Глава 7 Тейлор Пол исполняет сольную партию

Книга: Пять красных селедок. Девять погребальных ударов

Назад: Глава 4 Лорд Питер выходит на охоту

Дальше: Глава 10 Лорд Питер следует намеченному плану

Глава 7
Тейлор Пол исполняет сольную партию

Информацию о канале преступно игнорировали. Каждый год наша семья писала в столицу о заиленных наносами каналах и осыпавшихся дамбах в округе. Мой муж и отец Мейды недавно имели честь беседовать с нашим нынешним президентом. Их приняли очень вежливо и любезно, и все же они пришли к выводу, что желаемого результата беседа не принесла.

Нора Уолн. Дом изгнания

Лорд Питер Уимзи сидел в классной комнате дома священника и рассматривал нижнее белье убитого. Эта классная комната не использовалась по прямому назначению почти двадцать лет, а название свое сохранила с тех времен, когда здесь учились дочери священника, уехавшие впоследствии в закрытый пансион. Теперь помещение использовалось для нужд прихожан, хотя тут еще витал дух давно исчезнувших гувернанток в тесных корсетах, платьях с высокими воротниками и рукавами-колокольчиками, укладывавших волосы в стиле мадам Помпадур. На полках стояли потрепанные учебники истории и алгебры, а на стене висела выцветшая карта Европы. Лорд Питер мог свободно пользоваться классной комнатой за исключением тех дней, когда здесь собирались члены клуба кройки и шитья.

Белье было разложено на столе так, словно дамы из вышеозначенного клуба намеревались починить его, но так и не удосужились. Вещи были выстираны, и теперь стало отчетливо видно, как они обесцветились и кое-где сгнили от долгого нахождения в земле на разлагающемся теле. Из распахнутого окна веяло траурным ароматом жонкилий.

Тихонько насвистывая себе под нос, Уимзи рассматривал подвергшиеся тщательной, но экономной починке вещи. Его озадачил факт, что на Крэнтоне, которого последний раз видели в Лондоне в сентябре, было сильно поношенное и аккуратно заштопанное французское белье. Рубашка и остальная одежда, выстиранная и сложенная, лежали на стуле рядом. Также изрядно поношенная, она оказалась английского производства. Почему Крэнтон надел нижнее французское белье, да к тому же поношенное?

Уимзи понимал, что бесполезно пытаться проследить судьбу одежды с помощью производителя. Нижнее белье этой марки и качества производилось в Париже сотнями тысяч штук и разлеталось по провинциям. Оно стопками лежало на полках недорогих магазинов, где его покупали для своих мужей экономные домохозяйки. Отметки прачечной не было, а значит, его стирали дома: жена или служанка. Прорехи были умело заделаны, под мышками виднелись заплаты, края обтрепавшихся манжет обшиты, а пуговицы на штанах заменены на новые. А почему бы и нет? Многие вынуждены экономить, хотя и не настолько, чтобы покупать такую рвань в магазине поношенных вещей. Но, с другой стороны, даже самый активный человек не смог бы заносить одежду и белье до такого состояния за четыре месяца.

Лорд Питер, запустив пальцы в свои гладкие, соломенного цвета волосы, ерошил их до тех пор, пока не встали дыбом.

«Господи!» – мысленно воскликнула миссис Венаблз, питавшая к своему гостю теплые материнские чувства.

– Не хотите кружку молока, стаканчик виски с содовой или тарелку крепкого мясного бульона? – радушно предложила она.

Уимзи рассмеялся, поблагодарил женщину, однако от угощения отказался.

– Надеюсь, вы не подцепите от этой отвратительной старой одежды какой-нибудь заразы, – произнесла миссис Венаблз.

– Не беспокойтесь. Если мне что и грозит, то только воспаление мозга, – ответил он и, заметив отразившееся на лице миссис Венаблз беспокойство, добавил: – Просто я никак не пойму, что не так с этим бельем. Может, у вас появятся какие-нибудь мысли.

– Ну, не знаю… – протянула она, с опаской осмотрев лежавшие перед ней предметы одежды. – Я не Шерлок Холмс, но сказала бы, что у погибшего была хорошая, работящая жена.

– Да, однако это не дает ответа на вопрос, почему он купил белье во Франции. Ведь остальная одежда английского производства. Смущает еще и наличие монетки в десять сантимов, обнаруженной в кармане. Но в Англии подобные монеты не такая уж редкость.

Миссис Венаблз присела на стул и произнесла:

– Мне приходит в голову только одно объяснение. Он надел английскую одежду в качестве маскировки. Вы же сами предположили, что он попытался изменить внешность. А белья никто не увидит. Вот он и не стал его менять.

– Но это означает, что он прибыл сюда из Франции.

– Может, он француз. Они носят бороды?

– Да. Но мужчина, которого я встретил на дороге, не был французом.

– Вы же не знаете, тот ли это человек, кого вы встретили. Он может оказаться кем-то другим.

– Не исключено.

– Полагаю, другой одежды у него с собой не было?

– Нет. Совсем ничего. Он потерял работу. Во всяком случае, так он объяснил. На нем было длинное непромокаемое пальто английского производства. Кузнец сказал, что с собой у него была только зубная щетка. Ее он оставил. Можно ли извлечь из этого факта какую-либо информацию? Например, он не собирался уходить от кузнеца. Ведь в этом случае забрал бы щетку с собой. И если труп – именно тот человек, которого я встретил, то где его пальто? На убитом пальто не было.

– Не представляю, – пожала плечами миссис Венаблз. – Кстати, если захотите прогуляться в саду, будьте осторожны. Грачи вьют гнезда, и сверху летит много всякого мусора. Я бы на вашем месте надела шляпу. Или же можете взять в беседке старый зонтик. Шляпу неизвестный тоже оставил?

– В каком-то смысле, – ответил Уимзи. – Мы обнаружили ее в довольно странном месте. Только это нам не помогло.

– О! – всплеснула руками миссис Венаблз. – Как же это все утомительно. Уверена, что вы с этим делом голову себе сломаете. Вы уж постарайтесь не переутомляться. Мясник доставил нам свежую телячью печенку. Только вот я не знаю, едите вы такое или нет. Теодор просто обожает печень с беконом, а я считаю это блюдо слишком жирным. Кстати, хотела сказать, что со стороны вашего камердинера было весьма любезно так замечательно начистить серебро. Хотя ему не следовало беспокоиться. Эмили прекрасно с этим справляется. Надеюсь, ему здесь не очень скучно. Насколько я поняла, он хорошо готовит и играет на музыкальных инструментах. Кухарка сказала, что его кулинарные способности ничуть не уступают его красноречию.

– Вот как? – вскинул брови Уимзи. – Понятия об этом не имел. Впрочем, из фактов, которых я не знаю о своем камердинере, можно составить целую книгу.

Уимзи отложил в сторону белье, набил трубку свежим табаком и вышел в сад, сопровождаемый миссис Венаблз со старой шляпой в руках, принадлежащей ее мужу. Шляпа была слишком маленькой, но то обстоятельство, что Уимзи сразу водрузил ее себе на голову, выразив свою признательность, еще больше растопило сердце впечатлительной пожилой дамы. А вот Бантер испытал шок, когда его хозяин предстал перед ним в нелепом головном уборе и попросил составить ему компанию на прогулке по окрестностям.

– Очень хорошо, милорд, – ответил Бантер. – Сегодня ветер довольно прохладный.

– Тем лучше.

– Разумеется, милорд. Да будет мне позволено заметить, что твидовая кепка или серая фетровая шляпа больше соответствуют погодным условиям.

– Да? Что ж, вы правы, Бантер. Будьте так любезны вернуть этот головной убор на место. А если вдруг встретите миссис Венаблз, передайте ей, что ее забота о моей безопасности поистине бесценна. Кстати, Бантер, я надеюсь, вы сможете держать под контролем свое обаяние донжуана и не оставите после нашего отъезда разбитых сердец.

– Естественно, милорд.

Вернувшись с серой фетровой шляпой в руках, Бантер обнаружил, что машина стоит у крыльца, а его светлость уже занял место за рулем.

– Я собираюсь предпринять длительную поездку, Бантер. И начнем мы с Лимхолта.

– Как скажете, милорд.

Они проехали по главной дороге, свернули налево вдоль дамбы, без приключений пересекли Фрогс-Бридж и преодолели двенадцать или тринадцать миль, отделявших их от городка Лимхолт. Был базарный день, и «даймлеру» пришлось в буквальном смысле слова прокладывать себе путь среди овец и свиней, а также их хозяев, беззаботно стоявших посреди дороги и не делавших попыток отойти в сторону до тех пор, пока их бедер не касалось крыло автомобиля. Чуть в стороне от площади находилось почтовое отделение.

– Зайдите внутрь, Бантер, и поинтересуйтесь, нет ли письма для мистера Стивена Драйвера, до востребования.

Лорд Питер ждал возвращения камердинера, в то время как свиньи топтались возле его машины, а бычки буквально дышали в затылок. Вскоре с пустыми руками вернулся Бантер. Письма не было, хотя поисками занялись три сотрудницы и лично начальник отделения.

– Ну, ничего, – промолвил его светлость. – В Лимхолте самое большое почтовое отделение, поэтому я поехал сюда в первую очередь. Но на этой стороне дамбы есть еще Холпорт и Уолбич. Однако Холпорт расположен достаточно далеко, так что мы направимся в Уолбич. Туда ведет прямая дорога. Насколько, конечно, может быть прямой дорога, пролегающая по болотам. Господь мог бы придумать животное глупее овцы, но у него это не получилось. Разве только коровы глупее. А ну, кыш, кыш! Пошли вон!

Миля за милей исчезала позади ровная широкая дорога. Тут – одинокая мельница, там – уединенная ферма, ровный ряд тополей вдоль поросшей камышом дамбы. Поля сменяли одно другое – пшеница, картофель, свекла, горчица, опять пшеница, картофель, люцерна, пшеница, свекла, горчица. Длинная улица со старинной церковью и колокольней из серого камня, кирпичная часовня, дом викария в окружении вязов и каштанов, а затем снова дамба, мельница, поля пшеницы, горчицы и пастбища. По мере того как путешественники продвигались вперед, местность становилась более плоской, если такое вообще возможно. Мельницы стали попадаться чаще, и с правой стороны вновь засверкала серебристая лента реки Вейл. Здесь ее русло было шире и полноводнее, подпитываясь водой из Тридцатифутовой дамбы, водостока Харпера и Сент-Саймон-Эу. Река величаво и неспешно катила свои воды. Вскоре на линии горизонта возникли многочисленные шпили и крыши, верхушки деревьев и проглядывавшие из-за них мачты. Таким образом, проезжая мост за мостом, путешественники прибыли в Уолбич. Раньше это был довольно большой порт. Теперь же берега затянуло илом, превратив их в непроходимую топь в устье реки, хотя заброшенные причалы и названия пабов и гостиниц все еще напоминали гостям города о его морском прошлом.

