Члены команды «Кайроса» снова собрались в переговорной. На этот раз к ним присоединился Бородин.
– Итак, – сказала Кристина, когда все заняли свои места, а Петр Васильевич устроился напротив нее, в торце стола, – дело приобрело неожиданный поворот. Инга…
– Которая вовсе не Инга, – поспешил вставить свое слово Лебедев.
– Федор! – строго одернула его Кристина. – Давайте не будем говорить все вместе. Можно я продолжу?
Тот обиженно кивнул.
– Инга, – продолжила Кристина, – не опознала в Галине Гусевой свою мать. Я попрошу, Петр Васильевич, рассказать нам все, что вам известно о Галине Гусевой как о матери девушки.
Бородин поднялся с кресла, церемонно поклонился Асе и Кристине и повторил все то, о чем раньше уже рассказывал в своем кабинете.
– С одной стороны, – подвел он черту, – Инга может ошибаться. Последний раз она видела Галину восемнадцать лет тому назад и за это время могла забыть, как та выглядела. Но, с другой стороны, пренебрегать ее словами нельзя. Нужно убедиться, что мы действительно ищем того человека, который нам нужен.
– ДНК! – выпалил Федор.
– Как я понимаю, мне нужно снова собираться в Кулишки для поисков биологического материала, пригодного для проведения экспертизы, – вздохнул Иван.
– Эксгумация, – косясь на Кристину, предложил Федор.
– Подозреваю, что сделать это официально будет проблематично, – задумчиво произнес Тимур.
– Неофициально – тоже, – добавил Рыбак. – Разве что по весне, когда потеплеет.
Он поежился, вспоминая выстуженный дом в Кулишках.
– Думаю, мы вполне можем обойтись, не тревожа покой Веры, – сказал Бородин. – Дело в том, что я… – Он достал из кармана большой платок, белый с голубой каймой, и сосредоточенно вытер лоб. – Одним словом, Галина – моя дочь. Потому-то я и помогал ей всем, чем мог. Я считал себя виноватым перед ней. Впрочем, почему считал? Я и сейчас так думаю. Вера не любила дочку, ведь Галя не походила на нее, была совершенно по-другому скроена. Ей претили посиделки с коклюшками, она была слишком живой, энергичной для этого. Нужно было всего лишь научить ее пользоваться этой энергией во благо, на созидание себя как личности. Но мне было не до того – я вообще боялся последствий нашей с Верой связи, – а ей тем более. Галя росла сама по себе. В какой-то момент переполнявшая ее энергия обратилась против нее. Девочка начала сама себя разрушать. Уверен, что Инга – ее дочь. Завтра же я свожу ее в лабораторию для установления родства. Ей, конечно, ничего пока говорить не буду. Посоветуете, куда лучше обратиться?
Вид бургера поверг Ингу в шок. Разрезанная вдоль булка, внутрь которой положили котлету, огурцы – явно маринованные, бабушка презрительно называла такие уксусными, – жареное яйцо, кружок помидора, сладкий красный перец, и все это пропитали каким-то красным соусом. Все по отдельности на вид было съедобным, за исключением разве что огурцов. Но вот вместе… Ингу смущала высота бургера – сантиметров пятнадцать, не меньше. Какой же нужно иметь рот, чтобы укусить такую булку?
– Ну что ты его ковыряешь? Есть нужно! – Антон заказал себе такой же бутерброд, только с жареными грибами вместо яйца.
Инга обвела руками зал. Кругом веселые лица, молодые и не очень, жуют, смеются, радуются. Ножами и вилками никто не пользуется. Антон, кажется, понял причину ее замешательства.
– Делай как я! – тихо скомандовал он. – Берешь двумя руками! Нет, мизинцы оттопыривать не надо. Три пальца сверху, два снизу и – кусай! – он подтвердил слова действием. – Дафай, куфай! – Он жевал бургер, и глаза его смеялись.
Три-два-раз! – пальцы сжали упругую булку, острый соус обжег рот. А ничего так. И огурцы, хоть и уксусные, вполне сочетаются по вкусу и с соусом, и с мясом, и с яичницей.
