Часть вторая

Традиции

Очерки

Рождество

Рождественский праздник! Человек должен быть совершенно нелюдимым, если в его груди при наступлении Рождества не нарождается какое-то радостное настроение, не просыпаются приятные, милые сердцу воспоминания. Найдутся люди, которые скажут вам, что Рождество не для них; что с каждым новым Рождеством у них прибавляется только одна новая несбывшаяся надежда на счастье, и наступление Рождества лишь напоминает им о более стесненных теперь обстоятельствах и о меньших доходах, напоминает о пирах, на которые они некогда сзывали друзей, и о тех холодных взглядах, которые они встречают теперь, во время неудач и изменившейся к худшему судьбе.

Никогда не обращайте внимания на такие печальные воспоминания. Немного найдется людей, проживших довольно долго на свете, которые не могли бы вызвать подобные воспоминания в любое время в течение года. Но не выбирайте для этого самый веселый из трехсот шестидесяти пять дней, наполняя его болезненными мыслями. Лучше подвиньте ваше кресло поближе к огоньку, налейте стакан и затяните песню, и если комната ваша меньше, чем была лет десять назад, или если стакан ваш наполнен дымящимся пуншем, а не игристым вином, то не огорчайтесь этим, а, выпив залпом, наполните еще раз стакан и затяните старинную песнь, к которой вы привыкли с детства, и возблагодарите Бога за то, что есть, и за то, что ваша жизнь не хуже, чем она есть. Взгляните на веселые лица ваших детей (если у вас они есть), в то время, как они сидят вокруг огня. Быть может, чье-либо местечко опустело; быть может, нежная фигурка, радовавшая отца и возбуждавшая гордость матери, исчезла за этот год. Не останавливайтесь мысленно над прошлым; не думайте о том, что еще год тому назад прелестное дитя, теперь уже обратившееся в прах, сидело перед вами с румянцем здоровья на щеках и весело блестящими детскими ясными глазками. Думайте лучше о настоящем благословении и счастье – у каждого человека найдется хоть частица его, – а не о прошедших невзгодах, не которых не проживет ни один человек. Наполните стакан снова, с веселым лицом и довольным сердцем выпейте за вашу жизнь, пусть ваше Рождество будет у вас веселое и Новый год ваш – счастливый.

Кто может оставаться нечувствительным к выражениям добрых чувств и к откровенному обмену дружеских приветствий и пожеланий, в таком изобилии расточаемых в это время года? Рождественское семейное собрание! Мы не знаем ничего более очаровательного! Кажется, есть что-то магическое в самом слове – Рождество! Мелочная зависть, разлады – все позабыто; чувства общественности пробуждаются в таких сердцах, где они давно и долго спали. Отец и сын, брат и сестра в течение нескольких месяцев отворачивались, встречаясь друг с другом, теперь обнимаются и обмениваются взаимными приветствиями, похоронив свою прошлую вражду в настоящем счастье. Добрые сердца, которые стремились друг к другу, но удерживались ложной гордостью и высокомерием, теперь соединяются, и вся их жизнь теперь полна добротой и великодушием. Пусть бы это Рождество продолжалось целый год, если бы это было возможно, и пусть предрассудки и страсти, обезображивающие все, что есть лучшего в нашей природе, никогда не царствуют над людьми!

Рождественское семейное собрание, которое мы подразумеваем, это не просто собрание родственников, приглашенных за неделю или за две, собрание, возникшее лишь в этом году, не имеющее ничего общего в прошлом, и, может быть, не имеющее состояться в будущем году. Нет. Это неукоснительно ежегодно повторяющееся собрание всех членов семьи, старых и молодых, богатых и бедных. И все дети ждут этого события, по меньшей мере, за два месяца вперед с лихорадочным нетерпением.

Сначала собрания эти в нашей семье происходили у дедушки. Но так как дедушка и бабушка стареют и частенько прихварывают, то они передали все хозяйство дяде Джорджу и сами поселились у него. Теперь собираются всегда в доме дяди. Но самые лучшие подарки для детей и взрослых доставляет все-таки бабушка. А дедушка всякий раз непременно сам отправляется на базар, чтобы купить индейку, которую с триумфом и вносит за ним носильщик. И дедушка всегда настаивает, чтобы носильщика угостили стаканчиком водки, сверх платы за труды, и предлагает носильщику выпить за «веселое Рождество и счастливый новый год» в честь тети жены дяди Джорджа. Что касается бабушки, то она уже дня за два до семейного собрания становится особенно таинственной и все секретничает. Однако, не настолько умело, чтобы предотвратить слухи о приобретенных новых чепцах с прекрасными розовыми лентами – для служанок и различных книжках, ножичках, карандашах и т. п. – для младших членов семьи. Не говорим уже о разных секретных прибавлениях к обычным заказам тетки у пирожника, вроде лишней мясных пирожков к обеду и большого торта с изюмом для детей.

В Рождественский сочельник бабушка обыкновенно находится в самом лучшем настроении духа. Заняв детей в течение дня чисткой изюма и чернослива, она настоятельно требует, чтобы дядя спустился на кухню, снял свою куртку и около получаса растирал бы пудинг, что дядя Джордж благодушно исполняет к величайшему восторгу детей и слуг. Вечер заканчивается торжественной игрой в жмурки, в начале которой дедушка очень старается быть пойманным, чтобы затем самому ловить с завязанными глазами и иметь, таким образом, случай выказывать свою ловкость. На следующее утро старички с таким количеством детей, какое может вместить их церковная скамья, отправлялись разряженные в пух и прах в церковь. Тетка остается дома чистить графины и наполнять судки, дядя приносит бутылки в столовую, спрашивает, где штопор, и мешает всем и каждому.

