В соответствии с подходом к истории Древней Греции, изложенным в начале этой книги, представляется целесообразным не поддаваться искушению и не предлагать читателю какие-то окончательные выводы. Прежде всего, как я уже упоминал в главе 1, греческая история не заканчивается эпохой эллинизма. Кроме того, краткость этого обзора означает, что в нем не было места для дискуссии о достижениях древних греков в оценке собственной истории. Мне представляется, что справедливо требовать, чтобы историк в первую очередь обращал внимание на то, что люди говорили сами о себе, и лишь после этого выражал в полном виде собственную точку зрения. Но это не та книга, в которой я мог бы это сделать.
Более всего, однако, я хотел бы подтолкнуть читателей к тому, чтобы они, не пожалев времени, пришли к самостоятельным выводам, продвинувшись за пределы этого намеренно краткого и избирательного повествования. Лучший способ начать этот плодотворный путь, как уже подчеркивалось в главе 1, — обратиться к античным источникам, изучать их во всей полноте, а не в виде вырванных из контекста выдержек. Следующим шагом может быть изучение современных источников второго порядка. Как заметил Павсаний, почти всё в истории Древней Греции может быть предметом спора. Пожалуй, это вполне справедливо и для культуры, где каждый вид человеческой деятельности, от политики до спорта и любви, воспринимался как соревнование. Это было верно даже в отношении суждений греков о собственной истории, как видим, например, у Страбона, знаменитого греческого автора географических и этнографических сочинений, писавшего в начале I в. н.э. Этот век стал поворотным в европейской истории, так как стало ясно, что Римская империя — это всерьез и надолго. Соответственно, так же ясно было, что греки не вернут себе политическую независимость или международный статус, который они утратили в эпоху эллинизма.
Например, Страбон в сильных и откровенных выражениях критикует других греческих авторов за неверное, по его мнению, сравнение греков со «справедливыми и благородными варварами» и утверждает, что его собственное описание значительно лучше. В нем он поразительно откровенно подводит итог развращающему, на его взгляд, влиянию греческой культуры на другие народы: «Вообще говоря, принятый у нас образ жизни испортил нравы чуть ли не всех народов, внеся в их среду роскошь и любовь к наслаждению, а для удовлетворения этих пороков — гнусные происки и порождающие их бесчисленные проявления алчности». Возможно, Страбон столь критично относился к своим собратьям-грекам из-за того, что был удручен перспективой унизительного будущего Греции в мире или просто потому, что стремился набрать очки в литературном состязании с другими писателями, которых считал соперниками. Как бы то ни было, это высказывание напоминает нам, что древние греки никогда не уклонялись от критической оценки сильных и слабых сторон своей культуры.
Чем бы ни руководствовался Страбон, выражая столь негативную оценку влияния родной культуры, само ее существование напоминает нам, что древние греки гордились своей свободой слова. Для них важнейшим ее компонентом была способность сознательно говорить людям то, что те не будут рады слышать. Мне кажется, что стоит помнить об этом суждении, дающем свободу тем, кто готов к тяжкому труду по исследованию источников и благодаря такому труду получает возможность высказывать мнения, которые стоит выслушать, поскольку они основаны на глубоком и смиренном обдумывании свидетельств. Выполняя такую работу, историки получают право — в рамках дозволенного — решительно не соглашаться с чужими выводами, если те им представляются ошибочными. Немало интересных и сложных вопросов, касающихся успехов и неудач древних греков, еще предстоит задать и попытаться найти на них ответы. Это обстоятельство должно вдохновлять, а не обескураживать; читателям предстоит идти вглубь самостоятельно, свободно и деятельно состязаясь со Страбоном, со мной, со всеми другими исследователями, у которых они будут читать о Древней Греции, чтобы прийти и сформулировать собственные убедительные и значимые выводы об истории, влияние которой до сих пор проявляется столь разносторонне.