Д. Пучков: Итак, четвертая серия.
К. Жуков: Да, серия забористая. По уровню всяких несуразиц бьет рекорды.
Д. Пучков: Чемпион!
К. Жуков: Ну, не чемпион, но уверенно в тройке идет!
К. Жуков: Серия начинается с того, что Атия сидит за столом и капризничает.
Д. Пучков: Кривляется.
К. Жуков: Говорит: «Что-то скучно, хочу музыки. У нас где музыкант?» – «Умер в прошлый луперкалий». Аудиосистемы нет, получается. «А что у нас есть?» – «А вроде эта рабыня, Алфея, поет». – «Поет? Давайте ее сюда».
Тут сразу нужно пояснить, что римляне, по крайней мере в обыденной жизни, не пользовались календарем так, как мы привыкли: они все отмеряли по праздникам. Вот если аудиосистема окончательно вышла из строя в луперкалии, значит, это произошло примерно 13–15 февраля. Кстати, с хронологией фильма более-менее соотносится. Луперкалий, как мы помним, это ежегодный фестиваль (от слова «лупа», то есть «волк» – так римляне чествовали свою хтоническую основательницу-волчицу).
Д. Пучков: Волчарня.
К. Жуков: Да. Специальные жрецы забивали козлов, приносили их в жертву, снимали с них шкуры, резали на ремни, после чего римская молодежь хватала эти ремни, бежала на улицы и стегала всех встречных, ну и друг друга, конечно. И опять же, всякие совокупления, излишества нехорошие…
Д. Пучков: Под шумок.
К. Жуков: Да. Употребление алкоголя. Три дня мероприятие продолжалось. Так происходило до 496 года, когда папа римский запретил это безобразие… И вместо него назначил День святого Валентина. Поэтому когда вы бухаете в ирландском пабе в этот день или ведете свою девушку куда-нибудь, то помните: можно ее никуда не вести, а просто отстегать дома куском козлятины…
Д. Пучков: И отодрать во всех смыслах.
К. Жуков: Точно. Потому что считалось, что удар в луперкалий принесет легкие роды. То есть нужно отстегать и отодрать – и все будет хорошо.
В общем, приходит рабыня Алфея, и Атия требует, чтобы она спела, если я не ошибаюсь, «Корону» Сапфо.
Д. Пучков: Да.
К. Жуков: Я не знаю, что такое «Корона» Сапфо…
Д. Пучков: И я.
К. Жуков: А Сапфо знаю.
Д. Пучков: Поэтесса-лесбиянка с острова Лесбос.
К. Жуков: Да. Родилась около 630 года до н. э. на острове Лесбос.
Д. Пучков: Много насочиняла? До нас что-то дошло?
К. Жуков: До нас дошли только отрывки. О ней много писали современники. Была страшно популярна! Как говорят, большинство песен были посвящены гомосексуализму.
Рабыня начинает подвывать какую-то заунывную песню, но тут выясняется, что она успела скушать…
Д. Пучков: Она вроде макнула, пальцы облизала.
К. Жуков: Да, на кухне попробовала отравленную еду, а Атия, заслушавшись, не успела приступить к принятию пищи.
Д. Пучков: Доза яда хорошая была.
К. Жуков: Да, если там таких размеров чан, а чан показан неслабый – литров на пятнадцать, не меньше.
Д. Пучков: Пайка у Атии серьезная была.
К. Жуков: Мало ли захочется добавки! Рабыня всего лишь палец облизала – и ее так заштырило, значит, там на роту солдат, наверное, яда подсыпали.
Д. Пучков: Минимум.
К. Жуков: Наверное, какая-нибудь вытяжка из дохлой крысы. Быстрой смерти не будет, но откачать в те времена, скорее всего, не получилось бы.
Д. Пучков: Муки примешь – мое почтение!
К. Жуков: Яд был проверенный и общедоступный. Мышьяком вернее, но есть серьезнейший шанс, что не сразу эффект будет. Возможно, придется месяц постоянно выдавать дозу.
Д. Пучков: Подсыпать, да?
К. Жуков: Если человек крепкий, может, и дольше. Если вовремя заметит недомогание и прекратит пожирать мышьяк, так еще и очухаться может.
Д. Пучков: Гад!
Д. Пучков: Алфея заворачивает ласты, а служанка Атии кричит: «Яд, наверняка яд!» И Атия сразу все поняла. Выбор-то небольшой, кто подобное мог сделать.
К. Жуков: А учитывая ее горячую любовь и сложные запутанные отношения с Сервилией, долго думать не надо.
Д. Пучков: У Атии оперативная смекалка развита, как ни у кого в этом сериале.
К. Жуков: Да какая там, к чертовой матери, оперативная смекалка, когда кроме Сервилии больше некому?
К. Жуков: А Тит Пулло скачет в поисках Ворена…
Нужно было включить фоном Smoke on the water, потому что (так сказать, по общему эстетическому впечатлению от мизансцены) напомнило, как Пендальф ехал на стрелку с Сарумяном.
Д. Пучков: Хороший фильм.
К. Жуков: Отличный! Я до сих пор иногда пересматриваю, очень нравится. Октавия приходит домой со своей извращенной подружкой Иокастой.
Д. Пучков: Которая ей докладывает, что ее отодрал один из носильщиков отца: «Было непристойно весело, у него пенис, как у коня!» – «Тихо, мать разбудим». – «Что ты ее так боишься? По мне, она вполне безобидная». – «Это ты ее не знаешь».
К. Жуков: В это время из подвала в унисон со словами Иокасты доносятся звуки: «Аааа! Оооо!» – это как раз мама.
Д. Пучков: Мама не подкачала. «Матушка!» – «Октавия!» – «Боги…» – «Как там ее зовут?» – «Иокаста». – «Она на тебя дурно влияет».
К. Жуков: Там с человека шкуру спускают коровьим бичом, а мама постоянно заботится о дочке, молодец!
Д. Пучков: «Что ты делаешь? Кто это?» – «Один из слуг пытался меня отравить». – «Что ты с ними такое делаешь, что они хотят тебя убить?» – «Да ничего, это все Сервилия, думает, раз Антоний уехал, она может делать что хочет». – «Если знаешь, что это она, зачем пытаешь его (мальчонку. – Д. П.)?» Мама объясняет дочке-дуре: «Без пытки признание незаконно» – вот открытие, а?! «Теперь придется отвести Сервилию в суд». – «Нет, я ее убью, а если меня будут судить, скажу, что защищалась. Думаю наперед, понимаешь». – «Это неправильно во многих отношениях, даже не знаю, с чего начать». – «А что мне делать? Кто нас защитит, если не я?» «Я… мне… – кричит Иокаста. – Если вы не возражаете…» – «Не уходи, ты мне нужна как независимый свидетель».
К. Жуков: Это высший класс!
Д. Пучков: Ей там совсем дурно. «Уведи ее. Тимон, будем возиться до утра?» Тимон, молодец, наяривает. «Опять потерял сознание? Приведи его в чувство».
К. Жуков: Он там не один, а с ассистентами.
Д. Пучков: Атия ловко подкатывает: «Назови имя, мальчик, назови имя, и я оставлю тебя в живых. Ты же хочешь жить? Скажи – и будешь жить». – «Сервилия…» – «Видишь, не так уж и трудно». И обращаясь к Тимону: «Убьешь – избавься от тела незаметно». Ну, тут двояко, так сказать: сказал – и тебя быстро убьют, пытать не будут. Надо сразу признаться – это самое правильное. Это вроде как даже не пытка, когда выбор стоит: либо убьем быстро, либо будешь мучиться.