На площади, где находилось почтовое отделение, царила блаженная тишина, поскольку Уолбич давно стал одним из таких провинциальных городков, где все дни за исключением базарных напоминают шабат. Бантер какое-то время отсутствовал, а когда появился, от его привычной уравновешенности не осталось и следа, а на обычно бледном лице играл яркий румянец.

– Нам улыбнулась удача? – добродушно поинтересовался Уимзи.

Однако, к его удивлению, Бантер приложил палец к губам, призывая к молчанию. Дождавшись, пока слуга сядет в машину, его светлость задал еще один вопрос:

– Что случилось?

– Давайте поскорее поедем, милорд. Поскольку мой маневр в итоге все же увенчался успехом, сохраняется возможность, что я обокрал почтовую службу его величества, назвавшись вымышленным именем и забрав письмо, адресованное не мне.

Его светлость не нужно было просить дважды, и через минуту «даймлер» уже катил по тихой улочке позади церкви.

– Что вы натворили, Бантер?

– Я спросил о письме, отправленном до востребования мистеру Стивену Драйверу и пролежавшем на почте некоторое время. Когда юная сотрудница почтового отделения поинтересовалась, как долго лежало письмо, я ответил, что должен был посетить Уолбич несколько недель назад, но не смог, поэтому письмо пролежало дольше, чем ожидалось.

– Очень хорошо, – одобрительно кивнул Уимзи. – Вы поступили правильно.

– Юная сотрудница, милорд, отперла сейф, просмотрела его содержимое, после чего вернулась с письмом в руке и еще раз спросила имя, на которое оно адресовано.

– Да? Эти девочки на почте глуповаты. Так что я бы удивился сильнее, если бы она не задала подобного вопроса.

– Совершенно с вами согласен, милорд. Я повторил, что имя адресата Стивен – или Стив – Драйвер, и успел заметить голубой штамп на конверте, который девушка держала в руках. Нас разделяла небольшая стойка, милорд, но, как вы знаете, природа наградила меня превосходным зрением.

– Да уж, вам крупно повезло.

– Осмелюсь заметить, что я действительно везучий человек, милорд. При виде этого голубого штампа я, припомнив обстоятельства дела, быстро добавил, что письмо пришло из Франции.

– Замечательно.

– Это озадачило юную персону. С сомнением в голосе она сообщила мне, что на почте вот уже три недели лежит письмо из Франции, однако оно адресовано совсем другому человеку.

– Вот черт!

– Да, милорд. Именно такая мысль промелькнула и у меня. И тогда я спросил, не ошиблась ли юная мисс. К счастью, сотрудница была молодой и неопытной и избрала самую примитивную стратегию: поспешно ответила, что имя написано печатными буквами: мистеру Полу Тейлору. И в этот момент…

– Пол Тейлор! – воскликнул Уимзи, разволновавшись. – Да ведь это же имя…

– Совершенно верно, милорд. Вы перебили меня как раз в тот момент, когда я хотел сообщить вам, что принял решение действовать быстро. Я тотчас сказал: «Пол Тейлор? Это же имя моего шофера». Прошу прощения, милорд, если мои слова показались вам неуважительными, поскольку в данное время вы занимаете место вышеозначенного человека. Однако в момент глубокого волнения, милорд, я был не в том положении, чтобы мыслить чуть более ясно…

– Бантер, – перебил слугу Уимзи, – предупреждаю, что начинаю закипать. Говорите немедленно, вы заполучили письмо или нет?

– Да, милорд, заполучил. Я сказал, что поскольку письмо для моего шофера лежит здесь, то я с радостью передам его ему. Также отпустил несколько шутливых замечаний и доверительно поведал юной персоне, что мой шофер настоящий покоритель дамских сердец и наверняка завел очередную подружку, когда мы путешествовали за границей. В общем, мы весело посмеялись, милорд.

– Ах вот как?

– Да, милорд. Потом я выразил беспокойство относительно того, что мое собственное письмо куда-то затерялось, и попросил юную девушку поискать еще. Она с неохотой подчинилась, но в итоге я ушел прочь, сетуя на то, что почтовая служба в нашей стране крайне ненадежна и мне следует непременно написать об этом инциденте в «Таймс».

– Отлично. Это противозаконно, но мы попросим Бланделла все уладить. Я мог бы посоветовать ему отправиться на поиски письма вместо нас, но это был, так сказать, выстрел наугад и он счел бы мою затею пустой. Собственно, я и сам не очень верил в то, что нам улыбнется удача. Как бы то ни было, это моя идея, и мне хотелось, чтобы мы с вами хорошенько повеселились. Достаточно, не нужно больше извиняться. Вы отлично справились со своей задачей, и я вами доволен. Так, что там у вас? Неужели то, что нам нужно? Черт возьми! Да, это то самое письмо. А теперь давайте отправимся в местный паб «Кот и скрипка», где подают замечательный портвейн и не менее замечательный кларет, чтобы выпить за наше безрассудство и отпраздновать успех нашего черного дела.

Вскоре путешественники уже сидели в полутемном помещении, выходящем окнами на приземистую квадратную колокольню, вокруг которой с криками вились грачи и чайки. Его светлость заказал жареного ягненка и бутылку весьма недурного кларета и вскоре завязал непринужденную беседу с официантом.

– В нашем городке действительно тихо, – произнес тот, – но не так, как раньше, сэр. Тут неподалеку роют канал, и в город понаехало множество наемных рабочих. О да, сэр, работы почти завершены. Поговаривают, будто открытие состоится в июне. Этот новый канал поможет осушению местности. Все надеются, что с его помощью русло реки углубится футов на десять и позволит приливу добраться до Тридцатифутовой дамбы, как в прежние времена. Конечно, я ничего об этом не знаю, сэр. То было при Оливере Кромвеле, а я живу в этих местах только двадцать лет. Но так сказал главный инженер. Канал находится всего в миле от города, сэр. В начале июня состоится грандиозное открытие с гала-концертом, матчем по крикету и другим видам спорта для молодежи, сэр. На церемонию открытия пригласили самого герцога Денвера, однако неизвестно, приедет он или нет.

– Обязательно приедет, – заверил Уимзи. – Черт возьми, он просто обязан приехать. Делать ему все равно нечего, а тут такое развлечение.

– Вы так думаете, сэр? – с сомнением спросил официант, не зная причины этой уверенности и не желая обидеть гостя. – В городе ему будут очень признательны, если он все же сможет присутствовать на открытии. Хотите еще картофеля?

– Да, спасибо, – ответил Уимзи. – Я непременно постараюсь уговорить Денвера исполнить свой долг. Мы все приедем. Нельзя пропустить такое веселье. Денвер вручит золотые кубки победившим, а я – серебряных кроликов проигравшим. А если повезет, кто-нибудь непременно свалится в реку.

– Да, это доставит удовольствие всем.

Лишь когда принесли бутылку портвейна «Так Холдсворт» 1908 года, Уимзи достал из кармана письмо и принялся его читать. Адрес на нем свидетельствовал о том, что писал иностранец: «М. Пол Тейлор, до востребования, Уолбич, Линкольншир, Англия». Причем название страны было написано на французский манер.

– Члены моей семьи, – произнес лорд Питер, – частенько обвиняли меня в несдержанности и недостатке самообладания. Плохо они меня знают. Вместо того чтобы вскрыть письмо немедленно, я сохраню его для старшего инспектора Бланделла. Вместо того чтобы помчаться к нему в участок, я спокойно сижу в пабе и ем жареного ягненка. Хотя мистера Бланделла все равно нет сегодня в Лимхолте. В общем, я ничего не выиграл бы от своего спешного возвращения. Так-так, посмотрим. Почтовый штамп наполовину стерся. Судя по сохранившимся буквам, письмо отправили из почтового отделения какого-то населенного пункта, заканчивающегося на «и» и находящегося в департаменте Марна или Сены и Марна – многие помнят эти места как политые кровью поля сражений, изрытые траншеями и воронками от снарядов. Конверт не слишком высокого качества, хуже, чем большинство французских конвертов. Почерк на нем свидетельствует о том, что писали скорее всего имевшимся на почте пером, а писавший адрес человек не привык к упражнениям подобного рода. Впрочем, состояние пера и качество чернил не так уж важны. Во Франции я не встречал пера и чернил, которыми бы человек мог писать нормально. И все же почерк весьма примечателен. Образование в этой стране таково, что большинство французов пишут отвратительно. Но в данном случае адрес написан более чем отвратительно. Буквы так и пляшут перед глазами. Дату разобрать нельзя. Но поскольку мы знаем, когда приблизительно это письмо прибыло в Англию, можно вычислить примерную дату отправления. Можем ли мы выжать из этого конверта что-нибудь еще?

– Если мне будет позволено высказать свое скромное мнение, милорд, я замечу, что на обратной стороне конверта нет ни адреса, ни имени человека, отправившего данное письмо.

– Ценное наблюдение. Да, Бантер, французы не подписывают адрес отправителя в верхнем углу конверта, как это принято в Англии, хотя порой делают бесполезные надписи внизу, такие как «Париж» или «Леон», без указания номера дома или названия улицы. Однако они частенько помещают подобную информацию на клапан конверта в надежде на то, что она будет утеряна навсегда, если письмо вдруг попадет в огонь и не будет прочитано.

– Иногда мне приходило в голову, что это странная привычка, милорд.

– Вовсе нет, Бантер. Она вполне логична. Для начала скажу: французы твердо уверены, что большинство писем теряется во время пересылки. Они не доверяют государственным учреждениям, и неспроста, но все же надеются, что в случае, если почтовое отделение не доставит письмо адресату, оно рано или поздно вернется к человеку, его пославшему. Однако надежды на это почти никакой, и они снова правы. Ведь к этому нужно приложить немало усилий. Англичанин же не станет возражать, если в аналогичной ситуации сотрудники почтового отделения сломают печати, внимательно прочитают содержание письма, вычислят имя и адрес, а потом вложат его в чистый конверт и отправят по адресу, подписавшись каким-нибудь забавным именем на потеху местному почтальону. Французы, будучи в высшей степени благопристойными и весьма скрытными, предпочитают хранить всю личную информацию в тайне, размещая ее внутри конверта. Было бы неплохо, если бы наш отправитель написал имя и адрес и внутри, и снаружи. Но он не сделал этого. А это означает лишь одно: он не хочет, чтобы его местонахождение обнаружили. И самое ужасное то, Бантер, что внутри адреса тоже не окажется. Готов биться об заклад. Ну да ладно. Отличный портвейн. Сделайте одолжение, Бантер, допейте все, что осталось в бутылке. Жаль, если такой хороший напиток пропадет. Я не смогу вам помочь, иначе засну за рулем.

Обратно путешественники возвращались по прямой дороге, тянувшейся по берегу реки.

