– Разумеется, это просто ужасно, – сказала миссис Хардли. – Я уверена, что все дело в несвежей пище. Помнится, одна моя подруга…
Пять минут назад прибыл доктор Арлингтон, и герцогиня Олдкасл проводила его к больному.
– Она замечательно держится, – философски заметил мистер Хардли.
– Она-то? – Миссис Хардли попыталась вложить в вопрос весь свой сарказм, но получилась обыкновенная зависть. – Но ведь не ей же плохо, Эрнест!
– Как вы думаете, – обратилась Эмили к викарию, – что с ним такое?
– Но, мисс Стерн, я не врач, – отвечал Моррис весьма дипломатично.
Эмили кивнула головой и погрузилась в унылое молчание.
– А она накричала на меня, – пожаловалась она викарию. – Все-таки она злая женщина.
– И эта моя подруга, – решила продолжить начатый рассказ миссис Хардли и возвысила голос, – та, которая страдала несварением желудка…
– Все одно к одному, – не слушая ее, уныло констатировал полковник Хоторн. – Сначала нога, потом это. А так бы славно поохотились!
Мэри Невилл незаметно зевнула и прикрыла рот ладонью.
– Надеюсь, что с ним не будет ничего серьезного, – пробормотал ее брат Брюс.
– А что может быть? – фыркнул Генри Брайс. – Обыкновенное житейское дело, и не из-за чего поднимать сыр-бор.
– А мне показалось, – несмело заметила Этель Стерлинг, – ему очень плохо.
– Моя дорогая, – произнесла Мэри снисходительно, – тебе всегда что-то кажется.
– Да, наша Этель – совсем как пугливая курица, – вставил ее брат.
– Я хочу домой, – капризно сказала Эмили.
– Моя подруга, которую вы знаете… – прошипела миссис Хардли в тщетной попытке привлечь к себе внимание.
Трое безымянных приятелей Арчи, присутствовавшие на утренней охоте, отгородились в углу гостиной.
– Чепуха все это, – лениво заметил первый, больше всего похожий на сову в человеческом облике.
– Жаль, что не удалось затравить лису, – поддержал его второй, со светло-рыжими волосами и усами, воинственно топорщившимися в разные стороны. Впрочем, глаза у говорившего были не воинственные, а добродушные и спокойные.
– Теперь вся охота к черту… – поддержал его третий, которого звали Оутс.
– Не вовремя Арчи заболел.
– И это падение…
– А его жена очень даже ничего.
– Герцогиня? Красавица, да и только.
– Да, нашему Арчи повезло. Кто бы мог подумать, что такой – между нами – недотепа…
– По-моему, вы преувеличиваете, Симмонс.
– Как это все неприятно, – сказала Мэри Невилл вполголоса в другом углу гостиной.
– Может быть, вернемся? – предложил ее жених.
Миссис Хардли, поджав губы, молчала.
Дверь распахнулась, и на пороге возникла герцогиня Олдкасл, обвела собравшихся гостей взглядом.
– Ах, вы здесь! Прошу прощения, я совсем о вас забыла.
– Ну что? – весело спросил Брюс. – Что с Арчи?
– У него Арлингтон.
– Теперь чуть что, и тотчас вызывают доктора, – подала голос миссис Хардли. – В прежние времена…
– О да, – вежливо подтвердила Амалия. – Эпидемии холеры, например…
– Простите? – Миссис Хардли была озадачена. Ей редко доводилось встречать отпор.
Мистер Хардли поспешил ей на выручку.
– Мы все надеемся, что дорогой Арчи…
– Наш Арчи…
– Небольшой приступ гастрита, так ведь? Ничего страшного?
Амалия хотела было ответить: «Он чуть не отдал богу душу, потому что кто-то подложил ему мышьяк в еду», но сдержалась.
– О, я уверена, с Арчи все будет в порядке, – сдержанно промолвила она.
– Конечно! – подтвердил обрадованный полковник. – Арчи молодчина! Завтра же отправимся на охоту.
Амалия поморщилась. Она была уверена, что Арчи еще по меньшей мере неделю придется лежать в постели.