К. Жуков: Ну, я думаю, учитывая, как ему перепало (там весь подвал был кровью залит), он не очень соображал, что говорит.
Д. Пучков: Непонятно, чего молчал, раз это за деньги.
К. Жуков: Тут, мне кажется, в первую очередь Атия душу отводила, поэтому его так отмудохали…
Д. Пучков: Я о том, что запираются только люди идейные, а за деньги – какой смысл? Ну да, подослала тварь – что такого-то? Ее и бейте.
К. Жуков: Ну, Атия же периодически всех била, потому что настроение плохое. А тут уже не просто плохое настроение, а вообще день начался абсолютно дерьмово: чуть не накормили отравой, до этого чуть не дали морских ежей, аудиосистема накрылась… Осталась без кухарки – ну это же финиш!
Д. Пучков: Тимон молодец!
К. Жуков: Я думаю, что мальчонку все равно бы мучили, в любом случае Атия та еще тварюга. Да, а хаус-ниггер Атии Кастор ползает на коленях, пытается вымолить прощение…
Д. Пучков: «Прости меня, я не знал, что мальчишка подкуплен. Я покончу с собой, если угодно, но знай – я тебя не предавал». Так только – в гудок шарахнул пацана.
К. Жуков: И не раз.
Д. Пучков: Атия: «Блин, платье испачкалось кровью». – «Меня сбили с толку, я ужасно подвел тебя – накажи меня, как сочтешь нужным». – «Для твоей же пользы тебя надо кастрировать». – «Как пожелаешь, госпожа». – «Я бы кастрировала, но евнухи нынче не в моде. Давай просто обо всем забудем». – «Благодарю, госпожа!»
К. Жуков: «Когда захочешь мальчика, просто купи на рынке».
Д. Пучков: Да, «купи на рынке, любой дурак знает – нельзя брать с улицы». Это, видимо, отработанная методика оперативного внедрения – мальчика-жопошника подослать.
К. Жуков: А вдруг он заразный какой-нибудь?
Д. Пучков: «Благодарю, госпожа!» – «Принеси-ка мне хлеба с сыром – помираю от голода». Молодец – только что из подвала, вся кровью обляпанная.
К. Жуков: Ну, она человек импульсивный, выпустила гнев, теперь все в порядке, даже не стала наказывать своего хаус-ниггера, хотя в другое время, когда он вообще ни при чем был, его били плеткой.
Д. Пучков: Да-да. И вот уже мальца волокут по улице, а он к Тимону пристает: «Как тебя зовут, друг?» – «Я тебе не друг». – «Человек имеет право знать имя своего убийцы». – «Тимон». – «Ты ведь еврей? Это не еврейское имя».
К. Жуков: «Это мое деловое имя».
Д. Пучков: «…мое деловое». Тимон – молодец, деловой, блин! «Послушай, Тимон…» – «Не утруждайся». – «Сервилия так же богата, как твоя госпожа, пощади меня – она хорошо заплатит». – «Сомневаюсь, какой ей теперь с тебя толк?» – «Она меня обожает, практически любит!» – «Думаю, она это переживет. Пришли». – «Прошу, у меня тоже есть деньги, заплачу – сколько хочешь. Не убивай, умоляю, мне всего шестнадцать». – «Всего хорошего».
К. Жуков: И тут же его в клоаку.
Д. Пучков: Да, и в канализацию его спускают, о чем товарищ спрашивает: «На сегодня закончили, а то меня женщина ждет?» – «Да, закончили». – «Ну, до встречи». Пять баллов!
К. Жуков: Но Тимон начинает тяготиться такой ролью, потому что он-то, между прочим, у Атии как раз из идейных соображений, а не только из-за денег: он хочет ее периодически чпокать, а она его игнорирует уже с первого сезона. Но платит, судя по тому, что он продолжает на нее корячиться.
Д. Пучков: Ну, он решает различные вопросы.
К. Жуков: Но у него есть некая идейная составляющая, а поскольку ему эту идейную составляющую не дают, он домой приходит каждый раз крайне раздраженный. А еще брат, как мы помним, к нему приехал из Израиля.
Д. Пучков: Сионист, блин!
К. Жуков: Да, сионист-террорист.
Д. Пучков: Братишка!
К. Жуков: У брательника харя на редкость гнусная. И он же соблазняет Тимона заняться терроризмом вместе. Безостановочно ему в уши капает.
Д. Пучков: А чего он хочет-то?
К. Жуков: Так это же сикарии, они хотят…
Д. Пучков: Всех убить?
К. Жуков: Да. Они хотят независимого еврейского царства в первую очередь.
Д. Пучков: Про сикариев я читал только у Иосифа Флавия. Они были задолго до штурма Иерусалима?
К. Жуков: Естественно, они так не назывались…
Д. Пучков: А кто они – зелоты какие-нибудь, нет?
К. Жуков: Да, зелоты, а я их так называю для краткости. К тому времени Израиль был уже некоторым образом ассоциированной с Римом республикой, точнее, с царством – и с независимостью у него начинались проблемы. Вроде Рим их еще не захватил, однако кругом римляне, которые нагибали их, как хотели. Это не всем нравилось, так как царь может быть только свой, иудейский, а тут мерзкие язычники-многобожники, с ними вообще никаких дел иметь нельзя. Ну, собрались торговать, так торгуйте – это же гешефт, но домой-то их пускать зачем? Это большой грех. Иудаизм в то время был разделен на множество сект. Папы римского, который пользовался бы абсолютным авторитетом у всех и указывал, как надо поступать, не было. Да, они к первосвященникам приходили в храм, потому что храм у евреев может быть только один. Но все друг друга не любили, и у них имелись серьезнейшие идеологические расхождения. Были и радикальные крылья…
Д. Пучков: Ультрасы и хулсы.
К. Жуков: Да. Религия – это, кроме прочего, еще и политическое заявление, которое служит для распознавания «свой – чужой». И этот вот чувак сотоварищи хочет завалить царя Ирода, потому что Ирод водит шашни с римлянами! Вот так вот.
Д. Пучков: А «Ирод» – это у них наследственное название какое-то, да?
К. Жуков: Да. Ну и кроме того, брательник Тимона постоянно троллит первосвященников и их подручных. В общем, ведет себя как троцкист.
Д. Пучков: Безобразно.
К. Жуков: И подговаривает Тимона. Тут все тонко сделано, по-умному. Сначала он учил детей Тимона Тору наизусть читать распевно. Если бы он пришел и сказал: «Давай замочим Ирода!» – Тимон бы ответил: «Я не хочу», и пришлось бы четыре серии его уламывать. Не будешь же ты человеку, даже брату, сразу говорить: «Давай бомбу взорвем» – это глупо. Нет, его нужно постепенно подготовить, воспользовавшись моментом, чтобы Тимон подумал, что сам захотел это сделать. Чем, собственно, брат и занят.
