Снова болела рука, но не как обычно. Как правило, она ныла некоторое время, пока Абрамов не ощущал укол – не иголкой, как при прививке, а будто в тело вонзается пусть тонкий, но гвоздь…
Хрясь! И он уже забит по шляпку!
Когда боль утихала, продолжало ныть – до тех пор, пока не запьешь анальгин водкой.
Но сегодня руку крутило. Боль была терпимой, но раздражающей. Обезболивающее Матвей выпил, а от водки пришлось отказаться. Ему работать надо, а не заливаться алкоголем.
– Абрамов! – услышал он оклик, обернулся и увидел старшего опера Котова.
Только сейчас Матвей заметил, что ему очень идет фамилия – он похож на дворового кота Барсика. Но звали Котова Бернардом. Да-да, по паспорту! Матушка перемудрила и дала сыну имя в честь любимого драматурга Шоу. Котов и хотел бы его поменять, но родительница обиделась бы. Поэтому он всем представлялся Борей.
– Чего тебе?
– Вызывай на допрос Анну Гребешкову. Срочно.
– А что такое?
– Она была в «Хрустале» в ночь убийства Ортман.
– Она была в клубе? – не поверил Матвей. Такие девушки не ходят по злачным заведениям. Но если бы она вдруг заявилась, он бы обязательно ее заметил.
– Ты глухой? Дважды нужно повторять?
– Ты не груби.
– А ты не тупи. Камеры ее засняли, фотки у тебя в компе. Я сейчас в ДК машиностроителей с ними пойду, буду опрашивать работников, может, кто-то из них там видел Гребешкову в эту пятницу. Если да, хана ей!
– Почему?
– У Ортман, по словам соседей, был любовник из глубинки. Как они сказали: «колхозник».
– Приезжал в резиновых сапогах, покрытым навозом?
– Не видел его никто. Но мужик, что через стенку живет, подслушивал. Делать человеку нечего, вот он через розетку уши и грел.
– А почему не подглядывал?
– Он после инсульта лежачий. Одно развлечение – телевизор, но тот надоел. Решил послушать, что у соседей творится. Злату он знал и даже к ней подкатывал до того, как его шарахнуло. Но она его отшила, сказала: не для тебя цветочек рос.
Матвей про себя усмехнулся – Злата могла. Он уже несколько раз думал о том, что если бы он тогда пошел на нормальный контакт, то она, возможно, осталась бы в живых. Они поехали бы к ней или к нему, занялись сексом… Нет, все же лучше к нему. Его соседям нет дела до Абрамова.
– Короче, сосед сообщил, что завела Ортман колхозника, – продолжил Котов. – Говор у него какой-то был и речь не сказать что правильная. Еще много трындел о садах-огородах, медах-вареньях, курах-гусях. Плюс несвободным был, но имел не жену, а сожительницу. И, главное, в ДК машиностроителей с ней познакомился! В общем, все сходится.
– Да, это вполне мог быть Николай Гребешков. Только при чем тут его дочь?
– При всем! Убила разлучницу, а потом батю.
– Не верю, – покачал головой Матвей.
– Ты, блин, Станиславского из себя не строй! – Котов опять стал выходить из себя. – Не верит он… – Дальше пошел уже отборный мат.
– Борь, втащить мне хочешь?
– Аж кулаки чешутся и зубы сводит.
– И чем я тебе так не мил? – Абрамов говорил ласково – провоцировал. Он тоже был не прочь навалять Бернарду.
– Одного хорошего парня подставил, Саню Перфилова. Я понимаю, мы все не святые, но засаживать невинного человека… – Котов сплюнул сквозь зубы под ноги Матвею, развернулся и ушел.
«Ты о ком?» – хотел крикнуть ему вслед Абрамов, но не стал. Они как-никак находились в государственном учреждении, где полно людей.
«Саня Перфилов», – бормотал себе под нос Матвей, быстро шагая по коридору. Рука, как ни странно, не беспокоила, пока он беседовал с Котовым, а сейчас опять заныла.
