Три золотых волоса
Когда-то, давным-давно, герцог вернулся домой после охоты в чудесном лесу. В большом зале его ожидали подданные. Каждый год правитель возвращался с богатой добычей, дамы и господа охали и ахали, после чего всех приглашали к столу.
Толпа встретила герцога с большим волнением. Гости приветствовали его, он кланялся и махал руками направо и налево. Зазвучали горны, и наконец в зал по очереди стали входить охотники.
Но у первого охотника не было ни одного трофея. Дамы и господа удивлённо вздохнули, но герцог лишь безмятежно улыбнулся. Второй охотник тоже ничего не принёс. Герцог продолжал улыбаться. У третьего также было пусто. И у четвёртого. Дамы и господа стали подозревать, а не шутка ли это. Один господин даже осмелился засмеяться, но герцог взглянул на него с таким презрением, что весельчак немедленно нахмурился, а позже даже продал всё своё имущество и перебрался в соседнее герцогство.
В большой зал вошли ещё два охотника, но ни у одного не было добычи. Тогда герцог повернулся к толпе.
– Дамы и господа! – сказал он и добавил без преувеличения: ― Вашему вниманию я предлагаю результат худшей и одновременно лучшей моей охоты. Добычи почти нет, зато какая награда!
Наконец в зал вошли два других охотника. Они несли шест, к которому был привязан диковинный, нелепый, невиданный доселе зверь. Создание походило на человека, волка и медведя одновременно.
Дамы взвизгнули. Господа вскрикнули. Слуга упал в обморок.
Охотники перерезали верёвки, и создание повалилось на пол. Герцог с гордостью смотрел на добычу. Подошли ещё два охотника, неся сверкающие ножи. Они должны были снять со зверя шкуру, отрезать голову и повесить всё это на стену герцога в качестве трофеев.
Предупреждаю: сейчас будет немного противно.
Охотники вонзили ножи в плоть прямо под челюстью зверя и начали острыми лезвиями отделять шкуру. Когда мясо и шерсть зверя прилипали к металлу, ножи, казалось, рдели. Гости смотрели на происходящее как на мерзкую забаву. Герцог ликующе смеялся: кому ещё могли достаться шкура и голова такого чудовища?
Немного погодя охотники, свежевавшие зверя, разом широко открыли рты. Один отпрянул со словами: «Так нельзя! Это не по-божески!», а другой подался вперёд, но тут же отскочил, крича что-то вроде «Невероятная жуть!». Наконец только один охотник остался доделывать начатое. Седой старик оскалился, занёс нож и уверенной рукой содрал шкуру до конца.
Прежде чем отрезать голову, он отошёл от туши, и всеобщему взору открылось нечто страшное. Зал ахнул.
Под шкурой зверя скрывалась человеческая кожа. За чудовищем проступало другое существо – мальчик, покрытый кровью.
Седой охотник вернулся к голове зверя. Он осторожно вонзил нож в кожу, но, вместо того чтобы перерезать шею, плавно начал снимать верхний слой шкуры с шерстью. Через нескольких минут он вновь отступил.
На полу в центре зала лежал обнажённый, окровавленный мальчик.
– Дальше я резать не буду, – сказал охотник, – он дышит.
Шум и гам стихли; пришёл лекарь, осмотрел мальчика и удалился. Герцог меж тем похвалился перед всеми присутствующими, что он единственный охотник, который не только чуть не убил чудовище-мальчика, но и не убил его (в этот момент многие из гостей почесали в затылках). Тут возник вопрос: кто заберёт ребёнка домой. Вскоре одна пара, у которых не было своих детей, выразила желание, и мальчика перенесли в их особняк.
Там о нём заботились так хорошо, как только возможно. Несколько дней спустя мальчик наконец очнулся и сказал им, что его зовут Гензель.
Гензелю пришлась по душе жизнь в роскошном, просторном особняке. Вот только как бы дама и господин его ни опекали, он не чувствовал себя счастливым. Каждый раз он спрашивал себя, что сталось с Гретель. Ему было очень стыдно за случившееся в Живом Лесу. Сестра так хорошо относилась к Гензелю, а он вёл себя безответственно и думал лишь о себе. От этих мыслей ему становилось всё сквернее и сквернее.
Стыд и раскаяние не давали ему нормально спать. Каждую ночь он, беспокойный, в холодном поту, подолгу лежал, уставившись в темноту, а ранним утром просыпался и бродил по особняку, словно привидение.
Где же сейчас Гретель? Что с ней произошло? Он боялся думать о чём-то дурном. Если с ней случилась беда, то это целиком его вина. Хотелось кричать. Сможет ли она когда-нибудь его простить? Этими мыслями Гензель сам себя загнал в ад и не знал, как из него выбраться.
Однажды ночью, крутясь и вертясь в кровати, он подумал: «Я больше никогда в жизни не совершу ничего подобного. Я разыщу Гретель и всё исправлю. Я стану ответственным. Я буду хорошим. Клянусь».
Он хотел этого настолько сильно, что таким в итоге и стал.
И вмиг почувствовал себя лучше.
Подожди, не говори мне ничего, дорогой читатель. Выглядит всё как-то неправдоподобно, не правда ли?
Ну конечно же. С тобой такого никогда не приключалось, поэтому для тебя это звучит нелепо. Он пожелал стать хорошим и стал? И всё? Так просто?
Да, так просто. Иногда боль резко меняет человека. Даже самый прочный меч в бушующем пламени становится мягче и деформируется. То же самое произошло и с Гензелем. В нём бушевало пламя вины и стыда.
Поверь моим словам. Я понял это на собственной шкуре. Очень надеюсь, что с тобой ничего подобного не произойдёт, но ты лишь человек и, как и все мы, можешь совершить ужасные ошибки. Поэтому однажды, возможно, ты поймёшь, насколько невыносимыми бывают вина и стыд. И когда настанет тот час, ты будешь таким же сильным, как Гензель, и сумеешь выковать в пламени свой собственный новый меч. Я верю в тебя.