Д. Пучков: «Что случилось?» – кричит жена. «Ничего. Дела», – отвечает окровавленный Тимон. «Дела? А можно смыть свои дела, прежде чем возвращаться домой?» «Зачем? Я этого не стыжусь», – сообщает Тимон. «Дети, идите поиграйте на улице, сейчас с папой будет разговор». – «Сидеть на месте!» – «Брат?» – «Я их отец, а не ты. И не указывай моим детям, что делать». – «Все нормально, дети, папа просто устал». Папа в крови. «Посмотри на себя – во что ты превратился, ты животное!» – «О, мой праведный брат! А он (жене вопрос) рассказал тебе о своей праведной жизни в Иудее? Рассказал, брат?» – «Я изменился». – «Воровал, играл на деньги, бегал за шлюхами». – «Прекрати!» – «Это правда». – «Теперь правду начнешь говорить? Это интересно. Нет? Ну, так я и думала» – жена, естественно, встревает. Брат сбоку: «Она достойна лучшего». – «Ей не повезло – у нее есть только я». – «А римская ведьма нормально за такие дела платит?» – «У меня есть все, что надо». – «Да она должна задаривать тебя драгоценностями и золотом. Какой богатый у меня брат! Скажи, где ты прячешь несметные богатства?» Разводит на то, что мало платят, за копейки людей режет. «Мы оба зарабатываем как можем». – «Богатств всего Рима не хватит, чтобы купить то, что дал мне Хашем» – брат переходит к религиозной составляющей. «Опять этот Хашем! Пусть Хашем заработает мне на жизнь. На деньги, которые платит мне эта ведьма, я купил этот дом, стол и платье, которое носит моя жена!» Но тут вопрос брата: «И ты этим гордишься?» Развод отличный! «Как любой свободный римлянин». – «Ты живешь этим зловонным Римом, но ты не римлянин, ходишь по их засранным улицам…» У самого, наверное, улицы чистые? «…говоришь на их паршивом языке, но ты не римлянин, ты еврей. Может, ты это забыл, но они не забудут» Тут он прав: инородцу всегда тяжело. «Так много говоришь, так мало знаешь!» – «Посмотри на меня: ты настолько ненавидишь свое имя, что так его позоришь? Подумай о семье, посмотри на меня…» – «Давай, попробуй ударь меня, ударь. Ну что?»
К. Жуков: Он достал вот такой тесак!
Д. Пучков: Приблуду, блин! «Теперь не так просто меня побить? Я больше не твой младший брат». Ну и тут ребенок в дверях глядит на папу, который дядю готов зарезать.
К. Жуков: Вот у них правильные гаджеты, айфоном так не сделаешь.
Д. Пучков: Ну как мужчина может без ножа ходить?
К. Жуков: Да, у этого ножи повсюду. Единственное, зачем его так нарядили? Как будто из какого-то садо-мазосалона шмотки. Конеторговец – это же уважаемая профессия. Ну ладно – он не римлянин, но он деньги зарабатывает и должен быть прилично одет.
Д. Пучков: Статусно.
К. Жуков: Если бы в Риме его увидели в таком прикиде, сначала на него косо посмотрели бы, потом, я думаю, догнали бы и избили, потому что в таком виде человек ходить не может. Он должен быть одет в тунику прежде всего, в сандалики, может быть, с какими-нибудь портянками или носками.
Д. Пучков: Я бы сказал так – есть рабочая одежда и есть то, в чем ты перед людьми ходишь. В рабочей одежде кого-то пытать, потом там же душ принять из таза какого-нибудь или из кадки. Тем более они же все верующие – кровь обязательно смыть надо. Скинул рабочую робу палаческую, пытательную, обмылся, переоделся и пошел.
К. Жуков: Пытательная роба – это фартук. А во что его в сериале наряжают – это же ой!
Д. Пучков: Видимо, поменялся человек, который отвечал за одежду.
К. Жуков: Так там и в первом-то сезоне был страх божий, а во втором вообще…
Д. Пучков: Поперло.
Д. Пучков: И тут выпрыгивает человек-газета: «На севере великая армия под командованием консулов Гирция и Пансы с помощью Цезаря Октавиана скоро вступит в бой с силами предателя Марка Антония. Всех граждан призывают совершить жертвоприношение ради успеха наших доблестных легионеров. Да здравствует республика!»
К. Жуков: Вот очень хорошо, что у тебя в переводе Гирций и Панса названы тем, кем они и были, а именно консулами, потому что во всех остальных переводах они генералы.
Д. Пучков: Это бред.
К. Жуков: Вот генералы они, и все.
Д. Пучков: Они же и в оригинале генералы.
К. Жуков: Я не понимаю почему…
Д. Пучков: В смысле по-английски они генералы.
К. Жуков: Да я смотрел на английском, но я думаю, что имелись в виду консулы, хотя…
Д. Пучков: И в фильме «Гладиатор»…
К. Жуков: …тоже почему-то general.
Д. Пучков: Генерал Максимус.
К. Жуков: Хотя можно же по-английски слово «консул» сказать – какие проблемы? Наверное, у них народ не очень понимает, что такое «консул». Они думают, что это что-то типа посла… Поэтому заменили.
Д. Пучков: Консульство держит, да?
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Странно.
К. Жуков: Я думаю, что народ-то там в основном не сильно образованный это смотрит.
Д. Пучков: Какая разница? Ваша задача как раз их образовывать. Публикуйте дополнительные материалы, объясняйте сущность должностей и названий.
К. Жуков: Хотя, с другой стороны, Марк Антоний постоянно требует, чтобы его каким-нибудь консулом сделали – наверное, все-таки все понимают, что это не совсем посол? Короче говоря, речь идет о Мутинской войне, а значит у нас постепенно наступает 43 год.
Д. Пучков: И вот уже Мутина, Цизальпинская Галлия.
К. Жуков: Да. Пулло идет по полю боя, а вокруг ездят почему-то пехотинцы на конях, и у всех седла со стременами – это натурально какой-то Армагеддон. Ну хотя бы стремена-то спрятали! И почему конница одета в пехотные доспехи? Что за чушь!
Мутинская война – это знаковое событие, потому что это последняя гражданская война республики. После республика…
Д. Пучков: Республика закончилась, да?
К. Жуков: Ну, де-юре она, конечно, оставалась, фактически ее вторично расписали на троих. Напомню, какая там была предварительная замутка: умеренные республиканцы в сенате старались сблизиться с Марком Антонием, потому что наличие Марка Антония вне Рима да еще и с армией – это большая угроза: вдруг он захватит Рим – и будет как при Сулле? Этого никому не хотелось.
Антоний добился проконсульства в Македонии, Долабеллу отправили в Сирию, Брут и Кассий осели в Азии. Сам Антоний принялся назначать сенаторов. Кстати говоря, по этому поводу Цицерон интересно острил: «Мы были не в состоянии стать его рабами, но сделались рабами его записной книжки» (потому что Антоний захватил весь архив Цезаря и знал все буквально про всех).
Уже в это время на 43 год консулами были выбраны Авл Гирций и Гай Вибий Панса. Они готовились занять свои консульские кресла, а Долабелла в Сирии разбил войска наместника Гая Требония, потому что, когда назначили туда нового наместника, то есть проконсула, действующий проконсул Требоний отказался его пускать, поэтому пришлось вышибать его военной силой.
Антоний пошел в Цизальпинскую Галлию забирать, так сказать, свое. А как мы помним, там сидел Децим Брут, родственник Марка Юния Брута. Марк Антоний решил его выбить оттуда к чертовой матери, собрал войска. В это же время войска собрал и Октавиан, о чем, кстати, в фильме сказано, и это правда. Октавиан воспользовался моментом, потому что Антоний поступил гнусно: идти войной внутри республики нельзя, санкции сената на это он не получал. И добро бы он, как Божественный Юлий, пошел бить каких-нибудь галлов – так он же на своих пошел! Это не годится, но не годится юридически, а фактически-то что получилось: по Италии и ближайшим к ней территориям шляются Марк Эмилий Лепид с войсками, Марк Антоний с войсками, Децим Брут с войсками. Сенат набирает 18 легионов, чтобы тоже как-то поучаствовать в движухе, и тут же Гай Юлий Цезарь Октавиан – тоже с войсками. И к кому прислониться приличному человеку – непонятно. Солдаты легионами перебегали от одного командующего к другому. Простым военным не позавидуешь, потому что сейчас ты примкнешь к какому-нибудь Лепиду, который показался тебе правильным мужиком, а потом его разобьют…
Д. Пучков: И чего?