Когда возвращаются из церкви, то дедушка вынимает из кармана небольшую ветку омелы и, поддразнивая мальчиков, приглашает их поцеловать своих кузин под этой веткой, чем вызывает безграничное веселье, и сам бывает очень доволен, но несколько смущает этим бабушкино чувство приличия. Впрочем, и она смягчалась, когда дедушка говорил, что ему было ровно четырнадцать лет и три месяца, когда он поцеловал бабушку под веткой омелы. Тут дети хлопают в ладоши и от души смеются так же, как и дядя с тетей. Бабушка с довольным видом и снисходительной улыбкой говорит, что дедушка был бессовестный маленький шалун, на что дети снова от души смеются, а дедушка громче и веселее всех.

Но все это ничто в сравнении с последующим оживлением, когда бабушка в высоком чепце и шелковом шиферного цвета платье, а дедушка в превосходно выглаженной сорочке и в белом галстуке усаживаются на одном краю стола близ камина, с детьми дяди Джорджа и бесчисленными их кузинами и кузенами, и ожидают прибытия гостей. Вдруг слышно, что около подъезда останавливается карета, и дядя, выглянувший в окно, восклицает: «Это Джэн!». Дети бросаются к дверям и, перескакивая через ступени, бегут вниз по лестнице. Дядя Роберт и тетя Джэн, и дорогой маленький бэби, и нянька – всех их втаскивают среди громких криков и восклицаний детей, и предупреждений старших, чтобы не ушибли и не уронили бэби. Дедушка берет ребенка, бабушка целует свою дочь. Замешательство первого появления еще не успевает улечься, как приезжают новые партии гостей – дядюшки и тетушки с многочисленными детьми. Подрастающие кузены и кузины болтают между собой, слегка любезничая друг с другом, их примеру следуют маленькие – и ничего не слышно, кроме смешанного шума разговора, смеха и веселья.

Внезапно какой-то нерешительный стук в дверь возбуждает у всех вопрос: «Кто бы это был?» И двое или трое из детей, которые стоят вблизи окна, тихим голосом заявляют, что это «бедная тетя Маргарита». При этом известии дядя Джордж выходит из комнаты, чтобы приветствовать новоприбывшую, а бабушка немного подтягивается, стараясь придать себе несколько сухой и важный вид. Маргарита вышла за бедного человека без согласия матери, и так как бедность считалась недостаточно тяжелым наказанием за такое оскорбление, то она была исключена из общества самых близких родных и лишена общения с друзьями. Но подошло Рождество – и недобрые чувства, которые боролись с лучшими намерениями в течение года, растаяли под его благотворным влиянием, как лед под лучами утреннего солнца. В минуту огорчения родителям не мудрено обвинить своего непослушного ребенка, но изгнать его из семейного круга в день общего веселья, отстранить его от семейного очага, у которого он столько лет ежегодно садился в этот радостный день, постепенно переходя от детства к девичеству, и развившись потом почти незаметно в женщину, – это совсем другое дело.

Вид холодной снисходительности и строгой справедливости, который приняла на себя старушка, плохо шел к ней. И когда Маргарита вошла с одной из сестер, – бледная и грустная не в силу бедности, которую она могла переносить, а от сознания незаслуженного пренебрежения и враждебности, – то видно было, сколько в этом было у бабушки напускного и неестественного. Последовало минутное затишье. Вдруг Маргарита отошла от сестры и бросилась, рыдая, не шею к матери. Отец спешно выступил вперед и взял ее мужа за руку. Все столпились вокруг, принося сердечные поздравления, – и снова воцарилось счастье и общая гармония.

Что касается обеда, то это – один восторг! Все идет хорошо, и все настроены прекрасно, каждый доволен и готов доставить удовольствие другому. Дедушка обстоятельно рассказывает о покупке индейки, с некоторыми отклонениями в сторону, относящимися к покупкам индеек в прошлые годы к Рождеству, а бабушка дополняет этот рассказ разными мелочами и частностями. Дядя Джордж рассказывает истории, разрезает птицу, наливает вино, шутит с детьми, которые сидят за приставленным сбоку столом, подмигивает и кивает головой подросткам и заражает всех своим хорошим настроением.

Когда, наконец, толстая служанка, переваливаясь, входит с гигантским пудингом и веткой остролиста на его верхушке, то поднимается такой смех, крик, хлопанье маленькими толстыми ручками и топот плотных ножек, который можно сравнить разве только с тем взрывом восторга и рукоплесканий, который вызывает у младшей половины гостей искусное наливание горящей водки на мясные пирожки.

Потом десерт! А вино! А забавы и веселье! И такие прекрасные спички и такое пение, как мужа тети Маргариты, который, оказывается, такой милый человек и такой внимательный к бабушке! Даже дедушка не только поет свою ежегодную песнь с неслыханной еще силой в голосе, но когда, согласно ежегодно повторяющемуся порядку, по окончании этой песни его шумно просили: «Еще!», то он начал новую, которую, кроме бабушки, никто раньше не слышал. А один из юных двоюродных братьев, порядочный повеса, который был в некоторой немилости у стариков за какой-то ужасный проступок – упущение в исполнении какого-то поручения, – удивил всех и насмешил до слез, предложив спеть самую необыкновенную из комических песен, когда-либо слышанных. Таким образом проходит вечер в веселии, поддерживаемом разумной доброй волей, более способствующей пробуждению симпатий каждого из членов общества по отношению к своему соседу и сохранению добрых чувств в продолжении наступающего года, чем половина всех проповедей, написанных половиной всех живших когда-либо богословов.