– Если бы эту местность осушали последовательно и с умом, – заметил Уимзи, – сделав так, чтобы вода из каналов попадала в реки, а не наоборот, Уолбич до сих пор был бы портом, а ландшафт не напоминал бы лоскутное одеяло. Однако семь сотен лет постоянной вражды между приходами, семь сотен лет господства жадности, подкупов и лени, а также ошибочное мнение, что на болотах можно поступать с угодьями как в Голландии, сделали свое дело. Да, коммуникации служат своей цели, но все могло бы быть гораздо лучше. Вот здесь мы встретили Крэнтона, если это действительно был он. Интересно, видел ли что-нибудь сторож на шлюзе? Давайте остановимся и узнаем. Люблю смотреть на шлюзы.

Уимзи проехал по мосту и остановил автомобиль рядом с домом смотрителя. Мужчина вышел взглянуть, кто к нему пожаловал, и был легко втянут в светскую беседу об урожае и погоде, новом канале и реке. Вскоре Уимзи уже стоял на узеньком деревянном мостике, расположенном над шлюзом, и внимательно смотрел в зеленую воду. Уровень воды опустился, и сквозь полуоткрытые ворота шлюза тоненьким ручьем лениво пробивалась река, несущая свои воды к морю.

– Очень живописно, – заметил Уимзи. – Сюда когда-нибудь приезжали художники? Этот пейзаж так и просится на полотно.

Смотритель шлюза не мог дать ответа на этот вопрос.

– Только вот опоры не мешало бы подновить, – продолжил Уимзи. – Да и ворота довольно старые.

– А! – откликнулся смотритель. – Ваша правда. – Он сплюнул в реку. – Шлюзу и впрямь нужен ремонт. Двадцать лет стоит. Даже больше.

– Так почему же этого не делают?

– А! – отмахнулся смотритель.

Он на время погрузился в размышления, и Уимзи ему не мешал. Затем мужчина снова заговорил – тяжело и натужно:

– Похоже, никто не знает, на ком лежит ответственность за этот шлюз. Местные власти считают, что его должен ремонтировать комитет по охране реки Вейл. А те валят на местные власти. Недавно они договорились передать его в ведение комитета водного сообщения, но пока не сделали этого. – Он снова сплюнул.

– А выдержат ли ворота напор воды? – спросил Уимзи.

– Может, выдержат, а может, и нет, – пожал плечами смотритель. – Хотя воды в реке не так уж много. Во времена Оливера Кромвеля все было иначе.

Уимзи уже привык к постоянному упоминанию лорда-протектора и рассказам о его вмешательстве в дело осушения болот. Но в данном случае влияние Кромвеля казалось ему несколько преувеличенным.

– Я слышал, этот шлюз построили голландцы. Так ли это? – спросил Уимзи.

– Да, – кивнул смотритель. – Его построили, чтобы сдерживать воду. Во времена Оливера Кромвеля окрестности зимой полностью затапливало. Вот и решили построить шлюз. Хотя нынче река уже не такая полноводная.

– Скоро все изменится, ведь вот-вот заработает новый канал.

– А! Так говорят. Но я не знаю. Одни считают, будто ничего не изменится, а другие утверждают, что канал затопит всю землю вокруг Уолбича. Лично я знаю лишь то, что на эту затею потратили уйму денег. А откуда они взялись? По мне, у нас и так все хорошо.

– В чьем ведении находится новый канал?

– За него будет отвечать комитет по охране реки.

– Но строители не могут не понимать, что изменения коснутся и шлюза. Почему же они его не ремонтируют?

Смотритель посмотрел на Уимзи с сочувствием, как на умалишенного.

– Вы не слышали, что я вам сказал? Никто не знает, из чьего кармана платить за ремонт. Но зато, – в голосе смотрителя прозвучала гордость, – приняли целых пять законов относительно этого шлюза. А один даже представили в парламенте. Это стоило очень больших денег. Да.

– Но ведь это же нелепо. Тем более при нынешнем уровне безработицы. Много ли людей забредает в ваши края в поисках работы?

– Когда как.

– Помню, когда я был в ваших краях в последний раз, на берегу реки мне встретился мужчина. Это случилось сразу после Нового года. Мне он показался твердым орешком.

– Он-то? Да. Его взял к себе Эзра Уайлдерспин, только он там долго не задержался. Видимо, испугался тяжелой работы. Многие боятся. Он постучался ко мне в дверь: попросил чашку чая, – но я прогнал его прочь. Не чай ему был нужен. Знаю я таких.

– Он шел из Уолбича?

– Он мне так и сказал. Хотел найти работу на строительстве канала.

– А мне он представился автомехаником.

– А! – Смотритель смачно сплюнул в бурлящую внизу воду. – Такие, как он, что угодно могут сказать.

– Похоже, этот человек много работал руками. Так почему для него не нашлось места на строительстве?

– Ох, сэр, сказать можно все, что угодно. У нас в городе полно мастеров своего дела, желающих работать. Так зачем принимать на работу какого-то бродягу?

– Ваши власти и комитет по охране реки могли бы нанять таких людей, как он, для установки новых ворот. Впрочем, это не мое дело.

– А! – снова отмахнулся смотритель. – Новые ворота, говорите? А!

Уимзи и Бантер сели в машину и уже собрались тронуться с места, когда смотритель подошел к ним.

– Послушайте, – произнес он, наклоняясь так низко, что Уимзи поспешно убрал ноги в ожидании очередного плевка, – вот что я подумал. Почему они не отдадут шлюз Женеве? Почему, а? Женева начнет разоружаться, а мы получим свой шлюз обратно.

– Ха-ха-ха! – рассмеялся Уимзи над ироничным замечанием смотрителя. – Отличная мысль! Я расскажу о ней своим друзьям. И правда – почему бы не передать шлюз Женеве?

– Вот и я говорю. Почему?

– Восхитительно! – воскликнул Уимзи. – Этого я не забуду точно.

Он мягко прикрыл дверцу автомобиля и тронулся с места. Когда же они с Бантером отъехали на некоторое расстояние, он обернулся и увидел, как смотритель продолжает радоваться собственному остроумию.

Недобрые предчувствия лорда Питера относительно письма подтвердились. Он честно передал его нераспечатанным старшему инспектору Бланделлу, когда тот вернулся из суда, где провел целый день. Бланделла немного насторожил способ, коим лорд Питер добыл вышеозначенное письмо, однако вскоре он простил доморощенного детектива, не в силах устоять перед его усердием и недюжинным умом. Вместе они вскрыли конверт. Письмо без обратного адреса было написано на тонкой бумаге такого же дурного качества, что и конверт. Начиналось оно словами: «Mon cher mari…»

– Эй! – воскликнул мистер Бланделл. – Что это значит? Я не силен во французском, но вроде «mari» означает «муж».

– Да, именно так. «Мой дорогой муж…»

– Я и не знал, что у Крэнтона… Черт! Как это случилось? Не слышал, чтобы у него была жена, тем более француженка.

– Неизвестно, имеет ли это письмо какое-то отношение к Крэнтону. Он явился в приход и спросил мистера Пола Тейлора. И это письмо адресовано, как мы видим, Полу Тейлору.

– Но ведь Пол Тейлор – колокол.

– Тейлор Пол – колокол, а вот Пол Тейлор вполне может оказаться реальным человеком.

– Кто же он такой?

– Некто, у кого имеется жена во Франции.

– А тот, другой – Бетти Как-Бишь-Его? Он человек?

– Нет. Это колокол. Но, наверное, и человек.

– Не могут же оба они быть реальными людьми! – возмутился Бланделл. – Это бессмысленно. И где, скажите на милость, этот самый Пол Тейлор?

– Может, это найденный нами труп?

– В таком случае куда подевался Крэнтон? Не могут же они оба быть трупами. Это тоже бессмысленно.

– Вероятно, Крэнтон назвался Уайлдерспину одним именем, а своему корреспонденту – другим.

– Тогда что он имел в виду, разыскивая Пола Тейлора в приходе церкви Святого Павла?

– Полагаю, его все же интересовал колокол.

– Мне это представляется бессмыслицей. Этот Пол Тейлор – или Тейлор Пол – не может быть одновременно и колоколом, и человеком. Бред какой-то.

– Только не впутывайте сюда Бетти. Бетти – колокол. Тейлор Пол – колокол. А вот Пол Тейлор – человек. Потому что колокола не получают писем. Если вы станете утверждать обратное, вас сочтут сумасшедшим. О господи! Как же все запуталось.

– Я не понимаю, – произнес старший инспектор. – Стивен Драйвер – человек. Вы же не называете его колоколом. Так вот я хочу знать, кто из них Крэнтон. Если он обзавелся во Франции женой в период с сентября по сегодняшний день… вернее, с января по сегодняшний день… Нет, не так… В период с сентября по январь… Теперь и я запутался, милорд. Давайте уже прочитаем письмо. Сможете сразу перевести его на английский язык? Боюсь, во французском я не силен.

«Мой дорогой муж, ты просил меня не писать тебе без особой надобности, но прошло три месяца, а я так и не получила от тебя вестей. Я очень беспокоюсь и постоянно спрашиваю себя, не забрали ли тебя военные власти. Ты заверял меня, что они уже не могут тебе ничего предъявить, потому что война давно закончилась. Но я знаю, как строги в этом смысле англичане. Умоляю тебя, напиши хотя бы пару строк. Сообщи, что с тобой все в порядке. Мне становится труднее работать на ферме в одиночку. Еле-еле засеяли по весне поле. Да еще рыжая корова сдохла. Я вынуждена сама возить птицу на рынок, только вот дают за нее совсем мало. Малыш Пьер помогает мне как может, но ведь ему лишь девять лет. У Мари коклюш, и она заразила кроху. Прости, что пишу тебе так открыто, но я действительно очень беспокоюсь. Пьер и Мари передают своему папочке привет и крепко целуют его. Твоя любящая жена Сюзанна».

Бланделл ошеломленно слушал, а потом выхватил письмо из рук Уимзи, словно не поверив его переводу, и вознамерился прочитать там что-то другое.

– Малыш Пьер… Девять лет… Крепко целуют своего папочку… И рыжая корова сдохла… Ничего себе! – Он сделал кое-какие вычисления. – Девять лет назад Крэнтон сидел в тюрьме.

– Возможно, имеется в виду отчим? – предположил Уимзи.

Однако старший инспектор не обратил на его слова никакого внимания.

– Весенний сев… С каких это пор Крэнтон стал фермером? И при чем здесь военные власти? И война, если уж на то пошло? Крэнтон не воевал ни одного дня. Что-то у меня не сходятся концы с концами. Послушайте, милорд, вряд ли речь идет о Крэнтоне. Глупость какая-то.

– А мне все это уже не кажется глупостью, – возразил Уимзи. – И я по-прежнему считаю, что в тот новогодний день встретил на дороге именно Крэнтона.

