III
Отрывок из перезвона Стедмана
(В пяти частях)
840
В конце каждой части
5 6 1 2 3 4
3 4 1 5 6 2
6 2 1 3 4 5
4 5 1 6 2 3
2 3 1 4 5 6
Сопрано завершающий
Сделать последний полный оборот – колокол начинает вращаться быстро, а затем замедляется, после этого медленно делает пол-оборота. Повторять четыре раза.
Тройт
Глава 13
События разворачиваются
Движения каждого колокола подразделяются на три вида: быстрые, уклоняющиеся и медленные.
Тройт. Искусство колокольного звона
У лорда Питера выдался тяжелый день и бессонная ночь. Утром за завтраком он был тих и молчалив. Сразу после завтрака его светлость сел в машину и отправился в Лимхолт.
– Мистер Бланделл, – произнес он, – большего глупца, чем я, еще не видывал белый свет. Я разгадал загадку с одним небольшим исключением. Полагаю, вы тоже.
– Я чувствую себя так же, как вы, милорд. Какая часть загадки вами не разгадана?
– Убийство. Никак не могу понять, кто совершил его и каким образом. Но это мелочь по сравнению с тем, что мне уже известно. Я знаю имя убитого, почему он был связан, где умер, кто и кому послал шифр, почему Уильям Тодей снял со счета двести фунтов, а потом положил их обратно. Куда уехали Тодеи и когда они вернутся. Почему Джим Тодей опоздал на поезд, зачем Крэнтон приехал в деревню, что здесь делал и почему лжет. Я также знаю, как бутылка из-под пива попала на колокольню.
– Что-нибудь еще?
– Мне известно, почему Жан Легро молчал о своем прошлом, что делал Артур Коббли в лесу Дартфорда, о чем говорил попугай, почему в воскресенье Тодеи пропустили утреннюю службу, какое отношение к этому имеет Тейлор Пол и почему было изуродовано лицо трупа.
– Отлично, – кивнул мистер Бланделл. – Вы просто ходячая энциклопедия, милорд. Неужели вы не можете сделать еще один шаг вперед и назвать нам имя того, на кого следует надеть наручники?
– К сожалению, мне это не под силу. Черт возьми, неужели я не могу оставить этот лакомый кусочек для своего друга?
– Что ж, давайте еще раз все хорошенько обдумаем и, надеюсь, найдем недостающий фрагмент головоломки.
Лорд Питер помолчал, а потом произнес:
– Дело довольно сложное. Прежде чем я выложу вам свою версию, мне нужно еще раз все проанализировать и перепроверить. Вы начнете действовать, а я пока отойду в сторону. А затем расскажу то, что попросите.
– Итак?
– Не могли бы вы добыть фотографию Артура Коббли и отправить ее во Францию на опознание Сюзанне Легро?
– Разумеется.
– Если она признает, что это ее муж Жан, хорошо. Если же будет упорно все отрицать, покажите ей вот эту записку и проследите за ее реакцией, когда она вскроет конверт.
– Ну, милорд, лично я вряд ли смогу это сделать. Попрошу об услуге мсье Розье.
– Ладно. И еще покажите ей шифровку.
– Да, милорд. Что-нибудь еще?
– Тодеи… Что-то я за них волнуюсь. Полагаю, вы идете по их следу?
– А вы как думаете?
– Когда вы их возьмете, сообщите мне, пожалуйста. Хочу присутствовать при допросе.
– Не возражаю, милорд. На сей раз я заставлю их говорить. И к черту презумпцию невиновности.
– С этим у вас трудностей не возникнет – при условии, что вы схватите их в течение двух недель. Дальше будет сложнее.
– А почему две недели?
– Неужели это не очевидно? Я показал миссис Тодей шифровку. В воскресенье утром ни она, ни ее супруг на службу в церковь не явились. В понедельник они уехали в Лондон первым поездом. Мой дорогой Ватсон, ответ находится у вас под носом. Единственную опасность для них представляет…
– Кто же?
– Архиепископ Кентерберийский, этот высокомерный и капризный прелат, но мне почему-то кажется, что они о нем не подумали.
– Ах вот как! А как насчет Муссолини и императора Японии?
– Этими можно пренебречь, – усмехнулся его светлость. – Так же как и римским епископом. В общем, действуйте.
– Я уверен, – с ударением на каждом слове произнес Бланделл, – что из страны они не уедут.
– Естественно. Они вернутся домой, только может быть поздно. Когда вы ожидаете приезда Джима Тодея? В конце месяца? Смотрите, чтобы не сбежал. По-моему, он может попытаться.
– Считаете, он тот, кто нам нужен?
– Не знаю. Но мне очень не хочется, чтобы это был Джим. Надеюсь, убийцей окажется Крэнтон.
– Бедняга Крэнтон, – поморщился старший инспектор. – А вот я такой надежды не питаю. Ужасно не хочется думать, что профессиональный вор свернул на кривую дорожку, если можно так выразиться. Это сбивает с толку. К тому же он болен. Но зачем гадать? Посмотрим. Пока займусь фотографией Коббли.
– А я, пожалуй, все же позвоню архиепископу.
– Чудак! – пробормотал себе под нос мистер Бланделл. – Наверное, просто хотел надо мной подшутить.
Лорд Питер действительно связался с архиепископом и остался доволен результатом беседы. Он также написал Хилари Торп и подробно рассказал о том, как нашлись изумруды. «Так что, – писал он, – ваша детективная деятельность увенчалась успехом. Дядя Эдвард будет доволен». Вскоре Хилари прислала ответ. Она сообщила, что старая миссис Уилбрахам приняла изумруды и вернула выплаченные ей деньги, никак не прокомментировав это и даже не извинившись. Лорд Питер слонялся по дому священника подобно несчастному привидению. Старший инспектор Бланделл уехал в город, чтобы арестовать Тодеев. А вот в четверг события начали разворачиваться со скоростью света.
Телеграмма комиссара Розье офицеру Бланделлу: «Сюзанна Легро изображенного фотографии человека не узнала сей факт задокументирован жду дальнейших поручений».
Телеграмма офицера Бланделла лорду Питеру Уимзи: «Сюзанна Легро Коббли не опознала Тодеев Лондоне не обнаружил».
Телеграмма офицера Бланделла комиссару Розье: «Прошу немедленно верните все документы сообщите если появится новая информация Легро».
Телеграмма лорда Питера Уимзи офицеру Бланделлу: «Наверняка вам все уже ясно проверьте церковные книги».
Телеграмма офицера Бланделла лорду Питеру Уимзи: «Викарий из церкви Святого Андрея Блумсберри сообщил что нему обратились просьбой заключить брак между Уильямом Тодеем Мэри Дикон основании разрешения приходе побывал Дикон».
Телеграмма лорда Питера Уимзи офицеру Бланделлу: «Конечно простофиля немедленно арестуйте Крэнтона».
Телеграмма офицера Бланделла лорду Питеру Уимзи: «Согласен вашим определением зачем арестовывать Крэнтона Тодеев нашли собираюсь допрашивать».
Телеграмма лорда Питера Уимзи офицеру Бланделлу: «Сначала арестуйте Крэнтона скоро приеду».
Отправив эту телеграмму, лорд Питер позвал Бантера, приказал ему собрать вещи и испросил позволения святого отца поговорить с ним наедине. После беседы оба выглядели расстроенными и озабоченными.
– Полагаю, что мне пора домой, – сказал Уимзи. – Лучше бы я вообще не ввязывался в это дело. Иногда нужно оставить все как есть, вы так не думаете? Мои симпатии совсем не на той стороне, и мне это не нравится. Я знаю, что, не делая зла, люди помогают восторжествовать добру. Но меня смущает и расстраивает факт, что, творя добро, порой пробуждаешь к жизни зло.
– Лорд Питер, – произнес священник, – не надо так терзаться. Нужно следовать правде, а результат отдать в руки Господа. Он способен увидеть то, что недоступно нам, смертным, потому что знает все.
– И никогда не спорить с его решением, как говаривал Шерлок Холмс? Что ж, святой отец, пожалуй, вы правы. Наверное, я пытался быть слишком умным. Всегда так поступаю. Жаль, что я доставил вам столько неприятностей. И мне действительно хочется уехать. Я обзавелся глупой современной слабостью, проявляющейся в том, что мне невыносимо наблюдать за людскими страданиями. Огромное спасибо вам за все. До свидания.
Прежде чем уехать из деревни, Уимзи зашел на кладбище. Могила неизвестного еще выделялась черным пятном на фоне зеленой травы, которая покрывала теперь могилу леди Торп и сэра Генри. Невдалеке виднелось древнее надгробие. Старик Лавендер сидел на могильной плите и старательно очищал начертанную на надгробии надпись. Уимзи приблизился и пожал старику руку.
– Отмываю старого Сэмюэля к лету, – пояснил Эзекайя. – Звоню на десять лет дольше, чем он. Я так и сказал нашему святому отцу: «Положите меня рядом с Сэмюэлем, чтобы все видели, что я побил его рекорд». Святой отец обещал. Только вот на моей могиле не напишут таких красивых стихов, какие сочиняли в былые времена.
Он провел крючковатым пальцем по надписи:
Снелл Сэмюэль под плитою лежит,
А время меж тем безвозвратно бежит.
Полвека звонил в тенор-колокол он —
В окрестностях слышали все этот звон.
Но за Сэмюэлем смерть вдруг пришла,
Веревку из рук звонаря отняла.
Порвалась веревка, конец колесу,
Надтреснутый колокол пустит слезу.
Но если его призовет вдруг набат,
Оживет его дух и вернется назад.
MDCXCVIII
Почил в возрасте 76 лет.
– Судя по всему, общение с Тейлором Полом укрепляет здоровье, – заметил Уимзи. – Все его слуги прожили долгую жизнь.
– А! – откликнулся Эзекайя. – Так и есть, молодой человек, так и есть. А все потому, что были ему преданы и никогда на него не злились. Колокола хорошо разбираются в людях. Никогда не станут подчиняться плохому человеку. Только и ждут, чтобы сбросить его с колокольни. Но старик Тейлор Пол не может на меня пожаловаться – сказать, будто я обходился с ним дурно. Уважайте свой колокол и любите, и он останется с вами на всю жизнь, до самой смерти. А еще не надо их бояться, и тогда они не станут вас пугать.
– Вы правы, – смущенно промолвил Уимзи.
Он оставил старика Лавендера и вошел в церковь. Уимзи ступал тихо, словно боялся разбудить ее обитателей. Аббат Томас спокойно лежал в своей могиле, херувимы с их широко открытыми ртами и глазами были погружены в размышления, а колокола терпеливо и выжидательно глядели на одинокого посетителя.
Глава 14
Нобби Крэнтон облегчает душу
Это было очень страшно. Его хоронили два ангела… ночью в аббатстве Валломброза. Я собственными глазами видел это, стоя среди зарослей лотосов и болиголова.
Шеридан Ле Фаню. Рука Уолдера
Мистер Крэнтон лежал в тюремном лазарете и выглядел гораздо лучше, чем в прошлый раз. Он совершенно не удивился тому, что его обвиняют в убийстве Джеффри Дикона, хотя считалось, что вышеозначенный джентльмен погиб двенадцать лет назад.
– Ну конечно! – воскликнул Крэнтон. – Я так и знал, что вы докопаетесь до правды, хотя и надеялся, что этого не произойдет. Но я не убивал Дикона и хочу сделать заявление. Прошу вас, садитесь. Эти апартаменты совсем не подходят для содержания джентльмена, но большего, похоже, моя страна не может предложить. В Синг-Синг гораздо лучше. Но «Англия! Люблю тебя, какой бы ни была». С чего мне начать?
