Интерлюдия

Развод

Нас надолго переживет все то, что мы видим вокруг.

Джон Апдайк.

Трубопровод

“Маплы думали и говорили о разводе так долго, что его, казалось, вообще никогда не будет”. Так начинается рассказ Джона Апдайка “Два спальных места в Риме”. Семейная пара балансирует на грани развода. Название рассказа можно понимать буквально: заселившись в отель, Ричард и Джоан Маплы обнаруживают, что вместо одной двуспальной кровати в их номере стоят две односпальные. Ричард видит в этом дурной знак, напоминание, что разлад в отношениях зашел слишком далеко и уже ничего не исправить.

Апдайк написал этот рассказ вскоре после того, как съездил с семьей в Европу. Поездка была задумана как отдых, но больше походила на изгнание: Апдайки спешно покинули город, после того как стало известно, что Джон изменял жене. Но Апдайк, как всегда, не удержался, чтобы не переработать собственную жизнь в литературу. Он писал о том, что хорошо знал, т. е. о нелегких испытаниях любви в Америке двадцатого века. Поэтому он описал измену и поездку в Рим как бегство, попытки улучшить что-нибудь в доме, от которых лучше не становится (Маплы устроили теннисный корт на заднем дворе), и мелкие обиды, которые разрастаются, как трещины в штукатурке. В другом рассказе Джоан и Ричард ужинают в ресторане, обсуждая, как их распавшийся брак отразится на детях. И вдруг Джоан, взглянув на свой опустевший бокал, восклицает: “Просто поразительно, что двоим людям перестало хватать целой бутылки вина!”

Временами Апдайк перегибал палку в погоне за реализмом. Порой, написав рассказ, он понимал, что его не опубликуют, по крайней мере в обозримом будущем. (Как позже признал сам Апдайк, он “пил женские слезы и сплевывал их мелким шрифтом, прямым и курсивом”.)

Но чаще его проза создавала у читателя ощущение, будто он подслушивает самые интимные, не предназначенные для чужих ушей сцены семейной жизни. Эта откровенность достигает предела в рассказе “Врозь”, где Маплы сообщают детям, что разводятся. (По словам Адама Бегли, биографа писателя, Апдайк написал этот рассказ “спустя всего две недели после событий, которые с такой достоверностью описал. Это подлинная история о том, как говорят правду – и как ее скрывают”.)

Ричард и Джоан условились, что поговорят с каждым из детей отдельно, но, когда семья собирается за столом, Ричард не может сдержать слез, и Джоан приходится все рассказать прямо во время ужина. Дети воспринимают новость плохо. “Кто мы для вас? – возмущается сын. – Так, мелюзга, народилась, и все тут”. Тяжело читать последнюю сцену, где Ричард со старшим сыном обсуждают развод, и отец признается сыну: “Я чувствовал себя отвратительно, отвратительно. Мой отец умер бы, но так бы со мной не поступил”. Поначалу кажется, что сын относится к новости спокойно. Но когда Ричард возвращается в его комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, он видит, что щеки мальчика мокры от слез. Больнее всего читать последние строки рассказа: “В отцовское ухо он простонал одно слово – ключевое, отчетливое: «Почему?». Ричард забыл почему”.

Рассказы о Маплах пробирают своей беспощадной неопределенностью. Развод неизбежен. Брак трещал по швам уже много лет. Но когда решение наконец принято, потеря семьи все равно очень болезненна. В рассказе “Нижеозначенные Маплы”, который Апдайк написал спустя две недели после собственного развода, нелепая церемония расторжения брака предстает чем-то вроде свадьбы наоборот. (Апдайки одними из первых в штате Массачусетс получили развод по обоюдному согласию.) Вместо священника и родителей – судьи и юристы. Вместо поцелуев и улыбок – гнев и чувство вины. Обещания вечной любви уступили место официальным переговорам. И нельзя забывать о детях – не все из них переносят церемонию спокойно.