– Пожалуй, позвоню в Лондон. А затем нужно посетить начальника полиции, выяснить, что все это означает. Драйвер исчез, а потом было обнаружено тело похожего на него человека. С этим нужно что-то делать. Но Франция… Не представляю, как мы разыщем эту Сюзанну! Ведь поездка будет стоить уйму денег.

Глава 8
В игру вступает мсье Розье

Оставшийся колокол повторяет простые колебания, или, как говорят, «следует за сопрано».

Тройт. Искусство колокольного звона

В работе сыщика есть дела посложнее, чем прочесывание двух французских департаментов в поисках деревни, название которой заканчивается на «и», жены фермера по имени Сюзанна, у которой имеется сын Пьер девяти лет, дочь Мари, грудной ребенок неизвестного пола и муж-англичанин. На самом деле названия почти всех деревень, расположенных в Марне, заканчиваются на «и», а имена Сюзанна, Пьер и Мари являются самыми распространенными. Но вот муж-англичанин – это уже кое-что. Человека по имени Пол Тейлор найти нетрудно, только вот и лорд Питер Уимзи, и старший инспектор Бланделл были уверены, что имя это вымышленное.

Примерно в середине мая французская полиция прислала отчет, оказавшийся более обнадеживающим, нежели предыдущие. Составил его комиссар Розье из Шато-Тьерри, что в департаменте Марна. Отчет был настолько многообещающим, что даже начальник полиции Лимхолта – весьма экономный человек, переживающий из-за любых непредвиденных трат, – согласился, что дело нужно расследовать на месте.

– Но я не знаю, кого отправить, – проворчал он. – Слишком уж дорогое предприятие. И потом, язык. Вы говорите по-французски, Бланделл?

Старший инспектор застенчиво улыбнулся:

– Ну, сэр, не то чтобы хорошо: могу заказать вина в estaminet или поругаться на официанта, – но допрос свидетелей совсем другое дело.

– Я поехать не могу, – заявил начальник полиции, чтобы сразу закрыть эту тему. – Об этом не может быть и речи. – Он принялся барабанить пальцами по столешнице, рассеянно глядя поверх головы старшего инспектора на ворон, вьющихся над вязами в дальнем углу сада. – Вы сделали все от вас зависящее, Бланделл, но, думаю, нужно передать расследование в другую инстанцию и забыть о его существовании. В Скотленд-Ярд, например. Жаль, что мы не сделали этого раньше.

На лице старшего инспектора отразилось разочарование. Лорд Питер, заглянувший в участок на случай, если потребуется снова перевести письмо, а также не желавший пропустить ни слова из этой беседы, деликатно откашлялся.

– Если вы решитесь доверить допрос мне, сэр, – промолвил он, – я вашего доверия не обману. Отправиться во Францию я готов за свой счет, – поспешно добавил его светлость.

– Боюсь, это будет не по правилам, – заметил начальник полиции с видом человека, которого совсем не сложно уговорить.

– Я надежнее, чем может показаться на первый взгляд, – продолжил лорд Питер. – К тому же хорошо говорю по-французски. Наверное, вы сможете назначить меня констеблем для специального поручения. Ведь они нужны именно для таких вот деликатных целей, не правда ли?

– Ну, не знаю… – протянул начальник полиции. – Ладно, я готов пойти на уступки. – Он многозначительно посмотрел на Уимзи. – Полагаю, вы поедете во Францию в любом случае.

– Ничто не может помешать мне совершить частную поездку по местам боевой славы. И если я вдруг встречу одного из своих приятелей из Скотленд-Ярда, то непременно к нему присоединюсь. Я считаю, что в нынешние непростые времена следует подумать о бюджете государства, не так ли, сэр?

Начальник полиции молчал. Вообще-то ему совсем не хотелось звонить в Скотленд-Ярд. Он был уверен, что их сотрудник лишь мешался бы под ногами. Вскоре начальник полиции сдался, и уже через два дня лорда Питера Уимзи радушно принимал у себя комиссар Розье, который не мог не оказать теплого приема джентльмену, состоявшему в дружеских отношениях с его начальством и превосходно говорившему по-французски. Мсье Розье поставил на стол бутылку превосходного вина, попросил гостя чувствовать себя как дома и начал рассказ.

– Честно говоря, я не удивился, милорд, когда меня попросили провести расследование, касающееся супруга Сюзанны Легро. Я давно подозревал, что у этого семейства есть какая-то чудовищная тайна. На протяжении десяти лет я повторял себе: «Аристид Розье, придет день, и все наконец поймут, что твои предостережения относительно так называемого “Жана Легро” были небеспочвенны». Полагаю, этот день настал, и мне остается поздравить самого себя.

– Вероятно, – кивнул Уимзи. – Вы обладаете исключительной проницательностью, господин комиссар.

– Чтобы вы более ясно представили обстоятельства дела, позвольте вернуться к событиям лета тысяча девятьсот восемнадцатого года. Милорд служил в британской армии? Ну, тогда милорд помнит отступление в июле. Quelle historie sanglante! Армия беспорядочно отступала по всему департаменту Марна, и на ее пути лежала деревенька, расположенная на левом берегу реки. Сама деревня, милорд, избежала жестоких бомбардировок, поскольку находилась за линией фронта. Там жил престарелый Пьер Легро со своей внучкой Сюзанной. Этот восьмидесятилетний старик отказался покидать свой дом. Его двадцатисемилетняя внучка, будучи девушкой энергичной и работящей, в одиночку управлялась с фермой на протяжении всего конфликта. Ее отец, брат и жених погибли.

Через десять дней после отступления была получена информация, будто на ферме старика Легро объявился гость. Соседи начали судачить, и наш кюре, преподобный Латуш, мир праху его, счел своим долгом известить об этом власти. В то время я служил в армии, но мой предшественник, мсье Дюбуа, решил расследовать это дело и выяснил, что на ферме находится пострадавший. Он получил серьезное ранение в голову. Допрошенные Сюзанна Легро и ее дед дали абсолютно одинаковые показания.

Сюзанна рассказала, что на вторую ночь после отступления пошла на край деревни и обнаружила мужчину, охваченного лихорадкой. Он лежал на земле в одном нижнем белье с кое-как перевязанной головой. Все его тело покрывали грязь и запекшаяся кровь, на белье ил и водоросли, словно он недавно побывал в реке. С помощью деда Сюзанна сумела перенести незнакомца к себе домой, промыла его раны и ухаживала за ним. Ферма расположена в двух километрах от деревни, и послать за помощью не представлялось возможным. Сначала, по словам Сюзанны, раненый бредил на французском языке, вспоминая бой, а потом впал в тяжелейший ступор, из которого она никак не могла его вывести. Когда на него пришли взглянуть комиссар и кюре, он был без сознания и тяжело дышал.

Сюзанна показала одежду, в которой его нашла: нижнюю сорочку, панталоны, носки и рубашку солдата регулярной армии, – всю изрядно порванную и перепачканную. Помимо этого больше ничего – ни мундира, ни ботинок, ни медальона, ни документов. Похоже, он участвовал в отступлении и был вынужден переплыть через реку. Именно этим мы объяснили отсутствие обуви и всего остального. На вид я дал ему лет тридцать пять. А к тому времени, как он предстал перед властями, его лицо наполовину скрывала недельная щетина.

– Потом его побрили?

– Да, милорд. Из города приехал доктор, но сказал лишь, что больной получил серьезное ранение в голову, и прописал какие-то лекарства Только они не очень-то помогли. Впрочем, чего еще ждать от неопытного студента, освобожденного от службы в армии по причине слабого здоровья? Сейчас его уже нет в живых.

Сначала мы надеялись все-таки узнать, кто он такой, однако раненый пролежал без сознания еще три недели, а когда начал постепенно возвращаться к жизни, выяснилось, что он потерял не только память, но и речь. Со временем речь начала восстанавливаться, и солдат уже мог как-то изъясняться. Правда, говорил он медленно и непонятно. Судя по всему, ранение затронуло речевые центры. Когда же ему стало гораздо лучше, его попытались допросить, однако он ничего не помнил: ни своего имени, ни адреса. Не помнил, что был на войне. Для него жизнь началась на ферме близ деревни С-и.

Комиссар Розье замолчал, а на лице Уимзи отразилось удивление.

– Как вы понимаете, милорд, мы сразу обратились к армейским властям. Фото нашего неизвестного показывали офицерам, но ни один из них его не узнал. Описание этого человека разослали в различные военные части, и тоже безрезультатно. Сначала мы подумали, будто он англичанин или даже немец. И данное обстоятельство не слишком нас порадовало. Впрочем, против этого свидетельствовал тот факт, что, когда Сюзанна обнаружила его, он бессвязно бормотал по-французски. Вся одежда на нем была также французского производства. И тем не менее его описание отправили в военное ведомство Британии. И снова ничего. После подписания соглашения о перемирии фото нашего неизвестного переправили в Германию, но и там о нем ничего не слышали. Все это заняло время, поскольку в Германии была революция и в стране царил хаос. А тем временем раненому нужно было где-то жить. Его отправляли в госпиталь – и не в один, – где с ним могли поработать психиатры, однако результата они так и не добились. Врачи пытались поймать его на чем-нибудь. Неожиданно выкрикивали команды на немецком, французском и английском языках в надежде, что он машинально откликнется. Создавалось впечатление, что воспоминания о войне стерлись из его сознания без следа.

– Счастливчик! – с чувством произнес Уимзи.

– Je suis de votre avis. Врачи хотели добиться от него хоть какой-нибудь реакции, но время шло, а лучше ему не становилось, поэтому его прислали обратно. Вы же понимаете, милорд, что нельзя вернуть на родину человека, не имеющего национальности. Его не приняла бы ни одна страна. Этот несчастный не был нужен никому, кроме Сюзанны и ее деда. Они нуждались в помощнике, а этот парень, несмотря на то что потерял память, быстро восстановился физически и мог выполнять тяжелую работу. Кроме того, девушка в него влюбилась. Вы же знаете, как это случается с женщинами. Когда они ухаживают за мужчиной, он становится для них кем-то вроде ребенка. Старик Пьер Легро испросил разрешения усыновить этого неизвестного. Разумеется, с этим возникли трудности, но старик такое разрешение все-таки получил. С парнем нужно было что-то делать. А он вел себя тихо и спокойно. Ему оформили документы на имя Жана Легро. Соседи начали привыкать к нему. В деревне у Сюзанны был ухажер, который постоянно обзывал Жана грязным немцем. Но однажды тот побил его, и в деревне больше никто не слышал обидного прозвища. Через несколько лет стало ясно, что Сюзанна хочет выйти замуж за Жана. Однако старый кюре воспротивился этому браку, мотивируя свой отказ тем, что мужчина, возможно, женат. Но вскоре он умер. А новый кюре не знал обстоятельств появления в деревне Жана Легро. К тому же Сюзанна уже перешла границы дозволенного. Такова уж человеческая природа. Гражданские власти умыли руки, решив, что лучше легализовать их отношения. В общем, Сюзанна вышла замуж за Жана Легро, и теперь их старшему сыну девять лет. С тех пор с этим семейством проблем не возникало. Только вот Жан до сих пор не помнит, кто он и откуда.