– С самого начала, – предложил Уимзи. – И рассказывайте до конца. Мы можем закурить, Чарльз?
– Итак, милорд, и… нет, – произнес Крэнтон, – я не стану называть вас джентльменами. Как-то мне это не по душе. Офицеры, если хотите, но не джентльмены. Итак, милорд и офицеры. Не стану вам повторять, что чувствую себя глубоко оскорбленным человеком. Я не брал проклятые стекляшки, и теперь вы знаете, что я не лгал. Вы хотите знать, как мне стало известно, что Дикон все еще в тюрьме. Он написал мне письмо. В прошлом году. В июле. Прислал на старый адрес, а один приятель переправил его мне. Не спрашивайте кто – это не имеет отношения к делу.
– Хромой Плак, – лениво заметил Чарльз Паркер.
– Я имен не называл. Кодекс чести джентльмена. Я сжег письмо, потому что считаю себя истинным джентльменом, но кое-что из его содержания перескажу. Судя по всему, после своего побега день или два Дикон скитался по окрестностям Кента. Сказал, что глупость полицейских переходит всяческие границы. Пару раз он сталкивался с ними лицом к лицу, а однажды они даже пытались преследовать его. Дикон писал, что только тогда отчетливо понял, почему полицейских называют фараонами. Лишний раз не поторопятся.
– Продолжайте, Нобби!
– На третий день Дикон затаился в лесу и вдруг услышал, как кто-то идет. Но не фараон. Он сказал, тот парень был пьян в стельку. Дикон выскочил из-за дерева и ударил его. Объяснил, что убивать не хотел. Просто оглушить на время. Вероятно, не рассчитал силу удара. Но это слова Дикона. На самом деле он способен на все. Одного человека Дикон уже прикончил, а дважды его не повесишь, верно? В общем, парень тот умер.
Дикону нужна была одежда. Обыскав убитого, он сообразил, что ему попался солдат в полном обмундировании. Ничего удивительного в этом нет: в восемнадцатом году таких было много. Однако Дикона это происшествие малость ошеломило. Нет, он, конечно, знал, что идет война – до тюрьмы долетали новости с воли, – но лично его эти события не коснулись. У солдата были с собой документы, вещевой мешок и фонарик. Дикон понял, что тот возвращался из отпуска в свою часть, и подумал, что любая дыра лучше Мейдстона. Поменялся с солдатом одеждой, забрал его вещи и документы, а тело сбросил в какую-то яму. Дикон ведь из Кента и хорошо знал те места. Естественно, он совершенно не разбирался в военном деле. Решил для начала добраться до Лондона, а там отсидеться у какого-нибудь старого приятеля. Дикон отправился в путь. Сначала шел пешком, а потом его подвез до железнодорожной станции какой-то грузовик. Он упомянул название фирмы, но я не запомнил. Дикон выбрал городок, в котором никогда не был и где его никто не знал. Там он и сел в поезд до Лондона. Все бы ничего, но по дороге в поезд ввалилась целая команда солдат – пьяных и веселых. По их разговорам Дикон понял, что влип. Ведь он был одет как солдат, но при этом ничего не знал о войне. Если откроет рот, то пропал.
– Ну да, – кивнул Уимзи. – Это все равно что одеться масоном, таковым не являясь.
– Верно. Дикону казалось, будто он находится среди людей, разговаривающих на иностранном языке, даже хуже, потому что он говорил на иностранных языках, будучи человеком образованным. Но все эти солдатские беседы были выше его понимания. В общем, он не придумал ничего лучше, кроме как прикинуться спящим. Сказал, что забился в угол и громко храпел, а если кто-нибудь пытался к нему обратиться, начинал ругаться. Это помогло. Правда, попался один назойливый тип с бутылкой виски. Все предлагал Дикону выпить. Ну тот и выпил немного. А потом еще. В итоге, когда поезд прибыл в Лондон, Дикон лыка не вязал. Дело в том, что в течение двух дней он ничего не ел, кроме нескольких ломтей хлеба, которые стащил в каком-то доме.
Полицейский быстро записывал рассказ. Крэнтон сделал глоток воды и продолжил:
– Дикон сказал, что не очень хорошо помнит дальнейшее. Он собирался уйти со станции и отыскать какое-нибудь пристанище, но это было не так-то просто. Темные улицы казались неузнаваемыми, да и докучливый парень с бутылкой виски никак не отставал: все говорил и говорил без умолку, что было Дикону на руку. Он помнил, что выпил еще, а затем очутился в какой-то столовой, опрокинул там что-то, и посетители над ним смеялись. Вероятно, вскоре Дикон заснул. Когда же очнулся, то понял, что вновь оказался в поезде среди множества других солдат. По разговорам он догадался, что они отправляются на фронт.
– Поразительная история, – заметил Паркер.
– Все предельно ясно, – сказал Уимзи. – Какая-то добрая душа проверила его документы и, поняв, что он возвращается на фронт, погрузила его в первый же попавшийся поезд, направлявшийся в Дувр.
– Верно, – кивнул Крэнтон. – Попал в мясорубку, поэтому ему оставалось снова забиться в угол и молчать. Многие из солдат спали, и нежелание Дикона разговаривать никому не бросилось в глаза. Он наблюдал, что делают остальные, и вовремя доставал документы для проверки. К счастью, однополчан убитого им солдата в вагоне не было. Имейте в виду, что никаких подробностей я вам не сообщу. На войне я не был – занимался другими делами. А пробелы вы уж заполните сами. Дикон рассказал, что ужасно мучился от морской болезни на пути во Францию, потом ехал в фургоне для перевозки скота, и, наконец, его и других солдат высадили в каком-то темном и ужасном месте. Дикон услышал, как назвали номер его части, и вышел вперед. Дальше он с небольшим отрядом солдат, сопровождаемым офицером, двинулся по грязной, покрытой ухабами дороге. Господи! В письме Дикон жаловался, что они шли очень долго, чуть ли не сотню миль, но я думаю, что это преувеличение. Дикон сказал, что вскоре раздался такой жуткий грохот, что земля под ногами задрожала. И только тогда он наконец понял, в какую передрягу попал.
– Да уж, – протянул Уимзи.
– Повторюсь: подробностей я не знаю, но, полагаю, Дикон очутился в самом пекле. По его словам, вокруг словно ад разверзся. Даже камера в тюрьме Мейдстона представлялось ему раем. Однако в бою он так и не побывал, потому что его часть начала отступление. Дикон потерялся в суматохе, получил удар по голове и потерял сознание. Очнувшись, понял, что лежит в воронке рядом с мертвецом. Немного выждав, Дикон выбрался оттуда. Вокруг царила тишина, сгущались сумерки – значит, он пролежал без сознания целый день. Дикон утратил ориентацию: ходил кругами, спотыкался, падал в грязь, вставал и снова шел, – пока наконец не набрел на какой-то навес с кучей соломы. Дикон не слишком хорошо помнил детали, поскольку голова сильно болела от удара. К тому же у него начался жар. А потом его нашла местная девушка.
– Об этом нам известно, – сказал старший инспектор Бланделл.
– Похоже, вы многое узнали. Дикон хитрый и умный. Сумел найти к девушке подход, и они состряпали для него историю. Дикон признался, что ему было несложно притвориться потерявшим память. Зря доктора пытались выкрикивать армейские команды. Ведь, по сути, Дикон никогда не служил в армии, поэтому и не откликался на приказы. Труднее всего было изобразить не понимающего английский язык француза. Пару раз его едва не подловили на этом. Он очень хорошо знал французский, однако сделал вид, будто потерял речь: боялся, что окружающие заметят акцент. Дикон заикался и невнятно бормотал что-то, а тем временем разговаривал со спасшей его девушкой, чтобы довести произношение до совершенства. Да, скажу я вам, этот парень с мозгами.
– Ну, все это нам более-менее известно, – произнес Чарльз Паркер. – А теперь расскажите нам про изумруды.
– Он снова вспомнил о камнях, когда в его руки попала старая английская газета, в которой сообщалось, что в меловых горах найдено тело и принадлежит оно Дикону. Газета была датирована тысяча девятьсот восемнадцатым годом, а на дворе был тысяча девятьсот двадцать четвертый. Я уж не помню, откуда взялась эта газета: кто-то что-то в нее завернул, а потом она попалась на глаза Дикону, – однако новость его не тронула. Дела на ферме шли неплохо. К тому времени Дикон женился на выходившей его девушке и был вполне счастлив. А вскоре все изменилось. Денег не хватало, и Дикон стал чаще вспоминать о спрятанных драгоценностях, только не знал, как до них добраться. Вернуться в Англию ему мешали мысли об убитом в тюрьме охраннике и мертвом солдате в лесу. И тут он вспомнил про меня и написал мне письмо. Впрочем, вы знаете, что тогда я сидел в тюрьме. Угодил туда по ошибке. Мне досадно вспоминать об этом. В общем, письмо я получил не сразу, поскольку мои товарищи посчитали, что письма подобного содержания негоже пересылать туда, где я находился. Понимаете? Так что послание Дикона попало ко мне только после моего освобождения.
– Удивительно, что Дикон выбрал своим доверенным лицом именно вас, – заметил Паркер. – Ведь последняя ваша встреча закончилась… не слишком по-джентльменски.
– Ваша правда, – кивнул Крэнтон. – И поверьте, в ответном письме мне было что сказать. Дело в том, что Дикону просто не к кому было обратиться. А кто, кроме Нобби Крэнтона, поможет? Причем сделает это изящно и компетентно? Честное слово, я уже собирался послать Дикона куда подальше, но передумал. Сказал себе: «Стоп! Что было, то быльем поросло» – и решил помочь паршивцу. Написал ему, что обеспечу деньгами и документами, но сначала он должен предоставить мне какие-нибудь гарантии. А иначе как я мог быть уверен, что Дикон снова меня не обманет?
– Да уж, с него станется, – усмехнулся Паркер.
– Это точно. Черт бы побрал его гнилую душонку! В общем, я потребовал, чтобы Дикон сообщил мне, где находится тайник. И что вы думаете? Этот пес заявил, что не доверяет мне! Мол, если он расскажет о тайнике, я заберу камни, не дожидаясь его приезда.
– Неслыханно! – воскликнул Паркер. – Разумеется, вы бы так не поступили.
– Нет. За кого вы меня принимаете? Мы продолжали переписываться до тех пор, пока не зашли в тупик. Наконец Дикон согласился прислать мне то, что вы называете шифром, и если я с его помощью догадаюсь, где искать камни, все в моих руках. Дикон действительно прислал шифр, но я ничего не понял и сказал ему об этом. Дикон ответил, что если я ему не доверяю, то можно поехать в приход и спросить там портного Пола и жившего с ним по соседству Бетти Томаса: эти люди дадут мне ключ, – однако предупредил, что лучше предоставить это ему, поскольку он знает, как с ними поладить. Я подумал, что, коль этим двум парням известно о камнях, они непременно захотят поиметь свою долю. Так что мне будет безопаснее иметь дело с Диконом. Ведь в случае неудачи он теряет больше, чем я. Можете называть меня глупцом и простофилей, но я послал Дикону деньги и документы. Естественно, он не мог вернуться в Англию под собственным именем. Имя Легро тоже не годилось, и Дикон попросил, чтобы бумаги были оформлены на имя Пола Тейлора. Мне это показалось глупостью, а Дикон сказал, что получится неплохая шутка. Теперь я понимаю, что он имел в виду. Итак, документы были готовы. Отличная работа. И фотография чудесная. Изображенный на ней человек сошел бы за кого угодно. На самом деле это был портрет, составленный из частей лиц разных людей, но выглядел весьма убедительно. Ах да! Еще я послал Дикону одежду, потому что его собственные вещи были слишком французскими. Он прибыл в Англию двадцать девятого декабря. Полагаю, вам это тоже известно?
