, принявшей участие в ее авторском семинаре «Метод Абрамович», а Леди Гага в ответ снялась в ролике на платформе Kickstarter, где художница собирала средства на созданный ею институт.

В бытность студенткой Школы искусств Тиша при Нью-Йоркском университете Стефани Джерманотта (будущая Леди Гага) «без устали строчила короткие и длинные эссе <…> об искусстве, религии и социальном устройстве». Когда дело дошло до сочинения музыки, она «применила те же расчеты» к новой задаче. Наряду с «великими поп-художниками», подобными Уорхолу (который «выпотрошил поп-культуру, словно рыбешку») и Хёрсту, ее живо интересовал Хельмут Ньютон, снимавший, в частности, Мадонну для посвященного ей фотоальбома «Секс» (1992) под редакцией Гленна О’Брайана. А в своей выпускной работе на восемьдесят страниц она анализировала родственное Ньютону «искусство эскгибиционизма» Спенсера Туника, который фотографирует массовые хеппенинги обнаженных в общественных местах.

В полнейшем хаосе высокого и низкого, каким является сегодня поп-культура, Леди Гага – сознательно или нет – воплощает радость: она носится сломя голову вокруг шведского стола эпох и стилей, чтобы потом в приступе ликующей истерии изрыгнуть саму сущность попа. Когда The Guardian назвала «ARTPOP» «безумно смешным шедевром», нельзя было не вспомнить слова Дюшана о том, что искусство должно быть уморительным, – эта мысль тянется через всё наше повествование, от дада к Гаге. «На самом деле я хотела представить идею арт-попа как безграничную», – говорит певица о заглавном треке. Нетрудно догадаться, почему она поладила с еще одним склонным к хохмачеству художником – Джеффом Кунсом: для обложки альбома он переосмыслил собственную скульптуру 1988 года «Женщина в ванне». Согласно Кунсу (который считает выступления Гаги «весьма глубокомысленными»), синий зеркальный шар, покоящийся между ног гигантской обнаженной статуи певицы, «становится своего рода символом всего на свете». Но в самую точку бьет сама Гага, заявляя: «Мой арт-поп может означать что угодно».

Потребовалось шестьдесят лет, чтобы рок-н-ролльное «бессмысленное упрощение блюза», как выразился в 1966 году Джордж Мелли, увенчалось «глубокомысленной» арт-мистификацией, способной означать что угодно и всё на свете.

А что же сталось с блюзом? «Эта музыка называется ритм-н-блюзом, – говорит плодовитый афроамериканский представитель данного стиля, а также писатель и продюсер Териус Нэш, более известный как The-Dream, – но блюза в ней давно нет. Особый бред в том, что чернокожие больше не могут записывать соул. <…> теперь черные в Америке отвечают за поп». Боб Стэнли указывает как веху лето 1982 года, когда «в соул подмешали электроники». Тогда же появились первые признаки того, что истинный арт-поп вскоре может потерпеть крах. Круг замкнулся: теперь «подлинная» музыкальная культура черных американцев, которую когда-то превозносили изучавшие искусство студенты, сама начала перенимать взгляды, приемы и визуальные образы британских и европейских музыкантов из арт-колледжей. Более того, сами черные исполнители ритм-н-блюза принялись реализовывать свои художественные амбиции не в поп-музыке, а в мире искусства.

Леди Гага была не единственной поп-звездой, которая жаждала взаимовыгодного сотрудничества с Мариной Абрамович летом 2013 года. Суперзвезда рэпа Шон Jay-Z Картер пригласил художницу принять участие в съемках клипа «Пикассо, детка: фильм-перформанс» («Picasso Baby: A Performance Art Film») в галерее Pace на Манхэттене. «Непосредственно вдохновленный» сверхэмоциональным перформансом «В присутствии художника», который Абрамович представила в 2010 году в MoMA (она часами стояла или сидела молча, встречаясь со зрителями лицом к лицу), этот клип оказался не более чем промороликом к новому синглу рэпера «Picasso Baby»:

О, вот это кайф, да ну на хер, хочу миллиард, Надуть шары Джеффа Кунса, Дома в ряд картины Кондо, Затариться на Christie’s с моей крошкой, жить в MoMA, Вдыхать запах Бэкона и обезжиренного бекона. Дом похож на Лувр или Тейт-Модерн, Я на торгах совсем ошалел, О, вот это кайф, а, на хер, хочу триллион, Каждую ночь проводить с Моной Лизой, Только чтоб была современней и симпатичней, В углу кухни – желтый Баския, Давай, прислонись к этой хрени, Блю, она твоя.