В то время когда Апдайк писал эти рассказы в пригороде Массачусетса, пребывая в “блаженном состоянии после курса таблеток”, в Америке резко росло число разводов. С 1960-го по 1975 год оно удвоилось. Частично этот рост можно объяснить принятием законов о разводе по обоюдному согласию – в 1969 году Калифорния, где тогда был губернатором Рональд Рейган, стала первым штатом, в котором узаконили развод на основании “неразрешимых разногласий”. Но Апдайк в своих рассказах отразил и более общее культурное явление: институт брака становился все более гибким. Это были годы, когда мир познал свободную любовь и дешевые способы контроля рождаемости; все больше женщин шли работать, а развод перестал быть чем-то постыдным.

За этими социальными тенденциями скрывались человеческие трагедии. Хотя рассказы о Маплах сами по себе можно рассматривать как многолетнее исследование – читатель наблюдает, как год за годом распадается семья, – наблюдения писателя совпадают с результатами научных исследований, касающихся разводов. В 1972 году Э. Мэвис Хезерингтон из университета Вирджинии начала изучать несколько сотен недавно распавшихся семей с маленькими детьми. Она наблюдала за испытуемыми на протяжении десятков лет: навещала их дома, присылала анкеты для заполнения, проводила длинные интервью.

Результаты во многом оказались неожиданными. Так, Хезерингтон установила, что инициаторами развода чаще выступают женщины. Четверть мужчин утверждали, что “понятия не имеют, почему жена решила уйти”. Многие мужчины после расторжения брака переживают стадию “загула”, когда часто заводят случайные связи. Однако спустя где-то около года эти похождения становятся им неприятны, и они начинают искать женщину для более серьезных отношений. Хезерингтон также обнаружила, что мужчины редко женятся на своих любовницах, ставших причиной развода, и что даже те, кто утверждает, будто им лучше без семьи, еще долгие годы размышляют, правильное ли решение приняли.

Но самый важный вывод исследования Хезерингтон касается детей. По ее данным, около 75 % детей из распавшихся семей благополучно переживают развод родителей: “Я не хочу преуменьшать значение стресса, который испытывают дети при разводе, – сказала она в интервью 2000 года. – Даже когда детям, пережившим развод родителей, исполнилось 24 года, они все равно говорили, что это событие было одним из самых болезненных в их жизни. Но этот опыт не наносит непоправимого ущерба. Дети восстанавливаются после травмы”.

Однако остаются еще 25 %. Для этих детей развод родителей имеет самые тяжелые последствия: их успеваемость падает, они скандалят и кричат, у них начинаются серьезные эмоциональные проблемы. И хотя многие из них в конце концов справляются с травмой, среди испытуемых Хезерингтон было много таких, кто не справился. “После сорока лет исследований у меня не осталось иллюзий относительно разрушительного эффекта развода, – говорит она. – Он может сломать жизнь, и зачастую так и происходит”. В жизни многих детей из этой группы развод родителей вызвал цепную реакцию. Многие из них бросили школу, начали курить, а когда выросли, то и их браки оказались недолговечными. Со временем могут проявиться самые печальные последствия. Льюис Терман, исследовавший с 1920-х годов более 500 людей с высоким IQ, называл развод родителей “сильнейшим фактором риска ранней смерти” среди его испытуемых. В среднем продолжительность жизни людей, чьи родители развелись, на пять лет короче, чем у тех, кто рос в полной семье.

Близкие темы затрагивает и исследование Джудит Уоллерстайн, психолога из Калифорнийского университета в Беркли. Она в течение двадцати пяти лет наблюдала за 131 ребенком из распавшихся семей калифорнийского округа Марин. По ее данным, примерно треть детей благополучно пережили развод родителей и впоследствии поддерживали хорошие отношения как с отцом, так и с матерью. У другой трети испытуемых наблюдались “значительные ухудшения по сравнению с периодом до развода” и даже признаки клинической депрессии. Оставшаяся треть показала ухудшение, но не столь значительное, ее состояние можно описать как нечто среднее между первыми двумя группами. Даже спустя много лет после распада семьи большинство детей говорят, что хотели бы, чтобы родители снова стали жить вместе.