– Да, – ответил старший инспектор Бланделл. – Только данная информация нам не помогла.
– Ну, тут все прошло как по маслу. Дикон дал знать о себе из Дувра: позвонил из общественной телефонной будки, – но я прощаю вас за то, что не сумели отследить этот звонок. Дикон сообщил, что сразу отправится в деревню, а на следующий день или чуть позднее приедет в Лондон уже с камнями. Честно говоря, я подумывал о том, чтобы двинуться в деревню самому: не доверял ему, – но все же я опасался, несмотря на бороду, которую отрастил на всякий случай. Просто мне не хотелось, чтобы вы, ищейки, ходили за мной по пятам. К тому же у меня были на то и другие причины. Видите, я ничего не утаиваю.
– Это в ваших же интересах, – угрожающе проговорил Чарльз Паркер.
– Однако никаких вестей от Дикона тридцатого декабря я не получил. И тридцать первого тоже. И тогда мне стало ясно, что я не зря опасался подвоха. Только вот я никак не мог понять, что Дикон выиграл, обманув меня в очередной раз. Я ведь считал, что нужен ему, чтобы сбыть товар, и только потом до меня дошло, что он вполне мог найти для этой цели другого человека – в Мейдстоне или за границей.
– Тогда зачем втягивать во все это вас?
– Я тоже задавался этим вопросом, но так разозлился, что решил все-таки поехать в деревню и выяснить, что там происходит. Однако мне не хотелось оставлять следов, поэтому сначала я отправился в Уолбич… Не спрашивайте, каким образом, это не имеет отношения к делу…
– Наверное, Спарки Боунз подвез, – усмехнулся Паркер.
– Не задавайте лишних вопросов – и не услышите лжи. Мой друг действительно немного подвез меня, а дальше я пошел сам. Решил представиться рабочим, направляющимся на строительство нового канала. Слава богу, рабочие руки им были не нужны: в противном случае я попал бы в непростую ситуацию.
– Мы так и поняли.
– Ну конечно, вы уже везде успели сунуть свой нос. Меня снова немного подвезли, а остаток пути до деревни я проделал пешком. Ужасная местность, как я говорил. Больше я туда ни ногой, это точно.
– Полагаю, именно тогда мы с вами встретились, – произнес Уимзи.
– Да. Но если бы я знал, с кем имел удовольствие столкнуться, сразу повернул бы обратно, однако я вас не узнал и поэтому зашагал дальше. Ну, эту часть, наверное, можно опустить.
– Вы устроились на работу к Эзре Уайлдерспину и начали расспрашивать о Поле Тейлоре.
– Да! Ну и влип же я! – с негодованием воскликнул Крэнтон. – Мистер Пол чертов Тейлор и мистер Бетти Томас! Не люди! Колокола! И никаких следов моего Пола Тейлора. Скажу вам, мне пришлось крепко призадуматься. Приезжал ли Дикон в деревню, но уже уехал или его схватили по дороге? А может, он прятался за ближайшим углом? А тут еще Уайлдерспин не оставлял в покое. У него не забалуешь. «Драйвер, поди сюда! Стивен, сделай это!» У меня не было ни одной свободной минуты. В то же время я опять вспомнил о шифре. Мне пришло в голову, что разгадка, не исключено, как-то связана с колоколами. Но мог ли я попасть на эту проклятую колокольню? Нет. Во всяком случае, открыто. Я пробрался туда однажды ночью, чтобы все выяснить. Соорудил парочку отмычек (тут работа в кузнице очень пригодилась) и в субботу вечером тихонько выскользнул из дома через черный ход.
А теперь слушайте внимательно. То, что я вам скажу, правда. Итак, в полночь я отправился в церковь и, подойдя к двери, обнаружил, что она не заперта. Что я подумал? Там орудует Дикон. А кто еще мог находиться в таком месте ночью? Я уже бывал в церкви и знал, где расположена ведущая на колокольню дверь. Она тоже была открыта. «Ладно, – подумал я. – Значит, Дикон здесь. Уж я ему покажу и Тейлора Пола, и Бетти Томаса». Сначала я попал в комнату, где с потолка свисали веревки. Отвратительное место. Затем лестница и снова веревки. А потом комната с потайным замком.
– Дверь в ней тоже была открыта?
– Да, и я поднялся наверх. Это мне тоже ужасно не понравилось. Меня охватило какое-то странное и жутковатое ощущение. Тишина, а чувство такое, словно вокруг стоят люди. Дождь как из ведра, и темень хоть глаз коли. И при этом мне казалось, что на меня смотрят тысячи глаз. Аж мурашки по коже побежали.
Прошло время, и по-прежнему было тихо. Я успокоился и зажег фонарик. Вы когда-нибудь бывали на той колокольне? Видели колокола? У меня не слишком буйное воображение, но тут я вдруг почему-то сильно занервничал.
– Да, – кивнул Уимзи. – Ощущение такое, будто они хотят придавить тебя.
– В общем, я попал туда, куда нужно, но не знал, с чего начать поиски. Мне ведь ничего не известно о колоколах. А еще я не понимал, что случилось с Диконом. Я осветил фонариком помещение и увидел его!
– Мертвого?
– Мертвее не бывает. Привязан к столбу. А его лицо… Не хотелось бы мне снова увидеть нечто подобное. Словно он умер и сошел с ума одновременно.
– Дикон точно был мертв?
Крэнтон усмехнулся:
– За кого вы меня принимаете?
– Окоченел?
– Еще не успел, но уже остыл. О господи! Я дотронулся до него, он покачнулся, и голова запрокинулась. Судя по всему, Дикон умер не сразу и какое-то время мучился.
– Вы хотите сказать, что у него на шее была веревка? – уточнил Паркер.
– Нет. Он не был повешен. Не знаю, что его убило. Как раз собирался осмотреть тело, когда услышал, как кто-то поднимается наверх. Я не растерялся и полез еще выше – там была одна лестница, – пока не оказался у люка, ведущего на крышу. Я согнулся в три погибели и стал молить Бога, чтобы тот человек не поднял голову и не увидел меня. Ведь мне пришлось бы объяснять свое присутствие рядом с трупом. Конечно, я мог сказать, что пришел сюда, когда он уже остыл, однако отмычки в кармане свидетельствовали отнюдь не в мою пользу. Я затаился. На колокольню поднялся какой-то человек, начал ходить вокруг тела и пару раз даже застонал и произнес: «О господи!» Затем раздался омерзительный стук, и я догадался, что он развязал тело. Снова шорох, тяжелые шаги и какой-то глухой стук, словно он потащил беднягу Дикона за собой по ступеням. Из своего укрытия я этого человека не видел, только лестницу и противоположную стену. На мгновение воцарилась тишина, а потом снова стук и звуки волочения. Так я понял, что неизвестный потащил труп по следующей лестнице. Я ему не завидовал в тот момент.
Я ждал до тех пор, пока все не стихло, потом начал думать, что делать дальше. Попытался открыть люк на крышу. Там была щеколда. Я отодвинул ее и выбрался наружу. Дождь лил как из ведра, в кромешной темноте, но я все равно приблизился к краю крыши и огляделся. Кстати, какова высота этой чертовой колокольни? Сто тридцать футов? Мне показалось, что тысяча тридцать. Я ведь не форточник и не верхолаз. Я посмотрел вниз и увидел огонек света, скользивший по кладбищу. Я ухватился за этот проклятый парапет, а желудок у меня сжался от ощущения, что сама колокольня рушится и я рухну вниз вместе с ней. Я даже радовался, что вокруг ничего не видно из-за темноты.
Тогда я подумал, что пора делать ноги, пока неизвестный возится с трупом. Я вернулся в комнату с колоколами, задвинул щеколду и начал спускаться вниз. Это было сложно в кромешной тьме, и вскоре я включил фонарик. Колокола оказались подо мной. Господи! Мне вдруг стало так страшно, что все похолодело внутри, а руки сделались влажными от пота. Фонарик выскользнул из пальцев и ударился об один из колоколов. Никогда не забуду этот звук. Он получился негромким, а каким-то сладостным и в то же время угрожающим. Гул нарастал, и к нему присоединились другие звуки, заполняя мои уши и сознание. Вы, наверное, сочтете меня сумасшедшим, но тот колокол ожил. Я зажмурился и вцепился в лестницу, жалея о том, что не выбрал в жизни другое занятие. Представляете, в каком состоянии я находился?
– У вас богатое воображение, Нобби, – усмехнулся Паркер.
– Подождите, Чарльз, – произнес лорд Питер. – Послушаем, что вы скажете, оказавшись в темноте на колокольне. Колокола – они как кошки и зеркала: есть в них нечто странное и неуловимое. Продолжайте, Крэнтон.
– Я не мог двинуться с места. Как будто стоял на той лестнице несколько часов, а на самом деле минут пять. Наконец решился спуститься вниз. В темноте. Фонарик-то я уронил. Правда, потом нашел, но лампочка разбилась, а спичек у меня с собой не было. В общем, дверь с потайным замком мне пришлось искать на ощупь, и я испугался, что уже не выберусь из этого ужасного места. Однако я нашел ее, и дальше было уже проще, хотя винтовая лестница тоже доставила мне немало неприятных моментов. Ступени так истерлись, что я несколько раз оступался, чувствуя, как стены давят на меня и лишают способности дышать. Неизвестный оставил все двери открытыми, и это означало, что он вернется. Меня вовсе не радовала перспектива встречи с ним. Попав наконец в церковь, я двинулся к двери, но по пути обо что-то споткнулся, и раздался жуткий лязг.
– Это был медный кувшин, стоявший у входа, – пояснил Уимзи.
– Нельзя захламлять крыльцо! – раздраженно бросил Крэнтон. – Однако когда я выбрался из церкви, мне пришлось идти по дорожке из гравия, громко скрипевшего под ногами. Но мне удалось добраться до калитки незамеченным. И вот тогда я побежал. Господи, как же я бежал! Только пятки сверкали. У Уайлдерспина не осталось никаких моих вещей: лишь рубашка, которую он мне одолжил, да зубная щетка, – но за ней возвращаться я точно не собирался. Не помню, сколько я бежал под проливным дождем. Да еще эти бесконечные канавы и мосты. По дороге проехала какая-то машина, и, чтобы не попасть в свет фар, я шарахнулся в сторону, но оступился и угодил в канаву, полную воды. На мгновение мне показалось, будто меня окунули в сугроб, – такой ледяной была вода. К счастью, мне удалось вылезти. Я добрался до амбара близ железнодорожной станции и пролежал там до утра, дрожа от холода, а утром сел в поезд. Не помню названия этого места. По-моему, это миль десять-пятнадцать от вашего прихода. К тому времени как добрался до Лондона, у меня началась лихорадка, да и ревматизм скрутил. Посмотрите, на кого я теперь похож. Лучше бы умер в той канаве, потому что больше ни на что не сгожусь. Но я рассказал вам правду и ничего, кроме правды. Кстати, я потерял шифр. Думал, что обронил его на дороге, но раз вы нашли его на колокольне, значит, он выпал у меня из кармана, когда я доставал фонарик. Я не убивал Дикона, но знал, что мне придется доказывать свою непричастность к убийству. Именно поэтому я солгал вам в первый раз.
– Что ж, – произнес главный инспектор Паркер, – будем надеяться, это послужит вам уроком и впредь вы не станете залезать на колокольни.