Когда Гензель дал себе эту клятву, жить ему стало чуть легче. К тому же дама и господин были хорошими родителями: они заботились о мальчике, уважительно говорили с ним и вкусно кормили. В доме имелась замечательная библиотека, где Гензелю нравилось проводить время за книгами о рыцарях и прекрасных девах, драконах и великанах. Он знал, что не может долго оставаться в особняке: ему нужно найти Гретель. Но он чувствовал себя счастливым, набираясь сил рядом с этими взрослыми. Казалось, что с ними не было проблем.
Знал бы ты, как мне жаль говорить это. Нет проблем со взрослыми? Только не в моей истории.
Быть может, в реальной жизни и существуют идеальные родители и прекрасные взрослые, которые никогда тебя не разочаруют. Но в книге про «Когда-то, давным-давно» их нет. Ты, дорогой читатель, уже уяснил это.
Конечно же, наши господа тоже были не без греха. Иногда дама чересчур бурно на всё реагировала, а у господина неприятно пахло изо рта.
Но хуже всего то, что господин хранил один секрет, которого не знала даже его жена. Не самая ужасная тайна, но всё же. У господина была пагубная, непреодолимая слабость: ему нравились азартные игры.
Днём он боролся с этой страстью, а вот с наступ-лением ночи покрывался холодным потом. Он не мог удержаться: лез в сундук, доставал оттуда немного золота и крадучись направлялся в местный кабак. Там он заходил в заднюю комнату и делал ставки. Иногда он побеждал, но чаще проигрывал. Тем не менее никогда ещё ему не доводилось проиграть столько, чтобы жена заметила пропажу.
Но как-то раз к игре присоединился незнакомец. В тусклом свете его кожа казалась почти красной, а борода была подстрижена острым клином. Он и гос-подин сделали ставки, и незнакомец выиграл. Он одерживал победу снова и снова. Господин знал, что ему пора домой, денег всё равно больше не осталось. Но ещё он знал, что если вернётся вот так, с пустыми карманами, то жена обязательно что-то заподозрит. Ему было стыдно. Тогда он попросил бородатого незнакомца дать ему шанс отыграться. Тот согласился, но с условием: ставкой будет предмет, находящийся сейчас напротив камина в библиотеке особняка. Господин вспомнил, что там стоит стул из красного дерева. Цена за попытку вернуть проигранное оказалась ничтожно мала, и он даже не раздумывал.
Господин снова проиграл и вернулся домой в полном отчаянии. Размышляя о том, как бы утаить от жены пропажу кучи золота и стула, он вошёл в библиотеку. Там читал книгу Гензель.
Он сидел на стуле из красного дерева, стоявшем напротив камина.
Господин подумал было вернуться к азартному незнакомцу с красной кожей и заострённой бородой и спросить про странные ставки… Но тут осознание сразило его наповал, словно удар подносом с колбасками. Он пошатнулся и упал. Гензель ринулся на помощь.
– Азартные игры… – пробормотал господин.
– С вами всё в порядке? – спросил Гензель.
Белый как полотно, господин безучастно уставился в потолок.
– Я играл с самим Дьяволом.
На следующее утро они ожидали визита Дьявола, чтобы забрать всё, что теперь принадлежит ему по праву. Ломая руки, господин вновь и вновь просил у Гензеля прощения. Дама, уткнувшись в платок, горько плакала. Гензель оцепенел от волнения. Слишком невероятно, чтобы быть правдой. Его проиграли Дьяволу? Что это значит? Что ему делать?
Да ничего ему не делать, конечно же. Если тебя проиграли самому Дьяволу (это же всем известно – я не выдумываю), ты обречён мучиться, и неважно, как ты себя ведёшь, насколько ты хороший или как трогательно молишь о пощаде, – Дьявол ни за что тебя не отпустит. Тебя ждёт мучение с того момента, когда ты попадёшь в ад, и не закончится оно никогда.
Но Гензель не знал этого, что впоследствии ему очень помогло.
Вскоре в особняк прибыл Дьявол. На нём был походный плащ, в руках он держал трость, а на кончике носа красовались тонкие очки. Волосы его напоминали сотни тысяч блестящих золотых нитей. Дьявол подошёл к Гензелю и нахмурился.
– Он какой-то… невинный, вам так не кажется? – заметил, втянув носом воздух, Дьявол. – От него пахнет… добром.
Гензель чуть не подавился собственной слюной.
– Да, он очень хороший, – ответил господин, – он слишком чист для ада.
– Тогда, быть может, вместо него в ад отправишься ты? – тут же предложил Дьявол господину.
– Ой, нет-нет, – замялся тот, – забирай лучше его!
Дьявол улыбнулся и пробормотал:
– Ничего, ты там всё равно скоро окажешься.
– Что? – не расслышал господин.
– Ничего, – пожал плечами Дьявол. Он повернулся к Гензелю и сказал: ― Хм, ты настолько чист и невинен, что мне даже дурно становится. Я не могу коснуться тебя, да не очень-то и хотелось. У меня уйдут недели, чтобы отмыться от твоего смрада непорочности. Что ж, буду ждать тебя у ворот ада ровно через три дня.
Гензель собрал всю свою храбрость в кулак и спросил:
– Что меня ждёт в аду?
– Мне нравится, когда людишки задают этот вопрос, – ухмыльнулся Дьявол. – Ты обречён мучиться, и неважно, как ты себя ведёшь, насколько ты хороший или как трогательно молишь о пощаде, – я ни за что тебя не отпущу. Тебя ждёт мучение с того момента, когда ты попадёшь в ад, и не закончится оно никогда.
Видишь? Что я тебе говорил?
Он подошёл к мальчику так близко, что Гензель почувствовал тепло его кожи.
– А если через три дня тебя не будет в назначенном месте, я сожгу дотла все окрестности и их жителей. А потом, конечно же, разыщу твою душу и всё равно заберу ее.
В тот момент Гензелю очень хотелось плакать, но он, задержав дыхание и высоко подняв подбородок, ответил:
– Я приду.
Дьявол сказал только: «Я знаю». Затем он повернулся к двери, глядя на господина, наставил на него мизинец и исчез.