– В своем письме вы сообщили, что Жан Легро пропал, – произнес Уимзи.

– Уже пять месяцев, милорд. Говорят, будто бы он в Бельгии покупает свиней, коров и еще бог знает что, но с тех пор ни разу не написал и его жена очень волнуется. У вас есть какая-то информация о нем?

– У нас есть труп, – ответил Уимзи. – И имя. Но если этот самый Жан Легро вел себя так, как вы описываете, то имя ему не принадлежит, поскольку человек, чье имя у нас имеется, в тысяча девятьсот восемнадцатом году сидел в тюрьме.

– А, значит, Жан Легро вас больше не интересует?

– Напротив. Нам ведь необходимо идентифицировать труп.

– A la bonne heure, – улыбнулся мсье Розье. – Труп – это уже кое-что. У вас есть фотография? Или описание? Какие-нибудь особые приметы?

– Фотография тут была бы абсолютно бесполезна. Труп пролежал в земле несколько месяцев, к тому же у него сильно изуродовано лицо. Более того, ему отрезали кисти. Но у нас есть его параметры и два медицинских отчета. В самом последнем, полученном из Лондона, есть информация, что на голове покойного имеется застарелый шрам наряду со свежими ранами.

– Ага! Пожалуй, это кое-что значит. Ваш неизвестный был убит ударом по голове?

– Нет, – ответил Уимзи. – Все раны на голове появились уже после его смерти. В данном случае мнение эксперта совпадает с мнением полицейского врача.

– Тогда от чего же он умер?

– Загадка. Нет никаких признаков смертельных ран или отравления ядом. Нет следов удушения или серьезных заболеваний. Сердце крепкое. Содержимое кишечника свидетельствует о том, что он плотно поел за несколько часов до смерти. В общем, умер он точно не от голода.

– Может, паралич?

– Мозг изрядно разложился, так что сложно сделать какие-то выводы. Хотя кое-что указывает на то, что все же имело место кровоизлияние в мозг. Но вы должны понять, что если бы человек умер от апоплексического удара, его вовсе не нужно было бы закапывать.

– Вы совершенно правы. Итак, мы едем на ферму Жана Легро.

Ферма оказалась маленькой и вовсе не процветающей. Сломанная ограда, полуразрушенный флигель, заросшие сорняками поля свидетельствовали о том, что семья нуждается не только в средствах, но и в рабочей силе. Гостей приняла хозяйка дома – крепкая, мускулистая женщина лет сорока, державшая на руках девятимесячного младенца. При виде комиссара и сопровождающего его жандарма в ее глазах мелькнула тревога, однако лицо почти сразу приобрело выражение ослиного упрямства, столь характерного для французских крестьян.

– Мсье комиссар Розье?

– Он самый, мадам. А этот джентльмен – милорд Уимзи, приехавший из Англии, чтобы задать вам несколько вопросов. Можно войти?

Хозяйка пригласила гостей в дом, однако при слове «Англия» в ее глазах вновь вспыхнула тревога, что не укрылось ни от комиссара, ни от лорда Питера.

– Ваш муж, мадам Легро… – сразу перешел к делу комиссар. – Как давно он отсутствует?

– С декабря, мсье комиссар.

– И где же он?

– В Бельгии.

– Где именно?

– По-моему, в Диксмуде, мсье.

– Вы не знаете наверняка? Вы не получали от него писем?

– Нет, мсье.

– Странно. Зачем он поехал в Диксмуд?

– Он предположил, что его родные, вероятно, живут в этом городе. Вы же знаете, что он потерял память. И вот однажды в декабре он мне и говорит: «Сюзанна, заведи-ка граммофон». Я поставила пластинку с песней «Колокольный звон» на стихи Верхарна. Приятная музыка. И в тот момент, когда раздался перезвон колоколов, мой муж вдруг закричал: «Диксмуд! Есть ли в Бельгии город Диксмуд?» Я ответила, что есть. Тогда мой муж сказал: «Это название мне знакомо. Я уверен, Сюзанна, что моя любимая матушка живет в Диксмуде. И я не успокоюсь до тех пор, пока не съезжу туда и не наведу справки». Мсье комиссар, он уехал, забрав с собой наши скудные сбережения, и с тех пор я о нем не слышала.

– Histoire tres touchante, – сухо произнес комиссар. – Позвольте выразить вам сочувствие, мадам, но мне почему-то не верится, что ваш муж – бельгиец. Бельгийские войска не принимали участие в боях при Марне.

– А если его отец женился на бельгийке, мсье? В таком случае у него должны быть родственники в Бельгии.

– C’est vrai. Он не оставил адреса?

– Нет, мсье. Сказал, что напишет, когда прибудет на место.

– На чем же он уехал? На поезде?

– Да.

– И вы не наводили справки? У мэра Диксмуда, например?

– Поймите, мсье, я была сбита с толку. Даже не знала, откуда начинать поиски.

– Разве не для этого существует полиция? Почему вы не обратились к нам?

– Мсье комиссар, но ведь я не знала… не представляла, чем это закончится. Я все повторяла себе: «Завтра он обязательно напишет». И ждала. Et enfin…

– Et enfin… вы решили написать сами. Почему вы подумали, что ваш муж находится в Англии?

– В Англии, мсье?

– В Англии, мадам. Вы написали ему на имя Пола Тейлора, разве нет? В город Валбеш в графстве Линколонне. – Комиссар превзошел себя, пытаясь выговорить сложные иностранные названия. – Написали, написали, мадам. И не надо мне говорить, будто вы считали, что муж находится в Бельгии. Вы же не станете отрицать, что это ваш почерк? К тому же в письме указаны имена ваших детей и тот факт, что умерла ваша корова.

– Мсье…

– Как же так, мадам? Все эти годы вы лгали полиции? Вы же прекрасно знали, что ваш муж никакой не бельгиец, а англичанин. И его настоящее имя Пол Тейлор. И он вовсе не терял память. Думаете, у вас получится обмануть полицию? Нет, мадам, дело, как выяснилось, очень серьезное. Вы подделали документы, а это преступление!

– Мсье, мсье…

– Это ваше письмо?

– Раз уж вы его нашли, что толку отрицать? Но…

– Хорошо, что вы признались. А что вы имели в виду, когда упомянули военные власти?

– Не помню, мсье. Мой муж… Умоляю вас, скажите, где он.

Комиссар Розье посмотрел на Уимзи, и тот произнес:

– У нас есть опасения, что ваш супруг мертв.

– Ah, mon dieu! Je le savais bien. Будь муж жив, он непременно написал бы мне.

– Если вы поможете нам и расскажете правду, мы сможем идентифицировать его личность.

Женщина стояла, переводя взгляд с одного мужчины на другого, и наконец повернулась к Уимзи:

– Вы, милорд, не пытаетесь загнать меня в ловушку? Вы уверены, что мой муж мертв?

– Да какая разница! – воскликнул комиссар. – Вы должны рассказать правду, иначе вам же будет хуже.

Уимзи открыл чемоданчик и достал оттуда нижнее белье, снятое с трупа.

– Мадам, мы не знаем, ваш ли муж тот человек, с которого мы это сняли, но клянусь вам честью, что мужчина, на ком была эта одежда, действительно мертв.

Сюзанна Легро взяла вещи в руки и медленно ощупала своими натруженными пальцами каждую заплатку и заштопанную прореху. А потом, словно при виде этих вещей что-то сломалось у нее внутри, упала на стул, уткнулась лбом в заштопанные вещи и разрыдалась.

– Вы узнаете одежду? – мягко спросил комиссар.

– Да, она принадлежит моему мужу. Я сама ее латала. Значит, он действительно умер?

– В этом случае вы не навредите ему, если все объясните, – заметил Уимзи.

Немного придя в себя, Сюзанна Легро решила сделать заявление, и комиссар позвал своего помощника, чтобы тот записывал показания.

– Это правда, что мой муж не француз и не бельгиец. Он англичанин. Но муж действительно был ранен в тысяча девятьсот восемнадцатом году во время отступления. Он потерял много крови и совсем обессилел, однако памяти не терял. Он умолял помочь ему и спрятать, потому что не хотел больше воевать. Я ухаживала за ним до тех пор, пока ему не стало лучше, а потом мы придумали, что будем говорить людям.

– Стыдно, мадам, покрывать дезертира.

– Я это прекрасно понимала, мсье. Но войдите в мое положение. Отец умер, оба брата убиты. Помочь по хозяйству некому. Жана Мари Пикара, за которого я должна была выйти замуж, тоже убили. Во Франции осталось мало мужчин, а война шла так долго. К тому же, мсье, я полюбила Жана. А у него нервы совсем расшатались. Он больше не мог воевать.

– Он должен был обратиться в свое подразделение и испросить отпуск по болезни, – произнес Уимзи.

– Но тогда его отослали бы обратно в Англию и разлучили нас. К тому же в Англии весьма суровые законы. Его могли бы счесть трусом и казнить.

– Судя по всему, эту мысль внушил вам муж, – предположил комиссар Розье.

– Да, мсье. Мы оба так считали. Вот и придумали, что скажем всем, будто он потерял память. А поскольку его французский был с акцентом, то мы придумали еще и то, что ранение повлияло на речь. Мундир и документы я сожгла в печи.

– Кто сочинил эту историю – он или вы?

– Он, мсье. Мой муж был очень умным. Просчитал все до мелочей.

– И имя?

– Да.

– А какое настоящее?

Женщина замялась:

– Его документы сгорели, а он сам никогда о себе не рассказывал.

– То есть имени его вы не знаете. Но он не Пол Тейлор?

– Нет, мсье. Он назвался этим именем, когда поехал в Англию.

– А с какой целью?

– Мы были очень бедны, но Жан объяснил, что в Англии у него имеется собственность, которую можно продать за приличные деньги. Только вот нужно добраться до места неузнанным. Ведь если его опознают, то непременно пристрелят как дезертира.

– Но после войны все дезертиры попали под амнистию.

– Только не в Англии, мсье.

– Это он вам так сказал? – спросил Уимзи.

– Да, милорд. Поэтому было важно, чтобы его никто не узнал. К тому же существовали какие-то сложности с продажей вещей, о которых муж мне не рассказывал. В общем, ему было необходимо заручиться помощью друга. Он ему написал и вскоре получил ответ.

– Письмо сохранилось?