– Этот урок я запомню надолго! – воскликнул Крэнтон. – Каждый раз содрогаюсь при виде церкви. Нет, с религией покончено раз и навсегда. И если я когда-нибудь переступлю порог церкви, можете сразу отправить меня в Бродмур.
Глава 15
Уильям Тодей упорствует
Ибо пока я молчал, тело мое истощили стоны.
Псалом 32:3
Никогда в жизни лорд Питер не видел такого отчаяния, какое было написано на лице Уильяма Тодея. То было лицо человека, решившегося на крайний шаг, – изможденное и серое, с заострившимся, как у покойника, носом. На лице Мэри отражалось беспокойство и душевные страдания, хотя ее глаза вспыхивали решимостью. Она все еще отказывалась сдаться, а вот Уильям уже опустил руки.
– Итак, – произнес старший инспектор Бланделл, – послушаем, что вы двое скажете в свое оправдание.
– Мы не сделали ничего дурного, и стыдиться нам нечего, – ответила Мэри.
– Предоставь это мне, Мэри, – промолвил Уильям, поворачиваясь к Бланделлу. – Полагаю, вы дознались про Дикона. И наверняка выяснили, что он сделал со мной и Мэри. Мы попытались это исправить, насколько возможно, но вмешались вы. Нам следовало понять, что сохранить все в тайне не удастся. А что еще мы могли сделать? В деревне о бедной Мэри и так постоянно судачили. Вот мы и решили улизнуть и спасти ее честь. Мы не виноваты, что все так обернулось. Почему вы нам помешали?
– Уильям, вам просто не повезло. Однако закон есть закон. Дикон был плохим человеком, его убили, и мой долг выяснить, кто это сделал.
– Мне нечего сказать, – медленно проговорил Уилл Тодей. – Будет слишком жестоко, если мы с Мэри…
– Минуту! – вмешался Уимзи. – По-моему, вы не совсем понимаете, в каком положении оказались, Тодей. Мистер Бланделл вовсе не собирается стоять на пути вашего брака, но кто-то убил Дикона, а у вас имелся на то веский мотив. Это значит, что против вас выдвинут обвинение, а потом привлекут к суду. Судьи захотят допросить вашу жену.
– И что?
– А то, что по закону жена вправе не свидетельствовать против мужа. – Его светлость помолчал немного, давая Уильяму возможность осознать сказанное. – Закурите, Тодей, и обдумайте все хорошенько.
– Я понимаю. Похоже, не будет конца бедам, которые обрушил на наши головы этот дьявол. Он испортил репутацию моей Мэри – ведь это из-за него она однажды уже очутилась на скамье подсудимых. Он украл ее честное имя и сделал наших малышек незаконнорожденными. И вот теперь снова, встав между нами у алтаря, толкает бедняжку на свидетельскую трибуну, чтобы на моей шее затянулась петля. Если кто-то и заслуживает смерти, то негодяй Дикон. Я надеюсь, что сейчас он горит в аду.
– Не исключено, – кивнул Уимзи. – Но если вы не расскажете правду…
– Мне нечего вам сообщить, кроме одного! – в отчаянии воскликнул Тодей, и его голос сорвался. – Моя жена – а Мэри действительно моя жена перед Богом и передо мной – ничего не знала. И сейчас не знает, кроме настоящего имени человека, гниющего в земле. И, клянусь богом, это правда.
– Вам придется это доказать, – проговорил Бланделл.
– Вообще-то это не совсем правда, – возразил Уимзи, – но, думаю, это все же можно доказать. Миссис Тодей…
Мэри вскинула голову и с благодарностью посмотрела на его светлость.
– Когда вы выяснили, что ваш бывший муж жив и ваше сожительство с Уильямом Тодеем незаконно?
– На прошлой неделе, милорд, когда вы зашли к нам.
– Когда я показал вам записку, написанную рукой Дикона?
– Да.
– Да, но как… – начал старший инспектор, но Уимзи не дал ему договорить.
– И тогда вы сообразили, что мужчина, найденный в могиле леди Торп, скорее всего Дикон.
– Да, меня посетила такая мысль, милорд. Я вдруг многое поняла.
– А до нашего с вами разговора не сомневались в том, что Дикон умер в тысяча девятьсот восемнадцатом году?
– Ни на секунду, милорд. В противном случае я не вышла бы замуж за Уилла.
– Вы всегда были примерной прихожанкой?
– Да, милорд.
– Однако в последнее воскресенье не явились в церковь.
– Я не могла переступить порог храма, узнав, что мы с Уиллом живем во грехе: сочла, что это будет неправильно.
– Разумеется, – кивнул его светлость. – Прошу прощения, мистер Бланделл, я вас перебил, – добавил он.
– Ничего страшного, – отмахнулся тот. – Но вы заявили, что не узнали почерк, когда его светлость показал вам записку.
– Просто мне нужно было подумать, и я боялась, что, если скажу правду…
– Опасались, что у Уильяма возникнут проблемы? Мэри, а как вы поняли, что записка написана недавно, а не много лет назад? Что заставило вас сразу предположить, что труп из могилы леди Торп – это Дикон?
– Внезапно озарило.
– А почему? Да потому, что к тому времени Уильям уже все вам рассказал и вы поняли, что игра окончена. И бумагу эту вы уже видели прежде…
– Нет, нет!
– А я говорю, да. Иначе зачем отрицать, что почерк вам знаком? Вы знали, когда именно была написана записка, не так ли?
– Это ложь! – воскликнул Тодей.
– По-моему, вы ошибаетесь, Бланделл, – заметил Уимзи. – Если бы миссис Тодей что-то знала, то пришла бы на службу в прошлое воскресенье. Ведь если все эти месяцы она бесстыдно делала вид, будто ничего не случилось, то почему бы ей не поступить так же в воскресенье?
– Ладно, – кивнул Бланделл. – А как насчет Уильяма? Он-то исправно посещал церковь. Или он тоже ничего не знал?
Мэри Тодей замялась, потом наконец ответила:
– Я не могу вам сказать.
– Не можете? Ладно. Тогда объясните…
– Ничего хорошего из этого не получится, Мэри, – обратился к жене Уильям. – Не отвечай ему. Молчи. Иначе они извратят твои слова и обернут их против тебя. Нам нечего сказать, а если мне придется через это пройти, то я это сделаю. Так что говорить больше не о чем.
– Не совсем так, – возразил Уимзи. – Неужели вы не понимаете, что, если сообщите все, что вам известно, и мы убедимся, что ваша жена ничего не знала, ничто не помешает заключить вам брак прямо сейчас? Я прав, старший инспектор?
– Абсолютно.
– И все же я хочу указать вам на одну очевидную деталь, – продолжил Уимзи. – Кто-то из вас двоих должен был располагать информацией, иначе ваша жена не пришла бы так быстро к выводу, что найденный на кладбище труп – Дикон. И если она до этого ни в чем вас не подозревала, значит, преступными знаниями обладала она. И именно вы испытывали муки из-за того, что ваш брак оказался недействительным. Вы заявили, что не сможете предстать перед алтарем с женщиной…
– Замолчите! – оборвал его светлость Уильям Тодей. – Еще одно слово, и я… О господи! Все было совсем не так, милорд. Мэри ничего не знала. Зато я все знал. Но более не скажу ни слова. Я просто хотел уберечь ее от ужасной правды.
– Хотели уберечь? – усмехнулся Уимзи. – Вы все знали, но вдаваться в подробности не желаете?
– Послушайте, – вступил в беседу Бланделл, – вам все же придется сказать нам чуть больше. Когда вы узнали?
– Когда обнаружили тело, – ответил Уильям Тодей. Он говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом. – Да, именно тогда я выяснил, кого нашли на кладбище.
– Почему вы не сказали об этом прямо? – спросил Бланделл.
– Потому что все узнали бы, что наш с Мэри брак незаконный.
– Но почему вы прямо тогда не заключили брак?
Тодей заерзал на стуле.
– Я надеялся, что Мэри никогда ни о чем не узнает. Для нее это было бы слишком тяжело и горько. И еще я думал о детях. Мы ведь никогда уже не сможем исправить того факта, что они незаконнорожденные. Поэтому я решил молчать и взять грех на душу. Если, конечно, это можно назвать грехом. Не хотел, чтобы жена волновалась. А потом… когда она все узнала, увидев эту проклятую бумажку… – Голос Уильяма сорвался, но он взял себя в руки и продолжил: – С того самого момента, как обнаружили труп, я места себе не находил. Очень нервничал, и Мэри заметила это. Тогда она и спросила, не Дикон ли тот убитый, которого обнаружили на кладбище. Вот так все и открылось.
– А откуда вы узнали, что это Дикон?
Повисла пауза.
– Ведь его лицо было сильно изуродовано, – произнес Уимзи.
– Вы сами сказали, что это может быть он… что он сидел в тюрьме… – начал заикаться Уилл, – вот я и подумал…
– Минуточку, – перебил его Бланделл, – когда это вы слышали, чтобы его светлость говорил подобное? На дознании об этом не упоминалось. И потом тоже. Мы держали язык за зубами.
– Я узнал об этом от служанки священника Эмили, – объяснил Тодей. – А она услышала, как его светлость обсуждал это с Бантером.
– Ах вот как? – возмутился старший инспектор. – Что же еще услышала служанка священника Эмили? А! Теперь мне ясно, что произошло с пивной бутылкой. Кто попросил Эмили стереть отпечатки пальцев? Отвечайте!
– Она без дурных намерений, – вступился за девушку Тодей. – Просто девичье любопытство. Вы же знаете, какие они. Она пришла к нам на следующий день и все рассказала Мэри. Без всякого умысла.
– Ну и дела! – не веря собственным ушам, протянул Бланделл. – Ладно. Давайте вернемся к Дикону. Вы узнали, что Эмили подслушала, как его светлость что-то говорил Бантеру об убитом, сидевшем в тюрьме. Какой вывод вы сделали?
– Я решил, что это, вероятно, Дикон. Дьявол восстал из могилы, чтобы снова доставить нам неприятности. Я ничего не знал наверняка, но сказал себе именно такие слова.
– И зачем, по-вашему, он приехал в деревню?
– Откуда мне было это знать? Просто приехал, и все.
– Вы подумали, что Дикон вернулся за изумрудами? – подсказал мистер Бланделл.
Впервые за время разговора в затравленном взгляде Уильяма Тодея промелькнуло искреннее удивление.
– За изумрудами? Это из-за них он вернулся? Вы хотите сказать, что их похитил Дикон? Но ведь мы всегда считали, что они у того, другого парня… Крэнтона.
– Вы не знали, что они были спрятаны в церкви?
– В церкви?
– Мы нашли их в понедельник, – спокойно пояснил лорд Питер. – Лежали в тайнике в крыше.
– В крыше церкви? А… Так вот что он… Изумруды нашлись? Слава богу! Теперь уже никто не заявит, что Мэри принимала участие в краже.
– Да, – кивнул Уимзи. – Но вы собирались сказать что-то еще. Не хотите продолжить? Нет? Тогда я сделаю это за вас. Вы чуть было не произнесли: «Так вот что он делал в церкви, когда я его там встретил». Верно?
– Нет, милорд. Я собирался сказать: «Так вот что он с ними сделал». – Уильяма охватил гнев. – Грязный мерзавец! Он все-таки обманул своего приятеля.
– Да. О покойном мистере Диконе нельзя сказать ничего хорошего. Прошу прощения, миссис Тодей, но он был неприятным человеком. Кстати, в результате всей этой истории пострадали не только вы. Во Франции Дикон женился еще раз. Его жена осталась одна с тремя детьми.
