Пытайся, пытайся снова и снова. Никогда не переставай пробовать.
Лайла Гифти Акита
– Мне не нлавится. – Дочка скорчила рожицу и выплюнула шпинат обратно в тарелку.
Я была в отчаянии, но не собиралась потакать дурным привычкам своего привередливого чада, как это делают другие мамочки. Всегда есть способ приучить ребенка к здоровой еде, а вредную давать только по особым случаям, не каждый день.
– Мама старалась, чтобы приготовить тебе вкусный и здоровый ужин. Пожалуйста, попробуй еще кусочек, – умоляюще просила я, чувствуя, что мое терпение на пределе. Это был уже четвертый раз за неделю, когда я готовила еду, а дочка упрямо воротила нос.
– Нет! – визжала она. – Я ХОЧУ НАГГЕТСЫ! Все мои длузья из садика едят на ужин то, что хотят. Ненавижу тебя! – Она кричала, выплевывая еду на пол. Я в отчаянии опустила голову, чувствуя себя никчемным родителем, но потом глубоко вздохнула и попыталась остыть. Сурово взглянув на дочку, я дала ей понять, что не стоит испытывать мое терпение.
– Ну, давай, ты же знаешь правило.
– Да, нужно всегда плобовать тли лаза, – ответила она, закатив глаза.
– Правильно, – сказала я как можно ласковее. – Осталось еще два.
Когда я была маленькой, моя мама не заставляла меня доедать все, что было в тарелке. Бабушка считала, что еду нельзя оставлять, а мама была уверена, что именно это правило стало причиной ее лишнего веса.
Нужно всегда пробовать еду три раза – вот что я слышала от своей мамы. Доводы были следующими: первый раз – чтобы попробовать, второй – чтобы прочувствовать, что ты только что съел, а третий – чтобы точно убедиться, что еда не по вкусу. Если после трех попыток мне все еще не нравилось, мама никогда не заставляла меня есть. Этот разумный и ненавязчивый метод срабатывал почти всегда – если не считать печени и бананов (которых я до сих пор на дух не переношу).
Я применяла это разумное правило и к воспитанию своей дочери, потому что оно отлично работает. На моем лице появилась едва заметная улыбка, когда я увидела, как дочка проглотила вторую ложку шпината и открыла рот для третьей. Наконец она прожевала последнюю положенную ложку, а я вспомнила, как «правило трех попыток» повлияло на мою жизнь.
Став старше, я начала применять его везде. Я боялась прыгать с вышки в бассейне, но все-таки совершила этот ужасный первый прыжок. Пока я барахталась в воде, моя мама тоже прыгнула в бассейн, чтобы прийти мне на помощь. Но она не успела даже доплыть до меня, как я уже вылезла из воды и снова направилась к вышке. Во второй раз я прыгнула уже с удовольствием, почти без промедления. Закашлялась еще больше, чем в первый раз, но решила, что преодолею этот страх. Когда я выбралась из бассейна, мама попыталась укрыть меня полотенцем и отвести домой. Но я скинула полотенце и завершила начатое.
В третий раз у меня уже не было ни страха, ни воды в носу. В бассейне послышались одобрительные возгласы. С того момента я пропала. Летом я вылезала из бассейна только для того, чтобы снова туда плюхнуться. С тех пор стоило мне только увидеть воду, как у меня возникало жгучее желание прыгнуть в нее.
Каждый раз, сталкиваясь с чем-то за пределами своей зоны комфорта, я говорила себе, что нужно всегда пробовать три раза, и это давало мне силы идти дальше. Американские горки, полеты, смена работы, свидания… Все мои самые большие страхи чудесным образом улетучились благодаря простому способу, с помощью которого мама пыталась накормить меня овощами. Подумаешь, первое свидание прошло не очень удачно – второе или третье наверняка будут лучше. И они были лучше, ведь я счастливо вышла замуж.
– Мама? – Голос моей дочки вернул меня к реальности. – Думаю, я смогу это есть, – сказала она, справившись со всей тарелкой шпината.
Все мы боимся неизвестного. Но как мы можем быть уверены в том, что нам не понравится, пока не попробуем? В конце концов, если бы я не пробовала все три раза, вы бы не читали эти строки. Я бы прозябала на нелюбимой работе, утопая в бесплодных грезах. Примерно в тридцать пять я поменяла успешную, но не приносящую мне радости работу на карьеру писателя, о которой всегда мечтала. Она тоже сложилась не сразу: получив два отказа от издательств, я собрала всю свою волю в кулак и отправила рукопись первой книги в третий раз, мысленно представляя ту вышку в бассейне. С тех пор я живу счастливой жизнью писателя.
А моей привередливой дочке сегодня уже шестнадцать лет, и она вегетарианка. Шпинат – один из ее любимых продуктов, хотя она до сих пор любит наггетсы, но только соевые – и только по особым случаям.
Джоди Рене Томас
Отношения бабушек с внуками предельно просты. Бабушки почти никогда не ругаются и всегда любят.
Автор неизвестен
Моя бабушка Виктория знала меня лучше, чем я сам. Когда мне было примерно семь лет, я хотел стать пастором. Бабушка, которая всю жизнь принадлежала к пятидесятникам, поддержала мое стремление. Она даже купила мне голубой костюмчик, чтобы я хорошо смотрелся, когда читал в нашей гостиной стихи из Библии. Мы называли его «облачением пастора».