В окрестном лесу, неподалёку от особняка гос-подина, бродил старик с длинным-предлинным носом, весь сгорбленный. Его беззубый рот прикрывали сморщенные губы. Он искал двух ребятишек – мальчика и девочку, которые пропали много лет назад.
Старик хотел было присесть в тени дерева, чтобы дать ноющим костям немного отдохнуть, как вдруг услышал плач. Он пошёл на звук и под кроной большого вяза нашёл мальчика, опустившего на руки голову. Старику стало жаль мальчишку, и он, утешив его, спросил, не может ли помочь в беде.
– Никто мне уже не поможет, – жалобно ответил мальчик. – Через три дня я должен предстать перед вратами ада и отдать себя в распоряжение Дьяволу. И буду я мучиться веки вечные.
– Гензель? – пробормотал вдруг старик.
Мальчик поднял голову и взглянул на него.
– Откуда ты знаешь моё имя?
Старик помолчал немного, глядя на чёрные куд-ри мальчика и круглые глаза цвета угля, а затем ответил:
– Не обращай внимания, кажется, я тебя перепутал с кем-то другим. ― Насупив брови, он осторожно присел рядом с мальчиком и заговорил снова: ― Значит, ты должен отправиться в ад?
Гензель громко шмыгнул носом, рукавом вытер с лица слёзы и начал свой рассказ. Закончив историю, он ощутил на себе пристальный взгляд старика.
– Ещё не всё потеряно, мой мальчик. Многое, но не всё, – сказал тот.
– Правда? – с надежной спросил Гензель.
– Знаешь, – ответил старик, – говорят, что в аду Дьявол не властен над тем, у кого есть три его золотых волоска.
Гензель припомнил Дьявола в очках и золотыми волосами и задумался:
– Но как же я смогу их достать?
– А вот тут я тебе уже не помощник. Зато могу проводить тебя до ворот ада – я знаю к ним дорогу, – и довести обратно. Если ты, конечно, когда-нибудь выйдешь оттуда.
«Вы очень любезны. – Мальчик всё вглядывался в несимпатичное лицо старика. – Но откуда вы знаете моё имя?
Старик не ответил, встал на ноги и медленно заковылял прочь. Пройдя немного, он обернулся и увидел, что Гензель до сих пор сидит под вязом.
– Так, – возмутился старец, – ты хочешь в ад или как?
Они шли весь день и, пока солнце ещё не совсем скрылось за горизонтом, приблизились к городку, обнесённому каменной стеной. Старик спросил у привратника, могут ли они переночевать внутри.
– Никому нельзя оставаться в городе, – ответил привратник. – С тех пор как наш винный фонтан перестал бить, здесь царит траур.
И он рассказал о волшебном винном фонтане, который никогда не оскудевал, но однажды просто взял и остановился.
– Дьявол его знает, почему! – всплеснул руками солдат.
Старик собрался было уходить, как вдруг Гензель сказал:
– Я увижусь с Дьяволом в аду. Возможно, мне удастся спросить у него, почему фонтан больше не работает. Если я вдруг смогу выбраться оттуда, я вернусь и расскажу тебе.
Солдат почесал затылок.
– Я не имел в виду Дьявола в прямом смысле. Так говорится!
– Правда? – спросил Гензель. – И что же это означает?
– Это означает, – начал было страж, но вдруг осёкся. – Подожди, ты что, действительно собираешься в ад?
Гензель со стариком кивнули. Солдат уставился на мальчика.
– Не берите в голову. Проходите.
Старик и Гензель шли весь следующий день и, пока солнце ещё не совсем скрылось за горизонтом, приблизились к другому городу, тоже обнесённому каменной стеной. Старик спросил у привратника, могут ли они переночевать внутри.
– Никому нельзя оставаться в городе. С тех пор как наша яблоня, дающая золотые яблоки, перестала плодоносить, здесь царит траур.
И он рассказал им о волшебном дереве, которое раньше плодоносило золотыми яблоками, но в один прекрасный день перестало.
– Дьявол его знает почему! – всплеснул руками привратник.
Гензель сказал тогда:
– Я увижусь с Дьяволом в аду. Возможно, мне удастся спросить у него, что случилось с вашей яблоней. И, если я вдруг смогу выбраться оттуда, я вернусь и расскажу тебе.
Привратник почесал затылок.
– Я не имел в виду Дьявола в прямом смысле. Так говорится!
– Много людей так выражается, – заметил Гензель. – Что же это означает?
– Это означает, – начал было привратник, но вдруг осёкся. – Подожди, ты что, действительно собираешься в ад?
Гензель со стариком кивнули. Солдат уставился на мальчика.
– Не берите в голову. Проходите.
Весь третий день старик и Гензель тоже провели в пути и, пока солнце ещё не совсем скрылось за горизонтом, подошли к реке, через которую можно было перебраться только на пароме. Но капитан отказался взять путников на борт.
– Я вот уже семь лет на этом пароме и не могу с него сойти! – пожалился господин. – Я до смерти устал, у меня болят руки, я не помню, когда в последний раз спал по-человечески! А про ванную и говорить нечего!
– Почему ты не можешь сойти с парома? – спросил старик.
– Дьявол его знает почему! – всплеснул руками капитан.
Гензель сказал тогда:
– Я увижусь с Дьяволом в аду. Возможно, мне удастся спросить у него, что держит тебя здесь. И если я вдруг смогу выбраться оттуда, я вернусь и расскажу тебе.
– Я не имел в виду Дьявола в прямом смысле. ― Капитан спохватился: ― Подожди, ты что, действительно собираешься в ад? Но зачем?
– Дьявол его знает, – ответил мальчик.
Господин почесал затылок и после недолгого раздумья сказал:
– Что ж, если ты обещаешь, что вернёшься и расскажешь мне причину моего несчастья, то я перевезу вас через реку.
И перевёз.
Наконец, на третий день, когда солнце садилось за горизонт, путники добрались до высоких чёрных ворот ада. Колени Гензеля задрожали. На вратах ада не оказалось ни ручки, ни дверного молотка. Они были такие гладкие и чёрные… прямо как вечность.
– Будь храбрым, – в последний раз напутствовал его старик. – И раздобудь три золотых волоска.