– Нет, мсье. Муж сжег его, даже не показав мне. Этот друг о чем-то просил Жана. Я не совсем поняла, о чем именно. Что-то вроде гарантии. На следующий день Жан заперся в комнате на несколько часов, чтобы написать ответ. Но его мне тоже не показал. Друг написал снова. В письме он предупреждал, что Жану не следует показываться в Англии ни под собственным именем, ни под именем Легро. Поэтому он выбрал имя Пол Тейлор и долго смеялся, что ему пришла в голову подобная мысль. Вскоре друг выслал Жану документы на имя британского подданного Пола Тейлора. Я видела их собственными глазами. Паспорт с фотографией моего мужа. Правда, на ней он был не слишком похож на самого себя, но Жан сказал, что на это никто не обратит внимания. Ведь на фотографии почти такая же борода.

– Когда вы познакомились, у вашего мужа была борода?

– Нет. Он был чисто выбрит, как все англичане, но за время болезни борода отросла. Она сильно изменила его внешность, поскольку у него маленький подбородок, который под бородой стал казаться больше. Жан не взял с собой никакого багажа: объяснил, что купит одежду в Англии, чтобы выглядеть как англичанин.

– И вы не знаете, что за собственность имеется у него в Англии?

– Нет, мсье.

– Земля, ценные бумаги, драгоценности?

– Неизвестно. Я часто расспрашивала Жана, но он молчал.

– Вы думаете, мы поверим, что вам неизвестно настоящее имя мужа?

И снова женщина замялась, а потом ответила:

– Но это правда, мсье: неизвестно. Да, я видела его на документах, но не могу припомнить. Вроде оно начинается на букву «ка». Я непременно его узнаю, если опять увижу.

– Крэнтон? – произнес Уимзи.

– Нет. Когда Жан оправился после болезни, сразу попросил принести документы. Я поинтересовалась, как его зовут. Имя было сложное, и я не запомнила, а он заявил, что это не важно: я могу звать его как заблагорассудится. Тогда я и стала звать его Жаном. Это имя моего погибшего жениха.

– Понятно, – протянул Уимзи, а затем достал из кармана фотографию Крэнтона и положил перед женщиной. – Это ваш муж?

– Нет, милорд. Ничего общего. – Ее лицо потемнело. – Вы меня обманули. Мой муж не умер, и получается, я предала его.

– Он умер. А вот этот человек на фотографии жив.

– Ну что ж, – вздохнул Уимзи, – мы ничуть не приблизились к разгадке.

– Она еще не все нам рассказала. Женщина нам не доверяет. Подождите немного, и мы найдем способ разговорить ее. Она надеется, что муж жив. Мы ее переубедим. Нужно проследить путь этого человека. Правда, исчез он несколько месяцев назад, но, думаю, трудностей у нас не возникнет. Я уже выяснил, что он действительно уехал на поезде, следующем в Бельгию. А в Англию отплыл наверняка из Остенде, если только… Послушайте, милорд, а что это за собственность, о которой он упоминал?

– Вероятно, речь идет об изумрудном ожерелье стоимостью несколько тысяч фунтов.

– Ах вот оно что! Ради такого стоило рискнуть. Но этот человек, по вашему мнению, не тот, на кого вы думали. Но если тот, другой, и есть вор, то каким образом в деле замешан наш Жан?

– В этом-то и заключается проблема. В краже были замешаны два человека: один – лондонский вор, а второй – слуга. Мы не знаем, кто из них забрал драгоценность. Не стану вас утомлять этой долгой историей. Но вы сами слышали, что Жан Легро написал письмо своему другу в Англию, и этим другом вполне может быть Крэнтон. Но Легро не может быть замешанным в краже слугой, поскольку тот тоже мертв. Однако перед смертью он, допустим, сообщил Легро о месте захоронения драгоценности, а также рассказал ему о Крэнтоне. Легро написал Крэнтону, чтобы заручиться его помощью в поиске изумрудов. Крэнтон не поверил ему и потребовал доказательство того, что Легро действительно что-то знает. Легро отправил письмо, которое убедило Крэнтона, и тот изготовил для Легро необходимые документы. После этого Легро поехал в Англию и встретился с Крэнтоном. Они отправились в приход и забрали изумруды. Крэнтон убил своего подельника, чтобы взять все себе. Как вам такая версия, мсье? Ведь Крэнон тоже исчез.

– Версия вполне подходящая, милорд. В таком случае и драгоценность, и убийца находятся в Англии, или где там еще решил спрятаться Крэнтон. Вы полагаете, что второй грабитель – погибший слуга – рассказал кому-то, где спрятано ожерелье? Но кому?

– Очевидно, одному из сокамерников.

– Но зачем он это сделал?

– Чтобы тот помог ему сбежать из тюрьмы. И он действительно сбежал, а вскоре его тело нашли в яме довольно далеко от тюрьмы.

– Ага! Дело постепенно вырисовывается. А этот слуга… Каким образом он погиб?

– Похоже, оступился в темноте и упал в яму. Но я начинаю думать, что его убил Легро.

– Милорд, мы с вами мыслим одинаково, поскольку эта история о дезертирстве и преследовании властями не выдерживает никакой критики. Имя наш Жан сменил вовсе не потому, что боялся британской полиции и обвинения в дезертирстве. За этим явно что-то кроется. Однако если этот человек рецидивист и уже совершал убийство, то все становится на свои места. Он дважды менял имя, чтобы его не могли выследить даже во Франции, потому что он, Легро, был завербован на военную службу под своим английским именем сразу после освобождения из тюрьмы. Только вот если он находился в армии, как ему удалось спланировать побег своего товарища и последующее убийство? Вопросы остаются. Но в целом суть дела мне понятна и теперь мы знаем, в каком направлении двигаться дальше. А пока я наведу справки здесь и в Бельгии. Думаю, нам следует ограничиться обычными пассажирскими маршрутами, провести расследование на железнодорожных станциях и в портах. Наш Жан вполне мог уплыть на моторной лодке. Британская полиция тоже проведет расследование. Когда же мы полностью проследим путь Легро от двери собственного дома до могилы в Англии, мадам Сюзанна наверняка станет сговорчивее. А теперь, милорд, позвольте выразить надежду, что вы разделите с нами ужин. Моя жена отменно готовит, если, конечно, вы снизойдете до нашей кухни c дополнением в виде весьма сносного бургундского вина. Мсье Делавинь из полицейского управления сообщил мне, что вы снискали репутацию настоящего гурмана, и я бы никогда не дерзнул пригласить вас на ужин, но своим визитом вы доставите несказанное удовольствие мадам Розье, мечтающей познакомиться с вами.

– Мсье, – улыбнулся лорд Питер, – я безгранично обязан вам обоим.

Глава 9
Расследование продолжается

Сначала Лука Смертный, потом Темная Земля, далее Тартар, после него Земля Забвения, затем Эреб, Бездна, Геенна и, наконец, Озеро Огненное.

Шеридан Ле Фаню. Рука Уолдера

– Что ж, – произнес Бланделл, – если все так, как вы рассказали, нам необходимо разыскать Крэнтона. Хотя мне странно это слышать. Ведь судя по тому, что я о нем узнал, Крэнтон не из тех, кто пойдет на такое. Его никогда не подозревали в убийстве, да и не похож он на преступника. Знаете, милорд, воры редко изменяют своим привычкам и покушаются на чью-либо жизнь. Нет в них склонности к жестокости, если вы понимаете, о чем я. Да, он сцепился с Диконом на суде, но это была просто драка. Вряд ли он хотел убить его. А если с Крэнтоном расправился тот, другой парень? А одежду заменил, чтобы запутать следствие?

– Не исключено. Но как быть с застарелым шрамом на голове трупа? Он очень подходит парню, которого зовут Жан Легро. Если только у самого Крэнтона не было похожего шрама.

– В сентябре никакого шрама у него не было. Вы правы, некоторые замеры трупа немного отличаются от тех, что вы мне предоставили. Но ведь обмерять труп совсем не то же самое, что живого человека. Многие зубы отсутствуют, так что провести идентификацию по ним будет довольно сложно. Нет, нам необходимо разыскать Крэнтона. Вероятно, это его рук дело.

Разговор этот состоялся на кладбище, где Бланделл пытался обнаружить еще какие-нибудь улики. Он рубанул рукой по крапиве и продолжил:

– У нас еще остается Уильям Тодей. Я не могу сбрасывать его со счетов. Уверен, он что-то знает. Только вот что? Одно известно наверняка: когда происходили все эти события, он был тяжело болен. Тодей держится за это, как утопающий за соломинку, и твердит, что ничего не знает. Ну и как разговаривать с таким человеком? Что же касается его жены, то она не смогла бы связать мужчину и закопать. У нее не хватило бы на это сил. Я также побеседовал с детьми. Вообще-то это против моих правил, но сделать это было необходимо. Они в один голос утверждают, что родители всю ночь провели дома. Есть еще один человек, который может что-то знать. Джеймс Тодей. Знаете, милорд, есть тут одна странность. Брат Уильяма Тодея уехал из прихода рано утром четвертого января, чтобы вернуться на свой корабль. Начальник железнодорожной станции видел, как он уезжал. Только вот в Гулле он в этот день так и не появился. Я побывал в конторе «Лэмпсон энд Блейк», и там мне сообщили, что получили от него телеграмму. В ней он сообщал, что не сумеет вернуться вовремя, но в воскресенье вечером будет на месте. Собственно, так и случилось. Свою задержку Джеймс объяснил внезапной болезнью, и в конторе подтвердили, что выглядел он действительно неважно. Я попросил их связаться с ним как можно скорее.

– Откуда послали телеграмму?

– Из Лондона. Почтовое отделение близ Ливерпуль-стрит. Телеграмма была отправлена примерно в то время, когда поезд из Дикси прибыл в Лондон. Как-то все это странно.

– Он мог заразиться гриппом от брата.

– Да. Однако уже на следующий день Джеймс отправился в плавание. Вам это не кажется странным? У него было достаточно времени, чтобы съездить в Лондон и отправить телеграмму, а потом вернуться сюда. В Дикси он вряд ли поехал бы, но вполне мог проделать часть пути на поезде, а далее – на автомобиле или мотоцикле, например.

– Вы считаете, они с Уильямом были заодно? – уточнил Уимзи. – Так-так, я понимаю ход ваших мыслей. Сначала Уильям сговорился с Легро, а потом заболел и не смог лично участвовать в поисках изумрудов, поэтому послал вместо себя брата. Затем Джеймс убил Легро, закопал его, забрал изумруды и уплыл вместе с ними в Гонконг. Эта версия объясняет, почему проклятые изумруды не появились на европейском рынке. Джеймс вполне мог отделаться от них на востоке. Но каким образом Уильям Тодей вступил в контакт с Легро? В случае с Крэнтоном все просто: тот обеспечил Легро поддельными документами с помощью своих лондонских друзей. Но вы ведь не думаете, что то же самое мог провернуть Уильям Тодей?

Мистер Бланделл покачал головой:

– Не забывайте о двух сотнях фунтов.

– Верно. Однако речь о них зашла после того, как Легро выехал из Франции.