– Бедняжка! – вздохнула Мэри.
– Вот негодяй! – крикнул Уильям. – Если бы я только знал об этом, то…
– Что?
– Ничего. Как он оказался во Франции?
– Это долгая история, – ответил Уимзи. – И не имеет отношения к делу. Итак, вы услышали, что убитый отбывал наказание в тюрьме. Хотя его лицо было изуродовано, вы предположили, что этим человеком мог быть Джеффри Дикон, который умер в восемнадцатом году. Вы ничего не сообщали своей жене до тех пор, пока она не увидела шифр, записанный его рукой, который, кстати, мог быть записан когда угодно. И тогда ей в голову пришла та же идея, что и вам. Не дожидаясь подтверждения своих догадок, вы поспешили в город, чтобы заново оформить брак. И это единственное объяснение, которое вы можете дать. Верно?
– Это все, что я могу сказать, милорд.
– Звучит не слишком убедительно, – язвительно заметил мистер Бланделл. – Вы, как и я, понимаете, в каком положении оказались, Уильям Тодей. Вы не обязаны отвечать на вопросы, если не хотите. Но ведется следствие. Дело приостановлено, однако мы можем возобновить его. И тогда вы расскажете свою историю коронеру. Или, если вас обвинят в убийстве, судье и присяжным. Но есть еще один вариант. Вы можете облегчить душу сейчас. Выбирайте.
– Мне больше нечего сказать, мистер Бланделл.
– Жаль, потому что прокурор может понять ваш рассказ совсем иначе, – произнес Уимзи. – Например, подумать, что вы знали о мистическом воскрешении Дикона, поскольку встретили его в церкви тридцатого декабря.
Он немного подождал, чтобы посмотреть, какой эффект произведут его слова, а затем продолжил:
– К тому же есть показания Дурачка Пика. Уверен, он не настолько неадекватен, чтобы быть не в состоянии сообщить о том, что видел и слышал из-за могилы аббата Томаса. Пик непременно вспомнит человека с черной бородой, голоса в ризнице и Уильяма Тодея, достававшего из ящика веревку. Кстати, что привело вас в церковь? Вероятно, вы увидели свет. Пошли проверить и обнаружили, что дверь открыта, так? В ризнице вы заметили незнакомца, и это показалось вам подозрительным. Он с вами заговорил, и вы узнали его. Вам просто повезло, что он вас не пристрелил. Но, наверное, вы застали его врасплох, пригрозили сдать властям, а он ответил, что тогда не поздоровится вашей жене и детям. Вы начали торговаться, верно? И в конце концов предложили компромисс: пообещали, что никому о нем не расскажете, если он уедет из страны. Еще пообещали откупиться с помощью двух сотен фунтов. Но у вас не было этой суммы. За ней нужно было ехать в банк. Поэтому, чтобы Дикон не сбежал, вы связали его. Не знаю, как вы заставили Дикона молчать. Может, стукнули хорошенько? Не хотите мне помочь? Ну ладно. Итак, вы связали Дикона и заперли в ризнице, а сами отправились к мистеру Венаблзу за ключами. Странно, что они висели на месте, ведь у нашего святого отца имеется привычка терять их. После этого вы отвели Дикона на колокольню и привязали к столбу. Это было гораздо удобнее, чем тащить его куда-то через всю деревню. Вы принесли ему еду и питье. Пожалуй, миссис Тодей сможет пролить свет на эту часть истории. У вас не пропадала квартовая бутылка пива примерно в это время, миссис Тодей? Одна из тех, что вы покупали для Джима? Кстати, Джим возвращается домой, и мы с ним непременно побеседуем.
Внимательно наблюдавший за Мэри старший инспектор заметил, как в ее глазах мелькнула тревога. Однако женщина промолчала. Уимзи же продолжил:
– На следующий день вы поехали в Уолбич, чтобы снять деньги со счета. Но вы неважно себя чувствовали, а на обратном пути совсем обессилели и не смогли выпустить Дикона. Нелепая ситуация, верно? Признаться во всем жене вы не решились, а вот помощью Джима заручились.
Тодей вскинул голову:
– Я скажу вам только одно, милорд: ни слова о Диконе не говорил Джиму, а он – мне. Это правда.
– Хорошо, – кивнул Уимзи. – Неизвестно, как развивались события между тридцатым декабря и четвертым января, но в этот промежуток времени Дикона кто-то убил. А ночью четвертого января труп спрятали в свежей могиле. Этот кто-то знал его, поэтому постарался сделать тело неузнаваемым. И вот теперь нам хочется выяснить, когда именно Дикон перестал быть человеком и стал трупом. Ведь это самое главное, верно? Мы знаем, что лично вы не могли его похоронить, поскольку были больны. Но вот убить – вполне. Дикон умер не от голода. При вскрытии обнаружилось, что перед смертью он плотно поел. После тридцать первого декабря вы не могли носить ему еду. Если тогда Дикон был еще жив, кто это сделал вместо вас? И кто, накормив его, убил, а потом стащил по лестнице с колокольни? Ведь в тот момент на крыше сидел свидетель. Он все видел и узнал человека, убравшего труп с колокольни. Этот свидетель…
– Держите ее, милорд! – воскликнул Бланделл. – Она лишилась чувств.
Глава 16
Затишье перед бурей
Кто затворил море воротами… когда я назначил ему рубежи.
Книга Иова 38:8, 38:10
– Он ничего не скажет, – произнес старший инспектор.
– Знаю, – кивнул Уимзи. – Вы арестовали его?
– Нет, милорд. Не стал. Отослал домой и велел все хорошенько обдумать. Конечно, мы могли бы обвинить его в пособничестве. Ведь ясно, что сначала он покрывал самого Дикона, а потом того, кто его убил. Если, конечно, убийца не он сам. По-моему, вывести его на чистую воду будет легче после того, как мы допросим Джеймса. Брат Уилла прибудет в Англию в конце месяца. Его хозяева ответственно отнеслись к нашей просьбе и передали Джеймсу приказ немедленно вернуться домой, отправив ему на замену другого человека.
– Хорошо. Какое же чертовски сложное дело. И правда, если уж кто и заслужил смерти, так это негодяй Дикон. Ведь если бы его обнаружили, то непременно повесили бы под громкие аплодисменты присутствующих. И вот теперь мы собираемся отправить на виселицу хорошего парня, а все потому, что он лишь выполнил за нас грязную работу.
– Таков закон, милорд, и ничего с этим не поделаешь, – пожал плечами мистер Бланделл. – Я не вправе оспаривать его. В любом случае нам придется сильно постараться, чтобы отправить Уильяма Тодея на виселицу. По сути, против него нет никаких улик. Разве что его сообщник заговорит. Дикон был убит с полным желудком. Если Уильям расправился с ним тридцатого или тридцать первого декабря, то зачем снимать со счета деньги? Мертвому Дикону они уже не нужны. Но с другой стороны, если Дикон был жив до четвертого января, кто его кормил все эти дни? И если его убил Джеймс, то зачем сначала накормил? Это же просто бессмысленно.
– Предположим, Дикона кто-то накормил. Он чем-то разозлил этого человека, и тот убил его в порыве ярости. Возможно такое?
– Да. Но как он его убил? Дикона не зарезали, не застрелили, не проломили ему голову.
– Ох, не знаю, – развел руками Уимзи. – Черт бы его побрал! Вот же заноза, что живой, что мертвый, – поэтому преступник оказал всем огромную услугу. Жаль, что не я его убил. А может, это был я. Или священник. Или Эзекайя Лавендер.
– Вряд ли это был один из вас, но кто-то другой – вполне вероятно. Взять хотя бы Пика. Он всегда бродит по ночам вокруг церкви. Но чтобы убить Дикона, ему пришлось бы попасть на колокольню. А он не мог этого сделать. Я жду приезда Джеймса. Чует мое сердце, ему есть что рассказать.
– Посмотрим.
– Надо полагать, вы не вернетесь в приход?
– Не сейчас: от меня там пока никакого толку, – однако мы с братом Денвером собираемся в Уолбич на открытие нового канала. Надеюсь увидеться там с вами.
Единственным сколько-нибудь заслуживающим внимания событием, произошедшим в течение следующей недели, стала внезапная смерть миссис Уилбрахам. Она скончалась ночью, в полном одиночестве, сжимая в руках ожерелье. Старуха оставила завещание, составленное пятнадцать лет назад. В соответствии с ним все состояние – весьма немалое – отходило ее кузену Генри Торпу. Причину она объяснила предельно ясно, назвав его «единственным честным человеком, которого я знаю». Взбалмошную старуху вовсе не заботило то обстоятельство, что по ее вине этот «единственный честный человек» долгое время сильно нуждался и переживал нелегкие времена. Правда, чуть позднее миссис Уилбрахам внесла в завещание кое-какие поправки. Первая была добавлена через день после смерти Генри: в соответствии с ней наследницей состояния становилась Хилари, а вторая – за несколько дней до смерти самой миссис Уилбрахам. Изумрудное ожерелье, доставившее столько хлопот ее семейству, должен был получить лорд Питер Уимзи, «самый здравомыслящий из людей, действующий абсолютно бескорыстно». Его светлость также становился попечителем Хилари Торп. Подобный поворот событий немного обескуражил Уимзи, он сразу предложил ожерелье Хилари, но та отказалась даже прикасаться к нему. Ведь украшение причинило столько горя ее семье. Лишь после долгих уговоров Хилари согласилась принять все остальное имущество родственницы. Дело в том, что она терпеть не могла старуху Уилбрахам и к тому же давно решила зарабатывать себе на жизнь самостоятельно.
– Дядя Эдвард совершенно невыносим, – пожаловалась Хилари. – Он непременно захочет выдать меня за какого-нибудь отвратительного богача. А я если я захочу выйти замуж за бедного, он обязательно скажет, что тот охотится за наследством. Хотя, если честно, я вообще не собираюсь выходить замуж.
– Не выходите, – пожал плечами Уимзи. – Будьте богатой старой девой.
– Чтобы стать такой же, как тетушка Уилбрахам? Ну уж нет!
– Конечно, нет. Вы станете милой богатой старой девой.
– А такие бывают?
– Конечно. Я, например. Хочу сказать, я милый богатый холостяк. И не просто милый, а очень милый. Кстати, богатым быть приятно. Я это сразу понял. Необязательно тратить деньги на яхты и вечеринки. Вы можете построить что-нибудь нужное или пожертвовать деньги на какое-то благое дело. Способов потратить деньги с умом много. Если их не возьмете вы, они попадут в руки какого-нибудь не слишком приятного человека: вашего дяди Эдварда или другого родственника. Я лично не уверен, что они разумно распорядятся наследством.
– Насчет дяди Эдварда я с вами полностью согласна.
– В любом случае у вас есть несколько лет, чтобы все обдумать. Может, достигнув совершеннолетия, вы решите выбросить их в Темзу. А вот что делать с изумрудами, я, право, не знаю.
– Они просто омерзительны, – поморщилась Хилари. – Убили дедушку, папу, Дикона и наверняка еще кого-нибудь убьют. Ни за что к ним не прикоснусь даже багром.
– Я сохраню их для вас. А когда вам исполнится двадцать один год, мы вместе создадим Фонд Уилбрахам и пустим деньги на что-нибудь нужное.
Хилари согласилась, а вот Уимзи охватило уныние. Его вмешательство в расследование никому не принесло пользы, лишь добавило проблем. И зачем только тело Дикона возникло из своей могилы? Было бы гораздо лучше, если бы о нем никто никогда не узнал.