– Я найду их, – ответил мальчик, сам не веря своим словам.
Рука Гензеля дрожала так, что постучать в ворота он смог только с третьей попытки. Но как только он коснулся железа, створки раскрылись сами. Пара длинных красных рук схватила мальчика и затащила внутрь. Врата захлопнулись.
Верный Иоганнес опустился на землю и стал ждать.
Он думал о том, как долго длится вечность.
Гензель стоял по ту сторону ворот ада и оглядывался. Место, где он находился, напоминало пещеру. Над головой темнели длинные острые камни, с которых капала красная жидкость, похожая на кровь. В пещере был потолок, но не было стен: куда бы Гензель ни взглянул, повсюду он видел лишь бесконечность. А впереди начинались тысячи дорожек, огибавших миллионы миллионов бурлящих, кипящих жидким огнём котлов.
В котлах были грешники. Они истошно кричали всякий раз, как демоны окунали их в жидкий огонь. Оказавшись на поверхности, грешники вырывались и бились. Иногда демоны давали им встать, и те начинали плакать, каяться и молить о милосердии. Тут же демоны швыряли их обратно в пламя, грешники задыхались и сгорали.
«Забавно, не правда ли?» – сказал один из демонов, сопровождавших Гензеля. Он вёл мальчика между ямами, наполненными огнём, по тропинке из раскалённых углей. Ступни начинало жечь, и Гензель перескакивал с ноги на ногу. Но боль была ничем по сравнению с воплями грешников, которые то и дело появлялись из бурлящих ям, а потом вновь исчезали в глубине.
Когда они проходили мимо одного из котлов, грузная женщина вырвалась из бурлящей жидкости и закричала: «Пожалуйста, остановитесь, умоляю!» Гензель пристально посмотрел на неё: это была стряпуха-каннибал. Она тоже заметила мальчика и окликнула его: «Гензель! Каюсь, каюсь! Скажи им, чтобы они прекратили! Прошу тебя, миленький мой!»
Демон вилами затолкал её обратно в пламя. Гензель замедлил шаг. Он ненавидел стряпуху и поначалу обрадовался. Разве не справедливо она поплатилась за то, как обошлась с Гензелем и Гретель, за то, что съела собственных детей?
«Да, – подумал он, увидев вновь всплывшую на поверхность женщину и услышав её вопли. Тут же её окунули в котёл. – Поделом!» Но когда грешница вынырнула ещё раз, Гензель увидел в её глазах ужас, раскаяние и мольбу. Да, она заслуживала наказания. Но не такого. Не на целую вечность.
– Прекратите, пожалуйста, – попросил он.
Демон с вилами в руках повернулся к Гензелю.
– Что? – прошипел он.
Гензель сглотнул, но поднял голову и посмотрел демону прямо в глаза.
– Пожалуйста, – сказал он. – Я прощаю её. Остановитесь немедленно.
На мгновение демон, казалось, потерял дар речи. Затем он взглянул на своих приятелей, сопровождавших Гензеля. Уголки его губ искривились в усмешке, и он хмыкнул:
– Отличная попытка, парень. Только здесь это не работает.
Два демона засмеялись и подтолкнули Гензеля в спину. Среди ям он попытался найти одну, которая, как он знал, приготовлена специально для него. Вдалеке в одном из кратеров он заметил кого-то, кто непонятно чем привлёк его внимание. Это был черноволосый юноша с зелёными, искрящимися золотыми искорками глазами. Он орал и выл всякий раз, когда его лицо оказывалось на поверхности кипящей жижи. Гензель отвернулся.
Наконец они дошли до пустой ямы, окаймлённой чёрным зубчатым камнем. Стоя на краю, Гензель смотрел вниз, на бурлящий огонь.
Тебе когда-нибудь доводилось стоять у нереально холодного водоёма, на самом краю берега? И ты знал, что должен войти в воду, но тебе совершенно этого не хотелось?
Это примерно то же самое. Только вместо воды – жидкий бурлящий огонь.
Гензель сжал губы и стиснул потные руки в кулаки. Закрыв глаза, он услышал позади хохот демонов. Не дожидаясь, когда они толкнут его, дадут пинка или собьют с ног вилами, он сам прыгнул в кратер.
Боль. Было намного больнее, чем он себе представлял. Обжигало с такой неестественной, страшной силой, что всё тело Гензеля словно кричало о пощаде. Он отчаянно забился, вырываясь на поверхность. Наконец мальчик поднялся над языками пламени и на долю секунды ощутил облегчение: боль начала утихать. Но тут же Гензель почувствовал, как в его шею и лицо упираются зубья вил, вновь принуждая его уйти на дно. Гензель нырнул, и кожу обожгло. На тот раз, после погружения в сладкую прохладу, ожог казался ещё сильнее. И опять и опять мальчик сражался с языками пламени.
Гензель уже едва мог сдержать истошный крик, когда вдруг услышал, как один демон сказал другому:
– Подожди минуту, пусть передохнёт. Я обожаю слушать их крики.
Тут горло и язык мальчика сковало, и он стиснул зубы. Посмотрев в узкие, глупые, пустые глаза демона, он подумал: «Не дождёшься».
После недолгой, но невообразимо сладкой передышки демоны вновь погрузили Гензеля в пекло. Казалось, кожа пылает. Гензель рывками выбрался на поверхность. Демоны смотрели на него с предвкушением. Но мальчик, не издав ни звука, сосредоточился на воплях других несчастных:
– Каюсь!
– Я проклинаю себя за то, что сотворил!
– Если бы я только мог всё исправить!
– А этот что не кричит? – спросил один из демонов, когда Гензеля вновь затолкали в огонь.
Но здесь, в пылающей яме, Гензель вдруг осознал, что… всё не так ужасно. В те бессонные ночи, когда чувство вины перед Гретель не давало покоя, ему было куда хуже. По крайней мере, сейчас это всего лишь боль, а не стыд и самоуничижение. В очередной раз восстав из огня, он улыбнулся демонам.
– Да он какой-то неправильный! – взвизгнул один из них, и Гензеля опять окунули в пылающую жидкость.