Зайдя в кабинет, Абрамов первым делом включил комп.
– Александр Перфилов, – проговаривал он, печатая имя и фамилию.
А когда нажал на букву «в», замер. Вспомнил!
Это же тот парень, который пошел на нары вместе с двумя грабителями. Он частным извозом подрабатывал. Парни тормознули тачку и на ней нагрянули в один богатый дом. Попросили подождать: сказали, один из них от жены ушел и не все вещи вывез. Через час вернулись с сумками, техникой. Щедро расплатились с бомбилой, он и думать о них забыл. Но оказалось, что те парни дом ограбили, и мало того, убили мужичка, которого наняли присматривать за домом в отсутствие хозяев.
Дело быстро раскрыли, повязали всех, в том числе Саню Перфилова. Он клялся и божился, что знать не знал, зачем везет двоих обвиняемых в загородный дом, но Абрамов ему не поверил – так было легче. Но намеренно он никого не сажал. Даже закрывая дела за денежку, не подставлял тех, кого считал абсолютно невиновными.
– Товарищ майор, ты фоточки посмотрел? – донеслось из-за двери. Ее толкнул, но еще не открыл Васек Голованов.
– Какие?
– Дочки Гребешкова.
– Собираюсь это сделать, – заверил его Абрамов. А Башка тем временем просочился в кабинет, и Матвей обалдел:
– Васек, что это с тобой?
– Чего? – напрягся тот.
– Вот это вот… – Матвей подергал себя за волосы, которые матушка на днях состригла машинкой, но оставила сверху полтора сантиметра. А у Васи на башке творилось нечто! Свои тугие кудри он выпрямил и уложил так, будто он киношный дон Карлеоне, геля не пожалел. – Ладно, не покрасился в брюнета, – озвучил последнюю свою мысль Матвей и расхохотался.
– Я решил сменить прическу, что тут такого?
– Навсегда или только на Хеллоуин? А костюм и атласную рубаху уже сдал в прокат?
– Ты чего несешь?
– Да ты как будто персонаж фильма «Крестный отец».
– Неправда. Я сделал современную укладку.
– Но получилась… – Абрамов развел руками. – Вась, ты совершенно очарователен со своими кудряшками. Но если хочешь изменить имидж, просто коротко подстригись. Вспомни Джастина Тимберлейка: был барашком, а сейчас вполне брутальный мужик.
– Нельзя коротко, у меня щеки. Я, блин, не Тимберлейк!
– А что вдруг на тебя нашло?
– Да надоело мне быть бабушкиной радостью! Хочу, чтоб меня воспринимали как мужчину.
– Знакомство с Дениской даром не прошло, да?
– Даная тут совсем ни при чём.
– О, он уже Даная! Да у вас любовь.
– Пошел ты, товарищ майор!
Но ушел сам, точнее, убежал, хлопнув дверью.
Нетипичное поведение для Васька. Он не был обидчивым: мог нахохлится, если слышал в свой адрес что-то насмешливое, но, подувшись минуты две, отходил. А тут, можно сказать, истерика. Не из-за того же, что его прическу не одобрили? Неужто Денис-Даная всему виной?
Сестра Матвея рассказывала, что у нее сосед недавно женился. Суровый мужик, прошедший через Ирак, гроза не только хулиганов, но и нарушителей порядка. Если после одиннадцати в доме напротив гремела музыка, он сразу вызывал полицию. Все удивились, когда грозный дядька нашел ту, кто будет терпеть его нрав. Думали, женщина в возрасте, такая же отставная вояка или полицейская, неулыбчива, коротко стриженная, с незакрашенной сединой и небритыми подмышками – естественность в США давно стала нормой. Но нет, перед соседями предстало очаровательное существо в локонах, при макияже и леопардовых лосинах. Оно называло себя Барбарой, всегда ходило на каблуках, пекло лучшее печенье в пригороде и… имело кадык! Сестра Матвея случайно увидела его, когда с шеи новой соседки соскользнул шарфик, но не подумала, что перед ней парень. В Барбаре было больше женщины, чем… в ней самой! Нежная, кокетливая, легкая, она вертела суровым соседом, как хотела. А как готовила, как содержала палисадник! До нее в нем не было ничего, кроме тщательно подстриженной травы, но Барбара насадила цветов, кустарников, расставила гномов, дорожки из камешков выложила. Но главное, она смогла подружить своего гражданского супруга с соседями. Она устраивала барбекю-вечеринки и таскала его на ответные.