– Я же говорил, что тебе понравится, – кивнул сидевший напротив Антон и с затаенным лукавством поинтересовался: – А хочешь моего попробовать? Давай, я буду держать, а ты кусай!
Бок Антонова бургера оказался в непосредственной близости от рта Инги, и она, не до конца осознавая, что делает, вцепилась в него зубами. Вкус был совсем другим, более мягким, без остроты и пряности, но все равно замечательным.
– Какой лучше? – смеющиеся глаза Антона были совсем близко.
– Не знаю, – помотала головой Инга. – Сам попробуй.
Скажи ей кто еще полчаса тому назад, что она будет кормить Антона Волынкина из собственных рук бургером, Инга сочла бы это нелепостью, бредом. И вот они сидят голова к голове, она смотрит, как смешно у Антона шевелится кончик носа, когда он жует, и ей совсем не хочется отвести глаза, спрятаться, отгородиться коклюшками. А еще он не кажется таким уж молодым. Да, понятно, что он еще учится, а значит, как минимум года на четыре младше Инги. Но какая это, в сущности, ерунда. Главное – ей с ним хорошо. Весело, спокойно, тепло. И вкусно.
Выйдя из бургерной, Антон предложил прогуляться до Лазаревской пешком. И пусть холодный ветер так и норовил сорвать с головы Инги теплую вязаную шапочку с пушистым помпоном, прогулка показалась ей настоящим чудом. Деревья и витрины магазинов все еще украшали новогодние гирлянды. Наблюдая за игрой разноцветных огней, девушка впала в состояние блаженной расслабленности. По мере приближения к дому шаги их становились все медленнее и медленнее. Вот и «Антикварная лавка». Они вошли во двор и остановились возле подъезда.
– Ну все, надеюсь в следующий раз мне не придется так долго тебя уговаривать? – спросил Антон и впервые за вечер взял Ингу за руку.
«И что сказать? – заметались в голове мысли. – Да или нет? Да, не придется, или нет, не придется?»
Так и не решив, на чем остановиться, Инга молча кивнула и полезла в карман за ключами. Пискнул домофон, дверь открылась.
– Пока. – Инга шагнула в подъезд.
Дверь за ее спиной медленно закрылась, и только тогда она поняла, что Антон ничего не ответил. Может, ждал, что она пригласит его на чай или кофе? Но у нее даже чашки второй нет. Тарелки есть, но кто же пьет чай или кофе из тарелок? Нужно будет купить. И чашки, и дверь заказать, и еще много чего, а для этого нужно закончить жилетку и…
Свет на третьем этаже не горел, и Инга вдруг ощутила острый укол страха. Захотелось броситься вниз по лестнице, попытаться догнать Антона, наверняка он еще не успел далеко уйти. Побежать за ним, закричать. Он обернется, и тогда будет не так страшно. И пусть чашка всего одна – можно пить по очереди. Точно так же, как они ели бургер. Ну или почти так же. Инга представила эту картину, и страх немного притупился. «Это всего лишь перегоревшая лампочка», – внушала она себе, шаг за шагом приближаясь к двери. На втором этаже лампа горела, света было достаточно, чтобы убедиться – дверь в порядке. На стене не появилось никаких надписей. А значит, можно успокоиться. И все-таки рука немного дрожала, когда Инга вставляла ключ в замочную скважину. Замок щелкнул, девушка толкнула дверь, сделала шаг в темноту прихожей, и тут на голову ей упало что-то небольшое, твердое и колючее. Вскрикнув, она бросилась к выключателю. Щелчок – и она увидела, что держит в руках огромного черного скорпиона. Инга застыла на мгновение, не в силах отвести взгляд от блестящих черных клешней и угрожающе загнутого хвоста. Потом ноги у нее подогнулись, свет померк, и она полетела высоко-высоко, к блистающим звездам, складывающимся в созвездия. Вон ковш Большой Медведицы. Если полететь еще дальше, можно будет увидеть Водолея, Рака, Орла… Лишь бы не Скорпиона… Только бы не Скорпиона…