Мальчик нырнул и вынырнул с улыбкой. Потом ещё раз, и ещё. Он всё время улыбался. Наконец демоны вытащили его из пылающей ямы.
– Что с ним не так? – спросил кто-то из них и ткнул мальчика вилами. Гензель дёрнулся, но не издал ни звука.
– Пусть лучше сам Дьявол с ним разбирается, – ответил напарник. – Посмотрит и решит, что можно с ним сделать.
Гензеля вновь повели по раскалённой тропе. Ликование его быстро исчезло, словно монетка в тёмной пасти глубокого колодца. Сам Дьявол!
Вскоре огненные ямы закончились. Их сменила местность, напоминающая тихий городок. Демоны и Гензель свернули на широкую улицу с необычной растительностью: трава и кусты здесь были красного цвета, а деревья чёрными. Наконец они дошли до обнесённого частоколом домика с красными стенами и чёрными ставнями. Демоны толкнули Гензеля к двери со словами:
– Давай иди, посмотрим, как ты потом закричишь.
Они собрались уже уходить, и один из них добавил:
– Надеюсь, что в следующий раз ты будешь погорластей.
– Да уж, – отвечал ему напарник, – в этот раз что-то пошло не так.
Гензель стоял у чёрной, как врата ада, двери ― причудливой, с бронзовым молоточком в форме кошачьей головы. Гензель приблизился: усы были настоящими. О нет: это действительно оказалась голова котёнка, покрытая бронзой.
Не касаясь дверного молотка, Гензель быстро постучал, но никто не ответил. Тогда он осторожно приник к двери ухом и прислушался.
Ужасающие крики доносились изнутри. Они были даже хуже, чем стенания грешников, мучившихся в огненных ямах. У Гензеля застыла кровь. «Давай же, – приказал он сам себе, – сейчас или никогда». Он взялся за дверную ручку и повернул её.
Мальчик очутился во вполне обычной на первый взгляд гостиной. Напротив камина стояли диван, кресло, столик и свечи; пол устилал толстый ковёр. Но здесь так едко пахло потом и серой, что Гензелю пришлось закрыть от этой вони рот и нос. Присмотревшись к креслу, Гензель понял: обивка из человеческой кожи! Из одного шва торчали зубы. Гензель сильнее зажал себе рот, сдерживая тошноту.
Крики доносились из соседней комнаты. Гензель на цыпочках подошёл к краю дивана, обшитого волосами. Человеческими. Мальчик попытался не думать об этом. Спрятавшись за диваном, он мог видеть, что происходит в другом помещении. Кухня. Там сидела пожилая женщина. В одной руке она держала котелок, в другой – сковородку. Напевая что-то, она готовила. Крики? Нет, это же… Она всего лишь пела!
Вдруг Гензель услышал шаги и скрип ступеней у входной двери. Он лихорадочно начал искать укрытие. Его взгляд упал на шкаф. Мальчик подбежал к нему и, скользнув внутрь, бесшумно закрыл за собой дверцу. Тут же раздался голос Дьявола:
– Бабушка, я вернулся!
Пение-крик на кухне прекратилось.
– Обед уже готов, голубчик!
Гензель услышал, как накрывают на стол. Дьявол помог расставить посуду (да, даже Дьявол помогает своей бабушке!) и, остановившись, втянул носом воздух.
– Я чую человеческую плоть.
У Гензеля перехватило дыхание.
– Конечно, глупыш, – ответила ему бабушка. – В шкафу в гостиной тебя поджидает мальчик по имени Гензель.
Да не сказала она этого, разумеется. Я просто тебя разыгрываю.
― Конечно, глупыш, – ответила ему бабушка. – А что, как ты думаешь, у нас на обед?
И, сев за стол, они приступили к трапезе.
Гензель забился в самый тёмный угол шкафа, устроился среди запасных одеял и подушек (он старался не рассматривать, из чего они сделаны) и ждал. Дьявол уплетал приготовленный бабушкой обед: пальцы грешников, приправленные слезами раскаяния. Закончив, он громко зевнул.
– Утомился от этих твоих злых проделок? – снисходительно спросила бабушка. – Иди отдохни. Можешь положить голову мне на колени, а я поглажу твои золотые волосы.
Дьявол скинул свой длинный дорожный плащ, снял очки, положил их на приставной столик и свернулся калачиком на ковре в самом центре гостиной, положив голову на подол бабушкиного платья. Она нежно гладила его волосы. «Спи же, – произнесла она, – спи». Скоро он захрапел, а чуть позже – и бабушка.
Гензель сидел в шкафу, слушая их храп, как вдруг понял: это шанс. Старик сказал, что нужно всего три золотых волоска с головы Дьявола, чтобы сбежать из ада? Он медленно открыл дверцу шкафа и на цыпочках направился туда, где спал Дьявол. Мальчик осторожно протянул руку и взял…
Золотой волосок с головы Дьявола.
Вот что он хотел взять, верно?
Верно?
Нет! Ты в своём уме? Дьявол бы тут же проснулся! И тогда для Гензеля было бы всё кончено. Он был бы обречён. Навеки!
Надеюсь, тебе и в голову не пришла идея вырвать с головы Дьявола волос. А если пришла… Что ж, удачи, если ты когда-нибудь окажешься в аду.
Гензель протянул руку, взял с приставного столика очки Дьявола, вернулся с добычей в шкаф и вновь закрыл дверцу. Там он просидел всю ночь.
На следующее утро Дьявол встал и принялся готовиться к очередному адскому рабочему дню. Бабушка сделала ему на завтрак яичницу-болтунью из человеческих ногтей и собрала обед с собой.
Но незадолго до выхода из дома Дьявол понял, что не может найти свои очки. Он был зол: без них он почти ничего не видел.
– Я тебя-то едва узнаю, бабуля! – прокричал он. – Да где, чёрт возьми, я их оставил?
– Дьявол его знает! – ответила бабушка.
– А вот и неправда! – крикнул тот. В итоге он вылетел из дома без очков, ворча и думая о том, как бы отличить одного грешника от другого. Такой замечательный для проклятий день начинался плохо.