Как-то за пивком сестра разговорилась с Барбарой, и та призналась, что когда-то была Брюсом.
– Муж знает? – поинтересовалась та.
– Конечно, ведь я оставила «перчик».
– А я считала его ханжой.
– Он такой и есть. Просто для меня сделал исключение, потому что полюбил, а я сделала его счастливым!
Эту историю сестра рассказала Абрамову, когда он поделился с ней новостями о Дениске. Она его хорошо знала, ведь два подростка-волейболиста дружили и ходили друг к другу в гости.
– Товарищ майор, можно? – услышал Абрамов. Опять кто-то явился и даже не постучал, просто дверь толкнул. Он подумал было, что вернулся Васек, но голос принадлежал женщине.
Матвей только что распечатал фотографии Анны Гребешковой, присланные на почту, и принялся их рассматривать – так лучше, чем с экрана. Поскольку качество плохое, детализации нет, а на обычных снимках любая картинка иначе воспринимается.
Подняв глаза, он увидел ее…
Анну.
Но не такой, как она выглядела на фотографиях. Там – секс-бомба. Очень яркий макияж, который выделяет все: и глаза, и губы, и скулы. Волосы забраны в хвост на макушке, концы выкрашены в розовый. Матвей не сразу узнал ее, но на фото совершенно точно была она.
– Здравствует, Анна Николаевна. Вы разве не уехали?
– Вернулась. Поговорила с мамой, поспала немного и на первом автобусе обратно в город.
– Как она восприняла новость?
– Расстроилась, заплакала. Но я пока не готова сказать, что отца убили. Наврала, что умер от сердечного приступа.
– А сами зачем вернулись?
– Хоронить. Вы верно сказали – нехорошо это, если у человека родственники есть, а его в последний путь никто не провожает.
Он смотрел на нее и млел…
Как дурак!
Такая Аня славная! Не сногсшибательная, как на фотографиях из клуба, а всего лишь симпатичная, но нежная, удивительная… и немного дурная. Имелась в ней какая-то сумасшедшинка, которая обычных девушек превращает в особенных.
– Ко мне зачем явились? – спросил Матвей.
– Хотела все узнать. Как расследование продвигается, не нашли ли убийцу, когда можно тело забрать и прочее…
– Могли бы позвонить.
– Мне выйти из кабинета и набрать ваш номер? – Ее сразу как подменили. Напряглась, ноздри раздула, и если бы Матвей верил в энергетику, то сказал бы, что она стала враждебной.
– Нет, у меня к вам вопросы. И хорошо, что вы явились по собственной инициативе.
– Слушаю вас, – сухо проговорила Аня. Лицо ее расслабилось, но тело напряжено: руки скрещены, ноги тоже.
– Помню, я спрашивал, не посещали ли вы за время пребывания в городе каких-то заведений. Вы сказали, что только бигмаки ели.
– Нет, еще чизбургеры с капучино. Триста рублей за хостел, двести на пожрать. Когда я экономила на быстрой лапше день, на второй могла зайти в макдак.
– Угу… – Матвей поиграл фотографиями. – А сколько вы не ели вообще, чтобы сходить в «Хрусталь»?
– Куда?
– Клуб на набережной. Туда, по-моему, даже девушек бесплатно не пускают.
– Не понимаю…
Тут Матвей выбросил на стол снимки – как карты, пусть и большие.
– Только не говорите, что это не вы.