К. Жуков: Ты-то что будешь делать? Ты же тоже вроде как предатель… Это хорошо, если окажется победитель такой же, как Гай Юлий Цезарь, который всех простит. А если нет? Я уж молчу о том, что можно просто завернуть ласты в походе или во время сражения очередного.
Д. Пучков: Притом что все взрослые люди и вроде понимают, что угадать итог невозможно.
К. Жуков: Учитывая, какое количество центров силы сложилось, не понимали, что делать, даже умные люди типа Цицерона, а уж Цицерон-то – это…
Д. Пучков: Голова!
К. Жуков: Верифицированная голова. В частности, Лепид, один из заговорщиков против Гая Юлия Цезаря, вроде как выступал заодно с Антонием, а Антоний, как мы помним, был настигнут войсками (одним легионом во главе с Марком Вибием Пансой) в ущелье, которое называлось Галльский форум. Антоний устроил там засаду и этот легион расколошматил. Но несмотря на то что легион Пансы разбили, подошедшие войска разбили уже Марка Антония, он вынужден был отойти к Мутине, к современной Модене…
Д. Пучков: И замутили Мутину.
К. Жуков: Да, там Марк Антоний был разбит. Что самое главное – солдаты категорически не хотели воевать друг с другом.
Д. Пучков: Ну, при таких непонятных раскладах вообще неясно, что делать. Какая тут война!
К. Жуков: А когда уже дело доходило непосредственно до боевых действий – куда деваться, за свою жизнь будешь воевать. Поэтому резались они, видимо, страшно, тем более что это все римские легионы с одинаковым вооружением. Ну, может, кто-то хуже, кто-то лучше обучен. А что будет, если столкнутся два одинаковых легиона? Вот я вам со всей академической добросовестностью отвечу: я не знаю, и, скорее всего, об этом никто не расскажет. Ну, они засыпали друг друга пилумами, стреляли из пращей, возможно, ходили врукопашную с мечами, но как это выглядело, бог его знает. Другое дело, что мотивация у солдат была крайне низкая… Казалось бы, у сената 18 легионов – это же страшная сила, с ними можно завоевать…
Д. Пучков: Вообще все.
К. Жуков: Да. Но эти легионы не подчинялись не только сенату, но и зачастую своим легатам. Приходит приказ, а они в ответ: кто у вас главный, вы разобрались?
Д. Пучков: Вы чьих будете?
К. Жуков: Когда разберетесь, тогда и поговорим. Да, а Гай Юлий Цезарь Октавиан выступил там настоящим орлом: не отсиживался в тылу, а сражался в строю легиона лично…
Д. Пучков: А вот так!
К. Жуков: Потому что, повторюсь, Рим – это крайне развитая общинная структура, где все всё знают обо всех. Если молодой патриций, претендующий на высокие должности в республике, сам не командовал войсками, в отличие от Гая Юлия Цезаря, у которого был огромный опыт к началу Галльской войны, он же никто как военный, просто никто. У него, может, какие-то теоретические знания имеются, а практических-то нет. Поэтому Октавиан сделал то, что должен был сделать: встал с парнями и пошел воевать, завоевал себе авторитет.
Д. Пучков: Ну, это правильно.
К. Жуков: Все это видели.
Д. Пучков: Это, я считаю, абсолютно здраво.
К. Жуков: Когда кого-нибудь спросят: «А что, с вами-то под Мутиной был ваш новый Цезарь?» – «Да, ты знаешь, был, он стоял от меня в двух шагах».
К. Жуков: Короче говоря, Марк Антоний отступил и пошел на соединение с Лепидом, а Лепид вдруг решил, что не хочет соединяться с Марком Антонием.
Д. Пучков: Караул!
К. Жуков: Вот не хочет и все.
Д. Пучков: Раздумал.
К. Жуков: Он-то раздумал, а солдаты его мнение не разделяли – они взяли Марка Лепида в плен и пошли к Антонию на соединение. Марк Антоний Лепиду не то что ничего не сделал, а наоборот – сохранил за ним должность командующего.
Д. Пучков: Такой подгон пацанский!
К. Жуков: После того как Марка Антония побили при Галльском форуме, а потом под Мутиной, его армия уменьшилась, но все равно осталась серьезнейшей силой, тем более что он, во-первых, активно пополнял легионы – открывал эргастулы с рабами, отпускал их на волю и забирал себе в армию. Понятно, что ценность такого материала низкая, но для массы пойдет. Во-вторых, к нему успели прийти подкрепления.
И тут, конечно, Октавиан молодец: он потребовал себе консульство, раз и Гирций, и Панса погибли. Гирций погиб, собственно, под Мутиной, потому что поступил не как нормальный командир – он ворвался с саблей прямо в лагерь Марка Антония, где его и замочили. Так командир вести себя не должен. Он армией командует – ну куда с саблей лезть! Ты должен из подзорной трубы смотреть за тем, что происходит.
Д. Пучков: Увлекся сильно.
К. Жуков: Видимо, увлеченный был человек. Сразу поползли слухи, что Октавиан приказал влить яду в раны Гирция и Пансы, чтобы они загнулись…
Д. Пучков: Ну, так любой нормальный человек бы сделал, совершенно очевидно.
К. Жуков: Да. Октавиан потребовал дать себе консульство, а так как у него было до восьми легионов, сенат подумал-подумал и согласился. Но тут выяснилось, что сенату подогнали еще два легиона, и сенат передумал. Дион Кассий описывает очень показательный момент, это, скорее всего, легенда, но тем не менее: в июле 43 года (когда сенат передумал) некий центурион Корнелий достал меч до половины, показал посланцам сената и сказал: «Если вы не дадите ему консульство, то вот он даст».
А что сделал Октавиан? Он, как его приемный папа, привел войска в Рим: ну, у вас там 18 легионов, а у меня восемь, но они у меня есть, а у вас они вроде бы как фактически отсутствуют.
Д. Пучков: Вот вы – вот я.
К. Жуков: Давайте решать вопрос. Когда так повернулось дело, консульство пришлось ему дать.
Д. Пучков: Отлично.
К. Жуков: Причем заметьте – это еще не конец Мутинской войны, а фактически середина. В фильме битва при Мутине раз – и всё. Ни хрена подобного! Там такое началось! В Риме все сразу обгадились, потому что подумали, что сейчас Октавиан будет сводить счеты со всеми, кто ему не нравится.
Д. Пучков: Тут вообще началось – не опишешь в словах…
К. Жуков: Но Октавиан оказался, как и его приемный папа, умный – ни с кем не стал сводить счеты, заставил выбрать себе второго консула – Квинта Педия. Квинт Педий (я думаю, скорее всего, это инициировал Октавиан, но закон называется «законом Педия») продвинул в сенате закон о признании вины всех заговорщиков против Цезаря. В нем указали кого попало. Заговорщиков лишили воды и огня, то есть объявили врагами народа.
Д. Пучков: Любителям 1937 года на заметку. А как по-латыни «враг народа»?
К. Жуков: Затрудняюсь сейчас сказать.
Д. Пучков: Потому что когда американский фильм называют Public Enemy, а переводят как «враг государства» – какого государства?
К. Жуков: Нет-нет, это «враг народа». Виноватыми назначили Децима Брута и Секста Помпея, который был вообще ни при чем.