– А когда Легро убили, деньги вернулись в банк.

– Вот как?

– Да. Я беседовал с Тодеем. Он ничего не отрицал. Сказал, что собирался прикупить земли под собственную ферму, но, заболев, оставил эту идею, решив, что у него не хватит на это сил. Он позволил мне проверить его счет в банке. Никаких подозрительных движений средств. Уильям снял двести фунтов тридцать первого декабря и вернул их обратно в январе, как только немного оправился после болезни. И насчет земли тоже правда. Тодей действительно задумывался о покупке. И все же двести фунтов…

Внезапно старший инспектор осекся и бросился к высокому надгробному камню. Раздался вопль и шум борьбы. Вскоре он появился из-за камня. Его крупная рука крепко держала за шкирку Дурачка Пика.

– А теперь проваливай! – велел Бланделл, встряхнув слабоумного. – Ты когда-нибудь навлечешь на свою голову неприятностей, если будешь шататься по кладбищу и подслушивать чужие разговоры. Понял?

– Ах! – воскликнул Дурачок. – Не надо душить парня. Не надо душить несчастного Пика. Если бы вы знали то, что знает Пик…

– Что именно?

Глаза Пика вспыхнули хитрым блеском.

– Я видел его… Номер девятый… Видел, как он разговаривал в церкви с Уильямом. Видел его с веревкой. Он схватил его. Схватит и вас. Пик знает. Пик не просто так ходил все эти годы в церковь.

– Кто разговаривал с Уильямом в церкви?

– Он! – Дурачок Пик кивком указал на могилу Торпа. – Его нашли тут. Человека с черной бородой. Восемь на колокольне, а один в могиле. Всего получается девять. Вы думаете, Пик не умеет считать? Как бы не так. Но вы его не поймаете, не поймаете, нет!

– Послушай, Пик, – обратился к нему Уимзи, – ты же умный парень. Когда ты видел, как Уильям разговаривает с бородатым человеком? Посмотрим, умеешь ли ты считать на самом деле.

Дурачок Пик улыбнулся:

– Пик отлично считает. – Он начал загибать пальцы. – Ага! Это было в понедельник вечером. Пик ел на ужин холодную свинину и бобы. Бобы и свинина – это вкусно. Святой отец благодарил Господа и мне велел. На Рождество была жареная птица, а в воскресенье – вареная свинина и зеленый горошек. И святой отец сказал мне, что я должен быть благодарен за это Господу. Пик встал ночью и пошел воздавать благодарность. Чтобы воздать благодарность, нужно обязательно пойти в церковь. Правильно, сэр? Дверь в церкви была открыта, и Пик осторожно прокрался внутрь. В ризнице горел свет. Пик ужасно испугался. Там ведь висят разные вещи. Пик спрятался за Бетти Томасом. А потом в церковь зашел Уильям Тодей, и Пик услышал в ризнице разговор. «Деньги», – произнес Уильям. Деньги – это настоящий грех. А затем Уильям Тодей как закричит, как выхватит веревку из сундука и… А! Пику страшно. Он думает про повешение. Пик не хочет видеть, как кого-то повесят. Пик бежит прочь. Он заглядывает в окно ризницы. Там на полу бородатый человек, а Уильям стоит над ним с веревкой. Ох ты господи! Пик не любит веревки. Пику они видятся везде. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь… И этот девятый. Пик видел, как его повесили.

– По-моему, тебе просто приснился сон, – усмехнулся старший инспектор. – Я точно знаю, что в церкви никого не вешали.

– Я видел, как он висит, – упорствовал дурачок. – Ужасно. Но вы не обращайте внимания. Это лишь сон несчастного Пика. – Выражение его лица внезапно изменилось. – Отпустите меня, мистер, мне нужно кормить свиней.

– О господи! – вздохнул Бланделл. – Ну и что нам делать с этой информацией?

Уимзи покачал головой:

– Похоже, Пик что-то заметил. Иначе откуда он узнал, что веревку взяли из сундука? Но что касается повешения… Это его больное место. Своего рода фобия. Ведь нашего убитого никто не вешал. Кстати, какой понедельник имел в виду Пик?

– Это ведь не может быть шестое января, верно? Тело зарыли четвертого, насколько нам удалось выяснить. Но это и не тридцатое декабря, поскольку Легро приехал сюда лишь первого января. Если вы видели именно его. К тому же я не понял, говорил Пик о воскресенье или о понедельнике. Он совсем меня запутал с этой своей свининой!

– Вареную свинину и зеленый горошек он ел в воскресенье, и священник велел ему поблагодарить Господа, что Пик и сделал. А в понедельник он ел холодную свинину и бобы. Наверное, консервы, если я правильно разобрался в сельских блюдах. После трапезы он вновь решил, что должен поблагодарить Господа. И для этого отправился в церковь. Если в ризнице зажгли свет, значит, дело было вечером.

– Пик проживает с престарелой теткой. Славная пожилая дама, но, к сожалению туговата на ухо. Пик всегда сбегает из дома по ночам. Эти сумасшедшие такие хитрецы. Только вот вечером какого дня это было?

– На следующий день после того, как священник прочитал проповедь о благодарности, – сказал Уимзи. – Благодарность за Рождество. Получается тридцатое декабря. А почему бы и нет? Вы же не знаете точно, когда в деревню прибыл Легро. Полагаю, тогда же, когда и Крэнтон.

– Но я думал, что мы исключили Крэнтона, – возразил Бланделл, – и заменили его Уильямом Тодеем.

– Тогда кого я встретил на дороге?

– Вероятно, Легро.

– По-моему, это был Крэнтон или его брат-близнец. Но если первого января я встретил Жана Легро, он никак не мог быть повешенным Уильямом Тодеем тридцатого декабря. Его вообще никто не вешал. К тому же, – добавил Уимзи, – мы до сих пор не выяснили, отчего он умер!

Бланделл тяжело вздохнул:

– В любом случае нам нужно отыскать Крэнтона. Но как вы можете быть уверены насчет тридцатого декабря?

– Я спрошу у святого отца, когда он читал вышеозначенную проповедь. Или у миссис Венаблз. Уж она-то точно вспомнит.

– А мне надо еще раз навестить Уильяма Тодея. Хотя я не верю ни единому слову Пика. И как поступить с Джимом Тодеем? Какова его роль в этом деле?

– Не знаю. Но в одном я уверен: узлы на веревке завязывал не моряк. Готов поклясться чем угодно.

– Что ж, ладно! – кивнул старший инспектор.

Уимзи вернулся домой и нашел священника в своем кабинете. Тот увлеченно записывал последовательность ударов звона в три приема.

– Одну минуту, – произнес он, подвигая гостю табакерку. – Одну минуту. Записываю коротенький перезвон, чтобы показать Уолли Пратту, как это делается. Он, по его словам, запутался. Так… Посмотрим… 51732468, 15734286… третьи и четвертые цифры на месте. 51372468, 15374286… Тут тоже все верно… 13547826… Ага! Вот где закралась ошибка. Восьмая цифра должна быть вначале. Что случилось? О, ну что за дурья башка! Он опять забыл поменять порядок. – Святой отец провел под столбиками цифр красную линию и вновь начал энергично писать. – Вот! 51372468, 15374268 и вот только теперь 13572468. Вот так-то лучше. Теперь все правильно. Только проверю еще раз. Вторую цифру вместо пятой, третью – вместо второй, да, да, получается 15263748. Я быстренько запишу для него. Вторую вместо третьей, третью вместо пятой, четвертую вместо второй, пятую вместо седьмой, шестую вместо четвертой, седьмую вместо восьмой, восьмую вместо шестой… Не понимаю, почему красные чернила так сильно пачкают. Вот видите? Какое огромное пятно на манжете. Два умеренных удара, вперед, в сторону и назад. Повторять дважды. Чудесно. – Святой отец отодвинул в сторону исписанные колонками цифр листы бумаги и тут же испачкал чернилами штанину. – Как у вас дела? Могу вам чем-нибудь помочь?

– Да, святой отец. Вы можете сказать мне, в какое из воскресений читали проповедь о благодарности.

– Проповедь о благодарности? Это моя любимая тема. Знаете, люди любят жаловаться, но от этого не становятся счастливее. На последнем празднике урожая я так и сказал… Вы же спросили о проповеди. Я читаю проповедь о пользе благодарности почти на каждом празднике урожая. Вас интересуют последние несколько месяцев? Боюсь, на мою память уже нельзя положиться… – Священник шагнул к двери. – Агнес, дорогая! Не могла бы ты подойти на минуту? Моя жена наверняка помнит. Извини, что отвлекаю тебя от дел, но не могла бы ты припомнить, когда в последний раз я читал проповедь о благодарности? Я затронул эту тему, когда беседовал с прихожанами о церковной десятине. Нет, в приходе с этим не возникает проблем. Наши фермеры очень благоразумны. Ко мне тут приходил человек из прихода церкви Святого Петра, чтобы обсудить данную тему, но я ответил, что поправка тысяча девятьсот восемнадцатого года была внесена в интересах фермеров. И если у них появились причины для жалоб, то пусть что-то делают. Закон есть закон. В том, что касается церковной десятины, я непреклонен.

– Да, Теодор, – усмехнулась миссис Венаблз. – Если бы ты не ссужал людям деньги на выплату церковной десятины, то, вероятно, они не были бы такими благоразумными, как теперь.

– Это другое, – поспешно возразил святой отец. – Дело принципа. И небольшая ссуда не имеет к этому никакого отношения. Даже лучшие из женщин не всегда понимают важность правового принципа, не правда ли, лорд Питер? Моя проповедь тоже касалась принципов. Порой я не понимаю, как относиться к Дару королевы Анны, и мне кажется, что отделение церкви от государства и лишение ее пожертвований…

– Вы хотите сказать, что это сродни кесареву сечению? – предположил Уимзи.

– Да! Точное сравнение. Нужно непременно рассказать об этом епископу. Или лучше не надо. Он такой пуританин. Ах если бы только можно было разделить мирское и духовное! Однако я часто задаю себе вопрос, что в таком случае сталось бы с нашей прекрасной церковью и другими церквями.

– Дорогой, – промолвила миссис Венаблз. – Лорд Питер спрашивал тебя о проповеди. По-моему, ты читал ее в воскресенье после Рождества. Текст был взят из одного из посланий апостолов. «Так что ты уже не раб, а сын». В проповеди говорилось о том, как счастливы мы должны быть детьми Господа, и о том, что нужно взять за привычку благодарить Отца нашего за все хорошее и приятное, что происходит в жизни. В своей проповеди ты также призывал всех быть кроткими и мягкими и обучать этому своих детей. Я хорошо запомнила ту службу, потому что Джеки и Фред Холидей начали ссориться и ты вынужден был отослать их прочь.

– Совершенно верно, дорогая. Ты всегда все помнишь. Да, лорд Питер, я читал эту проповедь в воскресенье после Рождества. После службы меня остановила на крыльце миссис Гиддингс и пожаловалась на то, что в ее рождественском пудинге было мало слив.