– Насчет охоты я ничего не знаю, – уклончиво ответила она. – Если позволит доктор…
– О, пустяки, у Арчи железное здоровье, – жизнерадостно сказал мистер Оутс.
– К счастью, мистер Оутс, к счастью…
У мистера Оутса было гладкое лицо, светло-русые волосы и улыбка, открывающая все тридцать два зуба. Амалия знала, что он служил где-то, но не настолько серьезно, чтобы при этом еще и работать. По преувеличенному вниманию, какое он оказывал герцогине Олдкасл, в противоположность прислуге, которую он высокомерно не замечал, чувствовался убежденный сноб. Амалия терпеть не могла снобов и ехидно подумала, какое лицо будет у мистера Оутса, когда в конце концов он узнает, что она никакая не жена Арчи.
– Передайте Арчи, что мы желаем ему поскорее поправиться, – подала голос Этель Стерлинг.
– Непременно. – И, не обращая внимания на мистера Оутса, который искал, что бы еще такое сказать, Амалия вышла.
Доктор Арлингтон закончил свой осмотр. Доктору было лет шестьдесят, из которых он не менее сорока посвятил медицине, из чего следует, что опыт у него накопился немалый. Теперь же он находился в явном затруднении. Не потому, что не знал, как надо классифицировать данный случай, – в диагнозе-то он был как раз вполне уверен. Нет, он не знал, как преподнести неприятную истину герцогу, а между тем его долг, он чувствовал, состоял именно в том, чтобы предупредить больного.
– Хорошо, – сказал Арлингтон после некоторого раздумья. – Значит, вы говорили о металлическом привкусе…
– Доктор, – раздраженно отозвался Арчи, – мы уже два раза обсуждали этот чертов привкус. Разве не так? По-моему, я просто съел что-то не то. А может, виноваты вчерашние устрицы, которые приготовил мошенник-француз. Ей-богу, я ел их, пока тарелка не опустела, и еще потребовал вторую порцию. Так что, доктор, если вы считаете, что я обыкновенный обжора, можете не ходить вокруг да около, а скажите мне прямо.
– Арчи, – промолвил доктор мягко, – я помог вам появиться на свет и в некоторой степени ощущаю ответственность за вас… Нет, я не думаю, что виноваты устрицы.
– Может быть, цыпленок?
– Возможно.
– Доктор, – Арчи побледнел и приподнялся, – вы же не хотите сказать, что у меня какая-нибудь неизлечимая болезнь?
Арлингтон вздрогнул, потом грустно улыбнулся и покачал головой.
– Нет, мой мальчик, это исключено.
– Тогда что?
Вместо ответа Арлингтон поднялся, выглянул в коридор, тщательно затворил дверь и вернулся на прежнее место. Арчи наблюдал за ним со все возрастающим беспокойством.
– Видите ли, Арчи, те симптомы, которые вы перечислили… Жжение и сухость во рту, боли в животе, обильный пот, металлический привкус, тошнота, рвота зеленоватого цвета, слабость, головокружение, снижение температуры тела, падение давления, судороги…
Доктор замолчал.
– Да, так все у меня и было, – проговорил Арчи упавшим голосом. – У меня что, язва? Вы это имеете в виду?
– Нет. – Доктор сжал губы и наконец решился. – Признаки, которые я перечислил, полностью отвечают клинической картине острого отравления…
– Я же говорил, я переел! – обрадованно вскричал Арчи. – Вы молодец, доктор!
– Нет, сэр. Я говорю об отравлении мышьяком.
– Мышья…
Наступила томительная пауза.
– Мышьяк? – тихо проговорил Арчи, когда до него полностью дошел смысл услышанного. – Вы хотите сказать, что меня… что мне кто-то подсыпал в еду мышьяк? Но зачем?
– Я полагаю, – доктор позволил себе подобие улыбки, – что мышьяк редко подсыпают с дружелюбными намерениями.
– То есть вы полагаете, что меня хотели отравить? Но зачем? Кому это нужно?
– Я думаю, – тщательно выбирая слова, отозвался старый доктор, – тому, кто рассчитывал кое-что выгадать от вашей смерти.
– Но кому? Кому именно? – Глаза Арчи лихорадочно сверкали.