Д. Пучков: Не при делах.
К. Жуков: А вот негодяев Лепида, Марка Юния Брута, Гая Кассия Лонгина почему-то не включили в список.
Д. Пучков: И прочую сволочь…
К. Жуков: Назначили стрелочников. У Децима Брута-то все вроде как было в порядке, потому что он, между прочим, выступал против изменника Марка Антония (после того как он соединился с Марком Эмилием Лепидом, их обоих назначили врагами государства). Децим Брут был приличный человек, и вдруг выяснилось, что он тоже враг народа. В итоге с ним осталось 300 человек войска, остальные убежали. Он поехал в Галлию к знакомым галлам, которым делал в свое время пацанский подгон, те его поймали и написали Марку Антонию: «А у нас тут Децим Брут!» Марк Антоний сказал: «Это очень хорошо. Отрубите ему голову и пришлите мне». Так галлы и поступили.
Д. Пучков: Круто!
К. Жуков: Вот так Децим Брут закончил свою политическую карьеру. К сожалению, в фильме этого не показали, а было бы интересно. Но тогда бы двумя сезонами дело не ограничилось. Таким образом, Децим Брут выбыл из игры, а у Антония собрались серьезные силы. И тогда Октавиан решил с Марком Антонием помириться. Собственно говоря, все его политические маневры после Мутинского сражения были направлены на то, чтобы сократить количество центров силы до двух. Тогда, по крайней мере, будет с кем договариваться. Он вывел из игры одного, другого. Оставался Марк Антоний, но он был слишком мощный, его так было не завалить.
Д. Пучков: А тем временем на поле битвы Пулло бродит среди трупов…
К. Жуков: Встречает Октавиана.
Д. Пучков: «Тит Пулло, только не говори, что ты обираешь трупы». – «Ты кто?» – «Не узнаешь, Пулло?» – «Это ты, юный господин?» – «Мы старые друзья». – «Октавиан?» – «Теперь меня зовут Цезарем». – «Возмужал! Всегда знал, что в тебе это есть. Значит, ты победил?» – «Похоже, да». – «Но как – без обид?» – «Моя заслуга мала, легионы под предводительством Гирция и Пансы сражались героически, а остальным я обязан Агриппе». Агриппу как-то не раскрыли – какой-то мордатый лох, вокруг Октавии прыгает, и понять, что он мегаполководец, зрителю не удалось.
К. Жуков: Марк Випсаний Агриппа здесь просто какой-то Молчаливый Боб из фильма «Джей и Молчаливый Боб».
Д. Пучков: Боб-молчун.
К. Жуков: Да. В словах Октавиана ошибка, потому что Гай Вибий Панса в это время мучительно помирал от раны и в сражении участия по понятным причинам не принимал.
Д. Пучков: «Ну, как бы то ни было, поздравляю». – «И что привело тебя сюда, Пуллон? Судя по всему, ты не принимал участия в бою?» – «Ворен покинул Рим с Антонием – надеялся отыскать его до начала сражения, приехал сообщить, что его дети живы. А теперь надо узнать, жив ли он сам». – «Значит, надо его найти. Мои трибуны лично поищут среди раненых». – «Спасибо, я не ожидал». – «Ерунда. Если не найдешь его здесь, прочеши Цизальпинские холмы – Антоний и его люди притаились там. Гонец! – И дает ему маляву. – Поезжай на север…»
К. Жуков: «Опасное письмо», как сказали бы в XVI веке.
Д. Пучков: Да. «Если остановят, покажи печать Цезаря». Взяв с земли…
К. Жуков: Навоза…
Д. Пучков: …ладонь ляпнул на свиток, поставил печать. Она же через 100 метров отвалится!
К. Жуков: Тем более что у его человечка-то отличная походная, как это сказать…
Д. Пучков: Канцелярия.
К. Жуков: Конторочка переносная – там что, воска не было?
Д. Пучков: Странно.
К. Жуков: Он же постоянно пишет какие-то письма, отправляет корреспонденцию – и какашками ее запечатывает? Ни земля, ни навоз не удержались бы. Воск же специально придумали. Если бы какахи держались вместо воска, воск был бы никому не нужен – какахи всегда под рукой.
Д. Пучков: «Тут же немедленно тебе понадобится свежая провизия и быстрый конь – люди Агриппы об этом позаботятся». – «Благодарю, господин!» И помчался.
К. Жуков: Опять включаем Smoke on the Water. Марк Антоний общается с личным составом и с Поской в Цизальпинских холмах.
Д. Пучков: Не-не-не, там эти: «О, герои-завоеватели вернулись!»
К. Жуков: А в шатре общаются Гай Цильний Меценат, Марк Випсаний Агриппа и понтовый, довольный собой победитель.
Д. Пучков: Меценат – это реальный человек.
К. Жуков: Собственно, меценатами теперь называют спонсоров разных наук, искусств и культур, потому что Гай Цильний Меценат помогал толковым поэтам, скульпторам, художникам…
Д. Пучков: Чтобы они писали правильное.
К. Жуков: Он сам хорошо умел писать и подсказывал им, ненавязчиво направлял – что конкретно ты сейчас будешь писать.
Д. Пучков: Как мы знаем, интеллигенция всегда обслуживает правящий режим. Вот тот режим она и обслуживала на деньги Мецената. Хороший был человек!
К. Жуков: Почитайте его – он был толковым. Судя по всему, как правильно показали в сериале, он не был рубакой и с саблей не больно скакал.
Д. Пучков: «Золотое перо». Ну хотя бы раненых добивал!
К. Жуков: Шомполом. Обратите внимание: будущий министр культуры при Гае Октавии, богатый человек, его папа – друг Цицерона, однако с армией в походе он был. Это исторический факт. Он не отлеживался у себя где-то перед видиком.
Д. Пучков: Фронтовой корреспондент фактически.
К. Жуков: Да. Спрашивают, почему эти люди кем-то правили? Они правили, потому что могли, это самое главное. Не по рождению, а потому, что они это заслужили.
Все хвалят Гая Юлия Цезаря Октавиана, но он это дело спускает на тормозах, очень скромно себя ведет и отправляет Марка Випсания Агриппу в Рим с тем, чтобы он отвез письма: «В первую очередь моей сестре Октавии».
Д. Пучков: «Отдашь ей лично в руки – у матери есть привычка красть почту. А второе – Цицерону». – «Зачем отправлять военачальника исполнять работу курьера?» – «Все нормально, – говорит Агриппа, – с радостью поеду». – «Я прошу Цицерона устроить триумф, он поймет, что я серьезно, если там будет Агриппа, такой суровый воин». – «Слушай, прикажи им трубить где-нибудь подальше – каждый раз пугаюсь».
К. Жуков: Да, там взревели букины (буцины) – пу-бу, пу-бу!
Д. Пучков: «Войска строятся, пора произнести речь». – «Точно. Какая речь подойдет?» – «Та, что про деньги». Пятерка! Ну конечно, он не так зажигательно, как Цезарь…
К. Жуков: И актер-то, прямо скажем, харизмой не вышел. Общий смысл речи: сенат нам немало задолжал, и мы сейчас пойдем брать наши деньги.
Д. Пучков: Извини, перебью: от внешнего вида актера зависит практически все. Ты его видел в нормальных, так сказать, фильмах? Он как моль – белобрысенький, невзрачный, а тут шерсть приклеили, усы нарисовали – совсем другой человек! Так и Гай Юлий Цезарь: я его сколько в других фильмах видел – ну какой-то… а тут надменность, чеканный профиль, взгляды, повадки, слова! У этого так не получилось, к сожалению.