Я обожал бабушку и больше всего на свете боялся ее расстроить. Когда мне было шестнадцать, моя нетрадиционная сексуальная ориентация перестала быть секретом, но я знал, что единственным человеком, которому я никогда не скажу об этом, была бабушка. Она бы просто не пережила этого, а я не пережил бы нашей с ней ссоры.
Набожность Виктории была хорошо известна во всем Палмере, маленьком городке в штате Аляска. Она придерживалась строгих правил, и невозможно было угадать, что могло ее прогневать. Однажды кто-то спросил, почему она играла на бубне во время протяжных церковных песнопени, – она никогда больше не взглянула в сторону этого человека. Если друзья обижали ее, она вычеркивала их из своей жизни навсегда, даже если дружба длилась десять или двадцать лет. Я обычно узнавал об этих разрывах намного позже, совершенно случайно.
– Бабушка, – спрашивал я, – как поживает Филип?
– Бог его знает, – отвечала она.
Эта кодовая фраза означала, что они больше не общаются, а следовательно, и говорить больше не о чем.
Когда я учился на первом курсе колледжа, я понял, что больше не могу скрывать свой главный секрет от бабушки. Ранней весной я бродил по студенческому городку, подбирая слова, чтобы все рассказать. Я присел отдохнуть под большим дубом и подумал, что, может быть, стоит позвонить бабушке по телефону, но мое сердце начало бешено биться в груди, к горлу подступила тошнота. Если при одной только мысли о предстоящем разговоре у меня начинала кружиться голова, что случится, когда бабушка будет слушать меня на другом конце провода?
Вдруг меня осенило – я решил написать письмо. Бабушка часто писала мне письма, только за первый семестр моей учебы в колледже я получил их семь. Она всегда выбирала бумагу большого формата в широкую линейку и обычно писала только с одной стороны листа, всегда красной ручкой. Листы в конверте были сложено втрое, так что он получался довольно пухлым, а сверху был запечатан скотчем.
Мне нравились эти письма, хотя, признаюсь, не все из них я дочитал до конца. У бабушки был витиеватый наклонный почерк, поначалу каждая буква была тщательно выписана. Но к третьей странице у нее уже не хватало терпения, и слова слипались вместе, превращаясь в непонятные загогулины, которые я не мог разобрать. Но это было не важно. Я наперед знал все, о чем она мне скажет: что нужно любить Бога, семью и хорошо вести себя с учителями. Каждое свое утверждение она подкрепляла цитатами из Библии.
В начале своего письма бабушке я рассказал ей, с какими хорошими ребятами я познакомился в колледже и какие замечательные у нас учителя. Затем сказал, что люблю ее и благодарен за то, что она занималась моим воспитанием. А на последней странице написал: «Именно из-за любви к тебе я чувствую, что должен признаться – я гей. Я понял это уже давно и рассказываю тебе об этом, потому что мне важно быть с тобой честным. Не хочу, чтобы между нами вставала ложь, и надеюсь, что это не скажется на наших отношениях». Сложив три листа так же, как это делала бабушка, я запечатал конверт.
Два дня я не находил себе места. Я представлял, как бабушка отправляет меня в исправительный лагерь или отвечает мне цитатами из Библии, в которых нетрадиционная сексуальная ориентация порицается как грех. Или, зная мою склонность к науке, отправит мне вырезки из журналов, доказывающих, что гомосексуальность противоречит законам эволюции. Сердце сжималось от наиболее вероятного варианта: бабушка просто перестанет со мной разговаривать. И когда кто-нибудь спросит, как у меня дела, она сухо скажет свое: «Бог его знает».
Я опустил письмо в почтовый ящик перед студенческим общежитием. Ранним утром он был еще пуст, и я услышал, как конверт звякнул о металлическое дно. На мгновение мне захотелось вытащить его обратно, но я себя остановил.
Коричневый конверт от бабушки пришел несколько недель спустя. В этот раз он был плоским и легким.
Я присел под тем же дубом в студенческом городке, под которым писал письмо бабушке. Сердце бешено колотилось. Верхнюю кромку конверта я сорвал резко, как лейкопластырь, и вынул содержимое. Внутри все похолодело.
В конверте оказались фотографии. Вот мой пятый день рождения, все лицо уляпано в торте, рот до ушей. Здесь мне шестнадцать, я отрабатываю удар справа. А вот в тринадцать я играю на бубне. Всего два десятка фотографий, без какого-либо объяснения.
Она больше не хотела меня знать. Эта была первая порция «Бог его знает», адресованных мне.
Я еще раз опустил руку в конверт и нащупал клочок бумаги. Это была тоненькая полосочка, похожая на те, что кладут внутрь печенья с предсказаниями. Красные завитушки сливались в слова. “Yo te amo mucho, mucho”. Я тебя очень, очень люблю.
Я рассмеялся.
Сидя под дубом, я снова принялся рассматривать фотографии. Бабушка видела меня в каждое из запечатленных на них мгновений: когда я произносил слова по буквам на детском конкурсе, ходил на концерты, участвовал в соревнованиях по теннису. Я перемешал все фотографии и почувствовал, как она говорит мне: Я любила тебя тогда, и тогда, и тогда, я люблю тебя и сейчас.
На глаза навернулись слезы. Я ожидал, что бабушка будет искать любые аргументы, чтобы показать мне, насколько ей противен мой выбор. Она могла сказать много чего, но из всех возможных вариантов выбрала любовь.
Мэтт Каприоли