Анна уставилась на первый снимок, секунд через двадцать перевела взгляд на второй. До третьего не дошла – закатив глаза, она выдохнула:
– Да, я была в «Хрустале». Хотела познакомиться с нормальным парнем.
– В клубе?
– В теории это можно сделать где угодно.
– А на практике?
– Не знаю, у меня небольшой опыт, и я впервые оказалась в большом городе. Решила выбрать самое популярное заведение – «Хрусталь». Хоть он уже и с налетом ретропыли, а все равно марку держит. Вот я и пошла туда.
– С выкрашенным в розовый хвостом.
– Я же колхозница и не знаю, как тут у вас принято…
– В ту ночь в туалете убили женщину.
– Я ушла в начале первого, устала. Тусовки – это не мое. И при мне никто не умирал.
– Но со Златой Ортман вы в «Хрустале» встретились? – невинно поинтересовался Матвей.
– С кем? – переспросила Аня с недоуменным видом.
– Женщиной, что увела вашего отца из семьи.
– Его в ней никогда и не было, – поморщилась она. – А что касается отцовских баб… Их у него было море, всех при желании не упомнишь, а у меня его и не возникало. Николай не мог без женского внимания и опеки. Отец ничего не умел сам: ни погладить, ни приготовить, ни носки найти.
– Госпожа Ортман была не из числа наседок. Она использовала мужчин по определенному назначению…
– В качестве секс-игрушек?
– Необременительных любовников, так вернее.
– Отец на эту роль не годился, вы что-то путаете…
– Только потому, что он нуждался в заботе, а она не могла ее дать? Но у вашего отца могло быть несколько женщин: одна им восхищалась, вторая носки искала, третья дарила телесные наслаждения.
– Отец давно ушел… кхм… из большого спорта.
– В смысле?
– Он страдал от импотенции.
– В век виагры это не приговор.
– Я неправильно выразилась. Он не страдал, а наслаждался ею. Я несколько раз становилась невольным свидетелем разговора родителей. Мама, пусть нечасто, но хоть иногда желающая близости, просила отца сходить к доктору, но тот ни в какую не соглашался.
– Для мужчины это унизительно – признавать свою недееспособность.
– А он этому радовался. Говорил: какое счастье, что у меня не стоит и теперь не нужно переживать из-за того, понравился партнерше секс или нет.
– Может, врал? Вашей маме.
– Потому что ее не хотел, а с другими скакал козликом? – Матвей кивнул. Такое бывает сплошь и рядом. – Я тоже так думала, пока он не связался с владелицей единственного торгового центра в нашем поселке, который она назвала в свою честь «Надеждой». Она привлекательна, одинока и богата – его типаж. Но ничего не вышло у них из-за полового бессилия отца. Надежда деликатностью не отличается, поэтому о том, что Николай Гребешков импотент, узнал весь поселок.
– Получается, вы не в курсе, кто такая Злата Ортман?
– Женщина, которую убили в «Хрустале»? Вы говорили о ней в прошедшем времени и пытались меня подловить. Значит, жертв несколько? Не только мой отец был убит отверткой в шею, а еще как минимум одна женщина? Или у вас серия? – Она начала говорить спокойно, но постепенно заводилась и перешла на крик: – И вы хотите сделать меня козлом отпущения? Бедную селянку, за которую некому заступиться?
– Успокойтесь, Анна. – Абрамов встал, чтобы налить ей воды. – Я выполняю свою работу, а вы – гражданский долг. – Он протянул ей стакан. – Выпейте.
Но Анна оттолкнула его руку.
– Я никого не убивала! Ни отца, ни тем более незнакомую мне женщину… – Девушка вскочила, ее глаза метали молнии. – И вообще… Идите вы в пень, товарищ майор!
Абрамов обалдел. Так с ним в его же собственном кабинете еще никто не разговаривал. А бедная селянка, за которую некому заступиться, послала его… пусть и в пень. И покинула кабинет, только ее и видели.