К. Жуков: Не получилось. Может, его нужно было загримировать по-другому?
Д. Пучков: «Рим у нас в долгу и должен нам много денег, так что пока Антоний и остатки его людей волокутся на холодный север, я решил, что мы можем отправиться на юг, в Рим. Что скажете – не пора ли попросить сенат расплатиться?»
К. Жуков: «Ну да, пора».
Д. Пучков: Ну и дальше вопли: «Марс, ура! Марс, ура!»
К. Жуков: Они там не «ура», конечно, орали, а что-то другое.
Д. Пучков: Наверное.
К. Жуков: Кстати говоря, никакого триумфа Октавиану не дали – только овацию.
Д. Пучков: Ловко.
К. Жуков: А по поводу победы он закатил абсолютно невиданные 50-дневные празднования в Риме.
Д. Пучков: Два месяца фактически?
К. Жуков: Чуть меньше.
Д. Пучков: Всем наливали, всех кормили, игры какие-нибудь проводили, гонки?
К. Жуков: Да-да-да, все как положено. Гражданам еще и деньги давали…
Д. Пучков: Приплачивали.
К. Жуков: Вот это я понимаю – умели организовывать как надо.
Д. Пучков: И вот Пулло находит Ворена.
«Ворен!» – «Ты что здесь делаешь?» – «Твои дети живы!»
Тут сортируют раненых: «Ведите его туда, а этого давай направо». Ну, видимо, в зависимости…
К. Жуков: …от очередности оказания медпомощи на поле боя.
Д. Пучков: Да. Докладывают Марку Антонию: «Восьмая когорта потеряла две манипулы, девятая практически уничтожена, десятая без потерь. С четвертым легионом гораздо хуже – на него пришелся основной удар». – «И сколько погибло всего?» – «Восемь тысяч человек плюс-минус». – «Восемь тысяч?!» «Слышь, давай повеселей, ты-то еще жив», – ставит на место Поску Марк Антоний.
К. Жуков: С четвертым легионом было особенно плохо, потому что он сражался против Марка Антония.
Д. Пучков: «Надеюсь. Если это загробная жизнь, – говорит Поска, – то я сильно разочарован». – «Расформируй четвертый легион». Тут я лоханулся и в переводе сказал «когорту». «Выживших отправь на усиление третьего. Уходим на север. Хочу разбить лагерь в горах до первого снега. Трибун, что за мрачный вид? Подавай пример». – «Виноват!» – «Ступай! Ты чего там делаешь – меня зашиваешь или платье шьешь? Давай быстрее, блин!»
К. Жуков: У него такая уважаемая дырка в плече, Марка Антония штопают в этот момент.
Д. Пучков: Чисто Джон Рембо!
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Поска: «А лагерь в горах – это разумно?» – «О, заговорил военачальник Поска!» Не забывает мазнуть говном. «Есть мыслишка получше?» – «Ну, пока у нас есть хоть какое-то подобие армии, мы могли бы выдвинуть условия». – «Условия? Условия сдачи? Болтовня раба, б…ь. Чтобы я больше этого не слышал!» – «Тогда на север в горы. И что потом?» – «Что-нибудь придумаю». В общем, планов нет.
К. Жуков: По факту, как я уже сказал, он шел на соединение с Марком Эмилием Лепидом. Один из подручных Марка Антония набрал еще два легиона и уже шел туда. У Марка Антония все было не шибко здорово, но отнюдь не безнадежно. Кстати, какая зима в Цизальпинской Галлии, вы о чем? По нашим меркам это не зима…
Д. Пучков: Ну не знаю, если хотя бы до нуля опустится, то после + 30 °С постоянных тебе грустно будет.
К. Жуков: Битва при Мутине была 21 апреля, до ближайших холодов еще долго.
Д. Пучков: Это да. И тут подбегает Ворен: «Полководец Антоний!» – «А, Ворен». – «Прошу разрешения покинуть легион!» – «Вот настоящий легионер – большинство просто разбегается по ночам, а этот просит разрешения, прежде чем дезертировать. В чем дело?» – «Дети, господин, они живы и попали в рабство». – «Хорошие новости и плохие». – «Я должен их найти!» – «Ну ладно, сегодня я потерял столько хороших легионеров, что еще один ничего не изменит». – «Благодарю!» – «И еще, парни, передайте всем, кого встретите: Марк Антоний не побежден, он вернется, и все, кто бросил ему вызов, заплатят, а этот охреневший пацан Октавиан будет первым! Поняли, парни?» – «Будет сделано!»
К. Жуков: А Октавиан в Риме собрался вознаградить легионеров, которые отлично ему послужили. Сказано – сделано. Октавиан обещал выдать легионерам по 20 тысяч сестерциев за победу.
Д. Пучков: Каждому?
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: Охренеть! Это же какие-то космические суммы.
К. Жуков: А сенат распорядился выдать награду только тем двум легионам, которые дезертировали от Марка Антония непосредственно перед битвой.
Д. Пучков: Толково.
К. Жуков: Собственно говоря, Марк Антоний проиграл, потому что у него народу меньше оказалось. Вот дезертиров наградить, остальным – фигу!
Д. Пучков: Сильно!
К. Жуков: Конечно, это было сделано не просто так, они хотели показать: этот ваш Гай Юлий Цезарь Октавиан наобещал, а мы вам – вот так вот.
Д. Пучков: На воротник, чтобы шею не натерло.
К. Жуков: Потому что мы тут командуем, а Гай Юлий, этот так называемый Цезарь – фигня какая-то на постном масле. Мы что хотим, то и будем делать, потому что мы тут власть. Они позиционировали себя таким образом, чтобы расколоть армию Октавиана: те, кто получит награду, будут довольны, а другие нет, и все будут недовольны Октавианом. Но сенаторы не угадали. Сразу понятно, что они давно уже не с народом, не знают ни народа, ни тем более легионеров и вообще не в курсе, что такое корпоративная солидарность легионеров. Да, часть легионеров получила награду, а часть нет, но обиделись они все хором на сенат, а отнюдь не на Октавиана.
Д. Пучков: Да что вы себе позволяете!
К. Жуков: Тут же возник базовый вопрос о наделении ветеранов землей, а так как они стояли в городе, пришлось что-то в срочном порядке решать.
Д. Пучков: Земля в Паннонии уже не катила, да?
К. Жуков: Да-да-да. И Октавиан из-за этого дурацкого маневра сената только укрепил свои позиции.
Д. Пучков: Молодцы!
К. Жуков: Ну, это же олигархическое правление. Республика к тому времени фактически уже сдохла. Были ширмочки в виде выборов каких-то…
Д. Пучков: Названий…
К. Жуков: Поска в фильме все рассказал: «Кандидаты-то все подставные». – «Подставные? Это же освященный богами ритуал!» – «Ну, Цезарь тоже освященный богами».
Д. Пучков: Хорошо! Марк Антоний правильно сказал: он не то что не побежден, у него все было во! В это время Марк Юний Брут, который наконец прекратил бухать и побрился, и Гай Кассий Лонгин вместе в каком-то лагере собирают деньги на войска и набирают войско.
Д. Пучков: «Высылают 16 тысяч талантов». – «А сколько войск?» – «Семь тысяч человек». – «А Ликия?» – «Пока молчат, но, полагаю, последуют примеру». – «Проследи. Сейчас у нас уже, наверное, восемь легионов?» – «Девять: 25 тысяч пехотинцев, 10 тысяч кавалерии – почти как у Антония».
К. Жуков: Сказки, конечно.