Открытие нового канала, состоявшееся в конце месяца, сопровождалось грандиозным празднеством. День для этого выдался чудесный, герцог Денвер произнес торжественную речь, и регата прошла с успехом.
Три человека свалились в реку, четверо мужчин и одна пожилая дама перебрали горячительных напитков и устроили небольшой скандал, машина столкнулась с повозкой торговца, а юный Гоутубед выиграл первый приз в гонках на мотоциклах.
Посреди этого шума и веселья река Вейл, безмятежно катившая свои воды, наконец встретилась с морем посредством нового канала. Облокотившись о каменный парапет, Уимзи наблюдал, как соленая вода, принесенная приливом, устремляется по новому руслу. Старое извилистое русло постепенно обмелело и теперь представляло собой широкую полосу ила, поблескивавшую в лучах солнца.
– Все отлично работает, – раздался голос у него за спиной.
Уимзи обернулся и увидел одного из инженеров.
– Насколько вы ее углубили?
– Всего на несколько футов, а остальное она сделает сама. Проблема старой реки была в заиливании устья и вот этой излучины. Мы укоротили ее русло почти на три мили и вывели канал за пределы илистых отложений. Надеемся, что она станет глубже еще на восемь-десять футов, и это сильно изменит жизнь города. Раньше дела обстояли просто ужасно. Во время прилива вода с трудом добиралась до шлюза Ван-Лейден, а теперь она поднимется аж до Грейт-Лим. В этой болотистой местности важно собрать всю воду и направить в нужное русло. Старые голландцы совершили ошибку, испещрив местность сетью разветвленных каналов. На плоской местности нужно огромное количество воды, чтобы вымывать наносы ила. Полагаете, это очевидно? А людям понадобилось много лет, чтобы понять это.
– Вся эта вода хлынет в Тридцатифутовую дамбу?
– Совершенно верно. Фактически это прямое русло длиной тридцать пять миль, соединяющее шлюз Олд-Бэнк и устье нового канала. Раньше шлюз в Грейт-Лим работал на износ. Существовала опасность, что паводковая вода переполнит дамбу, река выйдет из берегов и затопит город. Однако с помощью нового канала мы разгрузили Грейт-Лим и избавили от половодья Фроглшэм, Мир-Уош и Лимпси-Фен.
– Надеюсь, старый шлюз на дамбе выдержит напор воды?
– Разумеется! – весело откликнулся инженер. – Ведь это предусматривалось с самого начала. Вообще-то подобная опасность существовала. За последнюю сотню лет река сильно заилилась. Из-за приливов преграды из ила перемещались с места на место. Но даже тогда наша дамба прекрасно справлялась.
– Вы говорите о времени правления лорда-протектора, – произнес Уимзи. – А теперь, когда прочистили устье реки Вейл, такой проблемы больше не возникнет.
– Вероятно. Эти иловые массы постоянно кочуют с места на место. Однако со временем мы совсем избавимся от них.
– Было бы неплохо.
– Но пока, – продолжил инженер, – все выглядит просто отлично. Мы надеемся, что дамба выдержит поток воды. Вы не представляете, на что порой способны эти тихие и спокойные с виду речушки. Впрочем, насыпь крепкая и прочная. Это я вам как строитель говорю. Следите за уровнем воды во время прилива и отлива. Мы отметили самый низкий и самый высокий за все время существования дамбы. В следующие несколько месяцев эти отметки должны сдвинуться на три-четыре фута. Прошу прощения, мне нужно взглянуть на рабочих.
И он поспешил к бригадиру и рабочим, заканчивающим строительство дамбы поперек старого русла реки.
– Как насчет моих ворот?
– О! – воскликнул Уимзи, оборачиваясь. – Это вы?
– А! – Смотритель шлюза смачно сплюнул в поднимающуюся воду. – Я, кто же еще. Вы только посмотрите, сколько денег потрачено. Тысячи фунтов. А на мои ворота не хватило.
– Ответа из Женевы пока не получили?
– Что? А, это вы о том, что я сказал в прошлый раз? Хорошая была шутка, да? Пусть они у себя в Лиге наций призадумаются. Вы только гляньте на этот поток. Куда он направляется? Ведь куда-то же должен?
– Без сомнения. Полагаю, вода направляется в Тридцатифутовую дамбу.
– А! Вечно они все переделывают.
– Все, кроме ваших ворот.
– Точно. Раз уж затеяли ремонт, так не останавливайтесь. Все ведь взаимосвязано. Не надо ничего трогать, вот что я вам скажу. Не нужно ничего менять и переделывать. Копнешь в одном месте, потребуется копнуть в другом.
– Но если оставить все как есть, болота так и будут залиты водой, – возразил Уимзи.
– Да. Однако это не означает, что вода затопит нас. Вот он тут хорошо говорил про Олд-Бэнк. Вода поднимается и куда уходит? А когда опускается?
– Насколько я понял, она затапливала Мир-Уош, Фроглшэм и другие места.
– Но это их вода, – заявил смотритель шлюза. – Так зачем они направляют ее сюда? Совсем это ни к чему.
– Пожалуй. – Разговаривая с этим человеком, Уимзи понял, почему в последнюю сотню лет осушение болот происходило с таким трудом. – Но ведь вы сами сказали, что воде нужно куда-то деваться.
– Это их вода, – упрямо повторил мужчина. – Пусть и забирают ее себе. Нам от нее добра не будет.
– Судя по всему, она нужна Уолбичу.
– Ах, Уолбичу! – с жаром воскликнул смотритель. – Да их управа сама не знает, чего хочет. Им постоянно что-нибудь надо. То одно, то другое. И ведь получают желаемое. А я мечтаю получить новые ворота. Всего-то. Только, похоже, не получу. Подошел тут к одному молодому джентльмену. «Мистер, – говорю я ему, – как насчет новых ворот для моего шлюза?» – «Это не входит в контракт», – заявил он. «А затопление половины прихода в ваш контракт входит?» – спросил я. Но он не обратил на мои слова никакого внимания.
– Выше нос, – улыбнулся Уимзи. – Выпейте чего-нибудь.
И все же слова смотрителя запали Уимзи в душу, поэтому он снова заговорил с инженером.
– Уверен, с воротами все в порядке, – произнес тот. – Вообще-то мы рекомендовали отремонтировать их и укрепить, но это сопряжено с разными юридическими тонкостями. К тому же, затевая подобные масштабные работы, никогда не знаешь, насколько они затянутся. Работа выполняется частями. Сделаешь в одном месте, сломается в другом. Однако вам не следует беспокоиться об этом шлюзе. А вот дамба Олд-Бэнк действительно заслуживает внимания. Но ее содержание не в нашей компетенции. Хотя там стоило бы укрепить насыпь. Если этого не сделать, то проблемы, конечно, возникнут. И пусть не говорят, что мы их не предупреждали.
«Копни в одном месте, – подумал Уимзи, – и придется копнуть в другом. Хотел бы я, чтобы Дикона так и не откопали. Вода не может подниматься бесконечно. Ей непременно нужно куда-то уйти».
Вернувшись в Англию, Джеймс Тодей узнал от своих нанимателей, что полиция намерена допросить его в качестве свидетеля. Это был крепкий мужчина, старше Уильяма, с суровым взглядом голубых глаз. Держался он спокойно и сдержанно. Джеймс слово в слово повторил первоначальную историю, рассказав, что заболел в поезде после отъезда из дома. У него случился приступ кишечного гриппа. Добравшись до Лондона, он понял, что ехать дальше не может, о чем и известил своих нанимателей посредством телеграммы. Часть дня Джеймс провел скрючившись возле камина в одной из гостиниц на Ливерпуль-стрит. Его наверняка там помнят. Свободных комнат там не было, поэтому вечером, когда ему стало лучше, Джеймс ушел из этой гостиницы и снял свободную комнату на соседней улице. Адреса он не помнит. Но заведение чистое и опрятное. Утром он почувствовал, что может ехать дальше, хотя все еще испытывал слабость и дрожь во всем теле. В английских газетах ему, конечно же, попались на глаза заметки об обнаруженном на церковном кладбище трупе. Однако ему ничего об этом не известно, кроме того, что рассказывали брат и невестка. Убитого Джеймс не знал. Удивился бы он, услышав, что это Джеффри Дикон? Да. Более того – это стало для него потрясением.
Джеймс действительно выглядел ошеломленным, но судя по тому, как были поджаты его губы и сдвинуты брови, шок вызвало не имя убитого, а то обстоятельство, что оно известно полиции.
Старший инспектор Бланделл, помня о строгом соблюдении интересов свидетелей, поблагодарил Джеймса Тодея и продолжил расследование. Он разыскал вышеозначенную гостиницу, и там вспомнили больного моряка, сидевшего возле камина и пившего горячий пунш. А вот найти милую и опрятную женщину, предоставившую Джеймсу Тодею ночлег, было не так-то просто.
А тем временем работа неспешного механизма полицейской машины принесла свои плоды. Просмотрев сотни рапортов и отчетов, полицейские выяснили имя владельца гаража, давшего напрокат мотоцикл человеку, подходящему под описание Джеймса Тодея. Случилось это вечером четвертого января. В воскресенье мотоцикл вернул посыльный, попросивший вернуть залог за вычетом арендной платы и страховки. Этим посыльным был безработный молодой человек.
Услышав это, главный инспектор Паркер, отвечающий за расследование в Лондоне, застонал. Найти этого безымянного безработного не представлялось возможным. Он наверняка прикарманил остаток залога и вовсе не стремился сообщать об этом миру.
Однако Паркер ошибся. Мужчина, бравший напрокат мотоцикл, совершил промах, наняв посыльного из числа честных людей. Вскоре после того, как в газетах было размещено объявление о розыске посыльного, в Скотленд-Ярд пришел юный уроженец Лондона, назвавшийся Фрэнком Дженкинсом. Он брал работу в разных местах, а вернувшись в город, наткнулся на объявление, висевшее на стенде биржи труда.
Он прекрасно помнил случай с мотоциклом, потому что произошедшее показалось ему странным. Ранним утром пятого января Фрэнк слонялся возле одного из гаражей в Блумсбери в поисках работы, когда рядом остановился мужчина на мотоцикле: невысокий и крепкий, голубоглазый. Разговаривал он резко и отрывисто, словно привык отдавать приказы. Парень тогда принял его за офицера торгового флота. Да, он действительно выглядел как моряк. На нем был грязный мокрый плащ и надвинутая на глаза кепка. Он обратился к Фрэнку: «Послушай, сынок, не нужна ли тебе работа?» – и, услышав положительный ответ, задал еще вопрос: «Умеешь ли ты водить мотоцикл?» Фрэнк Дженкинс кивнул. Тогда незнакомец попросил парня отогнать мотоцикл хозяину, забрать залог и привезти его в таверну «Регби», что находится на углу Грейт-Джеймс-стрит и Чэпел-стрит. Там незнакомец и расплатится с ним за услугу. Фрэнк выполнил задание, управившись за час, однако, приехав в указанную таверну, незнакомца не обнаружил. Судя по всему, тот вообще там не объявлялся. Одна женщина сказала, что видела, как он направлялся в сторону Гилфорд-стрит. Парень прождал до обеда, после этого оставил хозяину таверны залог и записку, в которой сообщал своему работодателю, что больше ждать не может. Себе он взял полкроны, сочтя эту сумму достаточной платой за несложное задание. Хозяин таверны наверняка сообщит, забрали оставленные Фрэнком деньги или нет.
Мужчину допросили. Он вспомнил тот случай, однако никакой моряк в таверне не появлялся, а деньги так и лежали нетронутыми, завернутые в перепачканный листок бумаги. Вместе с деньгами обнаружилась квитанция из гаража, выписанная на имя Джозефа Смита, указавшего несуществующий адрес местожительства.
