Сорок свежеиспеченных лейтенантов прибыло в 40-й полк 11-й гвардейской дивизии. Прибыли новые командиры взводов!
Мы шли из полка в штаб батальона. Помнится, нас было трое: я – минометчик, командир пулеметного взвода и пехотный лейтенант. Над головой прогудел снаряд и разорвался позади нас. Осколками мне разорвало оба сапога с внутренней стороны, располосовало портянки. А меня самого подняло и шлепнуло башкой об мороженую землю.
Как поутихло, ребята подошли, перевернули меня. Картина маслом! Лицо в крови, нос всмятку, из ушей течет, глаза заплыли.
– По-моему, он готов.
Тут я крякнул. На большее был тогда не способен.
– Смотри-ка, живой.
Срезали с меня сапог, перевязали.
– Ну чего? Вместо батальона пойдешь в медсанбат.
Потихонечку встал, поковылял. Поскольку сапог был испорчен, намотали мне еще одну портянку. Вроде ничего. Кое-как добрел.
В санбате наложили скобки. Потом как-то все срослось, чтобы поправить перегородку, в нос вставили прищепку для сушки белья. Недели с две я повалялся в медсанбате, снова потопал в батальон. Докладываю комбату:
– Лейтенант Коротков прибыл для дальнейшего прохождения службы.
– Вот так ничего себе! А сапог-то где у тебя?
– Мы к вам шли, да вот попали под обстрел. Ребята срезали сапог.
– Ну вот, не успел повоевать, и уже ранение.
– Что делать? Тут не выбирают.
Комбат полистал два листа моего личного дела. Там, помнится, было написано, что я хорошо ориентируюсь на местности и могу наносить данные на планшет.
– Будешь у меня ПНШ.
– Это как?
– Помощник начальника штаба. Будем передавать участок другому батальону. Нанесешь мне на карту всю обстановку.
– Так точно.
Я все осмотрел, запомнил в мельчайших деталях, словно сфотографировал. Память, как видишь, у меня хорошая. Все наметил, как положено. Начертил ему систему ведения огня и схему проволочных заграждений. Где не прокопаны ходы сообщения, указал красным карандашом – прокопать. А весна только началась – грунт мороженый. Командиры рот вскинулись на меня:
– Ты какого хрена тут делаешь?
– По приказанию комбата.
– Черт бы тебя побрал. Сейчас начнет нас дергать.
Так и получилось. Комбат стал вызывать их по одному и снимать стружку за невыполнение приказа.
До моего прибытия полк наступал, как результат – вся нейтральная полоса завалена убитыми. Мне было приказано взять по паре человек с каждой роты и вместе с ними собрать мертвых, а затем захоронить их.
Начали ползать за ними потихоньку. На втором трупе грянул взрыв! Немцы-черти заминировали!
Ладно. Стали зацеплять трупы крюком и стаскивать для проверки. Поработал я там и обратился к комбату: «Товарищ майор, может, хватит с меня? Мне с раненой ногой тяжеловато такими делами заниматься».
Комбат был очень доволен схемой. Поблагодарил меня за нее. На тот момент было свободно место командира третьего минометного взвода. Туда он меня и назначил. Командиром минометной роты был лейтенант с интересной фамилией Забавный. Он мне, кстати, потом помог с сапогами. Началась обычная фронтовая жизнь. Мы стреляли по немцам – они стреляли по нам.
Вспоминается один случай с минометной плитой. Один из взводов потерял опорную плиту от миномета. Как получилось? Немцы накрыли огнем минометную позицию. Засыпало плиту и убило человека из расчета, который таскал эту железяку. Те, кто остался в живых, вывернули ствол и сменили позицию. Ствол отделяется посредством поворота на 90 градусов. Потом просто дергаешь на себя, и все. Там же быстро все дела надо делать. Ствол схватили, а плиту оставили.
В это время возле станции Хотынец выгрузилось целое танковое соединение немцев. Между нами было красивое гречневое поле. Греча тогда цвела вовсю. Так вот они прямо с платформ на эту гречу выгрузились. Все это на наших глазах! Расстояние до них примерно 800 метров. Шесть рядов танков! И эта армада пошла на нас. А у нас даже мин нет. 12 минометов стоят на позициях – мин нет! Забавный укатил на резервный КП, Ореховский ушел искать мины и пропал. За ним ушел Ткаченко. Остался я один. Принимаю решение – отход к КП. Отошли. Тут же бежит командир полка – майор Чернышев.
– Стоять. Отдам под суд. Ни шагу назад. Занимай круговую оборону вокруг моего штаба.
– У нас мин нет.
– Вашу мать.
Тут, как нельзя кстати, являются Ореховский и Ткаченко с минами.
В то время комдив, наблюдавший за боем, вызвал два дивизиона «Катюш». Они встали прямо за КП дивизии и дали залп прямой наводкой по всей этой грече с танками. Все поле тут же утонуло в огне.
Наши готовые к бою минометы стоят на позиции. Тут взгляд Чернышева уперся в этот злосчастный миномет.
– А это что еще такое? Почему без плиты?
Все плечиками пожимают, глазки отводят. Никто не знает. Я доложил, как все произошло, и вызвался найти плиту.
– Чтобы завтра же была на месте. Как будете вести огонь?