После его ухода бабушка пошла наверх. Гензель аккуратно приоткрыл дверцу шкафа и выглянул на лестницу. Старушка тащила на чердак охапку вещей ― среди них Гензель увидел корону в комплекте с головой и какого-то громадного моллюска. Затем старушка спустилась с пустыми руками, а вскоре снова отправилась на чердак, на этот раз таща с собой две большущие ноги. Спустилась она вся взмокшая, ей было жарко. Она почесала седые волосы и… сняла их. При виде лысой, покрытой струпьями головы Гензель поморщился. Старушка зашла в комнату и вышла оттуда без волос, неся в руках чучело ребёнка с леденцом на носу. Когда она вновь направилась на чердак, Гензель глубоко вдохнул и пошёл следом.
На каждый шаг ступени отвечали громким скрипом, заставляя мальчика вздрагивать и задерживать дыхание. Но бабушка Дьявола вновь «пела» и не могла слышать ничего вокруг. Когда старушка скрылась на чердаке, Гензель поспешил за ней. Она наполовину зарылась среди ящиков и утвари, когда мальчик тихонько захлопнул за ней дверь. Сначала он сильно удивился, потом – возликовал: в замочной скважине торчал ключ. Гензель не раздумывая повернул его и спустился по лестнице.
Вскоре с чердака раздался яростный стук в дверь, потом женщина стала просить о помощи, но рядом не было никого, кто мог бы её услышать. Наконец она умолкла, перестала колотить в дверь и решила провести наверху весь день.
Гензель направился прямо в её спальню. На комоде перед обсидиановым зеркалом стояла подставка, на которой хранился серый парик. Рядом лежала косметика: чёрная губная помада, похожая на застывшее нефтяное пятно; румяна, напоминающие перетёртую в порошок засохшую кровь; накладные ресницы, выглядевшие как… нет, это были мушиные лапки. В гардеробе хранилась одежда старушки.
Гензель закрылся в её комнате.
Час спустя мальчик вышел из спальни. От макушки до пальцев ног он выглядел точно как бабушка Дьявола. На нём были серый парик и чёрное длинное платье, а на лицо он нанёс макияж «а-ля бабушка»: Гензель старался как мог, но вышло не очень. Ресницы он, однако, предпочёл не клеить.
На кухне мальчик достал из холодильника кастрюлю с человеческими пальцами, поставил её на плиту и зажёг огонь. «Остатки со вчерашнего дня», – проговорил он про себя. Потом он накрыл на стол, положил сделанные из костей и зубов вилки и ножи и стал ждать возвращения Дьявола.
При звуке шаркающих шагов на ступенях дома Гензель заорал во всю глотку. Дверь открылась, и вошёл Дьявол.
– Проклятье, бабушка! Ты можешь хоть на минуту прекратить своё адское пение?
– Кое-кто сегодня явно не в духе, – сказал Гензель, пытаясь подражать бабушке.
– Без моих чёртовых очков нет смысла искать грешников. Я выглядел как полный дурак, – печально пожаловался Дьявол.
– Ах, я уверена, что это не так, мой дорогой, – как мог, поддержал его Гензель и принялся накладывать в тарелку Дьявола пальцы.
– У тебя сегодня какой-то странный голос, бабуля, – заметил он. – Ты в порядке?
Холодный пот проступил на спине Гензеля.
– Ну, конечно, голубчик, – ответил он. – Это просто насморк. ― И он дважды шмыгнул носом.
Дьявол уселся за стол и тут же повернулся к Гензелю.
– Говорю же тебе, тут воняет человечиной! Фу!
Но мальчик припомнил вчерашние слова бабушки:
–Ну, конечно! А что у нас на обед, как ты думаешь?
Дьявол попробовал кусочек пальца и сразу выплюнул его.
– Какая гадость! Что это?
– Остатки вчерашнего обеда, – Гензель занервничал сильнее.
– Бр-р, я ненавижу остатки! – Дьявол встал из-за стола, направился в гостиную, шлёпнулся на диван и закричал: ― Какой ужасный день!
Гензель глубоко вдохнул и медленно пошёл за ним.
– Иди сюда, голубчик, – проворковал он. – Давай я поглажу твои волосики. Завтра будет лучше, чем сегодня.
И Гензель уселся в самом центре комнаты, как сделала вчера бабушка.
Немного поворчав, Дьявол положил голову Гензелю на колени.
– Почему ты дрожишь, бабуля? – спросил он.
– Чтобы лучше тебя убаюкать, голубчик, – отозвался Гензель, изо всех сил стараясь не стучать зубами.
– Бабушка, а ты споёшь мне песенку? – попросил сквозь сон Дьявол.
– Конечно, мой дорогой, – согласился Гензель, проглотив слюну, и заорал так, что, казалось, его лёгкие вот-вот выскочат наружу.
– Ах, бабуля, как ты сладко поёшь, – произнёс Дьявол.
– Это чтобы ты скорее заснул, дорогой, – ответил на комплимент Гензель.
– Погладишь мне волосы, ба?
Дрожащими руками Гензель начал гладить голову Дьявола.
– Бабушка, какие у тебя нежные пальцы! – сказал тот.
– Тс-с, – прошептал Гензель, – спи.
И тот уснул.
Как только дыхание Дьявола стало ровным, Гензель сжал двумя пальцами один золотой волосок на его голове и осторожно дёрнул.
– Лава и деготь! – взвыл Дьявол. – Зачем ты это сделала?
Сердце Гензеля ушло в пятки, но он ответил спокойно, как только мог:
– Прости! Я, кажется, уснула, и мне приснился дурной сон. Должно быть, я схватилась за твои волосы.
Дьявол снова улёгся на коленях Гензеля.
– Я люблю дурные сны. Расскажи, что ты увидела?
Гензель снова нервно сглотнул.
– Мне приснился город с фонтаном, который раньше бил вином, а теперь не работает. У жителей города траур.
– Ага! Те дурни! – усмехнулся Дьявол. – Прямо в центре фонтана сидит лягушка – я постарался! Вот потому он больше не действует! Всё, что им нужно сделать, – убить лягушку. Но они, разумеется, этого не знают. ― И, довольный собой, он снова уснул.