Теперь предстояло устроить очную ставку между Фрэнком Дженкинсом и Джеймсом Тодеем. Посыльный сразу опознал работодателя, а Джеймс Тодей все вежливо отрицал, утверждая, что произошла ошибка. После очной ставки Паркер задумался, что же делать дальше, и задал этот вопрос своему приятелю Питеру Уимзи.
– Полагаю, настало время для грязных методов, Чарльз, – ответил его светлость. – Попробуйте оставить братьев наедине, а в комнату подсуньте микрофон. Да, это не слишком красиво, зато получите ответы на интересующие вас вопросы.
Вот при таких обстоятельствах братья встретились впервые после того, как Джеймс уехал из дома четвертого января.
– Ну, привет, Уильям, – произнес Джеймс.
– Привет, Джеймс, – ответил тот.
Повисла пауза, а потом Джеймс спросил:
– Что им известно?
– Да почти все, насколько я могу судить.
Снова пауза. И опять молчание нарушил Джеймс:
– Что ж, в таком случае позволь мне взять всю вину на себя. Я холост, а тебе нужно думать о Мэри и детях. Но, черт возьми, братец, неужели ты не мог отделаться от этого мерзавца каким-нибудь иным способом?
– Именно об этом я хотел спросить тебя.
– Хочешь сказать, это не ты с ним разделался?
– Нет. Это было бы глупо с моей стороны. Я предложил негодяю две сотни фунтов, чтобы он убрался туда, откуда явился. Если бы я не заболел, то заставил бы его исчезнуть. Думал, это сделал ты. Господи! Когда он возник из могилы, я пожелал, чтобы ты убил меня вместе с ним.
– Я и пальцем его не касался, Уилл. Когда я увидел его мертвого, с наводящим ужас выражением лица, мне и в голову не пришло осуждать тебя за то, что ты совершил. Клянусь, я тебя не осуждал, Уилл. Хотя считал, что ты поступил опрометчиво. Я разбил его отвратительное лицо, чтобы никто не догадался, кто он такой, однако полицейские все равно узнали. Нам просто не повезло, что могилу раскопали. Наверное, следовало сбросить его в дамбу. Только вот добираться до нее было слишком далеко. К тому же я и не предполагал, что могилу леди Торп снова раскопают.
– Но послушай, Джеймс, если ты не убивал его, то кто это сделал?
В этот самый момент в комнату вошли главный инспектор Паркер, лорд Питер Уимзи и инспектор Бланделл.
Глава 17
Рассказ братьев Тодей
Они шептались про оскверненную могилу, про обезображенный труп.
Эдгар Аллан По. Береника
Единственная проблема заключалась в том, что оба свидетеля, категорически отказывавшиеся давать показания прежде, теперь заговорили разом, перебивая друг друга. Чарльзу Паркеру даже пришлось прикрикнуть, чтобы воцарилась тишина.
– Хорошо, – кивнул он. – Вы друг друга подозревали и поэтому старались выгородить. Это мы поняли. А теперь рассказывайте с самого начала. Уильям – первый.
– Знаете, сэр, – произнес тот, – не уверен, смогу ли сообщить вам что-нибудь новое, поскольку его светлость уже все подробно изложил. Вы не представляете, что я испытал, когда он начал описывать мои ночные похождения. Но я хочу, чтобы вы знали: моя несчастная жена действительно ни о чем не подозревала. А вот мне было сложно вести себя как ни в чем не бывало.
Начну с самого начала, а именно с ночи тридцатого декабря. В тот день я вернулся домой довольно поздно. Сэр Генри попросил меня взглянуть на больную корову. Когда же я шел мимо церкви, мне почудилось, будто кто-то поднялся на крыльцо и шагнул внутрь. Ночь выдалась темная, да еще, как вы помните, сэр, повалил снег, так что я заметил какое-то движение, которому не придал значения. Подумал, что это Дурачок Пик опять гуляет вокруг храма, и решил отправить его домой. Я приблизился к двери и, увидев следы на снегу, крикнул, прислушался, но мне никто не ответил. Куда же подевался тот человек? Это мне показалось странным. Я обошел вокруг церкви и, увидев, как в окне ризницы мелькнул свет, подумал, что это, вероятно, священник, но все же решил проверить. Вернулся к двери и заметил, что она открыта, как если бы в церкви действительно находился священник. Я толкнул дверь и вошел внутрь. Рядом с алтарем кто-то ходил и гремел. Я был в резиновых сапогах, которые всегда надеваю для работы в поле. Они позволяли мне ступать бесшумно. В ризнице горел свет. Я направился туда и обнаружил мужчину, пытавшегося поднять с пола лестницу, которую Гоутубед использует для замены перегоревших лампочек. Незнакомец стоял ко мне спиной, а на столе я заметил фонарь и еще один предмет, совершенно неуместный в храме: пистолет. Я схватил оружие со стола и громко спросил: «Что вы тут делаете?» Незнакомец подскочил от неожиданности, но тут же метнулся к столу. «Не двигайтесь, – велел я. – Ваш пистолет у меня, и я умею им пользоваться. Что вам здесь нужно?» Он начал бормотать, что остался без работы, бродил по окрестностям и искал место для ночлега. Я же ответил: «Нет, так дело не пойдет. Зачем вам пистолет? Руки вверх. Посмотрим, что у вас еще припасено». Я пошарил по его карманам и обнаружил связку отмычек. «Что ж, мне все ясно. Сейчас я тебе устрою», – сказал я. Тут он расхохотался, да и говорит: «Я бы на твоем месте подумал, Уильям Тодей». Я удивился. Откуда он знает мое имя? А потом поднял голову и обомлел. Господи, да это Джефф Дикон! А он отвечает: «Да, это я. А ты – тот, кто женился на моей жене». И опять рассмеялся. Тогда до меня дошло, что все это означает.
– Откуда он это узнал? – спросил Уимзи. – Точно не от Крэнтона.
– Нет. Дикон сказал мне, что собирался приехать за Мэри, но в Лимхолте услышал от кого-то, что она снова вышла замуж, поэтому сначала решил разведать, что и как. Я не понимал, почему Дикон вообще сюда вернулся. А он не объяснял. Теперь понимаю, что он намеревался забрать из тайника изумруды. Дикон что-то говорил мне насчет того, чтобы я помалкивал, а он в долгу не останется. Но я ответил, что не желаю иметь с ним никаких дел. Спросил, где он находился все это время. А Дикон рассмеялся и заявил, что это меня не касается. Я поинтересовался, что ему нужно в приходе, и он ответил, что приехал за деньгами. Тогда я счел, что негодяй собрался шантажировать Мэри, и решил сдать его полиции, но потом подумал о ней, о детях… Нет, я не мог подвергнуть их такому испытанию. Я поступил неправильно, но как вспомнил все эти пересуды о ней… Мне хотелось избавить ее от позора. Пока эти мысли мелькали у меня в голове, дьявол Дикон стоял и улыбался.
В итоге я заключил с ним сделку: пообещал спрятать его и дать денег, чтобы он мог выбраться из страны. Но куда его деть, пока я буду ездить за деньгами? Отмычки я у Дикона отобрал, но все равно не доверял ему. Выйти вместе с ним из церкви я тоже не решался из страха столкнуться с кем-нибудь. И тогда мне пришла в голову идея запереть его на колокольне. Я сказал ему об этом, и он согласился. Оставалось добыть ключи. Я запихнул Дикона в шкаф, где висел стихарь святого отца, и уже хотел закрыть его там, но потом побоялся, что он каким-то образом выберется. Поэтому достал из сундука веревку и крепко связал его. Я не поверил в его рассказ о том, что он хотел просто переночевать в церкви. Подумал, что Дикон намеревается ограбить наш храм. Нельзя было оставлять его с развязанными руками. Ведь он мог спрятаться где-нибудь, чтобы разделаться со мной, когда я вернусь от священника. К тому же у меня не было ключей от входной двери, и Дикон запросто мог сбежать.
– Для вас было бы лучше, если бы он сбежал, – заметил Бланделл.
– Да, если бы его не поймал кто-нибудь другой. В общем, ключи от колокольни я достал. Состряпал какую-то историю для святого отца. Звучала она неправдоподобно и явно озадачила его. Святой отец повторял, что я странно выгляжу, и предлагал мне выпить портвейна. Когда он пошел за напитком, я снял с гвоздика ключи. Знаю, о чем вы сейчас спросите. Что бы я стал делать, если бы священник снова задевал их куда-то? Тогда мне пришлось бы навестить Джека Годфри или поменять первоначальный план. Но, к счастью, ключи были на месте. Я вернулся в церковь, развязал Дикону ноги, чтобы он мог передвигаться, и повел его наверх, подталкивая впереди себя. Он не сопротивлялся, ведь у меня в руках был пистолет.
– А в помещении с колоколами вы привязали его к балке?
– Да, сэр. Разве вы не поступили бы так же? Представьте: вы несете негодяю еду и питье, поднимаетесь по утопающей в темноте лестнице, а он бьет вас по голове в тот самый момент, когда она появится из люка. Я привязал Дикона крепко и основательно. Правда, пришлось повозиться, ведь колокольные веревки такие толстые. «Оставайся здесь, – сказал я. – Утром принесу поесть и помогу в течение суток убраться из страны». Дикон страшно ругался, но я не обращал на него внимания. С трудом держал себя в руках. Просто чудо, что я не прикончил его еще тогда.
– Вы придумали, на чем его отправить из Англии?
– Да. За день до этого мы с Джимом ездили в Уолбич и там разговаривали с приятелем моего брата – подозрительным старым капитаном голландского грузового судна. Он собирался взять на борт какой-то груз. Я не понял, какой именно. Мне показалось, он рисковый парень.
– Ты прав, Уилл, – промолвил Джим.
– Наверное, это был не лучший план, но ничего иного я в тот момент придумать не мог. Если честно, чувствовал я себя ужасно. В голове гудело, мысли путались. Полагаю, что у меня уже начинался грипп. Не знаю, как добрался в тот вечер до дома. Как смотрел на Мэри и детей после всего, что выяснил. К счастью, жена знала, что я беспокоюсь из-за коровы, и списала мое состояние на это. Всю ночь я проворочался без сна. Успокаивало лишь одно: начался снегопад, скрывший следы вокруг церкви.
На следующее утро я почувствовал себя еще хуже, однако не переставал думать о Диконе, поэтому выскользнул из дома до рассвета, положив в старую сумку из-под инструментов немного хлеба, сыра и пива. Джим услышал мои шаги и встал, чтобы спросить, в чем дело. Я ответил, что хочу взглянуть на корову, и действительно ходил к сэру Генри, но сначала заглянул в церковь.
Дикон был в порядке. Только продрог. Я оставил ему свое старое пальто: не хотел, чтобы он замерз насмерть, – связал ему ноги и руки в локтях, чтобы мог сходить в туалет, но при этом не сумел бы развязаться. После завтрака я сел в свой старенький автомобиль и направился в Уолбич, чувствуя себя с каждой минутой все хуже. В городе я нашел капитана, готового к отплытию. Он согласился подождать до десяти часов вечера и взять на борт пассажира, не задавая лишних вопросов. За услугу попросил двести пятьдесят фунтов. Я сразу вручил ему пятьдесят фунтов и пообещал отдать остальное, когда привезу Дикона. Затем сел в машину и поехал домой. Что произошло дальше, вы знаете.