– Вы же знаете, сэр, что Олдкаслы слывут одними из богатейших людей Англии. Да и титул сам по себе кое-что значит.
Арчи затряс головой.
– Нет. Нет, это невозможно! Вы ошибаетесь, доктор!
– Я хотел бы, – спокойно отозвался Арлингтон, – и поверьте, я бы дорого дал, чтобы это было так. Действие мышьяка при остром отравлении начинается через полчаса как минимум, но обычно составляет несколько часов. Сегодня вы ели два раза, но завтрак был слишком рано. Значит, мышьяк был подсыпан в ваш обед. И скорее всего в кофе. Вы пили кофе без молока?
– Да, а что?
– Если мышьяк попадает в молоко, то оно свернется и выдаст его присутствие. Кроме того, у кофе сильный аромат, а мышьяк, что бы там ни говорили, все-таки не лишен своеобразного запаха. И, наконец, яд гораздо легче добавить в жидкость, чем в твердую пищу. Кстати, кофе был горячий?
– Когда его принесли, да, но потом он остыл, и…
– Гм… Вспомните, Арчи, вы выпили всю чашку до дна?
– Нет.
– Почему?
– На дне была гуща. Я…
Доктор в волнении ударил по раскрытой ладони кулаком.
– Гуща? Так, это интересно. Больше, чем обычно?
– Кажется, да. Но откуда вы знаете…
– Это был кофе, – резко сказал доктор. – Если мышьяк растворить в горячей жидкости, после того как она остынет, часть яда осядет на дно. Вам очень повезло, что вы не стали допивать чашку до дна.
– Доктор, – серьезно сказал Арчи, – мне все же кажется, что вы заблуждаетесь.
– Нет.
– Но кто же, – застонал Арчи, – кто же мог…
И умолк.
Его жена, боже мой! Ведь, если он умрет, она наследует ему… А повар? Всю пищу в доме готовит ее повар! Арчи похолодел. Его жена, баронесса Корф, красивая молодая женщина, с которой никогда нельзя понять, что у нее на уме… Может быть, она отравительница? Может быть, она убийца, бежавшая из России? Он ведь ничего, ровным счетом ничего не знает о ней! Она даже путешествует без горничной, с этим подозрительным малым, у которого физиономия отпетого мошенника. А что, если они любовники? Если они сговорились извести его, чтобы заполучить его деньги? Да, теперь все понятно…
– Меня очень удивляет поведение вашей жены, – признался Арлингтон, перебив мысли пациента.
– Простите? – пролепетал Арчи.
– Она сделала все совершенно правильно, – резко продолжал доктор. – Дала вам воду с солью, вызвав рвоту, потом заставила пить молоко с яйцами. Если бы она хоть немного замешкалась, не исключено, что я бы сейчас писал заключение для коронера, а не разговаривал с вами.
У Арчи голова пошла кругом. Так кто она все-таки, его жена, – отравительница или ангел-хранитель?
– То есть, – пробормотал он в совершенном ошеломлении, – если бы не она, я бы… умер?
– Я не исключаю такого поворота событий. Но вам повезло. У вас очень крепкий организм, Арчи. И очень преданная жена. Но откуда она знала, что именно следует делать?
Арчи побледнел и стиснул пальцы.
– О, доктор, я не хотел об этом говорить, но ее отец, он, кажется, врач. Она мне многое о нем рассказывала. Он как раз специализировался на разных ядах, как это называется…
– Токсикология, – подсказал Арлингтон.
– Да-да. Так что благодаря этому обстоятельству… – Арчи разразился судорожным смехом, хотя ему было совсем не смешно. – Только прошу вас, не надо никому говорить, что ее отец – простой доктор. Сами знаете, англичане – страшные снобы.
– Вы можете рассчитывать на мое молчание, – торжественно заверил его Арлингтон, успокоившись. – Что вы намерены предпринять теперь?
– Теперь? – озадаченно переспросил Арчи.
– Видите ли, – медленно начал доктор, – ведь отравитель может повторить свою попытку. Мой вам совет: найдите его. И как можно скорее!
– Но я не могу обратиться в полицию, – резко сказал Арчи. – Это вызовет… вызовет скандал.