Как только дыхание Дьявола стало ровным, Гензель схватился за второй золотой волосок и выдернул его.
– Сера и копоть! – заревел Дьявол, вскакивая. – Зачем ты это сделала?
– Мне так жаль! – сказал Гензель. – Я, кажется, уснула, и мне снова приснился дурной сон. Должно быть, я схватилась за твои волосы.
Дьявол опять улёгся на коленях Гензеля.
– Хорошо, – проговорил он. – Что на этот раз?
– Сейчас мне приснился город, где росла яблоня, которая плодоносила золотыми яблоками. Но дерево заболело: оно больше не цветёт и не приносит плодов. Жители города в трауре.
– Ага! Те дурни! – сказал Дьявол. – Под землёй прямо у корней дерева живёт мышь и грызёт их – это моя работа! Яблоня погибает. Но если бы они только прогнали мышь, дерево было бы спасено. Но они, разумеется, этого не знают! ― Он усмехнулся, довольный собой, и снова уснул.
Гензель опять дождался, пока дыхание Дьявола выровняется, и, сжав пальцами третий волосок, выдернул его.
– Господь на небе и Я на земле! – завопил Дьявол и поднялся. – Только не говори, что ты снова увидела плохой сон!
– Именно! – воскликнула бабушка-Гензель. – Прости!
Дьявол снова улёгся на коленях Гензеля.
– Мне это уже порядком надоело, – проворчал он. – Расскажи мне свой сон, но если ты снова вырвешь мне волосы, я отправлю тебя к грешникам.
– Мне приснился несчастный капитан, – начал Гензель, – который уже семь лет не может сойти со своего судёнышка на берег, как бы ни старался.
– Ага! Этот старый дурень! – сказал Дьявол. – Всё, что ему нужно сделать, – передать управление кому-то ещё, и тогда он будет свободен, а они застрянут на пароме до конца жизни. Но он этого, конечно же, не знает. ― Он усмехнулся, довольный собой, и пригрозил: ― А теперь не тревожь меня, иначе пожалеешь.
Он уже погружался в глубокий, спокойный сон. Гензель, дрожа как лист, держал в руке три золотых волосинки, и вдруг по дому разнёсся оглушительный крик. Дьявол проснулся.
– Что, чёрт побери, происходит? – завопил он.
– Кажется, на чердаке кто-то есть! – сказал Гензель. – Может, какой-нибудь сбежавший грешник?
– Сейчас мы это выясним! – подскочив на ноги, рявкнул Дьявол и побежал к лестнице.
Как только он скрылся, Гензель встал, сбросил парик и платье и выскочил из дома. Он повернул в сторону ворот ада и, сжимая три золотые волосинки, понёсся со скоростью света. Вскоре он осмотрелся по сторонам. К своему удивлению, он не увидел ни огня, ни бурлящих ям, ни демонов с вилами. Перед его глазами были лишь грешники, корчащиеся на полу пещеры, кричащие от боли и кающиеся за всё совершённое зло. С тремя волосинками в руках он знал, что видит правду – ад как он есть.
Наконец он добрался до чёрных ворот. Едва он коснулся их, как створки сами распахнулись, и Гензеля ослепил дневной свет.
Старик, сидевший на земле по ту сторону ворот, тут же вскочил.
– Ты вернулся! – воскликнул он. – Слава богу! ― И немного погодя добавил: ― А почему у тебя лицо накрашено?
В этот миг из глубин ада разнёсся оглушительный, душераздирающий, леденящий кровь вопль, от которого волосы вставали дыбом и который ни с чем нельзя было перепутать: так кричал сам Дьявол.
– Бежим! – скомандовал мальчик. И они побежали.
Старик и Гензель помчались по пыльной дороге прочь от ворот ада. Обернувшись, мальчик увидел Дьявола, несущегося за ними по полю. Как ты уже, конечно, понял, за пределами ада он не имел власти над теми, кто больше не обречён, поэтому и преследовал их на своих двоих.
Тем не менее Дьявол был быстрее Гензеля и старика и почти уже догнал их, когда те подбежали к реке. Прыгнув на паром, они оттолкнулись от берега.
– Ты разузнал, как меня освободить? – спросил капитан.
– Да, – ответил Гензель, – только сначала отвези нас на другой берег. Смотри! За нами гонится Дьявол!
Капитан начал грести изо всех сил. Гензель со стариком сошли с судна, и мальчик рассказал ему, что делать.
Капитан вернулся к берегу, где его уже ждал Дьявол.
– За теми двумя! Живо! – скомандовал он, запрыгивая на судно.
Капитан отплыл, но двигался так медленно, как только мог.
– Быстрее! – крикнул ему Дьявол. – Они убегают!
Капитан ответил:
– Я не могу. Течение слишком сильное, мне не справиться с ним.
– Пропади всё пропадом! – закричал Дьявол и выхватил из его рук вёсла.
В мгновение ока они пересекли реку, и уже на противоположном берегу капитан спрыгнул на сушу, а Дьявол обнаружил, что словно прикован. Он ревел, и кричал, и стенал, но всё было тщетно.
Позже из старой дощечки капитан сколотил знак, где написал предостережение для всех путешественников, ― чтобы они случайно не освободили Дьявола. Дощечку капитан украсил цветами и улыбающимися фигурками ангелов. Дьявол был в бешенстве, но он застрял на судне на долгие годы.
Старик смеялся, видя, в какую переделку попал Дьявол. Смеялся и Гензель, смывая с лица бабушкину косметику.
Позже они отправились в обнесённые крепостными стенами города, чтобы рассказать людям, как избавиться от дьявольских козней. Но, пройдя совсем немного, старик споткнулся. Гензель поддержал его, и они продолжили путь. Вскоре старик снова споткнулся и на этот раз упал на землю. Мальчик попытался помочь ему подняться, но тот дышал с трудом. «Позволь мне ненадолго прилечь здесь», – попросил он. Долгое бегство слишком тяжело ему далось.