– Миссис Гиддингс неблагодарная старая негодница! – заявила миссис Венаблз.

– Значит, на следующий день было тридцатое декабря, – подвел итог Уимзи. – Благодарю вас, святой отец. Вы мне очень помогли. А вы, случайно, не помните, не приходил ли Уильям Тодей повидать вас в тот понедельник вечером?

Священник беспомощно посмотрел на жену, и та с готовностью ответила:

– Конечно, приходил. Хотел спросить что-то про новогодний перезвон. Разве ты не помнишь, Теодор, как сказал ему, что у него больной вид? Наверное, он уже тогда заболел, бедняга. Пришел поздно, около девяти часов вечера, и ты удивился, что он не стал ждать до утра.

– Верно, верно, – закивал священник. – Уильям Тодей действительно приходил ко мне в понедельник вечером. Надеюсь, вы не… О! Я не должен задавать подобных вопросов.

– Не должны, если я не знаю на них ответов, – улыбнулся Уимзи и покачал головой. – Теперь я хочу спросить вас о Дурачке Пике. Насколько он адекватен? Можно ли доверять тому, что он говорит?

– Иногда можно, – промолвила миссис Венаблз, – а иногда – нет. Сознание у него спутанное. Порой он говорит чистую правду, но временами выдумывает всякие истории и выдает их за действительность. Однако нельзя верить тому, что он говорит о веревках и повешении. Это его… как бы поточнее выразиться… особенность. Но что касается свиней или органа, то тут он вполне разумен.

– Явно. Он действительно много говорил о веревках и повешенных людях.

– Не верьте ни одному слову! – воскликнула миссис Венаблз. – Господи! Это же старший инспектор Бланделл на подъездной аллее. Полагаю, он ищет вас.

Уимзи перехватил Бланделла в саду и направился с ним прочь от дома священника.

– Я заходил к Тодею, – сообщил тот. – Разумеется, он все отрицает и говорит, что Пику это привиделось.

– А как же веревка?

– Пик прятался за стеной кладбища, когда мы с вами обнаружили в колодце веревку. Трудно сказать, что именно из нашего разговора он услышал. В общем, Тодей все отрицает. Обвинить мне его не в чем, так что пришлось поверить на слово. Вы же знаете эти проклятые правила. Нельзя давить на свидетелей. К тому же Тодей не мог закопать тело. Думаете, присяжные выдвинут обвинение на основании показаний деревенского сумасшедшего? Нет. Так что мы ничего не можем сделать. Кроме как разыскать Крэнтона.

Вечером того же дня Уимзи получил письмо:

«Уважаемый лорд Питер, я тут подумала, что вам следует узнать об одной странности. Правда, неизвестно, имеет ли она какое-то отношение к убийству. Но в детективах сыщики хотят знать обо всех странностях, поэтому я высылаю вам свою находку. Дяде Эдварду не понравится, что я вам пишу. Он считает, что вы подстрекаете меня к писательской деятельности и участию в полицейских расследованиях. Он действительно старый глупый человек. Мисс Гарстэрс тоже вряд ли позволила бы мне отослать это письмо (это наша старшая горничная), поэтому я вложила свое послание в письмо, адресованное Пенелопе Дуайт. Надеюсь, она ничего не перепутает и перешлет его вам.

Я нашла этот клочок бумаги на колокольне в субботу, перед Пасхой. Его содержание так удивило меня, что я собиралась показать его миссис Венаблз, а потом умер папа и я обо всем забыла. Сначала я подумала, что эту чепуху написал Дурачок Пик, но мистер Годфри сказал, что почерк не его, а вот содержание вполне в его духе. В общем, я решила, что вам захочется взглянуть на него. Интересно, откуда Пик взял иностранную бумагу?

Надеюсь, ваше расследование продвигается успешно. Вы все еще в нашем приходе? Я сочиняю поэму о создании Тейлора Пола. Мисс Боулер говорит, что получается весьма недурно. Надеюсь, мое творение напечатают в школьном журнале. Дядя Эдвард будет ужасно разочарован. Но он не может запретить мне печататься в школьном журнале. Если у вас появится время, напишите мне, пожалуйста, что вы думаете о присланной мною записке.

Искренне ваша, Хилари Торп».

– Коллега, как сказал бы Шерлок Холмс, – пробормотал лорд Питер, разворачивая вложенный в письмо листок. – Господи! «Я надеялся отыскать в полях фей». Утраченное произведение сэра Джеймса Барри, не иначе! «Но увидел лишь злобных слонов с черными спинами». Ни рифмы, ни смысла. Хм! Звучит мрачно. Действительно в стиле Дурачка Пика. Однако нет ни слова о повешении, из чего я делаю заключение, что писал не он. Бумага иностранного производства… По-моему, я уже видел такую. Господи! Письмо Сюзанны Легро! Похоже, бумага из одной упаковки. А если эту записку послал Крэнтону Жан Легро? Или не Крэнтону, а Уиллу Тодею или кому-нибудь еще? Бланделл должен на это взглянуть. Бантер, подгоните машину! Кстати, что вы об этом думаете?

– Об этом, милорд? Я бы сказал, что это писал человек с определенными литературными способностями, начитавшийся произведений Шеридана Ле Фаню и, простите за столь вульгарное выражение, тронувшийся умом.

– А вы не считаете, что это шифр?

– Стиль весьма своеобразный, но мысли изложены последовательно, как если бы это действительно было литературное произведение.

– Пожалуй, вы правы, Бантер. Язык и впрямь не слишком простой. И на шифровку не слишком похож. Кроме прилагательного «золотой» здесь нет ни одного слова, которое можно было бы считать ключевым. А вот описание месяца талантливо. «Такой хрупкий и бледный, точно изогнутая соломинка». Мне нравится. «А потом пришли менестрели с золотыми трубами, арфами и барабанами. Они играли очень громко и разрушили чары». Тот, кто писал это, явно обладает чувством ритма. Ле Фаню, говорите? Неплохая идея, Бантер. Это напомнило мне изумительный отрывок из «Руки Уолдера», где описывается сон дядюшки Лорна.

– Именно этот отрывок я и имел в виду, милорд.

– Да. Там говорится, что жертва была «вновь возвращена на поверхность, преодолев тысячу сто одиннадцать черных мраморных ступеней». Так ведь, Бантер?

– Из могилы, милорд. Совсем как наш неизвестный.

– Да. Далее автор пишет: «Земля разверзлась, и взору открылся Эреб. Смерть ждет меня в конце пути». О чем это?

– Не могу сказать, милорд.

– Слово «Эреб» встречается в отрывке из произведения Ле Фаню. Правда, там его написание немного отличается. Если писавший эту записку человек черпал вдохновение из произведения вышеозначенного автора, то наверняка знает, что у слова «Эреб» есть два способа написания. Все это любопытно, друг мой Бантер. Давайте съездим в Лимхолт и сравним два листка бумаги.

На болотах дул сильный ветер, гнавший огромные белые облака по голубому небу. Остановившись возле полицейского участка, Уимзи и его камердинер увидели Бланделла, садившегося в автомобиль.

– Приехали ко мне, милорд?

– Да. А вы хотели навестить меня?

– Да.

Уимзи рассмеялся:

– Какое совпадение. Что у вас?

– Нашли Крэнтона.

– Нет!

– Именно так, милорд. Он прятался в Лондоне. Мне доложили об этом сегодня утром. Судя по всему, он очень болен. Но теперь Крэнтон у нас в руках, и я намерен допросить его. Хотите поехать со мной?

– Очень! Давайте подкину вас до города. Сэкономим вашему ведомству деньги на железнодорожные билеты. К тому же на машине получится быстрее и удобнее.

– Благодарю вас, милорд.

– Бантер, телеграфируйте мистеру Венаблзу. Сообщите, что я уехал в город. Садитесь, старший инспектор. Вы увидите, насколько удобны современные средства передвижения, когда нет ограничения скорости. Хотя подождите. Пока Бантер отправляет телеграмму, взгляните-ка на это. Получил сегодня утром.

Уимзи передал ему письмо Хилари Торп и вложенную в него записку.

– Злобные слоны? – удивленно воскликнул Бланделл. – Что, черт возьми, это такое?

– Надеюсь, ваш друг Крэнтон все объяснит.

– Но это же безумие какое-то!

– Если вы имеете в виду Дурачка Пика, то вряд ли он способен на подобное. Нет-нет, не объясняйте. Я понимаю, что вы хотели сказать. Однако обратите внимание на бумагу!

– А что с ней? Вы думаете, ее взяли там же, где и ту, на которой Сюзанна Легро написала письмо? Зайдите в участок, и мы сравним образцы. Клянусь богом, милорд, вы действительно правы! Словно из одной пачки. Валялась на колокольне, говорите? И что, по-вашему, все это значит?

– Наверное, эту записку Легро послал своему приятелю в Англию в качестве гарантии. Он сочинял ее, запершись в комнате на несколько часов. Уверен, в ней содержится ключ к месту, где спрятаны изумруды. Шифр или нечто в этом роде.

– Шифр? Вы можете прочитать его?

– Нет. Но попробую. Или же нам нужно найти того, кто сможет его прочитать. Надеюсь, таким человеком будет Крэнтон. Только мне кажется, он не станет нам помогать. К тому же я боюсь, что расшифровка ничего нам не даст.

– Почему?

– Изумруды уже забрал тот, кто убил Легро: Крэнтон, Тодей или кто-то, о ком мы пока не знаем.

– Вероятно. И все же, милорд, если мы разгадаем шифр, отыщем потайное место и увидим, что драгоценности в нем нет, это будет означать лишь одно: мы движемся в правильном направлении.

– Пожалуй. Но, – добавил Уимзи, когда автомобиль на полной скорости отъехал от полицейского участка, заставив Бланделла испуганно охнуть, – если мы не обнаружим изумрудов, а Крэнтон заявит, что не брал их, мы не сумеем доказать обратное, не сможем узнать настоящее имя Легро и имя его убийцы. И что тогда делать?

– Тогда мы окажемся там, откуда начали поиски, – вздохнул Бланделл.

– Да. Это все равно что блуждать по Зеркальному королевству. Проделать огромный путь, чтобы понять, что очутился там, где был в самом начале.

Старший инспектор посмотрел в окно. Мимо проносились плоские, как шахматная доска, болота, разбитые на квадраты дамбами и каналами.

– Да, очень похоже на Зеркальное королевство, – промолвил он. – Что же касается того места, с которого начали, позвольте не согласиться, милорд. По-моему, мы все же сдвинулись с мертвой точки.

Назад: Глава 4 Лорд Питер выходит на охоту

Дальше: Глава 10 Лорд Питер следует намеченному плану

Глава 8 В игру вступает мсье Розье

Глава 9 Расследование продолжается