– В любом случае, – не обратив внимания на его возражения, спокойно подытожил свои размышления Арлингтон, – тот, кто всыпал яд, должен был находиться в доме, когда вам готовили обед. – Он поднялся и пожал Арчи руку. – Я советую вам хорошенько поразмыслить над тем, кто это может быть.
– Мадам!
Франсуа, не стучась, влетел в желтую спальню, где сидела герцогиня Олдкасл и в полном изнеможении смотрела перед собой.
– Мадам, я разговорил Джинджер. Ту служанку, что готовит кофе.
– Применил фирменный метод? – безучастно осведомилась Амалия.
– Да, мадам. Она клянется, что никто не прикасался к кофе, кроме нее.
Амалия молчала.
– Может быть, – несмело начал Франсуа, – мадам скажет мне, что же все-таки произошло?
– Моего мужа пытались отравить, – спокойно сказала Амалия. – Убийце представился особенно удобный случай, потому что Арчи лежал в своей комнате и ему отнесли обед отдельно, следовательно, практически не было риска, что яд попадет не по назначению. Ты готовил цыпленка и пудинг. Надеюсь, ты не всыпал туда яд. А вообще-то я уверена, что его положили в кофе, к которому ты не прикасался.
– О черт, – охнул Франсуа. – С сегодняшнего дня я буду пить только молоко! А что это был за яд, вам известно?
– Известно. Мышьяк. После него во рту остается металлический привкус. Когда Арчи мне о нем сказал, я сразу же обо всем догадалась.
– Значит, это Джинджер? Но зачем ей?
– Я тоже не знаю. Но не думаю, что это она, ведь поднос относил Роджерс. Может, он и есть злоумышленник? Уж ему-то не представляло труда всыпать в кофе дозу мышьяка. Только… опять же зачем?
– Что же нам делать? – спросил Франсуа, садясь на банкетку.
– Буду думать, – коротко ответила Амалия. – При расследовании преступлений возникают, как правило, три вопроса: почему, кто и каким образом. Цель, исполнитель и средство. Что послужило средством, мы уже выяснили. Насчет исполнителя у меня имеются серьезные сомнения. Слуги? Им-то какая выгода от смерти человека, которому они служат? Но не следует забывать, что, в конце концов, слуг ведь можно и подкупить. Кроме того, у прислуги могут быть мотивы, которые не лежат на поверхности. Разузнай побольше о Джинджер – может, она крутила роман с Арчи, а он ее бросил, и она решила ему отомстить, отправив его к праотцам. Мой кузен Рудольф говаривал, что нет такого аристократа, который устоял бы перед чарами хорошенькой горничной. Сама я займусь Роджерсом. Бывает ведь так, что и самые преданные слуги вдруг проникаются ненавистью к своим хозяевам. Но, вообще говоря, я сомневаюсь, что это сделал кто-то из них.
– Почему?
– Если Арчи умрет без прямых наследников мужского пола, угадай, кому достанутся титул и замок?
– Кому?
– По английским законам все отойдет Брюсу Невиллу.
– Этому…
– Да-да, Франсуа. Именно этому попрошайке, который каждый божий день клянчит деньги у своего кузена. Как просто, не правда ли? Нет Арчи, и Брюс получает все. А жизнь так хрупка, Франсуа! И всего-то надо – позаботиться, чтобы дорогой кузен Арчи проглотил хорошую дозу мышьяка.
– Наверное, вы правы, мадам. Но мне месье Брюс не кажется убийцей, – заметил Франсуа с сомнением. – Не такой он человек. И потом, вы же сами сказали, что бывают мотивы, невидимые с первого взгляда. Что, если это все-таки не он?
Амалия пожала плечами:
– На всякий случай я составила список всех, кто находился в замке во время обеда. Выбор не так уж велик. Брюс Невилл и его сестра Мэри, Этель Стерлинг, трое приятелей герцога, мистер и миссис Хардли, полковник Хоторн, Генри Брайс. И, конечно, те, кто здесь работает, а в первую очередь – Джинджер и Роджерс. Но сначала я хочу провести один небольшой эксперимент.