Старик стал расспрашивать Гензеля о пережитых в аду приключениях, и тот, устроившись рядом, поведал ему, как ухитрился сбежать. Старик смеялся, когда мальчик говорил про переодевание в бабушку Дьявола, но ещё сильнее рассмешило его убаюкивающее пение Гензеля. Вдруг смех превратился в кашель. Он откинул голову на траву, пытаясь дышать ровно, и некоторое время спустя, взяв за руку Гензеля, сказал:
– Я больше не могу идти. ― Каждое слово требовало от него больших усилий. – Гензель, останься со мной. Не бросай меня сейчас.
– Зачем мне от тебя убегать? – удивился мальчик.
– Однажды ты ведь уже сбежал от своих родителей из-за меня…
Гензель не понял, о чём говорит старик, и возразил:
– Я сбежал из-за того, что мой отец отрезал мне голову. – Тут мальчик спохватился: – Откуда ты знаешь, что я сбежал?
– А кто, по-твоему, сказал ему отрезать тебе голову? – слабым голосом спросил старик.
– Стату… – начал было Гензель, но осёкся. Он взглянул в изможденное морщинистое лицо и спустя мгновение закончил фразу: ― Ты.
– Да, я, – подтвердил Верный Иоганнес, с усилием попытался приподняться, но тут же скривился от боли. – Все эти годы я разыскивал тебя и твою сестру. И вот, когда я наконец нашёл тебя, я умираю.
Так они и сидели – старик и мальчик – на траве у дороги. Над ними проплывали облака, вечернее солнце постепенно опускалось по небосклону, стрекотали кузнечики.
Каждое утро, просыпаясь, и каждый вечер перед сном Гензель думал о родителях и потому попросил:
– Расскажи мне про моих маму и папу.
Иоганнес грустно улыбнулся.
– Они проклинают себя за то, что сделали с вами, Гензель. Они были глупы, глупы! – Он опять закашлялся. – И сейчас они это понимают. Я тоже. Верность важна. Но в этом мире нет ничего ценнее детей. Ничего.
Кузнечики запели громче. По розовеющему небу пронеслась стая маленьких коричневых ласточек. Гензель вспомнил семерых братьев.
– Я не хочу возвращаться домой, – сказал он. – Не заставляй меня.
Внезапно он вновь почувствовал себя маленьким ребёнком.
– Понимаю, – кивнул Иоганнес.
– Нет, не понимаешь.
Иоганнес вздохнул:
– Нет, Гензель. Я всё понимаю.
И он начал свой рассказ с умирающего короля, юного принца и красавицы-принцессы, жившей на другом берегу моря. Принц стал королём, через некоторое время принцесса согласилась выйти за него замуж (Иоганнес намеренно не стал произносить слово украл: силы его были на исходе, да и неудобно как-то). Потом он рассказал мальчику про трёх воронов, три предсказания и про то, как он, верный слуга, рискнул жизнью.
– Я любил молодого короля и его невесту, – сказал Иоганнес. – И, наивный, думал, что они тоже будут мне верны и не отступятся.
Затем он поведал Гензелю истории про гнедого жеребца, золотое платье и свадебный танец; как он отнёс юную королеву в самую высокую башню и что именно там сделал; затем – про погребальный костёр и многое другое. Гензель слушал, не отрывая взгляда от травы, а тени росли, и бледно-голубое небо окрашивалось в оранжево-розовые тона. Саранча стрекотала.
– Ты смог бы их когда-нибудь простить? – наконец мягко спросил мальчик.
– Я сделал нечто большее, – ответил Иоганнес. – Я принял их.
– Я тоже могу понять их, но…
– Не в том смысле, Гензель, – перебил его Иоганнес, – в другом. Я принял их такими, какие они есть, – он остановился и собрался с духом. – Я был для них опорой. Я возлагал на свои плечи все их тяготы и ошибки, неправильный выбор и боль. Да, я всегда понимал их, но ещё я их принял. Лишь за мгновение до того как я превратился в статую, твои родители поняли, чем я жертвую. Но приняли они меня лишь в тот самый роковой день, когда вам отрубили головы, когда захотели спасти меня даже такой ценой. И именно их поддержка не дала мне погибнуть. Так, Гензель, я понимаю и полностью принимаю тебя. Да вот только этого сейчас недостаточно. Не в моём принятии ты нуждаешься, не в моём…
Иоганнес запнулся и вновь зашёлся жутким кашлем. Он скорчился от боли, а Гензель держал его за плечи. Спустя некоторое время он вновь смог лечь на спину. Его лицо и губы были в крови.
– Слушай меня внимательно, Гензель… – Иоганнес говорил с трудом, еле слышно. Гензель подался ближе, так же, как сам Иоганнес много лет назад склонился над умирающим королём. – Случилось великое несчастье. От тоски твои родители ослабли, и в королевстве Гримм появился дракон. ― Гензель попытался выпрямиться, но старик крепко держал его за рукав. ― Слушай меня. Дракон властвует над одним из жителей королевства. Он живёт внутри этого человека, словно злой дух.
– Кто он?
Но Иоганнес жестом попросил мальчика не перебивать: каждое слово и так давалось ему всё тяжелее.
– Вы должны убить его. Ты и Гретель.
– Почему мы?
– Потому что именно сейчас королевство нуждается в детях.
Гензель сидел не двигаясь, над ними высилось розово-сиреневое небо. Он думал о королевстве, о родителях, о прошлом, вспоминал всю пережитую боль, всю тяжесть в груди. Думал он и о словах Иоагннеса, о принятии.
– Мы вернёмся к ним, – пообещал Гензель. – Я разыщу Гретель, и мы вместе спасём наших родителей и всё королевство.
Иоагннес улыбнулся и сжал ладонь Гензеля. Так они и сидели, пока свет совсем не померк, а синева неба не сменилась тёмно-фиолетовыми цветами. Затем небосклон и вовсе почернел. Одна за другой начали вспыхивать звёзды.
Гензель повернулся к Иоганнесу. Единственный глаз старика был раскрыт, только он уже ничего не видел. Гензель помахал перед его лицом ладонью и коснулся шеи. Старик был мёртв.