– Ну, тут все ясно, – произнес Чарльз Паркер. – Полагаю, не следует говорить, что вы совершили тяжкое уголовное преступление, помогая убийце избежать правосудия. Как полицейский, я ошеломлен, но как человек, искренне сочувствую вам. А теперь вы, – обратился он к Джиму. – Ваша очередь.
– Да, сэр. Уилла привезли из города в ужасном состоянии, и день или два мы думали, что ему конец. Он был не в себе и постоянно твердил, что ему нужно в церковь. Только мы считали, что он беспокоится из-за перезвона. Все это время он себя контролировал и ни словом не обмолвился о Диконе. Но однажды, когда Мэри вышла из комнаты, Уилл схватил меня за руку и забормотал: «Ничего не говори ей, Джим. Просто уведи его оттуда». Я спросил, о ком речь, а он ответил: «Там, на колокольне. Умирает от голода и холода». После этого Уилл сел в кровати и произнес более отчетливо: «Пальто… Дай мне пальто… Нужно забрать оттуда ключи и деньги». Я пообещал, что все сделаю, хотя и решил поначалу, будто он просто бредит. Уилл заснул, а я задумался. Слишком уж странно все это было. Я проверил карманы его пальто и, к своему удивлению, обнаружил ключи священника и целую пачку денег. Я решил проверить, в чем дело, и, прежде чем вернуть ключи священнику, заглянул в церковь. А когда вошел…
– Какой это был день?
– Второе января. Я поднялся на колокольню, в помещение, где висят колокола… И увидел его!
– Полагаю, он был вне себя.
– Вне себя? Мертв и уже остыл.
– Умер от голода?
– Нет. Рядом с ним лежала большая головка сыра, полбуханки хлеба и две бутылки пива – пустая и полная. Холод тут тоже ни при чем. Я видел людей, умерших от переохлаждения. Все они умерли тихо, свернувшись калачиком, и словно бы просто заснули. Этот же человек умер, глядя, как смерть приближается к нему. Он изо всех сил пытался освободиться от пут. Вырывался с такой силой, что они прорезали ткань его куртки и носков. А лицо! Господи, никогда в жизни не видел ничего подобного! Глаза были широко раскрыты. А выражение такое, точно он заглянул в ад. Меня даже затрясло от ужаса.
Я осмотрел труп и заметил валявшееся на полу старое пальто Уилла. Наверное, оно упало, когда Дикон попытался высвободиться. Я никак не мог понять, что это означает, поскольку не узнал покойника. Пошарил по его карманам и нашел два паспорта. Один на имя Тейлора, а на втором было какое-то французское имя. Я не запомнил. Потом взглянул на его руки.
– А! – воскликнул Уимзи. – Кажется, я начинаю понимать!
– Да, милорд. Я ведь знал Дикона. У него на руке был большой шрам. Однажды уронил поднос со стеклянным кувшином и порезался. Я этот шрам хорошо запомнил. Вот тогда-то я и сообразил, кто передо мной. У меня не было никаких сомнений относительно того, что произошло на колокольне. Прости, Уилл, я думал, ты его прикончил. Но, видит Господь, я тебя не осуждал. Мне оставалось лишь надеяться, что это произошло в честном сражении.
– Если бы дело дошло до убийства, Джим, то так и было бы. Я не стал бы убивать беззащитного человека. Да ты и сам это знаешь.
– Да, Уилл. Но в тот момент я не знал, что думать. Нужно было решить, что делать дальше. В углу я нашел несколько старых досок и балок и загородил ими труп, чтобы внезапно поднявшийся на колокольню человек не заметил его. Потом спустился вниз и стал размышлять. В руке я сжимал ключи, понимая, что они могут мне понадобиться. Священник наверняка хватится их, но ничего не заподозрит, ведь он такой забывчивый.
Я ломал голову целый день, а потом вспомнил, что на субботу назначены похороны леди Торп. Тогда-то и решил спрятать труп в ее могиле. Там его вряд ли нашли бы. Правда, в субботу утром я собирался уезжать и подумал, что смогу обеспечить себе алиби. В пятницу мне пришлось понервничать. Джек Годфри сказал, что они будут звонить по усопшей, и я испугался, как бы он не увидел труп, когда поднимется на колокольню, чтобы надеть чехлы на языки колоколов. Но мне повезло. На колокольню он поднялся с наступлением темноты и наверняка не посмотрел в темный угол, где были нагромождены доски.
– Мы знаем, чем вы занимались в субботу. Можете не рассказывать.
– Ох, сэр, ну и натерпелся я страху. Фары у мотоцикла почти не работали, да к тому же дождь лил как из ведра. Однако я добрался до церкви, хотя и позднее, чем предполагалось, и принялся за работу. Разрезал веревки…
– Об этом тоже можете не рассказывать. Все это время на крыше колокольни сидел свидетель.
– Свидетель?
– Да, вам просто повезло, что это был вор с сердцем зайца, иначе вы давно бы уже выплачивали ему деньги в обмен на молчание, – усмехнулся Паркер. – Надо отдать Нобби должное: он выше шантажа. Итак, вы спустили труп вниз…
– Да. Скатить окоченевшее тело по лестнице – та еще задачка. Меня просто трясло от ужаса и омерзения. А эти колокола! Мне казалось, будто они вот-вот заговорят. Мне никогда не нравился их звон. Есть в них нечто такое… Они словно живые. Ребенком я прочитал в каком-то старом журнале историю о том, как колокол выдал имя убийц. Можете надо мной смеяться, но тот рассказ произвел на меня сильное впечатление и врезался в память.
– «Розамунда». Я знаю этот рассказ, – кивнул Уимзи. – Колокол произнес: «Помогите Джеан! Помогите Джеан!» Мне он в свое время тоже показался довольно зловещим.
– Да. Он самый, милорд. Но я все же спустил тело вниз, раскопал могилу и уже собрался опустить в нее труп…
– Воспользовались лопатой церковного сторожа?
– Да, сэр. Ключи от подвала были в связке вместе с другими. Так вот: я собирался опустить тело в могилу, но вдруг подумал, что, если могилу раскопают, труп может быть опознан, поэтому несколько раз ударил лопатой по его лицу… Это было ужасно, сэр. Оставались руки. Раз их узнал я, то вполне мог узнать кто-то другой. Я достал из кармана складной нож и…
– «Ножницами – чик, от пальцев только пшик», – легкомысленно процитировал Уимзи.
– Примерно так, милорд. Я убрал руки в мешок вместе с документами и сунул в карман. Куски веревки и шляпу выбросил в колодец. Затем закидал могилу землей, как можно аккуратнее расставил на ней венки и очистил лопату. Относить ее обратно в церковь я не стал. Ведь там эти золотые ангелы со своими бездонными глазами. И могила аббата Томаса. Когда кокс заскрипел под ногами, у меня сердце в пятки ушло.
– Мистеру Гоутубеду нужно убираться лучше, – заметил Уимзи.
– Проклятый сверток прямо-таки жег мне карман. Я хотел выбросить его в печь, но ночью печи в церкви не топят. Надо было прибраться на колокольне. На пол пролилось немного пива. К счастью, Гарри Гоутубед оставил ведро воды в церкви, так что мне не пришлось идти к колодцу. Кстати, я частенько задумывался, заметил ли он, что кто-то израсходовал воду. Я прибрался, поставил на место доски и поднял с пола бутылки из-под пива…
– Только две, – заметил Уимзи. – А их было три.
– Я увидел две. Запер все двери и стал размышлять, что делать с ключами. Наконец решил положить их в ризнице. Будто бы священник забыл их там. А ключ от входной двери сунул в замок.
– Что вы сделали со свертком?
– Документы и деньги оставил, а… другое, включая бутылки, бросил в дамбу в двенадцати милях от деревни. Документы сжег. В «Королевском кресте» камин пылал жарко, а рядом никого не было. Я не знал, как поступить с пальто Уилла, но потом отослал его брату по почте с запиской: «Спасибо, что одолжил пальто. На колокольне я прибрался». Писать более открыто было нельзя, ведь Мэри могла распечатать конверт и прочитать записку.
– Я не мог писать тебе по той же причине, – сказал Уилл. – Думал, что ты все же уговорил Дикона уехать. Мне и в голову не приходило, что он мертв. К тому же Мэри часто прочитывает мои письма перед отправкой, чтобы добавить кое-что от себя. Я просто написал: «Спасибо тебе за все, что ты для меня сделал». Ведь ты ухаживал за мной после болезни, так что можно было подумать, будто я благодарю тебя именно за это. Увидев, что ты не взял две сотни фунтов, я решил, что ты договорился с Диконом как-то иначе, поэтому и отвез деньги в банк. Мне показалось странным, что твои письма вдруг стали такими короткими. Теперь я понимаю почему.
– Просто мне было не по себе, Уилл, – ответил Джим. – Пойми, я не осуждал тебя, но увиденное на колокольне меня потрясло. Когда ты понял, что произошло?
– Когда на кладбище нашли тело. Ты тоже прости меня, Джим. Ведь я думал, что Дикона убил ты, хотя и продолжал надеяться, что он умер естественной смертью.
– Но это не так, – заметил Паркер.
– Тогда кто его убил? – спросил Джим.
– Уверен, не вы. В противном случае вы стали бы утверждать, будто он умер от переохлаждения. А еще мне почему-то кажется, что ваш брат тоже ни при чем. Да, вы оба не убийцы, однако понесете наказание за другие деяния. Вам обоим предстоит встретиться с адвокатом обвинения, но лично я склонен вам верить.
– А как насчет миссис Тодей?
– Она очень беспокоилась, видя меня в таком состоянии – особенно после того, как нашли тело, – но догадалась обо всем лишь после того, как узнала почерк Дикона на шифре. Начала расспрашивать меня, и я рассказал ей о случившемся, однако без лишних подробностей. Я сообщил ей, что обнаруженный труп – это Дикон. И что кто-то – но не я – убил его. А уж она догадалась, что в деле как-то замешан Джим. Я не стал ничего отрицать. Только сказал, что мы должны держаться вместе и не выдавать Джима. Мэри согласилась и пожелала как можно скорее заключить повторный брак, потому что не хотела жить во грехе. Она очень хорошая женщина, и я не смог отговорить ее. Мы решили тихо пожениться в Лондоне. Но тут вы нас поймали, сэр.
– Да, – кивнул Бланделл. – За это вы должны благодарить его светлость. Похоже, он знает о том, что случилось, и сожалеет, что пришлось помешать вам. По-моему, он считает, что вы заслуживаете свадебного марша и украшенного цветами алтаря.
– Разве мы не можем отпустить их, чтобы они наконец поженились, старший инспектор?
– Не вижу никаких причин для задержания, – проворчал тот. – Если только эти двое не лгут. Вам еще предстоит давать показания. А что касается женитьбы, то в этом нет ничего дурного. Сомневаюсь, что бедная Мэри сможет что-нибудь добавить.
– Большое вам спасибо, сэр, – произнес Уилл.
– Что же до настоящего убийцы, то тут мы увязли, – покачал головой Бланделл. – Если, конечно, это не Крэнтон и не Пик. Никогда не расследовал более странного и загадочного преступления. Все эти личности побывали на колокольне. Что-то за этим кроется, только вот мы пока не понимаем, что именно. А вы двое, – он сурово посмотрел на братьев, – держите язык за зубами. Эта история со временем выплывет наружу. Однако если будете болтать, мешая нам найти настоящего убийцу, пеняйте на себя. Ясно? – Старший инспектор замолчал и начал задумчиво жевать ус своими крупными желтыми зубами. – Попробую-ка я допросить Пика, – пробормотал он. – Но если это сделал он, то как? Вот что не дает мне покоя.