Пикассо как безусловную звезду мира искусства Jay-Z уже упоминал в песне «Friend or Foe» (1996), а теперь к нему добавились имена Уорхола, Ротко, Кунса, Фрэнсиса Бэкона, Джорджа Кондо и, самое главное, Жана-Мишеля Баския. Работы последнего, как утверждается, даже вдохновили рэпера на создание некоторых песен, в том числе «Most Kingz» (2010), в припеве которой речь идет о картине «Карл Первый» (1982) – живописном трибьюте художника-музыканта Чарли Паркеру. «Понятное дело, я – новый Жан-Мишель», – продолжает рэпер в той же песне, отзываясь на поклонение Леннона Ван Гогу. Разница в том, что, романтически отождествляя себя с художником-аутсаудером, Jay-Z видит за фигурой Баския не только историю искусства, но и историю арт-попа, итогом которой стала канонизация в качестве искусства черной музыкальной культуры.

В год выхода «Picasso Baby» представители Jay-Z раструбили на весь мир о том, что исполнитель заплатил четыре с половиной миллиона долларов за картину Баския «Мекка» (1982). И это лишний раз подтвердило, что место гениального художника-провидца в фокусе культа заняла искушенная в коллекционировании рэп-звезда.

«Он меня просто использовал, это было нечестно», – пожаловалась Абрамович, которая сочла клип «Picasso Baby» банальным заказным повторением ее перформанса. «Сотрудничество с Леди Гагой, например, принесло мне огромную пользу: у нее сорок пять миллионов подписчиков, и все эти молодые ребята узнали о моей работе», – сказала художница. Похоже, ее беспокоило, что Jay-Z не выполнил свою часть сделки, то есть не внес лепту в создание Института Марины Абрамович (на что нужен не один миллион долларов). Позднее, однако, выяснилось, что рэпер совершил пожертвование, и довольно внушительное. Извинения со стороны Абрамович последовали в 2015 году, когда стало понятно, что затея Jay-Z не была игрой в одни ворота. Джонатан Джонс из The Guardian, сравнивая выставочный тур Абрамович с битломанией, отмечает, что она была всего лишь «именем в учебнике истории искусства», пока не вышла на арену популярной музыки (или это был стадион?). «Кто-то должен был в конце концов это сделать, – пишет Джонс. – Благодаря Абрамович искусство не просто вышло за пределы галереи – оно оказалось в гуще концертных страстей и подросткового поклонения».

Мастера переработки культуры – от Леди Гаги до Jay-Z – популяризируют все некогда скандальные, броские приемы арт-попа, слагая из них развлекательное зрелище, пригодное для церемонии вручения наград. В таких условиях стремление к отличию – во всяком случае, к такому отличию, которое прежде снабжало музыканта изюминкой романтической независимости, – стало бессмысленным.

* * *

«Танец школ искусств» с самого начала строился как дуэт-поединок представлений о подлинном и сотворенном: черном и белом, натуральном и театральном, интуитивном и продуманном, музыке и искусстве. Романтическое стремление отличаться и идти наперекор доходило в своей двойственности до того, что решительно и иронично отрицало само себя: ориентированный на центральноевропейский авангард панк не желал синкопировать, постпанк культивировал «белую» фрустрированную нервность, а инди-рок – бесполый провинциальный инфантилизм. Всё это вполне соответствовало интеллектуализму арт-колледжей и подпитывалось им как исключение, подтверждающее правило. Если «чистые» музыканты оттачивали жанровые и стилистические приемы, не находя в этом напряжении сколько-нибудь интересного сюжета для себя, то выходцы из арт-колледжей – просто из жажды соперничества или из осознанного приятия собственных клише – отталкивались от него в своем самоопределении. Их «танец» всегда учитывал это напряжение, и их безусловная верность парадоксальной, невозможной идее популярного, сексуального, вычурного и в то же время естественного авангарда – который, даже умоляя: «На хрен искусство, давайте танцевать!» – подчеркивает значение слова на букву И, – завораживает визуальных художников, привлекая их внимание к поп-музыке.

В 2006 году арт-критик Дэн Фокс констатировал в статье о выставке «Спасибо за музыку» на страницах журнала Frieze: «Трудно отделаться от ощущения, что послевоенная поп-музыка оказала гораздо большее влияние на культуру, чем искусство». Но даже если так, причиной этого всё равно было искусство. И возможно, благодаря бесконечно расширяющемуся цифровому архиву «танец» действительно будет длиться вечно.