Д. Пучков: «Выглядишь великолепно – надо написать портрет». – «Нет, сейчас не время для тщеславия». – «Матери твоей понравится». – «Это да», – говорит Брут.
К. Жуков: Я бы на месте Брута тоже не стал бы писать портрет – его наряжают в какую-то кожаную кирасу, омерзительную совершенно…
Д. Пучков: Как обычно.
К. Жуков: Какой там портрет, блин? Не дай бог вы меня сфотографируете в этом! И не выкладывай в «Инстаграм» ни в коем случае! Да, маме понравится. Тут же нам показывают маму, которая, как выясняется, молится египетским божкам, а конкретно – Изиде. Поет псалмы.
Д. Пучков: Ну, видимо, своих богов в такое дело впутывать нельзя?
К. Жуков: Это же римляне, у них был полный экуменизм – верь во что хочешь, никого это не колышет. Ко временам поздней республики у них религиозная веротерпимость была на каком-то немыслимом уровне. Ну понятно, что, если придет какой-нибудь еврей и скажет, что бог всего один, все будут смеяться: как это может быть? Как это он будет один всем управлять? Ерунда какая-то!
Д. Пучков: Псалом заканчивается взвизгом «Ай!», когда ей надевают на башку мешок и куда-то волокут.
К. Жуков: Сзади незаметно, по-военному появились два подручных Тимона, надели ей на голову мешок и отволокли к Атии в пыточную, в тот самый подвал.
Д. Пучков: Как падаль по земле поволокли.
К. Жуков: Да.
Д. Пучков: И тут уже Атия задает вопросы: «Ты ведь знаешь, почему ты здесь?» – «Атия?» – «Твой мальчишка во всем сознался. Боишься говорить? Когда я была в твоей власти, ты не была так молчалива, ты была весьма разговорчива. Медленная и болезненная смерть – вот что ты мне обещала». Но тут Сервилия держится, как партизан: «Этого ты и заслуживаешь». Следует вопрос: «Думаешь, ты выше меня?» – «А ты понятия не имеешь, что я думаю». – «Нет? Ну так расскажи, что ты думаешь». – «Я думаю, что ты жалкое одинокое существо и что сейчас ты боишься больше, чем я». – «Да никогда в жизни я не была счастливее!» – «Тогда зачем болтаешь? Убей меня». Какой хитрый ход!
К. Жуков: Ага!
Д. Пучков: «Вот когда ты будешь целовать мне ноги и умолять прекратить твои страдания, тогда я тебя и убью». – «Поступай как знаешь!» – «Тимон!»
К. Жуков: Появляется Тимон, одетый еще ужаснее, чем когда бил мальчонку-раба.
Д. Пучков: «Думаешь, сейчас ты меня унижаешь, но это не так – ты унижаешь себя. И пока ты жива, ты будешь чувствовать себя униженной и опозоренной за содеянное!» – «Ты, приступай!» Ну и Тимон приступает к порке, хотя, с моей точки зрения, там инструменты весьма странные. Не этим люди заниматься должны. Тимон запыхался, потому как пытка – это процесс, требующий серьезных физических и психических затрат.
К. Жуков: У него ж подручных до фига, почему он там один отдувается?
Д. Пучков: Может, показать себя в деле хочет?
К. Жуков: Ну, сначала показал, потом посменно. Ему же результатов добиться надо, а в одиночку это тяжело.
Д. Пучков: Тут поступают вопросы: «С тебя достаточно? Достаточно?» Молчание. «Продолжай». – «Что я должен сделать?» – «Не знаю, – говорит Атия. – Сделай что-нибудь. Отрежь ей лицо, давай». А эта: «Мать Изида, защити меня!»
К. Жуков: Атия просто блещет фантазией.
Д. Пучков: Ну а чем еще женщину можно напугать? Только повреждением лица. Тут у Тимона происходит какой-то срыв – он отрезает веревку и начинает орать: «Я тебе, б…ь, не животное!» Что он хотел этим сказать, не пойму. При чем тут животное?
К. Жуков: Тимона брат из состояния душевного равновесия вывел.
Д. Пучков: Он же всю жизнь этим занимался.
К. Жуков: Во-первых, ему перестали давать, на что был серьезнейший расчет…
Д. Пучков: Атия проявила политическую близорукость.
К. Жуков: Конечно, тем более от нее бы не убыло.
Д. Пучков: Только прибыло.
К. Жуков: От него же козлом пахнет, ей же нравится.
Д. Пучков: Конем.
К. Жуков: Ну, фактически силовая компонента вся на Тимоне, его нельзя было шпынять ни в коем случае.
Д. Пучков: Да.
К. Жуков: А так она устроила ему нервный срыв фактически, заставила усомниться в собственной компетентности, еще и брат вовремя прибыл, окончательно ему испортил психику.
Д. Пучков: Подсел на ухо.
К. Жуков: В общем, у Тимона нервный срыв, он сообщает, что он не животное, отпускает Сервилию и сбегает в панике.
Д. Пучков: Несерьезно. Мне это сильно не понравилось. Ну а Ворен и Пулло мчатся на лошадях вдаль.
К. Жуков: Они мчатся не вдаль, они мчатся мимо верстового столба, на котором написано Via Flaminia, то есть Фламиниева дорога (по имени консула Фламиния). Когда я увидел эту надпись, удивился: интересно они путешествуют? Фламиниева дорога ведет в Римини, оно же Арминий…
Д. Пучков: Да, я там был.
К. Жуков: На северо-восточное побережье, к Адриатическому морю, а едут они…
Д. Пучков: …к Венеции.
К. Жуков: Ну да, едут совершенно с другой стороны – из-под Модены. Они должны были по дороге Марка Эмилия Скавра ехать, а потом по Аврелиевой дороге. Если они ехали по Фламиниевой дороге, им пришлось бы ехать сначала в другую сторону километров 450, а потом дать кругаля в Рим.
Д. Пучков: Н-да.
К. Жуков: Столб Via Flaminia они придумали поставить, а дорогу сделать не догадались – дороги там нет никакой.
Д. Пучков: Она мощеная должна быть?
К. Жуков: Конечно. В фильме все дороги – какие-то странные грунтовки, а Фламиниева дорога – это натурально автобан по тем временам. Она до сих пор местами сохранилась.
Д. Пучков: Повторим, вдруг кто забыл: «виа» – это «дорога», «виадук» – это «путепровод».
К. Жуков: Так точно.
Д. Пучков: А «акведук» – «водопровод». Завязывается беседа. Естественно, тут же доходят до Ниобы…
К. Жуков: «Все еще злишься?» – «Нет».
Д. Пучков: Пояснение, что «я должен был сказать. Даже если бы я…»
К. Жуков: «Я не трахал Ниобу».
Д. Пучков: «…хотел, а я не хотел – она не такая. Я знаю женщин, она не такая, и Вандер не в счет, он воспользовался моментом. Ну и если тебя это утешит: прежде чем убить, я его хорошенько допросил. Он визжал, как свинья недорезанная».
К. Жуков: «Спасибо», – сказал Ворен и в полрта улыбнулся. То есть спасибо сказал не для проформы.
Д. Пучков: Друг его не подвел.
К. Жуков: Не подвел, все нормально у них в этом отношении.
Д. Пучков: Дальше идет обсуждение лагеря рабов: «Ты когда-нибудь видел лагеря рабов?» – «Нет». – «Приятного мало, и теперь твои дети стали другими». Это намек, что детей там трахают все, так сказать, наперегонки и ничего хорошего их там не ждет. «Мне все равно какие, просто хочу их вернуть». – «Я хочу сказать одно: будь с ними добр»…
К. Жуков: Хотя не очень понятно: мелкую-то девчонку никто трахать не будет, потому что девственницей она стоит гораздо дороже. Их же в лагере рабов держали про запас, чтобы продать кому-нибудь, а не просто так.