– Сумеем, товарищ майор.
Спилили дерево, раскололи его пополам. Положили этот кусок плашмя, ножом прокрутили дырку под шаровую пяту от ствола. Смотрим – майор назад идет.
– Это что?
– Плита, товарищ майор.
– Ну-ка попробуй.
Две мины запустили. Хлоп-хлоп…
– Нормально. Но плита чтоб была на месте. Сам погибай, а оружие… Дальше сами знаете.
– Так точно!
Все затихло. Танки горят. Мы очумелые сидим на позициях. Все в пыли, в дыму. Решили пожрать. А пчелы по полю летают, жужжат, собирают нектар…
Когда наши танки стали бить им в борта, их правофланговые развернулись и врезали нашим. Всех пожгли бронебойками. Я ходил после боя смотреть. Тоже догорают, стоят. Одному влепили снаряд под срез – башня лежала в пяти метрах от танка. Половина танкиста осталась в корпусе, другая улетела с башней.
Наступил вечер. Ко мне подсел Забавный.
– Коротков. Тебя за язык никто не тянул. Так что давай, дуй за плитой. Бери с собой помкомвзвода и иди.
Пошли мы с ним. А там лесок был. Все стволы деревьев очищены от коры на человеческий рост. Это немцы позаботились. Как только на их фоне появляется силуэт, они сразу лупят. Вдруг справа бежит солдат. Его тут же срезали пулеметной очередью. Тот только руками взмахнул и затих. Ладно. Дальше мы уже поползли по-пластунски. Немцев не видно. Вдруг Корнюхов «заполошил».
– Осторожно, лейтенант! МЗП!
(МЗП – Малозаметное Препятствие. – Прим. С.С.)
Смотрю – точно. На тонкой проволоке висит сетка. Проволока еще и под напряжением. Вот умельцы! Поползали вдоль нее. Нет прохода. Развернулись назад. На огневую пришли с пустыми руками.
Когда мы вернулись назад, у немцев по всей линии пошли белые ракеты. Идет самолет и пускает ракеты. Отход перпендикулярно ракетам. Отход? Слава богу, покатились.
Утром командир полка кричит:
– Подъем! Вперед! Огнем и колесами сопровождать пехоту!
(Смеется.) Какие колеса? Какой огонь? У нас мин-то нет. Ладно, пошли. Идем мимо того места, где мы ночью с Корнюховым ползали. МЗП немцы оставили. Нашли нашу брошенную огневую позицию. Из нее торчит ствол пушки немецкого танка. «Тигр» уперся лбом в край траншеи и там чадил. Видимо, его подбили, и он сполз туда по инерции, а может, уже прямо там добили. Не знаю. Я залез под него. Эти засранцы устроили под танком туалет. Все изгадили (смеется). Лопатой все сгреб, достал эту чертову плиту. Хорошо еще она песком была засыпана, а то намаялись бы ее чистить (смеется). Это было 6 сентября. Немцы отходили, прикрываясь арьергардами.
Мы подошли к какой-то высотке. Глазом я отметил на вершине спиленный тригонометрический пункт. Командир роты разрешил привал возле ручья. Начали мыться-полоскаться. Снимаешь гимнастерку, ставишь ее на землю. Она стоит, не падает! Соль и пот. Пот и соль. Н-да…
Вдруг откуда ни возьмись появляется «Виллис». Из него вылезает генерал в плащ-палатке. Почему генерал? Было видно лампасы. Начинает всех костерить за помывку и гонит вперед. Командир роты вдруг сдрейфил, хотя он знал командира дивизии и всех командиров полков в лицо. Командиром нашей дивизии был Федюнькин. Не надо путать с Федюнинским. Так вот ему бы спросить у этого генерала документы. Куда бы он делся?
Только мы вышли к тригонометрическому пункту, нас сразу накрыли плотным артогнем. Тут уже командир роты понял свою ошибку. Да, пойди поищи теперь этого генерала. В то время там действовали власовцы. Много их было тогда. Много. И этот тоже был из их компании. Человек двенадцать мы сразу потеряли только погибшими. У этого треклятого пункта и захоронили всех в братской могиле. Я поснимал с них полсумки орденов и медалей, чтобы сдать потом в строевой отдел. Опытные погибли ребята, бывалые. Были, конечно, и новички. Как раз тогда Нузуралиева и Аджиева ранило в руки.
Дотащились до сосновой рощи. Остановились, выкопали огневую позицию. Туда потом и прилетел «мой» снаряд…
«Катюши» сорвали атаку?
Конечно. Танки горели.
Танки горели из-за попаданий «Катюш»?
Да. Это же, как напалм. Горели, еще как горели.
Противотанковой артиллерии не было рядом?
Нет. Мы же наступали. Ты понимаешь?
Вы на танки сбоку смотрели?
Нет. Они шли прямо на нас. Их остановили метров за триста. Поле было около километра, слева в засаде стояли наши танки. Как только немцы выскочили к ним бортами, они стали их бить. Танки шли линией на расстоянии пять метров друг от друга. «Тигры», «Фердинанды»…
Как Вы определяли «Тигра»?
Он квадратный. Коробчатый такой. У него нет этих скосов.
А «Фердинанд» как?
По пушке. Ствол – шесть метров.