Наука о разводах ушла в своих выводах не дальше, чем проза Апдайка: простых ответов не существует, мы можем только изучать характеры и статистические закономерности. Люди клянутся любить и беречь друг друга до конца жизни, но 40 % браков в Америке заканчиваются разводом (т. е. сыграть свадьбу – все равно, что бросить монетку.) Современная история любви – это история о том, как мы постепенно вынуждены признать, что даже любовь не в силах противостоять разрушительной силе времени и энтропии. В книге “История брака” Стефания Кунц исследует эволюцию этого института начиная со Средних веков, когда семейное насилие происходило повсеместно, и заканчивая нынешней эпохой, когда разрешили однополые браки. В целом из ее обзора видно, что семья развивается в сторону более либеральной, гибкой модели, где многое прощается. Признавая, что эта модель несет в себе определенные опасности, автор настаивает, что преимущества современного взгляда на семью стоят того, чтобы терпеть его недостатки.

Развод означает крах семейных отношений, но в то же время и шанс начать все с начала. Приняв руководство многолетней программой Гранта, Джордж Вейллант, проведя серию интервью с испытуемыми гарвардцами, сначала предположил, что “развод является признаком психологического неблагополучия”. Если человек разводится, это говорит о его нежелании брать на себя ответственность или поддерживать близкие отношения. Браки испытуемых распадались не потому, что это были плохие браки. Просто сами они оказались плохими мужьями.

Однако время, как это бывает, расставило все по своим местам. Когда испытуемым программы Гранта исполнилось семьдесят – восемьдесят лет, Вейллант провел с ними серию интервью и подробно расспросил о семейной жизни. Как и ожидалось, больше 90 % тех, кто всегда был счастлив в браке, были по-прежнему счастливы. То же самое относилось и к тем, у кого отношения в семье всю жизнь были плохими: эти люди все так же чувствовали себя несчастными и подумывали о разводе. А вот те, кто развелся и потом женился снова, оказались сюрпризом для исследователя: приблизительно 85 % из них “сказали, что счастливы в браке, причем их новые семейные отношения продолжаются в среднем 35 лет”. Эти данные заставили Вейлланта пересмотреть свои взгляды на природу разводов. Если раньше он полагал, что семьи распадаются из-за недостатков в характере супругов, то теперь считает, что это “зачастую еще и симптом чего-то иного”, и развод может быть необходимым шагом, чтобы обрести счастье с другим человеком. (Сам Вейллант был женат пять раз и лишь недавно восстановил отношения с четырьмя детьми от первого брака.) “Развод обостряет все тревоги, которые человек испытывает по поводу надежности отношений, – пишет он. – Развод подвергает серьезному испытанию веру в нерушимость семьи и клятв у алтаря. И как правило, делает детей несчастными. Но в то же время это способ вырваться за рамки устаревших социальных норм, положить конец постоянному насилию в семье или просто исправить ошибку прошлого”.

Так что придется смириться с не самым приятным фактом: крепость семейных уз в наши дни зависит от их хрупкости. Именно потому, что брак можно расторгнуть, когда угодно, решение сохранить его так драгоценно. Поэтому сегодня счастливая семья значит гораздо больше, чем когда-либо в истории человечества. То, что теперь разрешены разводы по обоюдному согласию, всего лишь признание неоспоримых фактов о человеческой природе: мы непостоянны, несовершенны в любви, ревнивы, эгоистичны и грешны. (Но не следует казнить себя за это, потому что тогда казнить пришлось бы всех.) Печально, что люди так часто разводятся, но это служит нам напоминанием, как непросто обрести любовь, и заставляет больше ценить ее.

Эта мысль была одним из основных мотивов прозы Апдайка. Многие годы он изливал на страницы книг свои семейные проблемы, преображая рухнувшие отношения в такую форму, где им не грозит разрушение. В коротком рассказе “Трубопровод” в доме Маплов прохудились трубы, и водопроводчик предлагает заменить их. Старые трубы в подвале износились. Новость повергает Ричарда в отчаяние: “Нас надолго переживет все то, что мы видим вокруг”, – думает он. Трубы начинают течь. Насосы ломаются. Браки распадаются. Никто не знает, чему суждено уцелеть. Все, что нам остается, это чинить сломавшееся и держаться по мере сил.