Д. Пучков: Ну, другие отверстия есть и другие способы. «А мальчик? Люций, ты же не собираешься его убивать?» – «Честь требует его смерти». – «Ну, верно, справедливо – честь требует. Но девочкам не понравится, если ты его убьешь». – «Слишком много болтаешь». – «У каждого свои недостатки». Хорошо!
К. Жуков: Тит Пуллон процитировал фразу из фильма «В джазе только девушки».
Д. Пучков: Да-да-да.
К. Жуков: Марк Випсаний Агриппа прибыл в Рим и принялся клеить Октавию.
Д. Пучков: Подкатывать яйца.
К. Жуков: Причем крайне тупо и прямолинейно, но Октавия сделала вид, что ничего не понимает. Вместо того, чтобы ответить на все его подкаты, спрашивает: «Как поживает мой брат?»
Д. Пучков: Ну, этот рассказывает… «Брат желает тебе только добра, иначе я бы не доставил послание. Я лучше умру, чем причиню тебе страдания». – «Брат хорошо питается? Если не заставлять его есть, он уморит себя голодом». – «Да, армейская еда ему нравится». В общем Октавия почувствовала, как самка…
К. Жуков: И тут же стала выделываться: я не такая! Вот тварь!
В сенате Цицерон зачитывает письмо, которое ему принес Агриппа. Напомню, что Цицерон в это время был активным союзником Октавиана, поддерживал его в сенате. Другое дело, что Цицерон поддерживал его против Марка Антония, а Октавиан как талантливый политик смотрел дальше, ему не нужно было, чтобы его поддерживали против Антония – с Антонием он уже сам как-то разобрался. Ему нужно было, чтобы его в принципе поддерживали, а глава сенатской партии Цицерон не мог или не хотел этого делать. В фильме хорошо показано, как у них начинаются разногласия, потому что сначала Цицерон читает письмо и говорит: «О, Мутина, великая победа!» – и сворачивает свиточек, а ему Агриппа говорит: «А вы дальше прочитайте».
Д. Пучков: «Чудесные новости, восхитительные! Я, конечно, надеялся, но такого не ожидал. Замечательно! А что Гирций и Панса?» – «Погибли в бою». – «Печально. И все же великая победа!» – «Дальше прочти». – «С армией? Он ведет армию в Рим – зачем? В Риме у него нет врагов, зачем приводить армию?» – «Я всего лишь посланник. Уверен – по прибытии Цезарь с удовольствием все расскажет».
К. Жуков: Цезарь?!
Д. Пучков: «Он называет себя Цезарем?» – «Еще один Цезарь – только этого нам не хватало!» – «Он называет себя Цезарем, потому что это его имя по праву». – «Ну да, несомненно. Боги, как я устал от молодежи и от их амбиций!» – «Уверяю – в душе его заботят только интересы республики». – «Ну конечно, он так и думает. Я тоже так думал, когда был молод, но все это тщеславие, всего лишь тщеславие».
К. Жуков: Ну а Ворен и Пулло прибывают в лагерь рабов.
Д. Пучков: Чем вообще занимаются эти рабы?
К. Жуков: Они известняк добывают, судя по всему.
Д. Пучков: Человеку дают кайло, и он стоит, тупо какую-то кучу земли кайлит… то есть действие абсолютно бессмысленное.
К. Жуков: А вокруг кого-то порют.
Д. Пучков: Да-да. Пулло: «Давай говорить буду я. Приветствую, друг, не подскажешь, где прокуратор?» «А вам зачем?» – нагло интересуется надсмотрщик.
К. Жуков: У надсмотрщика рожа исключительно гнусная!
Д. Пучков: «По делу – ищем беглецов». – «Значит, вы ловцы рабов?» – «Вроде того». – «Лагерь для посторонних закрыт». – «Вот как?» – «За беглых хорошо платят, – поясняет надсмотрщик. – Задаром пропустить не могу». Тут возбуждается Ворен: «Слышь ты, скотина!» «Наш друг немного жадноват, – Пулло вытаскивает кошелек, – но все мы деловые люди. Где начальник?» – «За поворотом прямо дом с красной дверью».
К. Жуков: Ну ладно, сколько заплатил, столько заплатил.
Д. Пучков: И тут же кого-то там запороли: «Прекрати, он уже сдох, раскуй его!»
Пулло: «Я же сказал: говорить буду я!» «Гнусная мразь!» – говорит Ворен. «Здесь быстро пересыхает в горле, брат, не трать слюну». Приезжают к прокуратору.
К. Жуков: Прокуратор, начальник этого лагеря, ужасно похож по своим фенотипическим особенностям на Летающего Жида из первой части «Звездных войн»! Помнишь, там с крылышками-то был!
Д. Пучков: «Собери деньги с пятой трибуны». – «Ай, обобрали!» Он прекрасен был.
К. Жуков: Да. «Таки шо вы размахиваете перед лицом руками, вы что – джедай? На меня эти штуки не действуют, только наличные!»
Д. Пучков: Беседа: «Ты здесь главный?» – «Покупаете или продаете?» – «Тит Пуллон, Люций Ворен, приехали забрать беглых – говорят, их продали в твой лагерь. Две девочки и мальчик». – «Бумаги на них есть?» – «С собой нет». – «Купчая?» – «Нет». – «Два легионера хотят молоденьких девок?» – «Заткни, б…ь, пасть!» – вступает в дискуссию Ворен.
К. Жуков: Талантливейший дипломат.
Д. Пучков: «Спокойно, спокойно». – «Что с ним такое?» – «Не хотел говорить, но эти дети – личная собственность самого Гая Цезаря Октавиана, он любит, чтобы по утрам они подавали ему печенье в постель. Особенно мальчик. Теперь понял?» – «Неплохо! Хорошая выдумка!» – «Печать видишь? Он приказал найти его рабов». Это печать из земли доехала.
К. Жуков: Да, на опасной грамотке.
Д. Пучков: «Это что – выдра?» Пять баллов! «Это сфинкс! Печать Цезаря». – «Странный воск». – «Это грязь из Мутины, поэтому мой друг в боевом облачении – прямо с поля боя, настолько это срочно». – «Цезарь?» – «Цезарь, который только что победил Марка Антония. Что, по-твоему, он сделает с таким, как ты, если ты его разозлишь?» – «Все это здорово, а если вы врете?» Ну и тут…
К. Жуков: «Ты назвал меня лжецом!»
Д. Пучков: Да, не по понятиям выступил. «Проверьте списки».
К. Жуков: Я не понял, что за выдра на печати Цезаря.
Д. Пучков: Выдра?
К. Жуков: Она же выдросфинкс. Я монеты Гая Октавиана видел…
Д. Пучков: Что там должно быть?
К. Жуков: Там козерог.
Ну, на какашках оно плохо отпечатывается, поэтому несложно спутать сфинкса, выдру и козерога.
Д. Пучков: Рога обсыпались, наверное. В общем, списки проверили. «Дочка, это я, твой отец», – Ворен нашел детей в конце концов. Звучит печальная музыка. Вопль: «Вы не ловцы рабов!» – «Где она?» – «Кто?» – «Другая. Где моя дочь?» Естественно, дочь уже там с ляжек чью-то сперму вытирает тряпками. Этого прокуратора зарезали – ну сколько можно терпеть такие выходки…
К. Жуков: Хорошая серия.